Последняя поездка Ильи Муромца
А ездил-то стар по чисту полю,
И от младости да стар до старости,
И от старости да до гробной доски,
Эдакого чуда не наезживал:
Наезжает стар да три дороженки,
А й три пути широкиих росстаночки,
А на этых путях на дороженках
А й стоит стоит дубовой столоб,
А й на столби-то подпись подписана:
«Ай во перву дорожку ехать—убиту быть,
А во другую ехать -— женату быть,
А во третью ехать—богату быть».
Это тут стар пороздумался:
На что мне-ка-ва стару женату быть?
Молодая-то жена да то чужа корысть.
На чтомне-ка-ва стару богату быть?
Это надо мне-ка старому убиту быть.
А поехал-то ведь старый в ту дороженку.
Проезжает-то ведь старый ровно три часу,
Проезжает-то он места ровно триста верст.
Заезжает он за горы за высокии,
Наезжает терема да превысокии,
Наезжает-то он стан да ведь розбойничкой,
А не много их не мало сорок тысячей.
А увидали тут ведь стараго розбойники,
А розбойники ты все да наскакалисе,
А й за старого оны все захваталисе.
Говорит же ведь им старый таково слово:
— Ай же вы тати да розбойники,
Ай плуты же вы да подорожники!
Что же взять-то вам с меня со стараго?
У меня нету ни злата да ни серебра,
А й не мелкаго ли-то да скатнаго-то жемчуга;
А кошуля на себе да в целу тысячу,
А седелышко черкальско во пятьсот рублей,
А коню-то моему да ведь цены нету.
И закрычал там атаман да ведь розбойничкой,
Закрычал-то атаман да громким голосом:
|
|
|
— Ай же вы тати да розбойники,
А плуты этакие подорожники!
Да чего же вам со старым розговаривать?
А й срубите-тко ему да буйну голову.
Это тут ведь старенькой роспахнется,
Это начал своей палицей помахивать;
Куда махнет — туда улица,
В зад отмахнет — переулкамы.
Он прибил-то приломил да всих розбойников,
И он с перваго да до остатнёго.
Это скоро тут да старый поворот держал
Это старую-то подпись зафальшивливал,
А новую-ту подпись подписывал:
«А ездил тут старый, да убит не был».
А поехал тут ведь старый где женату быть.
Едет времечки он столько три часу,
Проезжает он ведь места ровно триста вёрст.
Наезжает тут ведь старый красиво село,
А селом-то назвать да велико стоит,
Городом-то назвать да мало стоит;
И построен во сели да королевский двор,
Живет душечка Маринка королевична,
Прилещает-то она да добрых молодцов.
А заезжае тут ведь старый на широкой двор,
А й сходил тут стар да со добра коня,
А й вязал-то коня к столбу точеному
И ко тому ли-то колецку золоченому.
И выходила тут Маришка на широкой двор,
А й берет его за ручки-ты за белыи
А целует во уста да во сахарнии,
А проводит ведь в полату белокаменну.
А садила ведь его да за дубовый стол,
А за тыя ли за скатерти шелковыи,
|
|
|
А за тыя ли за ествы за сахарнии,
И за сладкия за питья за медвяныи.
А сама отходя да поклоняется,
Зговорит она ему да таково слово:
— Ешь-ко, стар, — не наедайся ты,
Пей-ко, стар, — не напивайся-ко,
Чтобы мог бы ты со мной да позабавиться.
Ест-то ведь старый наедается,
Пьет-то ведь стар да напивается,
Себи никакой незгодушки не ведаёт.
А ведь брала тут Маришка за белы руки,
Повела-то ведь его да во теплу спальню
И ко тыи кроватки ко подложистой,
Сама-то говорит да таково слово:
А ложись-ко, старенькой, о стеночку,
Лягу молода да я на краичок.
А говорит ведь ей тут старый таково слово:
Ах ты душечка Маринка королевична!
А ложись-ко ты, Маришка, да о стеночку,
Лягу ведь я старый ведь на краичок.
У меня-то ведь у стараго теперь да не по старому,
Не по старому у мня, да мочь не держится,
Почасту я буду старый ночью вон ходить,
А вон я ходить, да ведь коня смотреть,
Взимал-то ю за рученки за белыи,
А кидал ю на кроватку на подложисту,
Провалиласи Маришка во глубок погрёб.
А й берет-то ведь старый золоты ключи,
Отмыкае старый кованы замки,
Выпущае он много царей,
А много царей да царевичёв,
А много ли королей да королевичев,
Много сильниих могучиих богатырей.
|
|
|
Говорят ему старому таково слово:
— А спасибо теби, старыи казак да Илья Муромец,
Что ты выпустил с неволи со великии.
А й берет ведь старый-то Маришку за белы руки.
Выводил-то Маришку во чисто полё,
А й вязал-то Маришку ко сыру дубу,
А й натягивал-то старый да свой тугой лук,
И налагает ведь он стрелочку каленую,
А стреляет он Маришку да во белу грудь,
Роздробил-то у Маришки ретиво сердцо.
Это тут ли-то старый поворот держал,
И приезжает-то старый к дубову столбу,
Это старую-ту подпись зафальшивливал
И новую-ту подпись он подписывал:
«Ездил-то ведь старый, да женат не был».
А поехал-то ведь старый где богату быть.
Проезжает-то ведь времечки ровно три часу,
Проезжает ведь он места ровно триста верст.
Наезжает ведь он в поли да глубок погрёб,
А насыпан погреб злата серебра,
А насыпан он туда да скатна жемчугу,
А навален-то ведь на погреб превелик камень,
А этот камень был тридевяноста пуд.
А сходит-то старый co добра коня,
Подпал ли старый могучим плечом,
А он выкинул со погреба велик камень,
А побрал ли-то много злата, много серебра,
Много мелкаго скатнаго жемчуга;
А й построил он церквы соборные,
Устанавливал звоны колокольние.
А й тут же ведь старый поворот держал.
|
|
|
Приезжает старый к дубову столбу,
Старый эты подписи не зафальшивливал,
Новую-ту подпись подписывал:
«А ездил-то старый, да богатой был».
Приезжае он во славной во Киев град
А ко тым ли он пещерам да ко киевским,
А прилетала невидима сила ангельска,
А взимали-то ёго да со добра коня
И заносили во пещеры-ты во киевски,
И тут же ведь старый опочив держал.
А й потамест мы старому славы поем,
Старому казаку Ильи Муромцю.
Записано там же, 28 июля.
ДОБРЫНЯ И ЗМЕЙ
Как во стольноём во городи во Киеви
Жил был там удалый добрый молодец,
Молодой Добрынюшка Микитинич;
Пожелал-то итти он за охвотою.
Обувает он сапожки на ножки зелен сафьян,
Одевает он Добрыня платье цветное,
Налагает он ведь шапку во пятьсот рублей,
А й берет-то ведь Добрыня да свой тугой лук,
Этот тугой лук Добрынюшка, розрывчатой,
А й берет-то ведь он стрелочки каленыи,
А й приходит-то Добрыня ко синю морю,
А й приходит-то Добрыня к первой заводи;
Не попало тут ни гуся, ни лебедя,
А й не сераго-то малаго утеныша.
А й приходит то Добрыня к другой заводи,
Не находит он ни гуся, да ни лебедя,
А й ни сераго-то малаго утеныша.
А й приходит-то Добрыня к третьей заводи,
Не находит он ни гуся, да ни лебедя,
А й ни сераго-то малаго утеныша.
Разгорелось у Добрыни ретиво сердцо,
Скоро тут Добрыня поворот держал,
А й приходит-то Добрынюшка во свой-от дол
Во свой дом приходит к своей матушки,
А й садился он на лавочку брусовую,
Утопил он очи во дубовый мост.
А й подходит-то к Добрыни родна матушка,
А сама-то говорит да таково слово:
- Ай ты молодой Добрынюшка Микитиниц!
Что же, Добрыня, не весёл пришол?
А й говорит-то ведь Добрыня своей матушке:
- Ай же ты родитель моя матушка!
Дай-ко ты Добрыни мне прощеньицо,
Дай-ко ты Добрыни бласловленьицо,
Ехать мне Добрыни ко Пучай реки.
Говорит-то ведь Добрыни родна матушка:
- Молодой Добрыня сын Никитинич!
А не дам я ти прощенья бласловленьица
Ехать ти Добрыни ко Пучай реки.
Кто к Пучай реки на сем свети да езживал,
А счастлив-то оттуль да не приезживал.
Говорит Добрыня своей матушки:
- Ай же ты родитель моя матушка!
А даешь мне-ка прощение — поеду я,
Не даешь мне-ка прощения — поеду я.
А и дала мать прощение Добрынюшки
Ехать-то Добрыни ко Пучай реки,
Скидывает-то Добрыня платье цветное,
Одевает-то он платьицо дорожное,
Налагал-то на головку шляпу земли гречецкой,
Он уздал седлал да ведь добра коня,
Налагает ведь он уздицу тесмяную,
Налагает ведь он потники на потники,
Налагает ведь он войлоки на войлоки,
На верёх-то он седелышко черкаское,
А и туго ведь он подпруги подтягивал,
Сам ли то Добрыня выговаривал:
- Не для ради красы басы, братцы, молодецкие,
Для укрепушки-то было богатырскии.
А й берет-то ведь Добрыня да свой тугой лук,
А й берет-то ведь Добрыня калены стрелы,
А й берет-то ведь Добрыня саблю вострую,
А й берет копьё да долгомерное,
А й берет-то он ведь палицу военную,
А й берет-то Добрыня слугу младаго.
А поедучи Добрыни родна матушка наказыват:
— Ай же ты молодой Добрынюшка Никитинич!
Съедешь ты, Добрыня, ко Пучай реки,
Одолят тебя жары да непомерныи, —
Не куплись-ко ты, Добрыня, во Пучай реки.
Видли-то да добра молодца ведь сядучись,
Не видали тут удалаго поедучись.
А приезжает-то Добрыня ко Пучай реки,
Одолили ты жары да непомерныи,
Не попомнил он наказанья родительска.
Он снимает со головки шляпу земли греческой,
Роздевает ведь он платьица дорожныи,
Розувает ведь Добрыня черны чеботы,
Скидывает он порточики семи шелков,
Роздевает он рубашку миткалиную,
Начал тут Добрыня во Пучай реки купатися.
Через перву-то струю да нырком пронырнул,
Через другую струю да он повынырнул, —
А не темныя ли темени затемнели,
А не черныя тут облаци попадали,
А летит ко Добрынюшки люта змея,
А лютая-то змея да печерская.
Увидал Добрыня поганую змею,
Через перву-то струю да нырком пронырнул,
Через другую струю да он повынырнул,
Млад-то слуга да был он торопок,
А угнал-то у Добрынюшки добра коня,
А увез-то у Добрынюшки он тугой лук,
А увез-то у Добрыни саблю вострую,
А увез копьё да долгомерное,
А увез-то он палицу военную,
Стольки он оставил одну шляпоньку,
Одну шляпу-то оставил земли гречецкой.
Хватил-то Добрыня свою шляпоньку,
А ударил он змею да тут поганую,
А отбил он у змеи да ведь три хобота,
А три хобота отбил да что ни лучшиих.
А змея тогда Добрынюшки смолиласи:
Ах ты молодой Добрыня сын Микитинич!
Не придай ты мне смерети напрасныи,
Не пролей ты моей крови бесповинныи.
А не буду я летать да по святой Руси,
А не буду я пленить больше богатырей,
А не буду я давить да молодыих жон,
А не буду сиротать да малых детушек,
А ты будь-ко мне Добрыня да ты большой брат,
А я буду змея да сестрой меньшою.
А на ты лясы Добрыня приукинулся,
А спустил-то он змею да на свою волю;
А й пошол Добрынюшка во свой-от дом,
А й во свой-от дом Добрыня к своей матушки.
Настигает ведь Добрыню во чистом поли,
Во чистом поли Добрынюшку да темна ночь.
А тут столбики Добрынюшка росставливал,
Белополотняный шатер да он роздергивал,
А тут Добрыня опочив держал.
А встает-то Добрыня по утру рано,
Умывался ключевой водой белешенько,
Утирался в полотно-то миткалиное,
Господу богу да он молится,
Чтобы спас меня господь, помиловал.
А й выходит-то Добрыня со бела шатра,
А не темныя ли темени затемнели,
А не черныя тут облаци попадали,—
Летит по воздуху люта змея,
А й несет змея да дочку царскую,
Царскую-то дочку княженецкую,
Молоду Марфиду Всеславьевну.
А й пошол Добрыня да во свой-от дом,
Приходил Добрыня к своей матушки,
Во свою-ту он гридню во столовую,
А садился он на лавочку брусовую.
А Владимир князь да стольне-киевской,
Начинает-то Владимир да почестной пир
А на многия на князи да на бояры
А на сильниих могучиих богатырей,
На тых паляниц да на удалыих,
На всех зашлых да добрых молодцов.
А й говорит-то ведь Добрыня своей матушки:
— Ай же ты родитель моя матушка!
Дай-ко ты Добрыни мне прощеньицо,
Дай-ко мне Добрыни бласловленьицо,
А поеду я Добрыня на почестной пир
Ко ласкову князю ко Владимиру.
А й говорила-то Добрыни родна матушка:
А не дам я ти Добрынюшки прощеньица,
А не дам я ти Добрыни бласловленьица,
Ехать ти Добрыни на почестной пир
Ко ласкову князю ко Владимиру.
А й живи-тко ты Добрыня во своём дому,
Во своём дому Добрыня своей матушки,
Ешь ты хлеба соли досыти,
Пей зелена вина ты допьяна,
Носи-тко золотой казны ты долюби.
А й говорит-то ведь Добрыня родной матушки:
— Ай же ты родитель моя матушка!
А даешь мне-ка прощение — поеду я.
Не даешь мне-ка прощения — поеду я.
Дала мать Добрынюшки прощеньицо,
Дала мать Добрыни бласловеньицо.
А справляется Добрыня, снаряжается,
Обувает он сапожики на ноженки зелен сафьян,
Одевает-то Добрыня платье цветное,
Налагает ведь он шапку во пятьсот рублей,
А й выходит-то Добрыня на широкой двор,
Он уздае-седлае коня добраго,
Налагает ведь он уздицу тесмяную,
Налагает ведь он потнички на потнички,
Налагает ведь он войлоки на войлоки,
На верёх-то он седелышко черкаское.
А и крепко ведь он подпруги подтягивал,
А и подпруги шолку заморскаго,
А й заморскаго шолку шолпанскаго,
Пряжки славныя меди бы с казанския (так),
Шпенечки-то булат-железа да сибирскаго,
Не для красы басы, братцы, молодецкия,
А для укрепушки-то было богатырскии.
Садился ведь Добрыня на добра коня,
Приезжает-то Добрыня на широкой двор,
Становил коня-то посреди двора,
Он вязал коня к столбу точеному,
Ко тому ли-то колецку золоченому.
А й приходит он во гридню во столовую,
А глаза-ты он крестит да по писаному,
А й поклон-тот ведет да по ученому,
На вси стороны Добрыня поклоняется,
А и князю со княгиною в особину.
А й проводили-то Добрыню во большо место,
А за ты за эты столы за дубовыи,
А за тыи ли за ества за сахарныи,
А за тыи ли за питья за медвяныи.
Наливали ему чару зелена вина,
Наливали-то вторую пива пьянаго,
Наливали ему третью меду сладкаго,
Слили эты чары в едино место, —
Стала мерой эта чара полтора ведра,
Стала весом эта чара полтора пуда.
А и принимал Добрыня единой рукой,
Выпивает-то Добрыня на единый дух.
А й Владимир-от князь да стольне-киевской
А по гридни по столовой он похаживат,
Сам он на богатырей посматриват,
Говорит да таково слово:
— Ай же сильнии могучии богатыри!
А накину на вас службу я великую:
Съездить надо во Туги-горы,
А й во Тугии-горы съездить ко лютой змеи
А за нашею за дочкою за царскою,
А за царскою за дочкой княженецкою.
Большой-от туляется за средняго,
Средний-от скрывается за меньшаго,
А от меньшаго от чину им ответу нет.
3-за того ли з-за стола за средняго
А выходит-то Семен-тот барин Карамышецкой,
Сам он зговорит да таково слово:
— Ах ты батюшко Владимир стольне-киевской!
А был-то я вчерась да во чистом поли,
Видел я Добрыню у Пучай реки, —
Со змеёю-то Добрыня дрался ратился,
А змея-то ведь Добрыни извиняласи,
Называла-то Добрыню братом большиим,
А нарекала-то себя да сестрой меньшою.
Посылай-ко ты Добрыню во Туги-горы
А за вашею за дочкою за царскою,
А за царскою-то дочкой княженецкою.
Воспроговорит-то князь Владимир-от да стольне-киевской:
— Ах ты молодой Добрынюшка Микитинич!
Отправляйся ты, Добрыня, во Туги-горы,
А й во Туги-горы, Добрыня, ко лютой змеи
А за нашею за дочкою за царскою,
А за царскою-то дочкой княженецкою.
Закручинился Добрыня, запечалился,
А й скочил-то тут Добрыня на резвы ноги,
А и топнул-то Добрыня во дубовой мост,
А и стулья-ты дубовы зашаталисе,
А со стульев все бояра повалялисе.
Выбегае тут Добрыня на широкой двор,
Отвязал ли-то коня да от столба,
От того ли-то столба да от точенаго,
От того ли-то колечка золоченаго;
А й садился-то Добрыня на добра коня,
Приезжает-то Добрынюшка на свой-от двор,
Спущается Добрыня со добра коня,
А й вязал коня-то ко столбу точеному,
Ко тому ли-то колечку к золоченому,
Насыпал-то он пшены да белояровой.
А й заходит он Добрыня да во свой-от дом,
А й во свой-от дом Добрыня своей матушки.
А й садился-то Добрыня он на лавочку,
Повесил-то Добрыня буйну голову,
Утопил-то очи во дубовый мост.
А к Добрынюшке подходит его матушка,
А сама ли говорила таково слово:
— Что же ты, Добрыня, не весел пришол?
Место ли в пиру да не по розуму,
Али чарой ли тебя в пиру да обнесли,
Али пьяница дурак да в глаза наплевал,
Али красныи девицы обсмеялисе.
Воспроговорит Добрыня своей матушке:
— А место во пиру мне было большое,
А большое-то место не меньшое,
А й чарой во пиру меня не обнесли,
А пьяница дурак да в глаза не плевал,
Красныя девицы не обсмеялисе;
А Владимир князь да стольне-киевской
А накинул-то он службу ведь великую:
А надо мне-ка ехать во Туги-горы,
А й во Туги-горы ехать ко лютой змеи,
А за ихною за дочкой княженецкою.
А й справляется Добрыня снаряжается
А во дальнюю да в путь дороженку.
ОбувалДобрыня черны чоботы,
Одевал он платьица дорожныи,
Налагал он шляпу земли гречецкой,
А он уздал-седлал коня добраго,
Налагал он уздицу тесмяную,
Налагал он потнички на потнички,
Налагал он войлоки на войлоки,
На верёх-то он седелышко черкаское,
А й да туго подпруги подтягивал,
А й да сам Добрыня выговаривал:
— А не для красы басы, братцы, молодецкия,
Для укрепушки-то был богатырския.
А й приходит до Добрыни родна матушка,
Подает Добрыни свой шелковый плат,
Говорит она да таково слово:
— Ах ты молодой Добрынюшка Микитинич!
А й съедёшь, Добрыня, во Туги горы,
Во Туги-горы, Добрыня, ко лютой змеи,
А й ты будешь со змеей, Добрыня, драться ратиться,
А й тогда змия да побивать будёт, —
Вынимай-ко ты с карманца свой шелковый плат,
Утирай-ко ты, Добрыня, очи ясныи,
Утирай-ко ты, Добрыня, лицко белоё,
А уж ты бей коня по тучным ребрам.
Это тут ли-то Добрынюшка Микитинич
А й заходит он Добрыня да во свой-от дом,
А й берет-то ведь Добрынюшка свой тугой лук,
А й берет-то ведь Добрыня калены стрелы,
А й берет-то ведь Добрыня саблю вострую,
А й берет-то он копьё да долгомерное,
А й берет-то ведь он палицу военную,
А он господу-то богу да он молится,
А й да молится Миколы да святителю,
А й чтоб спас господь меня помиловал.
А й выходит-то Добрыня на широкий двор,
Провожаёт-то Добрыню родна матушка,
Подает-то ведь Добрыни шелковую плеть,
Сама-то зговорит да таково слово:
— А и съедешь ты Добрыня во Туги-горы,
Во Туги-горы Добрыня ко лютой змеи,
Станешь со змеей да драться ратиться,
А й ты бей змею да плёткой шолковой,
Покоришь змею да как скотинину,
Как скотинину да ведь крестьянскую.
А й садился-то Добрыня на добра коня.
Этта видли добра молодца ведь сядучись,
А й не видли ведь удалаго поедучись.
Проезжает он дорожку-ту ведь дальнюю,
Приезжает-то Добрынюшка скорым скоро,
Становил коня да во чистом поли
И он вязал коня да ко сыру дубу,
Сам он выходил на тое ли на место на уловноё
А ко той пещеры ко змеиныи.
Постоял тут ведь Добрыня мало времечки,
А не темныя ли темени затемнели,
Да не черные-то облаци попадали,
А й летит-то летит погана змия,
А й несет змия да тело мёртвоё,
Тело мёртвоё да богатырскоё.
А й увидала-то Добрынюшку Микитича,
А й спущала тело на сыру землю,
Этта начала с Добрыней драться ратиться.
А й дрался Добрыня со змеёю день до вечера,
А й змия-то ведь Добрыню побивать стала;
А й напомнил он наказанье родительско,
А и вынимал платок да из карманчика,
А и приобтёр-то Добрыня очи ясныи,
Приобтёр-то Добрыня лицко белоё,
И уж бьет коня да по тучным ребрам:
- А ты волчья выть да травяной мешок!
Что ли ты по темну лесу да ведь не хаживал,
Аль змеинаго ты свисту да не слыхивал?
А и ёго добрый конь да стал поскакивать,
Стал поскакивать да стал помахивать
Лучше стараго да лучше прежнаго.
Этта дрался тут Добрыня на другой-от день,
А й другой от день да он до вечера,
А й проклятая змея да побивать стала.
А й напомнил он наказаньё родительско,
Вынимал-то плетку из карманчика,
Бьет змею да своей плеточкой, —
Укротил змею аки скотинину,
А й аки скотинину да крестиянскую.
Отрубил змеи да он вси хоботы,
Розрубил змею да на мелки части,
Роспинал змею да по чисту полю,
А й заходит он в печеры во змеиныи,
А во тых ли во пещерах во змеиныих
А роскована там дочка княженецкая,
В ручки в ножки биты гвоздия железныи.
А там во печерах во змеиныих
А не много ли не мало да двенадцать всех змиёнышов;
А й прибил-то ведь Добрыня всех змиёнышов,
А й снимал он со стены да красну девушку,
Приходил Добрыня на зеленый луг,
К своему Добрыня коню доброму.
А й садился ведь Добрыня на добра коня,
Приезжает-то Добрынюшка ко стольнему ко городу ко Киеву
А й ко ласкову ко князю ко Владимиру,
А й привозит князю дочику любимую.
А й за тую-то за выслугу великую
Князь его нечим не жаловал.
Приезжает-то Добрынюшка во свой-от дом,
А застал коня во стойлу лошадиную,
Насыпал коню пшены да белояровой.
А й заходит-то Добрыня в нову горницу,
Этта тут Добрыня опочив держал.
Этта тым поездка та решиласи.
Записано там же, 28 июля.
Дата добавления: 2015-12-20; просмотров: 43; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!