Если ты читаешь это, я надеюсь, тебе интересно, каким был мир до твоего прихода. 5 страница
Проводник бросил свой одержимый взор на Токарева и на первый взгляд даже не уловил суть вопроса.
– Ну конечно! Это же всего лишь игра!
После нажатия на курок револьвер щёлкнул.
И так ещё десять минут, пока тот, с кем играл Джазмен, не застрелился.
– Да что ты будешь делать! – Проводник в бешенстве перевернул стол. – Обыграл меня! Мразь! – Он подошёл к сопернику, вырвал «Рюгер» из его мёртвой руки и харкнул на его улыбающееся лицо.
Потом проводник немного успокоился и сказал:
– Ладно. Сегодня не мой день. – Он убрал револьвер в кобуру, взял свой Томпсон, и они с Токаревым отправились в путь. Но на этот раз они уже точно знали, куда им надо попасть: Город Приморье, Калининградская область. Они обогнули озеро и зашагали строго на запад. В запасе у парней было ровно тридцать дней.
– Нам нужен какой-то транспорт, – сказал Джазмен, – а то за месяц не дойдём.
Тебе-то чего волноваться? – Ответил Токарев. – Тебе не сегодня – завтра помирать.
Он говорил это с холодным цинизмом в голосе, но в глубине души понимал, что за это короткое время настолько привязался к проводнику, что будет чувствовать искреннюю скорбь, когда его не станет. А пока, он чувствовал безысходность… очень скоро Николай Кусков либо умрёт, либо, наконец, застрелится.
– Да я о тебе забочусь, – Ответил Джазмен, – ты же сумасшедший! Как припадок случится, так ты и подумаешь, что Армия – это партизаны. Будешь лыбу тянуть, обниматься полезешь, скажешь: «Братва!» а тебе яйца отрежут и сожрать заставят. А ещё хуже, если к оседлым попадёшь. Эти тебя с говном съедят.
|
|
|
Он говорил это с какой-то дружеской заботой в голосе, но в душе его зарастал инеем стержень холодного цинизма. Человек без страха и жалости, без любви к ближнему своему. Человек со своей, уникальной философией жизни. Он шёл, и под его ногами проваливался снег. Он придерживал шляпу, чтоб её не сорвал сумасшедший ветер. Он искренне никому не верил и никого не любил, и поэтому был сильнее всех… поэтому он был непобедим.
Они с Токаревым шли вдвоём и молчали. Снег проваливался под ногами, ядовитый кислый дождь хлестал обоих по лицу. Все сигареты промокли.
IX.
Парни шли двенадцать часов без передышки, по прямой, строго на Запад, пока не наткнулись на одну из уцелевших деревень, километрах в пятидесяти от Воскресенска. В их новых полуботинках, которые Токарев достал в какой-то из подсобок разрушенных универмагов Владимира, хлюпала вода – это были дождь и растаявший снег. К счастью в этой уцелевшей деревне никого не было в живых: полусгнившие трупы оседлых лежали штабелями на главной улице. Около шестидесяти человек: всех возрастов и обоих полов. Запах трупного яда разносился на многие километры вокруг. Чем ближе Джазмен и Токарев подходили к деревне, тем тяжелее становилось дышать; и, тем не менее, парни шли на запах. Скверно пахло, повсюду скверно пахло…
|
|
|
Когда они вошли в деревню, то первым делом оглядели окрестности: украдкой проходя по всем улицам, глядя на разлагающихся женщин и детей, от которых уже почти ничего не осталось, которые уже почти впитались в землю. Потом парни вернулись к началу улиц, и Джазмен сказал:
– Что ж, на безрыбье… сам знаешь. – Он улыбался. Этот человек, для которого такие понятия, как дружба и любовь потеряли всякую ценность, человек, гниющий заживо, страдающий заражением крови и испытывающий медлительный и болезненный, мученический приход смерти. Этот человек по-прежнему искренне улыбался, когда видел гниющие останки, когда резал младенцев прямо в люльках, а потом отправлялся искать их матерей. Улыбался и находил радость в том, от чего мы бы сошли с ума. Возможно, Токарев переносил припадки сумасшествия именно из-за этого.
Они вошли в дом и начали искать еду. В доме почти не пахло смертью, там был специфический запах застоявшейся в вазах воды.
– Оседлые. – Говорил Джазмен, ставя на стол две банки свинины и бутыль самогона. – Оседлые – эволюционировавшие хиппи. Так же не хотят войны, собираются в коммуны, рожают детей, выращивают цветы – всё то же самое… И всё это в то время, пока весь Мир тонет в крови и хаосе. Правильно это или нет? Не мне судить. Наше дело нападать, их дело защищаться. Быть пацифистом во время вселенского геноцида – бесперспективное решение проблемы.
|
|
|
Во время таких монологов Джазмена Токарев приходил к заключению, что это он развязал Вторую Мировую Войну, взорвал башни близнецы в две тысячи первом году в США, и ради разнообразия прошёл все три Чеченских компании от начала до конца. (Третья масштабная компания началась в пятнадцатом году и закончилась в девятнадцатом). Это было не так, но могло бы быть, если бы Джазмен родился ещё раньше.
«Это он развалил СССР!» – Думал Токарев.
В центре скатерти на столе был вышит пацифик – символ мира… и он был испачкан давным-давно засохшей кровью.
Проводник рылся в шкафчиках во всех комнатах и находил в них сигареты, охотничьи спички и сухие носки. Обувь сушилась возле растопленной печи в гостиной. Если бы не кровавые следы и гильзы, лежащие даже в туалете, это напоминало бы одинокий Дом Солнца посреди бесконечного Города Тьмы.
|
|
|
Вечером Токарев лежал на одной из чистых кроватей на втором этаже в комнате, где окна не были выбиты. Джазмен сидел за столом в той же комнате и курил – одну за другой. У Токарева иногда случались моменты душевной меланхолии и слабости – сейчас наступил именно тот момент. Они с Джазменом долго молчали, а потом Константин сказал:
– Тебе когда-нибудь снятся те, кого ты убил?
Проводник подавился дымом и прокашлялся.
– Нет, конечно. С чего бы им…
– А мне каждую ночь снятся, – продолжил Токарев, – и каждый раз разные.
Кроме лиц своих жертв, Токарев постоянно видел один и тот же сон с участием рыжей девушки, встречи с которой он боялся до дрожи. И эта картина вставала перед ним каждую ночь, то есть умственно он почти не отдыхал. Про этот сон он говорить не стал – Константин во сне видел то, о чём боится думать наяву. Джазмен потушил окурок об скатерть, а Токарев продолжал:
– Знаешь, не смотря на все плюсы этой войны, мне иногда хочется всё вернуть. Вернуться обратно – к законам, торгашам, тюрьмам, социальному строю. Дышать автомобильными выхлопами вместо того, чтоб травиться трупным ядом в разграбленных деревнях. Так иногда хочется скучной жизни по системе «дом – работа – дом»… какой-то уверенности в завтрашнем дне, хотя бы её иллюзии.
Джазмен всё так же сидел возле стола, и он сказал:
– А ты знаешь, почему так?
– Только предполагаю… – Ответил Токарев.
– Во-первых, ты слабак… – Проводник загнул один палец.
– Я так и знал…
– А если серьёзно, – Джазмен снова прикурил сигарету от охотничьей спички, – если серьёзно, то однажды ты понял, что дальше развиваться нельзя. И ты оставил цивилизованную жизнь в прошлом. Правильно?
– Ну, раз уж я здесь, видимо, правильно.
Джазмен нагнулся вперёд на стуле и ткнул пальцем в то место, где лежал Токарев. Мимика проводника в это время восклицала: «В точку!» Он сказал:
– И всё то, что осталось в прошлом, ты таскаешь с собой.
«Он видит всех нас насквозь!» – Промелькнуло в голове у Токарева. Дождь барабанил по подоконнику и заливал все комнаты с выбитыми окнами.
– Ты хоть понимаешь, в чём смысл фразы Время Начала?! – Продолжал Джазмен. – Конкретно для нас с тобой… Это начало новой жизни, это же новое рождение! Мы должны были войти во Время Начала, как в новый дом, построенный специально для нас – чистый, убранный дом. Это здание без истории… Мы должны были стать людьми без прошлого! Так выкинь его из головы! Это новый отсчёт времени: ещё год – два и от прошлого не останется вообще ничего… одни руины. Это наш шанс очиститься от скверной памяти, вернуться к нулю. Я отпустил последний эпизод из прошлого ещё в поезде под Ярославлем. Он, этот эпизод, бежал по платформе и кричал пароль… ну ты сам знаешь – я уничтожил всё своё прошлое. Так сделай это и ты!
– Это будет непросто. – Сказал Токарев и отвернулся к стенке, чтоб уснуть. Он прекрасно понимал, что и этой ночью ему приснятся лица его жертв и, что самое страшное, эта пыльная тропа, уходящая вверх и этот священный образ из прошлого, который не отпускал его ни на минуту.
Наутро он проснулся очень рано для себя – было десять часов утра. За окном всё ещё продолжался ливень, но теперь он запросто сбил бы с ног любого пешехода; снег таял, температура воздуха застряла на отметке около шестнадцати градусов тепла. Удивительно, но за ночь вода поднялась метров на восемь. Это был настоящий потоп. Затопило достаточно высокий первый этаж дома и половину лестницы, ведущей на второй этаж – вода продолжала подниматься. Джазмен всё ещё спал за письменным столом, а возле его стула стояло две пары полуботинок. Проводник предвидел потоп и спустился ночью на первый этаж, чтоб снять обувь с печи. Токарев встал, обулся и пошёл в умывальник, расположенный на втором этаже. Он открыл кран и стал пить воду, поступавшую откуда-то из скважины. Металлический привкус. Затем Токарев намазал палец зубной пастой и стал елозить им во рту. Константин побрился опасным лезвием, и, полностью умывшись, он посмотрел на себя в расколотое напополам зеркало. Он не узнавал себя: мешки под глазами; седые виск и; взгляд, выражающий то ли мудрость, то ли старость, то ли слабоумие; морщины. Ему было всего лишь девятнадцать лет. Он был так молод и так стар… и так давно не видел себя в зеркало. Константин тихо смирился со своей внешностью и отправился будить Джазмена, который спал за столом и выглядел моложе его самого, и у которого во взгляде невооружённым глазом можно было увидеть и силу, и мудрость, и жизнь, и даже, возможно, справедливость. Рядом с письменным столом из красного дерева стоял Томпсон, а на столе лежали «Рюгер», нож «Жар-Птица», спички, несколько пачек сигарет без марки и джазовая шляпа с чёрной ленточкой.
Токарев точно знал, что Джазмена зовут Николай Кусков, но он уже настолько привык называть проводника «Эй, ты» или никак его не называть, что просто не мог назвать его по имени. Бывает такое, когда в голове встаёт какой-то барьер. И Токарев подошёл к проводнику, толкнул его в плечо и сказал:
– Эй, ты, просыпайся.
Джазмен так и лежал за письменным столом, сложа руки, и тихо посапывал. У него изо рта всю ночь текли слюни.
– Нас сейчас затопит! – Уже громче сказал Токарев и отклонил стул, на котором сидел Джазмен, назад. Тот проснулся от ощущения падения.
– В чём дело? – Пробормотал проводник, растирая глаза и почёсывая затылок.
– Всемирный потоп… – Ответил Токарев и надел на пояс кобуру с пистолетом.
Джазмен подошёл к окну и увидел, что вода поднялась почти до второго этажа. Повсюду плавали обломки домов, мусор, пустые бочки из пластика и некоторые человеческие тела. Вода была коричневой и настолько грязной, что глубже, чем на миллиметр в ней невозможно было разглядеть ничего, кроме собственного мутного отражения.
– Надо что-то делать! – Сказал Токарев, глядя в окно на проплывающие мимо деревья.
Джазмен почесал затылок и закурил:
– Нужна лодка или плот…
– И где их взять? – С некоторым недоумением спросил Токарев.
Джазмен мудро на него посмотрел, как он это обычно делает, и ответил:
– Всё в этом доме… осталось только собрать все детали воедино.
Токарев вопросительно пробежался глазами по комнате.
– Знаешь что, – продолжил проводник, – сходи на чердак и достань оттуда весь лёгкий пластик и пенопласт. Всё, что сможешь найти. – Он выкинул окурок в окно. – И если будет монтажная пена, её тоже неси сюда.
Токарев поднялся на чердак, а Джазмен высунулся по пояс в окно и стал вылавливать, проплывающие мимо, пластиковые бочки. Эти бочки плыли по течению со всей деревни, и в них ещё оставались следы от раствора марганцовки. В комнату задувал шальной ветер, оконные рамы ходили ходуном и ежесекундно били проводника по голове, по рукам, по больному плечу. Он вылавливал бочки, каждая из которых была емкостью двести двадцать семь литров. Константин собирал на чердаке пенопластовые поддоны и запасы монтажной пены и думал: «Видимо, хозяева дома были готовы к наводнению». Он брал всё, что мог, спускался обратно, в комнату, сваливал всё это на пол, и снова отправлялся на чердак. Там были настоящие залежи пенопласта и монтажной пены… по счастливой случайности. «В такие времена надо быть готовым ко всему. – Думал Токарев. – Хозяева были предусмотрительными».
Когда он вытащил с чердака всё, что могло бы пригодиться для строительства плота, вода уже поднялась по лестнице и начала заполнять второй этаж. В комнате стояло шесть пластиковых бочек.
– Заполни бочки всем этим мусором и залей пеной, – распорядился Джазмен, – а я пока что кровать разберу.
Токарев ломал поддоны на мелкие части и наспех запихивал их в бочки, а проводник откинул большой мягкий матрас с деревянного остова кровати и начал осторожно отрывать те доски, на которых и лежал, собственно, этот матрас. Вода тем временем потихоньку просачивалась сквозь закрытую дверь в комнату, а дождь – так и лупил в открытое окно. Это был самый сильный ливень, который только мог бы быть на этой загаженной планете. Казалось, что ещё немного и дом рассыплется. Поднялся ветер, и створки зашатались то в одну, то в другую сторону. Токарев набивал бочки мусором, а Джазмен с большим энтузиазмом ломал чью-то кровать. Со стороны это выглядело бы, как программа «Сделай сам. Экстремальная версия». Джазмен оторвал все доски, побросал их в центр комнаты, и побежал в другую комнату, где стояла точно такая же кровать. К тому времени, когда Токарев подготовил все пластиковые тары, а Джазмен – доломал кровать, воды уже было по щиколотку, и она на этом не останавливалась. Вода всё ещё поднималась. Дождь всё ещё хлестал. Джазмен вбежал на чердак и нашёл там гвозди на сто и молоток.
– Пол дела сделано, – сказал он, – осталось только всё это скрепить.
И проводник принялся сбивать липовые доски друг с другом, а Токарев – резать постельное белье, чтоб потом связать им бочки с деревом. Импровизированный плот был готов только через сорок минут. И то, всё было прибито сикось-накось и наспех связано. Вода уже лилась через оконный проём, в комнате её было по пояс. Холодная и грязная вода.
Джазмен запихнул свой нож в чехол, надел кобуру с револьвером на пояс, надел пальто и, подхватив свой старинный Томпсон, встал на подоконник.
– Вообще-то, – заметил он, подумав, – это скорее плавучая пристань, а не плот.
– А по мне – хоть Титаник, хоть отколотая льдина! – Воскликнул Токарев, стоя по пузо в воде. – Поплыли!
Плавучая пристань была площадью около пяти квадратных метров. Она занимала половину комнаты, иногда прижимая Константина к стене.
– Мы кое-что упустили… – Сказал проводник, внимательно осматривая оконный проём.
Токарев вопросительно взглянул на Джазмена. И тот продолжил:
– Проём слишком узкий!
– Тьфу, чёрт! – И Токарев схватился за мокрые волосы на голове и всерьёз занервничал. Вода подбиралась уже к его груди. Сальная, вонючая вода. – Ну, и что теперь делать?!
– Сейчас что-нибудь придумаем! – Со своим обыкновенным спокойствием и энтузиазмом ответил Джазмен. – Сбегай на чердак, посмотри, есть ли там кувалда.
– Ты хочешь стену ломать?! Это бред! За это время вода поднимется до потолка!
– Возможно, но это всё, что нам остаётся.
– Тьфу, чёрт! – Повторил Токарев и снова стал пробираться на чердак.
Плавучая пристань лежала на воде в комнате второго этажа. На ней валялись две доски, которые должны были использоваться вместо вёсел. Когда Токарев «приплыл» обратно, держа в руках тяжёлую кувалду, Джазмен уже расширял оконный проём с помощью приклада своего раритетного автомата.
– Иди сюда! – Крикнул он, продолжая долбить. – Ломай стену!
– Её нельзя ломать! – Ответил Токарев, пытаясь перекричать шум дождя и бьющегося приклада. – Иначе здание рухнет!
– Ты кто? Строитель?! Пусть нам повезёт! – Сквозь шум донёсся безмятежный голос проводника. – Нам всё равно больше ничего не остаётся!
Токарев тихо смирился с суровой реальностью, и с обречённым видом начал судорожно прорубать кувалдой выход для пятиметровой пристани. Вода сдавливала его горло и иногда заливалась в рот. Вонючая, грязная, горькая вода, с металлическим привкусом и хрустящим на зубах песком вместо сахара. Размокший бетон осып а лся на дно. Размах давался очень нелегко, но нужно было бить. Константин тоже встал в оконный проём рядом с проводником и продолжил пробивать дыру в стене. Под холодным и кислым проливным дождём парни рушили свой единственный Дом Солнца в полной уверенности, что такой чистоты, какая была в этом доме, они уже никогда не встретят. Чистота была, конечно, относительной. Парни очень спешили, особенно Токарев: в припадке паники он работал за двоих. Тем временем вода была уже на уровне половины оконного проёма. Парни не успевали.
– Мы не успеем! – Кричал Токарев в отчаянии, начиная долбить уже верх проёма. Пристань, лежащая на воде на пластиковых бочках, поднялась уже выше его головы.
– Ну, значит не судьба… – С привычным спокойствием ответил Джазмен и устало бросил Томпсон на пол. Тот со всплеском ударился о водную гладь и скрылся где-то в тёмно-коричневой глубине.
– Надо что-то делать! – Константин кричал почти в истерии. – Я не собираюсь здесь подыхать!
– Не собираешься подыхать? – Джазмен с презрением исподлобья взглянул на напарника. – Скажешь это ей… – И глазами показал на воду, увидав в ней своё отражение. – А я больше ничем помочь не могу… – Он посмотрел вдаль. Кругом была вода, вода, вода поглощала дома и деревья, вода уходила за горизонт. – Нам не выплыть отсюда. Всё затопило. Всю Мещёрскую низменность.
Эти слова означали, что потоп охватил весь восток Московской области и юг Владимирской… а дальше – полная неизвестность. Токарев смотрел на своё отражение в воде, всё быстрее подходящей к его лицу. Отражение становилось всё больше, но оставалось таким же нечётким – капли дождя не давали ему настроить резкость. От безысходности на глазах Токарева выступили слёзы, которые сразу же мешались с дождём. Он заметил, что вкус слёз и капель дождя очень похож, почти одинаков. И кажется, теперь он в полной мере понимал всех тех, у кого отнимал оружие, ставил к стене вместе с остальными и выстреливал в них, порой целые автоматные магазины. У них у всех был совсем небольшой шанс на жизнь. Шанс был: во-первых, если оружие откажется работать; а во-вторых, если Токарев передумает и пойдёт восвояси. Но это даже не шанс, а скорее надежда на Чудо.
С Джазменом таких шансов, такой надежды не было ни у кого. Даже если заклинит курок, он достанет нож и полезет на толпу с ножом.
– Может, сыграем? – Сказал Джазмен, криво улыбаясь и показывая Токареву револьвер с одним патроном в барабане.– Не хочешь утонуть, так может застрелиться получится.
Константин, немного подумав, сломал свой инстинкт самосохранения и, молча, взял «Рюгер» дрожащей рукой. В судорогах он поднял пистолет над водой и начал крутить барабан. Барабан с треском крутился на своей оси. Токарев остановил его, взвёл курок и приставил к своему виску. Он понимал, что если пуля уже в стволе и «Рюгер» выстрелит, то он не будет улыбаться как все соперники Джазмена. Токарев не просто не хотел тонуть, не просто не хотел умирать… он, как никогда раньше, хотел жить. Губы проводника говорили: «Стреляй»… или Константину это только показалось. Он нажал на курок. Он облегчённо выдохнул и опустил револьвер под воду. Это был щелчок. Токарев под водой передал оружие Джазмену и сказал:
– Твоя очередь…
– Ну, со мной и так всё ясно! – Весело ответил проводник, лихо крутанул барабан. Слушая этот звук крутящегося барабана, он зажмурил глаза; для него этот звук был музыкой. Приятный звук рабочего механизма: в нём зачастую проскакивали нотки какой-то чистоты и эстетики. Джазмен одним движением приставил дуло к виску и спустил курок. Как и предполагалось, ничего не произошло. Губы Джазмена скривились в грустную улыбку, и он сказал:
– Я, видимо, проклят… – И протянул револьвер сопернику.
Токарев какое-то время смотрел на оружие в раздумьях, а потом протянул руку и отодвинул кисть проводника.
– Нет, – сказал он, – я больше не буду. Не могу… Лучше, будь, что будет.
Он сказал эти священные слова из последнего закона человечества. Не зная, что он должен делать, он сказал: «Будь, что будет» и облокотился на выбоину от кувалды в оконном проёме.
Токарев надеялся на Чудо и, возможно, впервые в жизни молился Богу. И Чудо свершилось… то ли Чудо, то ли просто совпадение.
Вода остановилась на отметке кадыка отчаявшегося Токарева. Их шляпы с узкими полями плавали где-то в глубине комнаты. Внезапный луч солнца ударил Константину в его седые виски, и дождь прекратился. Да, это было настоящее Чудо. Или одна из аномалий природы, чьё оружие отказалось работать, а дождь передумал и пошёл восвояси…
Как ни называй это явление, но это было что-то необычное, из ряда вон выходящее. Сродни тому, чтобы сыграть более двухсот партий в Рулетку и остаться в живых. Получить заражение крови и прожить ещё две недели. Токарев улыбался Солнцу-спасителю, прорывавшему плотную завесу чернеющих туч.
– Мы спасены! – На радостях он крепко обнял Джазмена. Всё это выглядело, как в голливудских фильмах-катастрофах с хорошим концом. Но это было другое кино, это был не конец. – Смотри! Это же солнце! Ты когда-нибудь так радовался солнцу?
Токарев в тот момент отнюдь не был похож на себя. В его глазах, движениях и поведении проявлялась какая-то детская невинность, радость и наивность. Со стороны взглянуть, и не скажешь, что этот человек в свои девятнадцать лет лишил жизни десятки людей (если счёт не пошёл на сотни), и что это у него вошло в норму. Рядом с ним спокойно, прислонившись к развороченной стене, стоял Джазмен. Он грустно смотрел на это грязное море, уходящее за горизонт, и сказал:
– Не радуйся, приятель… это злое Солнце. Оно ещё своё возьмёт. – Он, стоя по шею в воде, запихнул руку под жилет, достал сигареты, и они развалились у него в руке. Проводник раскрыл ладонь, отпустил пачку, и она поплыла глубоко-глубоко на дно. Туда, где раньше была суша.
Когда парни собрались с мыслями, они подняли свои «инструменты» со дна комнаты и по горло в воде продолжили долбить проём. Были опасения, что сооружение рухнет, но делать было нечего – им нужно было выбираться.
И здание не развалилось. Бледный, как смерть, и больной Джазмен закинул своё оружие на пристань и стал подтягивать её к выходу. Простуженный Токарев лазил где-то в глубине комнаты, пытаясь в холодной и грязной воде отыскать свою Сайгу и обе чёрные шляпы… ещё верхнюю одежду: своё черное пальто с «посланием» во внутреннем кармане и джазменово коричневое полупальто. Когда партизаны были готовы, Джазмен взялся за пристань:
– Ну, поплывёт – не поплывёт? – Спросил он сам себя и запрыгнул на борт.
Токарев залез вслед за ним. Инженерная мысль, сделанная из кровати и пластиковых бочек, полных мусора, – поплыла. Времени было – около часа дня.
Итак, на плавучей пристани парни покидали этот дом. Одинокий Дом Солнца в непролазных дебрях Кромешной Темноты. Повсюду на поверхности воды плавали сломанные доски, пластиковые бочки, мусор и разлагающиеся люди, запах которых разносился по всем окрестностям. Температура воздуха поднялась до двадцати градусов по шкале Цельсия, поэтому сладковатый запах гнили чувствовался ещё сильнее. Температура росла неумолимыми темпами. Головы просто раскалывались из-за резких перемен погоды. Этот ливень шёл два дня без передышки, с каждым часом, становясь всё сильнее. И теперь он кончился, резко оборвался. Ветер разогнал тучи, на поверхность воды обрушились лучи палящего Солнца. Всё вокруг мгновенно заблестело от воды и приобрело объём. Кое-где из-под воды выглядывали этажи и крыши домов – Айсберги Мещёрской низменности. Дом, из которого выплыли партизаны пару минут назад, обрушился и скрылся в глубине.
– Если температура продолжит подниматься, – сказал Токарев, – то через пару недель будет совсем сухо!
Он оглядел окрестности: вплоть до горизонта разливалось грязное, почти чёрное море; от воды парило; становилось невыносимо жарко. Он вытащил из внутреннего кармана пальто запечатанный пакет с тетрадью и начал отжимать одежду. По всему его телу ручьями лился пот.
– Если температура так и будет повышаться и поднимется где-нибудь до сорока градусов, – ответил проводник, – то мы скорее истечём потом, чем доберёмся до Приморья. – Он, как всегда, подбросил в бочку токаревской радости ложку своего пессимизма.
И больше никто ничего не говорил. Повсюду резко пахло трупным ядом, от которого кружилась голова, хотя возможно, что голова кружилась и не от него. Токарев не мог понять: то ли запах исходит от тел, плывущих по водной глади, то ли это уже завоняло джазменово плечо. Джазмен был бледен, как смерть. Под рубахой и тряпками, повязанными вместо бинтов, было чернеющее мясо с гноем, и, кажется, там уже завелись паразиты. Иногда его раненная левая рука отказывалась работать; удивительно, что она вообще ещё была дееспособна.
X.
…………………………………………………………………………
В это время где-то в Калининграде чья-то волосатая рука берёт толстую бумажную папку с надписью «ДЕЛО #439» и подписью
«ВРАГ #1». Этот человек открывает папку на первой странице: там – чёрно-белая фотография, на которой Джазмен сидит в армейской униформе верхом на броневике; он улыбается. Снизу подпись: «Россия, Республика Чечня, Город Моздок, 2032-й год. Рядовой Николай Кусков. Дезертировал из рядов вооружённых сил Российской Федерации 23 августа 2032 г. Объявлен в региональный розыск». На следующей странице всё тот же персонаж, забаррикадировавшись в одном из частных домов, стоит возле окна. Он обнял какого-то ребёнка и приставил к его виску пистолет. Подпись: «Россия, Республика Дагестан, город Хасавюрт. Террорист Николай Кусков взял в заложники, а затем убил семью из шести мирных жителей 6-го сентября 2032 г. Объявлен в федеральный розыск». Ещё одна страница: на фотографии Джазмен стоит в шемаге с открытым, сияющим детской улыбкой, лицом и держит в руках такой привычный для тех мест автомат Калашникова. Перед ним на коленях с завязанными глазами стоят мужчины. Подпись: «Иордания, область Трансиордания, город Мадаба. Активист палестинской террористической ячейки Николай Кусков. Участвовал в расстреле двухсот мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации на центральной площади города 31-го декабря 2032 г. Объявлен в международный розыск».
Рука перелистывает страницу: пятеро вооружённых людей в белых одеждах, похожих на церковные рясы, неспешно идут по солнечному городу какой-то южной страны. Тот, у кого на плече гранатомёт, обведён на фотографии красным фломастером. Подпись: «Сомали, провинция Средняя Шабелле, город Махаддайуэйне. Сепаратист Николай Кусков в команде с исламистами из Союза Исламских Судов атаковал одну из мечетей города в двенадцать часов дня по московскому времени 21-го января 2033 г. ПОДЛЕЖИТ ЛИКВИДАЦИИ». На следующих страницах: Боствана – разграбление караванов на северо-востоке пустыни Калахари; Румыния – ограбление и теракт в здании Национального Банка в Бухаресте; Ирландия – поджог Театра Аббатства в Дублине; Италия, Сицилия, Трапани – вооружённое нападение на Виллу Морена, и много чего ещё…
………………………………………………………………………....
День подошёл к концу. Солнце плавно опускалось в воду, в горизонт. Стало прохладно и парни надели верхнюю одежду.
– Ладно, – сказал Джазмен, оттолкнувшись доской от крыши какого-то дома,– спать будем по очереди. По восемь часов каждый. Пока один из нас отдыхает, другой будет рулить пристанью.
– И кто же из нас первым будет спать? – Поинтересовался Токарев.
– Ты спи. – Ответил проводник. – Я пока что не хочу. Без курева мне не спится.
– Ну, тогда спокойной ночи. – Сказал Токарев. – Я бы тоже от табачку не отказался.
Он уснул где-то через час. Сны в эту ночь у него были точно такие же, как и во все другие ночи. Только лица мёртвых людей были на сей раз другими. Через восемь часов его разбудил сонный Джазмен со словами:
– Твоя очередь рулить.
Константин протёр глаза и взял уже размокшую доску. Проводник лёг спать. Когда наутро он проснулся, было уже совсем светло. Только пар, исходящий от воды, делал солнечный свет немного мутным и рассеянным, как взгляд человека, проснувшегося в неизвестном ему месте, да ещё и с похмелья. Джазмен встал и помочился в воду прямо с пристани, а потом сказал:
– Я тут сидел без дела, решил взяться за старое, вот, стихи написал. – И Джазмен достал тетрадь с «посланием» Токарева. – Это я у тебя из пальто свистнул, если что… пока ты спал. Не обессудь. Слушай стих!
Он глубоко вдохнул. Времени было около семи часов утра, повсюду стояла давящая тишина, и только было слышно, как маленькие грязные волны осторожно лизали пластиковое основание плавучей пристани. Джазмен разорвал тишину и начал читать:
– Стихотворение я назвал по первой строчке.
Молчит умирающий город, ты слышишь?
И даже дорога шуметь перестала.
Повсюду вода. Только зайчик по крышам
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 13; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!