III. Роль объективных и субъективных факторов генезиса кооперации мелких собственников и её сущностные характеристики. 2 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 9Следующая ⇒

В основе коллективизма общины лежало совместное владение средствами существования или условиями жизни, в то время как коллективизм кооперации - результат объединения индивидуальных экономических интересов. Воспитывая солидарность и взаимопомощь, община поглощала личность, препятствовала инициативе, напротив успех кооперативных предприятий целиком зависел от личной инициативы и заинтересованности их членов.

Видя отрицательные стороны общинного коллективизма, Н. Бердяев в своей знаменитой «Философии неравенства» писал: «Исконный русский коллективизм всегда был враждебен культуре, враждебен личному началу, всегда тянул нас вниз, всегда мешал нам выйти к свету, в мировую ширь. Этот коллективизм парализовал у нас чувство личной ответственности и делал невозможным личную инициативу. Коллективизм этот был не новой, а старой нашей жизни, остатком первобытного натурализма. Но многие у нас смешивали его с духовной соборностью, с высоким типом братства людей. На этой почве идеализировали русскую общину и т.п. явления русской жизни».³⁹

Оба социально-экономических образования кооперация и община одинаковые по форме (совместное владение средствами производства) и различные по содержанию (способ реализации экономических интересов) создают разные морфологические направления перспектив экономического развития. Кооперация, имеющая в своей основе объединенную индивидуальную собственность пайщиков, а, следовательно, предполагающая адекватную роль личности в общественном предприятии, носит ограниченный характер в плане индустриализации труда и масштабов производства, в то время как «общинная» организация, где «не индивид авансирует совместную организацию посредством внесения пая, а, наоборот, общинная организация авансирует индивида, наделяя его частью собственности на условиях несения трудовых, натуральных или денежных повинностей», таких ограничений не имеет.⁴⁰

Практика реального социализма показала возможность использования «общинной» формы хозяйствования для устранения отчужденности трудящихся от средств производства в подрядных и арендных коллективах. По сути, об этом же говорили основоположники марксизма, когда указывали на необходимость использования при социализме ассоциаций свободного труда, основанных на общенародной собственности.⁴¹

Рожденный в поисках оптимальных вариантов «общинного социализма» синдикализм, предполагавший наделение каждого трудящегося общественного предприятия частью индивидуальной собственности, остался мертворожденной теоретической концепцией. Людвиг Фон Мизес, виднейший представитель австрийской экономической школы, показал несостоятельность и утопичность эклектического соединения разнородных реалий - общественного хозяйства, искусственно дифференцированного на порцелярную частную собственность.⁴²

Свободная от ограниченности, присущей кооперативам, общинная организация имела свои, вытекающие из институционального содержания несовершенства. Основные из них - отсутствие полной интеграции интересов труда и собственности, тенденция к нивелировке индивидуальных способностей и материального положения ее участников.

В странах третьего мира, где община по-прежнему сохраняет свое функциональное назначение, а кооперативное строительство тесно связано со всеми институтами традиционного общества, строгая дифференциация общественных форм хозяйственной организации затруднена. Поэтому многие политики и ученые не видят разницы между кооперацией и общиной или считают последнюю разновидностью кооперативного предприятия и пытаются выстраивать на ее фундаменте модель национального социализма. Так Махаммед Хатига, которого называют «отцом кооперации Индонезии» утверждает, что индонезийская община есть разновидность кооперации и единственная основа для построения «индонезийского социализма».

Африканская модель социализма активно пропагандировалась президентом Сенегала Леопольдом Сенгором, который считал возможным утверждение «кооперативного социализма» на базе сельской общины. Дж. Ньерере теоретик африканского социализма из Танзании писал о социалистическом строительстве на базе «уджамаа», т.е. семейной общины, сохраняющейся от доколониальных времен.⁴³

В плоскости дуализма противоположных социально-экономических начал кооперации лежит еще один принципиально важный теоретический и практический вопрос. Вопрос об отношении кооперации к рынку. Необходимость его решения приобретает особое значение сейчас, когда опыт создания системы экономических отношений, альтернативных современному рыночному капитализму, закончился неудачей. Делая на этом основании вывод о единственно возможной рыночной парадигме общественного развития, доводя этот вывод до аксиоматичности, связывая перспективы любого социального института исключительно с рынком, значительная часть современных авторов считает невозможным существование коллективных объединений вне рыночных отношений.

«Нормальные торгово-экономические отношения, - пишет И.Н. Буздалов, - как условие высокой действенности всего хозяйственного механизма социалистического производства и в первую очередь кооперации, осуществимы лишь тогда, когда кооператив выступает на рынке …».⁴⁴

Все чаще в литературе кооперативной тематики встречается расширенное определение кооперации не только как хозяйственного субъекта, но как определенного типа экономических отношений, тождественных рыночным.⁴⁵

Однако, уточним, что система рыночных отношений, также как и любое другое социально-экономическое явление имеет конкретно историческую характеристику. Цивилизационный опыт включает широко градуированный и далеко не однородный спектр типов товарно-денежных отношений, включая югославский рыночный социализм, шведскую модель с народной экономикой, японское «чудо», взросшее на фундаменте традиционализма и как показала практика, неосуществимое на американской почве, советскую экономику не настолько порочную при современном поостывшем, взвешенном взгляде, и, наконец, модель рынка стран «третьего мира». При всем этом, наиболее приемлемым, почему-то, считается евроцентрисское понимание рынка, при котором товаром становится сам человек, а акт купли-продажи возводится в ранг общественного фетиша.

Опыт кооперативного движения в развитых странах Запада свидетельствует как раз о негативном влиянии на кооперативные объединения рынка, лишенного черт традиционного общества, свободного от всяких моральных и социальных ограничений.

Вне всякого сомнения, товарно-денежные отношения стимулировали рост кооперативного строительства, способствовали его развитию и детерминировали целый ряд существенных черт кооперации, о которых уже было сказано. Однако, дуалистический характер артелей и товариществ, их традиционалистское содержание, определяет пределы допустимых комерционализацией условий существования кооперативных хозяйств и наоборот позволяет успешно развиваться последним в экономических системах, где присутствуют властные социальные или моральные ограничения рынка. Так, например, в ГДР, где как отмечали исследователи кооперации, существовало самое жесткое государственное регулирование кооперативного сектора экономики, коллективные объединения развивались весьма успешно, особенно в аграрном секторе. Показателен в этом плане и пример Китая, Венгрии.⁴⁶

Даже в условиях плановой экономики, применение методов управления и принципов взаимоотношений с государством, основанных на экономических стимулах, имели достаточно впечатляющие результаты. Так, например, в Венгрии в ходе проведения реформы хозяйственного механизма, директивные методы руководства кооперативными предприятиями были отменены, а в соответствии с законом о кооперативах 1971 года была ликвидирована система иерархического подчинения первичных коллективных объединений вышестоящим союзам. Условия кредитования артелей и товариществ напрямую зависели от темпов роста производства, оборота средств и норм запасов, а плановое снабжение фондовыми материалами от выполнения государственного заказа.⁴⁷

Неравномерность складывания внешних предпосылок и внутренних стимулов кооперирования мелкого производства с неизбежностью порождало многообразие форм коллективных объединений, отличающихся по отраслевой принадлежности и глубине процесса обобществления индивидуальных хозяйств.

В плане теоретическом это обстоятельство вызывало к жизни острую дискуссию об организации кооперативов, а привнесение политического акцента вело к абсолютизации той или иной кооперативной структуры и определению закономерностей оформления кооперативного строительства, критериями которых явились исключительно идеологические принципы. Так представители пролетарского крыла кооперации считали главной ее формой потребительские союзы, долженствующие, по мнению одного из них Ш.Жида, стать исходной ступенью для образования всех остальных видов кооперативных предприятий.

Во взглядах теоретиков, отражающих материальные интересы мелких собственников приоритетное, а иногда и исключительное значение принадлежало кредитным и сбытоснабженческим товариществам, практически не оставлявшим места производственным артелям, за что их точка зрения остро критиковалась социалистами. Выдающийся деятель немецкого социалистического движения Фернанд Лассаль (1825-1864 гг.) писал: «Что касается сырьевых товариществ и ссудо-сберегательных, то обе эти формы хозяйственных организаций существуют лишь для тех, кто ведет предприятие за свой собственный счет, т.е. для ремесленного клана. Для рабочего класса в собственном смысле слова, т.е. для рабочих, занятых в крупном фабричном производстве, не имеющих собственного предприятия, эти формы совсем не существуют». «Они могут только продлить безнадежную борьбу, которую мелкая промышленность ведет с крупной, и тем увеличить муки этой борьбы, задержать без всякой пользы поступательный ход развития. Таков единственный их результат по отношению к классу ремесленников...».⁴⁸

Общеизвестна позиция советской власти в нашей стране, отдававшей предпочтение производственным кооперативам способным перевести мелкотоварное хозяйство в русло плановой экономики. В действительности закономерности однолинейного, поступательного движения от «низших» форм кооперации к «высшим», которую длительное время обосновывали отечественные обществоведы, не существовало. Такое движение было, как правило, следствием сознательной политики. «Некоторые теоретики видят в производительных товариществах, - писал К.А.Пажитнов, - наиболее сложный вид кооперативов или как бы завершение своей системы. Трудно, однако, согласиться с этим. Едва ли наблюдаются в жизни такие случаи, где бы крестьяне или ремесленники, начав дело с кредитных сырьевых и т.п. товариществ, переходили затем постепенно к производственным ассоциациям в настоящем смысле слова».⁴⁹

Основным стимулом создания кооперации и диверсификации ее форм являлся экономический интерес объектов кооперирования опосредованный в свою очередь рыночными условиями хозяйствования и характером кооперативной сферы деятельности. Другими словами динамизирующим фактором формальной организации кооперативных предприятий являлось диалектическое сочетание противоположных начал: способности к самостоятельному ведению индивидуального хозяйства и необходимости использования преимуществ обобществления для ее сохранения в условиях рынка; потенции к укрупнению, превращению в машинизированное производство и ограничением, связанным с сохранением особенностей, обеспечивающих роль кооперации как хозяйственной структуры, реализующей свое специфическое предназначение в экономике. Мелкий хозяин поступался своей самостоятельностью только тогда, когда объединение несло в себе большую выгоду, чем потери независимости, связанные с ним. Объективная тенденция к укрупнению или выгода объединенного ведения предприятия напрямую зависела от общей социально-экономической ситуации и внешних условий деятельности мелких собственников. Поэтому переход от формы товарищества, обобществляющей лишь одну из сторон производственного цикла к более сложным, обусловливался не внутренней закономерностью кооперативных организаций, а эволюционными процессами традиционного общества, степенью товарности хозяйств и условиями рынка.

Вместе с тем грани, отделяющие кооперативные организации, обобществляющие отдельные стороны производственного процесса, весьма условны. Так, например, товарищества, занимающиеся сбытом, влияли на качество и ассортимент производимого товара, т.е. обобществляли часть регулирующих функций непосредственно в производстве. А, например, создание артелей по переработке продуктов животноводства, неизбежно влекло появление кооперативных структур, вырабатывающих и контролирующих осуществление единых нормативов в содержании и кормлении скота.⁵⁰

Памятуя об особенно значительной роли субъективного фактора в создании и функционировании артелей и товариществ, нельзя обойти вниманием личностный аспект генезиса кооперации. Психологическая сторона проблемы имеет своей отправной точкой естественный биологический инстинкт человека к групповому существованию, выражаясь терминологией проповедника неолиберализма Хайека, инстинкт «солидарности и сострадания»⁵¹, проявляющийся, как ответная реакция индивидуумов на атомизацию общества по мере разрушения традиционных устоев. Об этом очень точно писал Н. Бердяев в книге «Смысл истории»: «В средние века человек жил в корпорациях, в органическом целом, в котором не чувствовал себя изолированным атомом, а был органической частью целого, с которым он чувствовал связанной свою судьбу. Все это прекращается в последний период новой истории. Новый человек изолируется. Когда он превращается в оторванный атом, его охватывает чувство невыразимого ужаса, и он ищет возможности выхода путем соединения в коллективы, для того, чтобы преодолеть это одиночество и покинутость, которые грозят гибелью, духовным и материальным голодом. На этой почве, от этой атомизации и рождается процесс обращения к коллективизму, создания нового начала, в котором человек ищет, исходя из своего одиночества».⁵²

Доказательство естественности чуть ли не антропологической предопределенности человеческого устройства, основанного на капиталистических отношениях, исходило из философской посылки Гоббса – «война каждого против всех» и было лигитимизировано протестантской Реформацией.⁵³ Индивидуализм и рациональный расчет возводились в степень природных человеческих инстинктов. В этом отношении опыт кооперативных объединений уникален и доказывает обратное, а именно извечное стремление человека реализовать свою личность и индивидуальные способности через объединение в коллектив.

До сих пор речь шла об объективных предпосылках появления и развития кооперативной формы организации и фундаментальных характеристиках внутреннего содержания этого института, определяемых существом общественных процессов, участвующих в создании и совершенствовании предприятий коллективной собственности. Однако картина генезиса кооперации была бы односторонней и не полной, если не сказать о роли, которую играет в кооперативном строительстве субъективный фактор, а именно сознательная, направленная деятельность государства или прогрессивных деятелей, энтузиастов кооперативного строительства.

Кооперативная теория и идеология, и само движение за развитие кооперации возникли в конце XVIII - XIX веках не как антологическое отражение общественно-экономической реальности, а как политизированная реакция противников либерализации общества на пауперизацию значительной части населения. Возникнув в качестве вспомогательного средства, к созданию коммунистических общин, благодаря усилиям Р. Оуэна (1771-1858 гг.) и его последователей, кооперация превратилась в одну из разновидностей борьбы пролетариата против капиталистической эксплуатации. Это обстоятельство наложило свой глубокий отпечаток на последующее развитие теории и практики кооперативного строительства и определило специфически пролетарские черты целого исторического периода кооперативного движения, обусловило наличие рабочей кооперации в современном наборе форм коллективных ассоциаций. По словам Туган-Барановского М.И.: «Пролетарская кооперация явилась совершенно непредвиденным результатом того общественного движения, которое связывается с именем Оуэна».⁵⁴

Первые теоретики кооперации видели в ней не объективную закономерность развития мелкого производства, а средство защиты от капиталистической эксплуатации, при этом социальной базой коллективных объединений считали не мелких собственников, а рабочий класс. Соответственно и организационные основы пролетарских союзов, кардинально отличались от ассоциаций мелких собственников, отсутствовал важнейший принцип – формирование коллективной собственности. Так, по словам ученика Р. Оуэна, Д.Д. Холиока (1817-1900 гг.): - «Английская кооперация, есть система торговли и промышленности, состоящая из обществ трудящихся, в которых торговая прибыль с лавки, поступает в пользу потребителей, а доход с производства – в распоряжение самих производителей. Распределение прибыли с лавки совершается сообразно размеру потребления, а с производства – соответственно заработной плате».⁵⁵

Пролетарская кооперация, как результат действия исключительно субъективного фактора, рожденная как средство классовой защиты от капитала, выполняющая ограниченную экономическую и социальную задачу, не имела всеобщего характера и не являлась носителем общечеловеческих ценностей, а ее положение вследствие отсутствия объективной основы, характеризовалась крайней неустойчивостью.

Идеологические и организационные принципы рабочей кооперации, привнесенные извне представителями привилегированных классов, функционировали как самодостаточные реалии и в значительной мере были оторваны от социальных представлений самого пролетариата. Отмечая эту особенность, Д.Д. Холиок писал: «Во многих случаях сочувствие тяжелому положению народа (у Оуэна – симпатия, соединенная с осуждением разрушительной и озлобленной конкуренции), было вдохновляющим источником социальных схем, но методы, которых при этом придерживались, были методами правителей, считавших народ неспособным понимать свои собственные интересы и слишком беспокойным для того, чтобы им можно было управлять чем-либо, кроме авторитета и сильной власти».⁵⁶

Наиболее распространенной формой рабочей кооперации в следствии простоты, доступности и отсутствия необходимости в значительном первоначальном капитале, стали потребительские союзы.⁵⁷ Вместе с тем, было бы неверным полагать, что потребительские объединения являлись исключительно пролетарской формой, также как неверно было бы думать, что рабочие кооперативы ограничивались только сферой потребления. Кооперативы потребителей, из числа средних слоев, чиновников, военных, домохозяек и т.д., существовали значительно раньше оуэновских ассоциаций, а объединения товаропроизводителей, обобществляющих лишь одну из сторон производственного цикла - сбыт или снабжение, развивались в русле общей закономерности генезиса кооперации и отличались только степенью завершенности процесса коллективизации. О более раннем происхождении сбыто-снабженческих товариществ товаропроизводителей, косвенно свидетельствует тот факт, что на призыв Р. Оуэна в начале XIX века, который по его замыслу должен был быть услышанным, прежде всего пролетариатом, откликнулись кустари и ремесленники, обладающие к тому времени сформировавшимся представлением о таких ассоциациях и готовых при благоприятном содействии (в данном случае содействие Р. Оуэна) создать таковые.⁵⁸ Туган-Барановский М.И. в своем фундаментальном труде «Социальные основы кооперации» проводит отчетливую социальную грань между потребительской кооперацией рабочего класса и средних слоев.⁵⁹

Законодательное оформление кооперации в 1852 году в Англии, в 1867 году во Франции, в 1873 году – Австрии и Бельгии, в 1876 году – Голландии и Румынии, в 1881 году – Швейцарии, в 1882 году – в Италии, в 1889 году – Германии, в 1895 году – Швеции, в 1901 году – Финляндии произошло в большинстве своем, как уступка буржуазных государств рабочему движению и носило на себе характерные черты пролетарских принципов.⁶⁰ Минимальными размерами ограничивался вступительный пай, запрещалась его передача и компенсация в случае выхода⁶¹, а прибыль пополняла резервный фонд.⁶², который в большинстве случаев направлялся кооперативным союзам и использовался для создания новых кооперативов. Так, например кооперативные объединения США, входящие в союз «Рыцари труда» отчисляли на эти цели от десяти до ста процентов прибыли.⁶³

Основой для создания товариществ, по мнению проповедников рабочей кооперации первой половины XIX века, должны были стать не столько экономические интересы их членов (предполагалась уравнительная оплата труда)⁶⁴, сколько нравственные принципы. Сторонники школы рабочих ассоциаций Филиппа Бюше (1796-1865 гг.), по инициативе которых были созданы в 1832 году артели столяров, считали принципы «солидарности и самоотвержения» обязательным «условием участия в ассоциации».⁶⁵

Рассматривая артели и товарищества, как средство борьбы рабочего класса с капиталистической эксплуатацией, кооперативная идеология развивалась в рамках социалистической мысли и подвергалась критике, как сторонников либерализма, так и приверженцев революционного ниспровержения капитализма, упрекающих рабочих кооператоров в реформизме. Уильям Кинг (1786-1865 гг.), последователь Р. Оуэна, который в отличие от своего учителя, видел в кооперации не средство создания коммунистических общин, а явление, представляющее самостоятельную общественную ценность, писал по этому поводу: «Действительно достойно удивления, что некоторые выдвигают против кооперации то соображение, что она подготовляет революцию, тогда как другие нападают на нее за то, что она, по их мнению, предупреждает последнюю».⁶⁶

Несмотря на то, что многие теоретики пролетарского кооперативного движения выделяли рабочую кооперацию, как особое направление общественной мысли, кооперативная теория, и практика рабочего движения развивались в русле социалистической идеологии и являлись ее составной, неотъемлемой частью. По существу, рабочие ассоциации, представляли собой одну из многих форм борьбы пролетариата. Совершенно справедливо большевики считали рабочие союзы, наряду с такими испытанными средствами, как бойкот, стачки и т.д., одной из экономических разновидностей классового противоборства. В резолюции Пятого (Лондонского) съезда РСДРП, проходившего в мае 1907 года, говорилось: «... в деле защиты и обслуживания экономических интересов рабочих масс главной формой организации, кроме социал-демократической партии, являются профессиональные союзы и вслед за ними другие виды рабочей организации, как то: кооперативы и т.д.».⁶⁷ Исключительно политический характер носили оценки роли кооперации, предлагаемые российскими большевиками на Конгрессе II Интернационала в Копенгагене в 1910 году. Признание только политических методов борьбы определило негативное отношение Ленина В.И. и его сторонников к производственным товариществам на том основании, что они отвлекали рабочих от классовых битв. Производственная кооперация могла, по мнению большевиков, играть позитивную роль лишь как составная часть пролетарских потребительских союзов.⁶⁸ Кроме того, кооперация в целом рассматривалась российскими коммунистами «как одно из возможных (при известных условиях) подсобных орудий пролетарской классовой борьбы за «полную экспроприацию»... класса капиталистов».⁶⁹

Исторический опыт социалистической революции в Германии, так же, как и наш отечественный, свидетельствует о том, что пролетарская кооперация, исчерпавшая свои потенции в качестве одной из форм классовой борьбы, после завоевания политической власти пролетариатом, была вынуждена претерпевать качественные изменения, что низводило ее функции до роли государственного распределительного аппарата. ⁷⁰

Замечательно, что отношение представителей средних слоев населения к пролетарским кооперативам, как к институтам, противоречащим их интереса, особенно в переломные моменты истории, было отрицательным. Не говоря об общеизвестных фактах противоречий между мелкобуржуазными деятелями отечественной кооперации и пролетарским ее крылом в первые годы Советской власти, приведем факты немецкой истории начала XХ века. Разногласия между «Всеобщим союзом», возглавляемым Шульце-Деличем, объединяемым первичные кооперативы мелких промышленников и пролетарским обществом оптовых закупок, возникшем в 1894 году в Гамбурге, вылились в полный разрыв на Конгрессе в Крейцнахе в 1902 году. Красноречиво, с точки зрения иллюстрации разногласий прозвучало здесь выступление секретаря союза Крюгера: «Некоторые члены, - заявил он, - желали бы уничтожить существующего, так называемого капиталистического хозяйственного строя. Они называют шульце-деличевскую кооперацию мелко-буржуазной; я принимаю это наименование мелко-буржуазной кооперации и думаю, что мы можем испытывать только чувство гордости, если наши кооперативы называют мелко-буржуазными, ибо этим доказывается, что они служат интересам средних классов и рабочих классов, что они желают уничтожить пропасть, которая лежит между сильными и слабыми. Задача наших товариществ заключается в том, чтобы поднять общий уровень хозяйственного благосостояния». Крюгер предложил исключить из союза те кооперативы, которые в качестве своего идеала видят уничтожение торговли и ремесла и создание новой «хозяйственной системы».⁷¹

В ответ на попытки пролетарской кооперации монополизировать распределительный аппарат, весной 1919 года в прусском ландтаге также разгорелись горячие дебаты вокруг ряда проектов о методах «поднятия и возрождения ремесленного и торгового среднего сословия». Депутат Гаммер предложил внести в проект конституции положение, обязывающее государство «всецело и всемерно поддерживать жизнеспособность торгового и ремесленного сословия и защищать его от попыток поглощения либо ликвидации». Проект Тевеса предлагал закрепить за всякого рода объединениями средней и мелкой торговли преимущественное право «на получение нормированных и рационированных товаров (мясо, хлеб и др.)», настаивая «на решительном отказе от какого бы то ни было покровительства кооперации (пролетарской – автор) со стороны правительства». А выдающийся деятель мелкобуржуазной кооперации, явившийся главным застрельщиком размежевания с рабочей кооперацией в 1902 году в Крейцнахе, Крюгер, выражая отношения средних слоев населения к «социализации», говорил: «При всех без исключения обстоятельствах, всякая система регулирования хозяйства должна поддержать жизнеспособность торговли и ремесла». «В пределах всякого, каким бы путем ни организованного общественного хозяйства должна быть в полной мере сохранена возможность не только существования индивидуального мелкого хозяйства (в ремесле, торговле), но и представлена достаточная степень свободы для дальнейшего развития».⁷²

Для самих рабочих вопрос кооперативного строительства в кризисные периоды уходил на второй план, и на смену участию в кооперации приходили другие, более радикальные методы борьбы за свои права, например, бойкоты, стачки, демонстрации и т.д., позволяющие быстро и эффективно решать острые жизненные проблемы. «Бушевавшая революционная стихия, - пишет Фишгендлер А., посвятивший свой труд немецкой рабочей кооперации в период 1918, 1919гг., - революционная стихия наложила столь глубокую печать на настроение трудящихся масс, что очередные вопросы политической и профессиональной борьбы целиком поглощали их внимание, мотивы же, выдвигающиеся кооперацией, - хотя и встречали бесспорное сочувствие масс и активную поддержку вождей, - невольно отодвигались на второстепенный план. В создавшейся экономической обстановке выгоды, принесенные непосредственной профессионально-стачечной борьбой и выражавшиеся в непрерывном росте заработной платы, были основным источником для покрытия непрерывно растущего прожиточного минимума; сама по себе кооперация была здесь совершенно бессильна».⁷³

Отрывая кооперацию от естественной хозяйственной почвы, связывая перспективы кооперативного роста с пролетариатом, лишенным собственности, энтузиасты-кооператоры сталкивались с закономерно возникшей проблемой поиска материальных источников создания коллективных объединений. Р. Оуэн видел таким источником добровольные пожертвования, его последователь Вильям Кинг полагал возможным аккумулирование средств за счет сбережений рабочих, представители французской мысли Луи-Блан и немецкий экономист Ф. Лассаль считали необходимым выделение субсидий государством.⁷⁴

Заметим, что государственная политика, стала решающим фактором в становлении пролетарских производственных товариществ во Франции.⁷⁵ Не менее существенна роль государственной поддержки и заемного капитала в становлении немецкой рабочей кооперации, что видно из данных, характеризующих процентное соотношение заемного капитала к собственному. В 1870 году заемные средства составляли 60% средств рабочих союзов Германии, в 1880 году – 90%, а в 1891 году они превышали кооперативный капитал и составляли в сравнении с ним 107%. ⁷⁶

Именно пролетарский этап развития кооперативной теории, в течение которого кооперация особенно зависела от внешних факторов, положил начало широкому обсуждению в исторической обществоведческой и практической литературе, проблемы государственного и общественного влияния на судьбы кооперации. И сейчас эта проблема выступает в качестве первостепенной там и тогда, где и когда зарождение и функционирование кооперативного сектора не имеет достаточно прочной объективной почвы.⁷⁷

К концу XIX века, пролетарские кооперативы, особенно производственные, стали распадаться. Причиной тому послужила отчасти революционная ситуация, отчасти их внутренняя ограниченность. Так, в Англии, насчитывающей в 40-е годы несколько сот кооперативных производственных товариществ, к концу века осталось лишь два десятка, в Германии и Швейцарии они почти исчезли. Во Франции из 56 кооперативов, на организацию которых правительство выделило в 1848 году специальные средства, через 7 лет осталось лишь 14, а в 1878 году существовала лишь одна ассоциация рабочих, созданная в 1848 году.⁷⁸

Дата добавления: 2015-12-16; просмотров: 16; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 9 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!