Дезертиры трудового фронта и нарушители светомаскировки. 2 страница
При этом не стоит забывать, что злоупотребление спиртными напитками было свойственно и довоенным советским рабочим, а введение в начале 1940-х гг. суровых законов во многом было призвано положить конец этой причине нарушения трудовой дисциплины.
По данным архивных источников и современной историографии, основную массу советских «трудовых дезертиров» военной эпохи составляли молодые рабочие. Как заявил на VI областной партийной конференции прокурор Ярославской области 24-26 февраля 1945г. И.Д. Иванов, подавляющее большинство работников, бежавших с предприятий, составили молодые люди в возрасте от 17 до 20 лет. Опыт их работы, как правило, не превышал 1 года[673].
В других регионах СССР ситуация обстояла аналогично. В частности, в Свердловской области возраст большинства нарушителей трудовой дисциплины, в том числе и «дезертиров с трудового фронта», не превышал 17-20 лет, а иногда был даже ниже. При этом 80% бежавших с заводов работников работали на них не более 6 месяцев[674]. В Молотовской (ныне Пермской) области 42% всех осуждённых за «трудовое дезертирство» составляли мобилизованные в сельской местности молодые люди, а ещё 18% относились к недавним выпускникам ФЗО[675].
В общей сложности только за 1941-1942гг. Государственные трудовые резервы передали в промышленность и на транспорт Советского Союза свыше 1 млн. рабочих для восполнения призванных в армию кадровых рабочих[676]. На территории Ярославской области в 1941-1945гг. промышленные предприятия пополнились почти 37000 выпускниками 30 ремесленных училищ[677]. Таким образом, Великая Отечественная война привела к значительному размыванию рабочего класса СССР. На смену старым работникам приходили либо мобилизованные жители сельской местности, либо не имеющие трудового опыта выпускники ФЗУ и ФЗО. Это подтверждает статистика. К январю 1945г. даже на дававших бронь от военного призыва оборонных и машиностроительных предприятиях области работали не более 35% прежних кадров с довоенным стажем, а на большей части заводов и фабрик области 60-70% общего количества работников составляли женщины, а в местной промышленности процент женщин составлял 83%[678]. В общей сложности в Советском Союзе к окончанию Великой Отечественной войны лишь 25% рабочих имели довоенный стаж работы на предприятиях, а доля женщин в промышленности возросла до 60%[679]. Поэтому дезертирство с заводов и фабрик в большей степени коснулось не профессиональных рабочих, а сменивших их малоопытных работников. Руководство предприятий объясняло бегство молодёжи недостатком трудовых навыков, сознательности «перед коллективом и государством», а также отсутствием «воспитательной работы». Молодые люди 13-16 лет (по сути, вчерашние дети и подростки), оторванные от привычной жизни, далеко не всегда могли вынести столь тяжёлые условия работы.
|
|
|
|
|
|
Партийные инстанции были вынуждены признать это. На пленумах ярославского обкома ВКП (б) руководство партии и комсомола неоднократно констатировало, что «среди молодёжи развивается пьянство, хулиганство, половая распущенность, воровство и другие болезненные явления»[680]. В силу этого «молодёжь скучает, молодёжь хулиганит», так как «не проводится никаких мероприятий»[681]. Например, в общежитии ЯПРЗ в свободное от работы время молодые рабочие играли в карты, занимались воровством и хулиганством, особенно указанные явления процветали в заводском клубе. На Ростовском паточном заводе в 1944г. отмечались случаи прихода молодых рабочих в цех с ножами[682], то есть проникновения в их жизнь элементов криминальной субкультуры. Мораль молодых рабочих также не соответствовала требованиям свыше: в вышеупомянутом общежитии ЯПРЗ комнату работниц Сафоновой и Кудрявцевой, располагавшуюся над комнатой партийного комитета, в докладе открыто назвали «публичным домом»[683]. Не отличались в лучшую сторону и общежития фабрики «Красный Перекоп» или шинного завода[684].
|
|
|
С другой стороны, излишнюю репрессивность советского законодательства 1940-х гг. признавали сами работники правоохранительных органов. В частности, в письме Прокурора СССР В.М. Бочкова от 3 июня 1943г. на места утверждалось о наличии «фактов механического применения суровых мер наказания к работникам транспорта, допустившим служебные нарушения». В некоторых случаях работники приговаривались к длительным срокам лишения свободы, несмотря на наличие определённых смягчающих обстоятельств[685].
Не была исключением в общем ряду и Ярославская область. 24 ноября 1942г. в областном центре прошло совещание работников суда и прокуратуры, директоров предприятий и руководителей областных организаций по вопросу о состоянии трудовой дисциплины. На нём прозвучали страшные цифры: если в первом полугодии 1942г. в народные суды ежемесячно поступало в среднем 785 дел о самовольном уходе с предприятий, то в третьем квартале оно возросло до 1118, причём данные не включали осуждённых ВТ.[686] Ещё более ужасают цифры по химической и машиностроительной промышленности – в общей сложности с начала по середину ноября 1942г. в суды поступило 13464 дела о прогулах и других нарушениях законности на предприятиях[687]. При этом сами работники прокуратуры были напуганы размахом кампании, так как чрезмерное рвение директоров предприятий, исполнявших предписания сверху, напрямую угрожало обороноспособности страны. На совещании звучали фразы типа «мы тысячами, буквально тысячами рабочих и служащих нашей области незаконно передаём в суд», «мы ребятишек судим в очень больших размерах», а также призывы «быть людьми, государственными деятелями»[688]. Действительно, суды оправдали от 3000 до 4000 тысяч рабочих, которых обвиняли в самовольных прогулах и уходах с работы.
|
|
|
Такие меры, проводившиеся в жизнь прокурорами и следственными органами на местах, не способствовали оздоровлению ситуации и улучшению трудовой дисциплины, что был вынужден признать и сам Прокурор СССР В.М. Бочков. В вышеупомянутом письме он прямо признал, что «злостные нарушители ускользают от ответственности или приговариваются к мягким наказаниям»[689]. Между тем дезертирство с предприятий приводило к пополнению «уголовно-преступного элемента» новыми людьми. Так, на Урале даже спустя полвека после окончания войны старожилы вспоминали, что «в лес летом девчонок не пускали – боялись дезертиров»[690]. В Западной Сибири в 1943г. уклонисты от военного призыва и дезертиры оборонного производства совершили около 20% от общего числа разбоев и грабежей[691]. В этом отношении Ярославская область смотрелась более благополучным регионом.
Тем не менее, и в последующий период органы суда и следствия СССР продолжали активно нарушать закон при вынесении приговоров по делам о нарушителях трудовой дисциплины. В общей сложности, по всей стране за 1942-1943гг. ВТ внутренних войск НКВД вернули на дооформление в прокуратуру 81406 дел, а ещё 5821 дело было прекращено или переквалифицировано[692]. Такое положение дел было неудивительно, поскольку дела о «трудовых дезертирах» в подавляющем большинстве случаев расследовались и рассматривались судами в сокращённые сроки, до 5 дней.
Изучение рассекреченных архивных документов показывает, что даже в 1944г. ВТ войск НКВД продолжали активно выносить приговоры нарушителям трудовой дисциплины в Ярославской области. Только на Ярославском электромашиностроительном заводе (ЯЭМЗ) за 1944г. было вынесено не менее 28 таких решений – нарушителей приговаривали к 5-7 годам лишения свободы, причём каждый раз приговор не подлежал обжалованию, а сами нарушители оставались молодыми людьми в возрасте от 17 до 20 лет[693]. За 1945г. в ВТ войск НКВД ярославского гарнизона поступило 1659 дел по обвинению рабочих только оборонных предприятий в дезертирстве, по ним были осуждены 1353 человека. Дела по прогулам и опозданиям на работу в указанную цифру не входили, так как их рассматривали народные суды[694].
Подобное положение в полной мере также касалось граждан, мобилизованных на оборонные работы (т.н. спецстроительство) и на ежегодные лесозаготовки в Ярославской области.
Мобилизация на оборонные работы по заданию ГКО СССР началась в Ярославской области с первых дней Великой Отечественной войны, когда их направляли на территорию Калининской, Ленинградской и Московской областей[695]. Только под Ленинградом в течение августа 1941г. на сооружении оборонительных линий трудились 85000 жителей Ярославской области[696]. Уже тогда среди них были зафиксированы первые случаи дезертирства. На заседании бюро ярославского горкома ВКП (б) в 1942г. рассматривались персональные дела некоторых участников трудового фронта в районе Валдая, которые дезертировали после появления в районе спецстроительства немецких танков, уничтожали партбилеты или кандидатские карточки или просто отказывались ехать туда[697]. Кроме того, прибывшие в августе 1941г. на Валдай ярославцы первоначально были «совершенно не обеспечены тёплой одеждой, спецодеждой, инструментом и всем необходимым для пребывания в военно-полевых условиях»[698], что также служило одной из причин дезертирства. Тем не менее, последний недостаток удалось относительно быстро устранить, в результате чего секретарь ярославского обкома ВКП (б) А.Н. Ларионов в справке от 8 октября 1941г. упомянул о сотнях благодарственных писем участников оборонительного строительства[699].
Однако в середине октября 1941г., после оккупации немцами г. Калинина, уже сама Ярославская область также стала относиться к прифронтовой полосе. Задачу по строительству оборонительных сооружений поставил лично председатель ГКО СССР И.В. Сталин на встрече с первым секретарём Ярославского обкома ВКП (б) Н.С. Патоличевым, первым секретарём Ярославского горкома Б.А. Горбанем и первыми секретарями Рыбинского и Костромского горкомов М.А. Туркиным и Б.А. Новожиловым в ночь на 15 октября 1941г..
Рубежи строились с целью не допустить обхода Москвы с севера наступавшими на советскую столицу немецкими войсками, а также защитить Рыбинский гидроузел, а в случае прорыва немцев на территорию Ярославской области – не пустить их за Волгу. Актуальность подобного рода работ была очевидна – к ноябрю 1941г. части вермахта находились в 50 км от границ области, напрямую угрожая Рыбинску и Рыбинскому гидроузлу.
Возведение данных рубежей планировалось осуществить за достаточно краткие сроки, до 30 января 1942г. Оборонительная линия, простиравшаяся по территории области с северо-востока на юго-запад, делилась на два рубежа. Обводы строились также вдоль крупнейших городов области – Ярославля, Рыбинска и Костромы[700].
Согласно постановлению ГКО СССР от 15 октября 1941г., общая протяжённость укреплённых рубежей в Ярославской области должна была насчитывать 780 км, где размещались 23000 огневых точек, свыше 7000 землянок и до 1900 км противотанковых и противопехотных препятствий[701].
Для строительства столь протяжённых оборонительных линий были привлечены широкие народные массы. В общей сложности число занятых на стройке достигало 250000 человек, которых требовалось обеспечить транспортом[702]. Решением от 29 октября 1941г. Ярославский горисполком ввёл трудовую повинность населения, автомобильного и гужевого транспорта. К ней в обязательном порядке были привлечены все мужчины в возрасте от 16 до 60 лет, а также женщины от 16 до 50 лет и весь городской транспорт[703]. Аналогичное решение 20 октября 1941г. принял Рыбинский исполком[704].
На государственном уровне постановление СНК СССР о мобилизации населения на оборонные работы, специальные строительные работы, на борьбу с пожарами и стихийными бедствиями вышло лишь 10 августа 1942г. Согласно ему, к выполнению упомянутых действий могли привлекаться мужчины в возрасте от 16 до 55 лет и женщины от 18 до 45 лет. Исключение составляли инвалиды, беременные и женщины, имеющие детей в возрасте до 8 лет. Срок трудовой повинности не должен был превышать 2-х месяцев и составлял 11 часов в день, труд мобилизованных оплачивался по нормам, обязательным для данного вида работ.
Существовали два источника снабжения мобилизованных рабочими инструментами. Во-первых, местное население, мобилизованное на возведение упомянутых рубежей, должно было явиться на работу со своим инструментом. Во-вторых, инструмент для массовых земляных работ изготавливали 79 предприятий Ярославской области и 39 МТС. Техническая оснащённость работников была низкой, что подтверждают следующие цифры: 63% работ были земляными, причём из-за отсутствия взрывчатки они выполнялись вручную, с помощью достаточно примитивного инструмента. По ведомости строители оборонительных рубежей располагали 266957 лопатами, 57106 клиньями, 42893 кувалдами, 28460 кирками, 131219 ломами, 11370 топорами и 4234 шт. поперечных пил[705].
При этом на практике ситуация обстояла ещё хуже. По воспоминаниям политруков строительства М. Иртюги, В. Болотова и И. Радионова, строители ощущали нехватку инструментов (кирки, клинья, кувалды, ломы), так как большую их часть составляли горожане, а командный состав не смог грамотно использовать имеющиеся в наличии силы и средства[706]. В строительстве участвовали мобилизованные колхозники, учащиеся старших классов, студенты и работники различных учреждений, не имевшие представления о земляных работах. Зачастую они впервые взялись за строительные инструменты[707]. То есть на важных участках работы использовался труд дилетантов, а результат достигался экстенсивно, за счёт массовости и энтузиазма.
На строительство оборонительных рубежей в Ярославской области, как уже отмечалось выше, были мобилизованы большие в количественном отношении народные массы. Только Ярославский сельский район к ноябрю 1941г. отправил на оборонные работы до 6000 человек и 150 лошадей тягловой силы,[708] а Рыбинск – 11750 человек[709]. В общей сложности, мобилизация охватила 137500 жителей Ярославской области, не считая строительных и сапёрных батальонов 3-й сапёрной армии и заключённых Волголага[710]. Контроль за исполнением распоряжения осуществляла РКМ.
Строительству оборонительных рубежей в Ярославской области большое внимание уделяли органы НКВД СССР. Уже 17 октября 1941г. начальник УНКВД по Ярославской области майор госбезопасности В.В. Губин потребовал от начальников РО принять «личное участие в мобилизации трудоспособного населения на работу по постройке оборонительных сооружений, сделать всё от нас зависящее, для того чтобы эту работу провести в строго установленный областным комитетом партии срок»[711]. Для выявления причин и условий, затягивающих ход строительства («ненормальностей», по выражению Губина), были командированы 30 оперативных работников УНКВД.
В последующем данный вопрос рассматривался на общем закрытом партийном собрании первичной парторганизации при Ярославском РО НКВД от 2 декабря 1941г., что говорит о его важности и остроте в тот период. В прениях особо подчёркивалась необходимость проведения разъяснительной работы среди населения района для мобилизации на завершение строительства оборонных сооружений вдоль областного центра. При этом все сотрудники РО НКВД должны были повысить бдительность и бороться с уклонением от работ на данном строительстве[712]. Данные обстоятельства не только подчёркивают высокую роль органов госбезопасности при сооружении оборонительных рубежей, но и косвенно свидетельствуют о наличии на данных объектах «трудового дезертирства».
Последний факт признавался и руководством УНКВД по Ярославской области. В приказе майора госбезопасности В.В. Губина от 7 декабря 1941г. открыто, с приведением конкретных цифр и фактов, говорилось о многочисленных «случаях дезертирства мобилизованных с работы». По данным УНКВД, на 4-м участке 18-го полевого строительства 129 человек самовольно ушли домой, ещё 200 работников дезертировали в Пошехоно-Володарском районе, а в Тутаевском районе работу оставили 830 человек[713]. Эти факты были не единственными: в докладных записках из Даниловского и Первомайского районов области утверждается о 454 и 420 случаях самовольных уходов со строительства[714]. В результате начальник УНКВД сделал вывод об отсутствии «решительных мер борьбы с дезертирами» и неэффективности существовавших на строительстве санкций за побеги с работ или уклонение от них – штрафов и осуждения к принудительным работам на 6 месяцев.
Между тем размер денежного штрафа для «трудовых дезертиров» достигал огромной для сельского жителя - а горожане не превышали 26% от общего числа мобилизованных работников - суммы 3000 рублей[715]. Это ещё раз свидетельствует о чрезвычайной тяжести работ на строительстве оборонительных рубежей в Ярославской области: даже угроза длительных сроков тюремного заключения не всегда удерживала рабочих на месте. Более действенными способами считались невыплата заработной платы или лишение продовольственных карточек[716]. После применения таких методов воздействия дезертиры, как правило, возвращались обратно, так как, по существу, лишались источников существования.
В приказе начальника УНКВД по Ярославской области были чётко обозначены причины дезертирства: 1. плохая организация питания и снабжения кипячёной водой работников; 2. невнимательное отношение к быту мобилизованных[717]. Нельзя забывать и о том, что до 70% из их общего количества составляли женщины, оставившие домашнее хозяйство[718]. При этом сами работы производились в авральном, экстренном режиме, а потому работники были расположены в 10 км от непосредственного места работы, плохо снабжены обувью, одеждой и питанием. Например, в Первомайском трудотряде к 15 декабря 1941г. 35 человек не имели валяной обуви, у 156 она была непригодна, у 424 требовала ремонта, а ещё у 248 человек в неудовлетворительном состоянии была тёплая одежда[719]. В результате для них пришлось организовать на месте плетение лаптей, отнимавшее дополнительное время у рабочих. Хотя на пленуме ярославского обкома ВЛКСМ от 15 декабря 1941г. строительство оборонительных укреплений на территории области было названо «главной и основной задачей всей областной комсомольской организации», а от каждого комсомольца требовалось показать «социалистическое отношение к труду, образец исполнительности и воинской дисциплины»[720], реальность оказалась иной. Секретарю обкома ВЛКСМ С.И. Батунову пришлось признать наличие в ряде районов случаев дезертирства комсомольцев с оборонного строительства, хотя точной статистикой он не располагал. При этом райкомы ВЛКСМ, вопреки требованию обкома об исключении, их покрывали[721].
Информационные сводки УНКВД по Ярославской области, направляемые в Москву наркому внутренних дел СССР Л.П. Берия, также сообщают совершенно ужасающие подробности возведения оборонительных рубежей. Например, 26 ноября 1941г. в с. Семичи Костромского района пьяный рабочий трудового фронта Ш. нанёс секретарю Судиславского райкома ВКП (б) Фурсину несколько ножевых ран, но тот остался жив и застрелил нападавшего из револьвера[722]. В деревне Васильки Угличского района 9 колхозников–участников спецстроительства отравились метиловым спиртом, проданным из химической лаборатории техником-интендантом 2-го ранга воинской части №19 И. В результате 2 человека умерли, а 3 в тяжёлом состоянии были госпитализированы[723]. Документы органов госбезопасности дают представление и о причинах трудового дезертирства. Некая санитарка Б. утверждала, что «работать в таких условиях невозможно. Нас кормили плохо. Спать было негде»[724]. Другой гражданин, вернувшийся с трудового фронта, распускал слухи о том, что там «…не только голодают люди, но даже многие красноармейцы не получая хлеба, в поисках питания ходят по деревням и попрошайничают»[725].
Официальные данные подтверждаются воспоминаниями непосредственных участников оборонительных работ в Ярославской области и других регионах СССР, переживших Великую Отечественную войну. К числу общих недостатков спецстротельства относились низкая обеспеченность работников инструментами, неудовлетворительная организация питания, полное отсутствие банно-прачечного обслуживания[726]. Наконец, работа по возведению в суровые зимние холода с применением примитивных технических средств системы оборонительных сооружений была крайне опасной. Как вспоминала участник трудового фронта, работница Урочского вагоноремонтного завода Е. Тиунчик-Абрамовская, у неё на глазах глыбой земли, отлетевшей во время взрыва, убило её подругу М. Алеухину[727].
Таким образом, архивные данные и воспоминания непосредственных участников специального строительства опровергают или, по крайней мере, существенно корректируют утверждения современных исследователей о том, что участников оборонных работ «кроме питания хорошо обеспечивали тёплой одеждой, обувью, бельём»[728]. Напротив, они были достаточно плохо оснащены даже самым необходимым.
Вышеперечисленные факты в совокупности с частыми артиллерийскими обстрелами и сильными воздушными налётами Люфтваффе, а также с полным отсутствием почтовой связи с родственниками в Ярославской области нередко приводили к «трудовому дезертирству». По воспоминаниям прядильщицы льнокомбината «Заря социализма» в г. Гаврилов-Ям Е.Ф. Сковородкиной, после сильных налётов немецкой авиации на железнодорожную станцию Волховстрой «народ стал потихоньку разбегаться домой». Конкретных цифр женщина не приводит, но, по её словам, основная часть мобилизованных всё же оставалась на месте. Однако в качестве причины этого она выделяет не высокую сознательность или патриотизм рабочих, а циркулировавшие среди них слухи о деятельности ВТ по поиску дезертиров в г. Тихвин[729].
Газета ярославского обкома, горкома ВКП (б), исполкома Ярославского совета депутатов трудящихся «Северный рабочий» в течение ноября-декабря 1941г. опубликовала 4 заметки, рассказывавшие о судьбе «трудовых дезертиров»[730]. Суммируя изложенные в них сведения, можно констатировать, что ВТ войск НКВД по Ярославской области осудили 24 мобилизованных за дезертирство и уклонение от трудового фронта на различные сроки лишения свободы, от 5 месяцев до 10 лет. Отдельные рабочие совершали 2-3 побега со спецстроительства. Ещё 7 человек были присуждены к штрафу в размере 150-300 рублей за более мелкие нарушения – опоздания на работу, окончание работы раньше срока или игра в карты в рабочее время. Очевидно, что газета писала лишь о наиболее характерных, но далеко не обо всех случаях нарушения дисциплины.
В упоминавшемся выше приказе начальника УНКВД по Ярославской области майора госбезопасности В.В. Губина от 7 декабря 1941г. перечислялись «решительные меры», необходимые для пресечения побегов с оборонного строительства. Прежде всего, Губин требовал выявить «организаторов и подстрекателей массового ухода колхозников со строительства» оборонительных рубежей и передать их под суд ВТ. Для успешного решения данной задачи органы НКВД должны были создать на строительстве агентурную сеть. Также Губин приказал начальнику Контрразведывательного отдела (КРО) УНКВД старшему лейтенанту госбезопасности Ильичёву командировать для проверки состояния работы по строительству в наиболее отстающие районы группу оперативных работников. Их деятельность должны были лично проверять начальники РО НКВД[731]. В общей сложности за дезертирство и антисоветскую пропаганду были расстреляны 11 человек[732]. При этом руководство правоохранительных органов области ничего не говорило о ликвидации первопричин дезертирства - отсутствии нормальных условий труда и заботы о работниках.
На борьбу с дезертирством с оборонных работ были ориентированы и органы прокуратуры, причём данное направление считалось достаточно важным. В выступлении прокурора Ярославской области Н.В. Шляева и дальнейших материалах партсобраний прокуратуры содержались требования «напрячь все силы», поиск дезертиров с оборонных работ упоминался в числе «исключительно важных» и «исключительно больших» задач прокуратуры, звучали призывы к усилению борьбы с дезертирами и дезорганизаторами труда на спецстроительстве и на производстве, к усилению борьбы за трудовую дисциплину и быстрой реакции на все сигналы о её нарушениях[733]. Повышенное внимание правоохранительных органов к означенной проблеме косвенно свидетельствует о наличии немалого количества подобных нарушений.
Внимание к злостным нарушениям трудовой дисциплины у правоохранительных органов Ярославской области не ослабевало и в дальнейшем. 13 января 1943г. приказом по УНКВД в аппарате ОСБП УМ, а также в ГОМ и РОМ гг. Ярославль, Рыбинск и Кострома были введены дополнительные штатные единицы для организации и проведения розыска дезертиров с предприятий оборонной промышленности[734]. Однако уже 13 апреля 1943г. деятельность ВТ Ярославской области, равно как и ВТ Москвы и Ивановской области, была признана приказом Наркомата юстиции СССР неудовлетворительной[735]. Тем самым ликвидировать или ограничить «трудовое дезертирство» правоохранительные органы не смогли. Аналогичные проблемы испытывали и другие регионы страны, причём их масштаб был заметно большим, чем в Ярославской области. Так, например, из-за неудовлетворительного продовольственного снабжения, плохой оснащённости обувью, частых заболеваний и грубости руководства на отдельных пунктах лесозаготовок Архангельской области бежали до половины рабочих[736]. На Северном Кавказе, в Дагестанской АССР, по тем же причинам от строительства оборонительных сооружений осенью 1942г. уклонялись до 10000 граждан, поэтому власти пошли на взятие заложников среди их родственников, чтобы вернуть беглецов[737].
Кроме прямого дезертирства, в Ярославской области существовало уклонение от трудовой повинности. Оно затрагивало не только работы по созданию оборонительных рубежей в начальный период Великой Отечественной войны, а было достаточно широко распространённым явлением и в последующие годы. Даже перелом в ходе войны в пользу СССР не играл значимой роли. К примеру, как свидетельствуют архивные документы, в Ростовском районе резко негативное настроение вызывали регулярные отправки людей на Берендеевское торфоболото. Иногда руководители различных организаций и учреждений даже под страхом суда запрещали своим мобилизованным подчинённым ездить туда[738].
Причиной столь негативного отношения части населения области к трудовым мобилизациям следует считать его высокую занятость. Измотанные, жившие крайне бедно люди уже не имели сил для выполнения дополнительной работы. При этом сама мобилизация на лесозаготовки и торфоразработки часто происходила с нарушениями. На партсобраниях в УНКВД по Ярославской области 1-4 декабря 1941г. отмечались не только факты опоздания на работу и прямого дезертирства с трудового фронта, в том числе со стороны членов ВЛКСМ, но и посылки туда инвалидов и совершенно неподготовленных к работе людей[739].
Существенного изменения ситуации в лучшую сторону не произошло и в конце Великой Отечественной войны. На XIII Ростовской районной партийной конференции 3-4 февраля 1945г. прокурор Ростовского района Ершов тоже признавал наличие аналогичных фактов[740].
Нередко неприязнь со стороны народа вызывали представители власти, чьи родственники не подлежали мобилизации, а представители сельской интеллигенции резко возмущались привлечением к физическому труду, считая его использованием не по прямому назначению[741].
В отличие от аналогичных преступлений, касавшихся РККА, данное правонарушение достаточно широко освещалось на страницах периодической печати военных лет. К примеру, 15 ноября 1941г. газета Ростовского райкома ВКП (б) «Большевистский путь» сообщила о привлечении к уголовной ответственности за нарушение решения об обязательной платной трудовой повинности 5 жителей г. Ростов[742].
Аналогичные случаи происходили и в последующие годы – наиболее крупные факты уклонения от трудовой повинности отмечены в заметках от 25 сентября 1942г., 11 января и 29 ноября 1944г[743]. В некоторых случаях уклонению от трудовой повинности в той или иной мере способствовало само руководство колхозов. Всё это убедительно свидетельствует о несомненной актуальности проблемы дезертирства и уклонения от трудового фронта в области в годы войны.
При этом лаконичные газетные заметки использовались государством в качестве одного из методов борьбы с «трудовым дезертирством» и уклонением от трудовой повинности. Во-первых, они ясно показывали населению участь нарушителей военных законов. Во-вторых, газеты играли важную агитационную роль - в печати постоянно подчёркивалась обязанность руководящих работников предприятий, учреждений и сельсоветов широко разъяснять решения властей об обязательной трудовой повинности и обеспечить его точное выполнение. Однако, как показывают вышеприведённые сведения из прессы военных лет, «трудовое дезертирство» и уклонение от обязательной трудовой повинности продолжало существовать в Ярославской области на всём протяжении Великой Отечественной войны.
Немаловажной причиной этого были грубые злоупотребления местных властей, нарушавших постановления СНК СССР и указы Президиума Верховного Совета СССР, то есть значительно превышавших собственную компетенцию. Неоднократно их опротестовывала прокуратура Ярославской области, так как Ярославский областной совет депутатов трудящихся без санкции СНК направлял рабочих на предприятия лёгкой промышленности и на дорожные работы[744]. Срок мобилизации также превышал законные нормы.
Грубейший случай злоупотребления со стороны представителя власти произошёл в марте 1942г. в Смоленском сельсовете Переславского района. Виновным был заведующий военным отделом райкома ВКП (б) И.Н. Калинеев, командированный в качестве представителя по организации заготовки и вывозки дров для нужд железнодорожного транспорта. Следствием исключительно грубого обращения с колхозниками данного руководящего работника стало падение дисциплины на производстве и производительности труда: 90 человек из 138 колхозников, работавших на лесоучастке на момент его назначения, ушли с работы и возвратились только после отзыва Калинеева[745].
Столь масштабное дезертирство с лесозаготовок влияло на выполнение плана дровозаготовок для нужд железнодорожного транспорта, что рассматривалось государством как серьёзное правонарушение. Правоохранительные органы сочли действия Калинеева на лесоучастке «нарушением власти», а бюро Переславского райкома ВКП (б) было вынуждено снять И.Н. Калинеева с должности, объявив ему строгий выговор с предупреждением. Тем не менее, местные партийные органы, как сообщал прокурору Ярославской области Полярному в докладной записке от 5 апреля 1942г. прокурор Переславского района Алякринский, предлагали прекратить возбуждённое против Калинеева уголовное дело. В данном случае, из-за очевидной вины чиновника и частичного признания им вины на допросе, райкому не удалось добиться своей цели.
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 23; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!