Bunny Wailer. Rastaman
Мы с Барабассом засели в маленькой комнате с потертыми обоями, заваленной всяким хламом: старыми чемоданами, корзинами, картонными коробками. Пятнадцать лет назад, когда родители Барабасса были еще живы, здесь обитал он сам, а гостям своим стелил на полу или ставил маленькую раскладушку. Вон она, пылится в углу, пружинные крепления наполовину отвалились. Здесь, приоткрыв окошко, мы смолили набитую шалой беломорину, а в дверь врывалась Барабассова матушка, без устали боровшаяся с дурными наклонностями сына. Она проиграла эту войну, которую не стоило начинать. Сейчас ее уже не было, а Барабасс маленьким ножичком ловко измельчал кусочек темно-зеленого твердого, смешивал с табаком «Драм» и скручивал джойнт из двух бумажек, склеенных предварительно буквой «Г». Подручным средством ему служил флаер размером с почтовую открытку, анонсировавший сегодняшний концерт Уроя. Барабасс чиркнул спичкой, затянулся. Я взял со стола флаер, еще сохранивший остатки табачной мелочи и заметно поцарапанный лезвием.
На меня в упор глянуло морщинистое, напряжное лицо. Возьмите тяжелую челюсть Игги Попа, жирные губы Оззи Осборна, расплющенный нос Жерара Депардье, хищно-детский взгляд Майка Тайсона, хипповский хаер Джона Леннона, берет Че Гевары, харизму графа Дракулы, добавьте к этому ядовито-яркий светофорный шарфик, густо усыпанный конопляными пятилистниками – вот и получится Урой, славный реггей-герой... Текст под фотографией гласил: «Урой возвращается! Единственный концерт лидера легендарной “Корневой Системы” в клубе “Джамбамбуния”! Начало в 21.00. Вход 200 руб».
|
|
|
- Ты его уже видел? – спросил я.
- Ага, – коротко ответил Барабасс.
- Ну, как?
- Понимаешь, вот Гектор – талант, но никогда не тянул на лидера, поэтому все и превратилось у него в клоунаду. А Урой... Он мог бы стать вторым Цоем...
- Но не стал.
- Не стал...
Барабасс протянул мне джойнт. Дверь комнаты распахнулась.
- Боря, ты мне нужен, надо белье достать из машины и повесить, – раздался нервный женский голос.
- Сейчас иду, – ответил Барабасс. – Закрой дверь, чтобы дым в коридор не шел.
Дверь захлопнулась. Все течет, все меняется, не проходит только любовь. Ненависть проходит, а любовь – нет, хотя они срослись перегородками, и одно имеет тенденцию мутировать в другое. Но это я так, в паузе между выстрелами.
- Чем занят? – спросил Барабасс.
- Да так... Студию мою разгромили, слышал?
- Кто?!
- Расколбас.
- О... Этот может. За что?
- Денег ему был должен, полторы штуки. Ну, и остался должен. Короче, ищу темы интересные. Попробовал на местности концы с концами, да вдруг рыцари рэйволюции с обыском нагрянули. Боюсь, кто-то из своих сдал, а иначе что за подстава такая?
|
|
|
- Если свой стучит – неприятно и опасно… И как дальше было?
- Дальше все как-то само урегулировалось. Хочу теперь от вас кое-что в Тоскву отвезти, врубаешься?
- Темы, если поискать, можно найти. А деньги?
- Денег надо вырубить, – я вернул на четверть приконченный джойнт.
- Это сложнее... – Барабасс затянулся.
- Понимаю… А ты, значит, на семейном?
- Мы с Янкой венчались, ты в курсе?
- Поздравляю...
- Сколько мы не виделись-то?
- Давненько... – Я призадумался. – С тех пор как ты по Европам мотаться отправился. Лет восемь?
Дверь снова распахнулась. Гневная Янка возникла на пороге, ожгла нас взором горящим и исчезла. Издалека донеслись детские вопли.
- Пойду, помогу ей, – сказал Барабасс, подымаясь из продавленного кресла – того самого, в котором он любил сиживать 15 лет назад, когда мы без конца музицировали в этой самой комнатушке. – Вечером в клубе будет пара интересных джентльменов, тебе с ними потолковать стоит.
И он ушел, а я остался вспоминать былое. Когда-то в начале 90-х Барабасс приезжал ко мне в Тоскву, это было после его первого паломничества во Францию, где он около двух месяцев проработал сборщиков винограда в какой-то южной провинции. Проживая в общежитии для сезонных рабочих, как-то утром, идя на работу, он обнаружил под лестницей огромный контейнер, набитый серебряными кулонами с изображениями знаков Зодиака. Недолго думая, Барабасс набил этими кулонами карманы, причем с виду количество их в контейнере даже слегка увеличилось. «Надо продать», – поделился замыслом Барабасс, показывая мне шар из перепутавшихся цепочек с торчавшими во все стороны Весами, Козерогами и Близнецами. Мы пошли на Народный рынок, забрели вглубь торговых рядов, обратились к восточным мужчинам: «Не нужны серебряные кулоны из Парижа?» На нас аки стая фурий налетела толпа, оттеснила на рыночные зады, под серый заборик. Перед моим лицом замелькало открытое лезвие маленького перочинного ножика. «Эй, слюшай, пачом продаешь?» – пугали дети гор. Мы пугались, но не подавали виду. «Десять рублей штука!» – настаивал Барабасс. Я поддакивал и ворочался, пытаясь вырваться из цепких рук. «Агиль придет, он решит!» Нас плотно зажало кольцо щетинистых, черноволосых абреков, благоухающих пряностями, чесноком, острым перцем и честным базарным потом. Откуда не возьмись явился Агиль: седина на висках, кинжальный взгляд из-под кустистых бровей. Перед ним все расступились. Нас отпустили. Агиль повертел в руках серебряного Тельца, которого с трудом удалось отделить от общей спутанной зодиачной массы. «Дэсят рублэв всо!» – предложил Агиль, сверкнув золотыми передними. «За всё – сто!» – уперся Барабасс. На периферии внимания снова засверкал ножичек. «Твой друг, он кто?» – спросил меня Агиль. «Лучший в стране реггей-басист!» Агиль не очень понял, что я имею в виду, но это сыграло свою положительную роль. В результате мы взяли восемьдесят рублей и благополучно ретировались с рынка, выйдя из дела с чистым выигрышем. Думаю, Агиль тоже неплохо нагрел руки. Наверное, он потом каждый кулон по сотне отдавал. Интересно, Барабасс продолжает играть на басу?
|
|
|
|
|
|
- А ты на басу продолжаешь играть? – поинтересовался я, когда мы вышли из дома около половины девятого и двинулись в сторону автобусной остановки.
- Бас имеется, потом покажу, – Барабасс улыбнулся. – Хороший бас у меня! Но чаще программирую... В «Кубэйсе» работаю последнее время, мне нравится. Я тебе нарежу пару треков на болванку, послушаешь...
Место, куда привела нас мозолистая рука судьбы, располагалось в средних размеров строении, на вид напоминавшем бункер противовоздушной обороны. Правда, для настоящего бункера здание было слишком здоровым и бросающимся в глаза. Скорее всего, когда-то здесь располагался склад или мастерская. Сейчас над главными воротами повесили вывеску с грубо намалеванной пальмой (иной скажет: в стиле промышленного примитивизма) и надписью большими светящимися красно-желто-зелеными буквами: «Джамбамбуния». В клубе с этим дурацким названием на входе стоял здоровый лысый придурок с мизантропической меланхолией в бесцветных глазах. Перед ним зависала небольшая очередь. Особого лома на предстоящее выступление не наблюдалось. Барабасс смело протолкался сквозь жидкую стайку малолеток. Завидев нас, лысый придурок оживился:
- Билеты есть?
- Мы в списке.
Долго возя пальцем-сосиской по листочку, где в столбик были выписаны фамилии приглашенных гостей, лысый придурок обнаружил требуемую запись и потерял к нам всяческий интерес, предоставив собственной карме. Мы вступили внутрь. Помещение клуба выглядело типичным для такого рода заведений: барная стойка с пыльной батареей всех подобающих фирменных бутылок и отдельным краном для пива «Русская волна», на котором делалась основная молодежная касса. Стены выкрашены в черный цвет, в углу – маленькая сцена, повсюду расставлены столики. Было еще второе помещение, там к потолку зачем-то присобачили огромное количество пластмассовых кукол-младенцев – дизайнерский изыск, обернувшийся непредусмотренной некропедофилией. Барабасс взял два зеленых чая, мы уселись в дальний уголок.
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 18; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!