Jacob Miller. Forward Jah Children



 

Разбудили вопли соседа:

- Обокрали! Обокрали!

Я приподнял тяжелую голову. Поезд стоял. Похоже, мы прибыли. Почему никто не разбудил заранее? Оказывается, у соседа ночью утащили сумку. Как вошли? Заперто же было... Парень с воплями выскочил в коридор. Гектор стоял посреди купе и задумчиво разглядывал собственный паспорт. Я потянулся всем телом и спрыгнул вниз.

- У меня тоже деньги пропали, – загудел взволнованный бас в глубине вагона.

- Люди добрые, помогите! Всю обворовали! – завизжал где-то рядом женский голос.

Выглянул на шум. Пассажиры шебуршились растревоженными шмелями. Вопила вчерашняя жирная тетка.

- Привет, музыканты, – раздался знакомый голос Джинсового Молодчика.

Мимо купе спокойно прошествовали деловые люди. Налегке, совсем без багажа, только Блеклая Кофта нес в руках скромный целлофановый пакетик да Реал-Мадрид – сложенную вдвое газетку. Правая половина лица Серого Костюма довольно улыбалась. Больше мы их никогда не видели.

- Вчера специально документы и деньги в карман спрятал, – произнес Гектор и покачал головой, как бы отгоняя наваждение. – Проснулся, а все на столе лежит, и банкноты между страниц паспорта рассортированы, ты погляди только...

Задерживаться не было смысла: мы подхватили гитары и поспешили к выходу. На перроне курил проводник в голубой форменной рубашке с закатанными по локоть рукавами. Заприметив нас, хитро сверкнул золотым зубом. Мы направились в сторону вокзала. У самого входа толпились крепкие, грозного вида глухонемые, оживленно размахивали руками. Вдруг один показал рукой в сторону и помчался куда-то. Остальные с удивлением глядели вслед. А тот подбежал к ларьку, торговавшему беляшами, возле которого три откровенных гопника приставали к юноше бледному со взором горящим. Один из гопников сбил с юноши шапку. Тут глухонемой с размаху заехал гопнику по уху. Двое других набросились на подбежавшего и начали молотить его кулаками, но он не сдавался, демонстрируя приемы восточных единоборств. От удара ногой с разворота один из гопников отлетел спиной на ларек и толкнул женщину, покупавшую беляш. Та заверещала, продавщица беляшей принялась громко материть хулиганов. Двое гопников навалились на каратиста и стали душить его. Тогда все глухонемые сорвались боевой стаей и вступились за своего. Гопники обратились в паническое бегство. Бледный юноша тоже оказался глухонемым, сейчас он бурно жестикулировал. Товарищи окружили его и того, кто первым пришел ему на помощь. Лица их были довольны.

День начинался хорошо. В центре вокзала нас ожидал Барабасс. Накануне Гектор позвонил ему и предупредил, что собираемся приехать. Барабасс неплохо играл на барабанах и на басу, а по-цивильному его звали Борис Балашин. Он повел нас прогуляться по району выселенных домов рядом с вокзалом. Там все выглядело, как если бы война кончилась не пятьдесят лет, а пять месяцев назад. Повсюду мусор, битое стекло, у разоренного гаража – сгоревшая машина. Забрели в один дом. Большинство квартир заперты, может, кое-где еще оставались малочисленные жильцы, но они не давали о себе знать. На пятом этаже обнаружилась открытая дверь. Внутри пахло пылью и чем-то старушечьим. В одной из комнат внимание привлекли массивные напольные часы с тяжелым маятником. В другой весь пол был засыпан слоем пожелтевших нот. Барабасс прибил папиросу, мы даже немного поиграли на гитарах в этом пустом доме.

Барабасс жил на Площади Искусств. У него была огромная квартира, я так никогда и не смог точно сосчитать количество комнат. Между ними вполне можно было бы запустить чартерный рейс. Иногда тебе навстречу из-за угла выруливал какой-нибудь заблудший гражданин – то ли родственник, то ли приятель Барабасса. Вы здоровались и расходились, чтобы больше не встретиться. Первые пять дней мы прожили у Барабасса, как в зеркальном дворце-лабиринте дракона-императора Янди, разве что без обнаженных наложниц и фонтанов с вином. Парам алкоголя мы предпочитали дым травы.

Было много дел. Мы все время перемещались, таская за собой гитары. При каждом удобном случае музицировали: в парадняках, на городских площадях, в гостях, в фойе альтернативного молодежного клуба «Бум-Бум» (первого и пока единственного на весь город) или попросту в парке. Погода благоприятствовала. Барабасс расхаживал по городу в сандалиях и ярких африканских штанах леопардовой раскраски. Однажды он отвел нас в ДК Кулинаров. Там на последнем этаже располагалась студия и можно было поиграть. Сережа – хозяин студии – исполнял риддим на басу. Барабасс садился за установку, и мы начинали... За два дня записали четыре песни на восьмиканальный магнитофон, с наложением вторых голосов и перкуссии. Получалось интересно, но у нашей постепенно оформлявшейся группы все еще не было названия.

- Назовитесь «Вавилонские Могильщики», – предлагал Барабасс.

- Не надо нам кладбища! – не соглашался я.

- Тогда, может, «Отряд Зет»?

- Что за Зет? – удивлялся Гектор.

- Зайон, – объяснял Барабасс. – Неужели не ясно сразу?

- Лучше уж «Отряд Зайцев» – это хотя бы смешно...

На шестой день переселились в сквот на Черном Проспекте, там обитала группа «Апокалипкие». С ее лидером Олегом был хорошо знаком Гектор. В первый вечер готовились к концерту. Все сидели на грязной кухне, пили, курили. В качестве заводилы выступал маленький пухленький человечек в очках с очень толстыми стеклами. У него были плохо вымытые волосы и прыщик на кончике носа. Он громко хохотал, рассказывал пошлые анекдоты, вспоминал «Кинг Кримсон» и «Йес». Из-за легкого нарушения дикции было трудно понять, что он говорит. Гектор с Олегом куда-то удалились, мне стало скучно, я отправился их искать. В квартире было полно комнат и переходов, но в каждую щель вселилась такая безнадежная грязь, что хотелось взорвать дом изнутри, не дожидаясь, пока сам превратишься в ходячую плесень. Гектора я нашел спящим в старом, изорванном кресле, рядом Олег с несколько исступленным видом протирал фланелью свою электрогитару. Примерно через полчаса с трудом растолкали Гектора и отправились на концерт. В такси по дороге в клуб Гектор рубился с полузакрытыми глазами.

- Что с тобой? – спросил я.

- Славушка, дружочек, всё та-ак хорошо, всё та-ак хорошо, – бормотал Гектор в несвойственной ему слащавой манере.

В клубе было полно народу, на разогреве играли молодые панки, их вокалист ревел низким басом по-английски, перемежая пение хриплыми выкриками «Дас ист фантастиш!» и «Цурюк, зольдатен!». Когда на сцену вышли «Апокалипкие», в зале творилось уже что-то неописуемое. Хиппово выглядевший мозгонавт плавно перемещался вдоль стен, ловя невидимых насекомых. Танцевали девушки с бутылками пива в руках. Одна мне очень понравилась: у нее были каштановые недлинные волосы, упругие шары под белой майкой с надписью «СПАСЁМ МИР» и обтянутая джинсами круглая попа. Но я стеснялся подойти и познакомиться. Пухленький очкарик оказался саксофонистом. Видимо, он считал себя гением, а может, просто сильно надрался, но не мог прекратить игру даже в паузах. Под конец концерта он умудрился опрокинуть микрофонную стойку и после этого дул в свой сакс уже без подзвучки, что явно пошло на пользу общему саунду. Концерт мне скорее понравился: Олег оказался неплохим вокалистом, да и на гитаре интересные фортеля выделывал.

- Это черная рыба в черной реке, – пел он, – это черные крылья в черной дыре!

Барабасс пригласил «на рыбу»: один приятель привез трофеи с рыбалки. Наелись до отвала ухи и жареного судака, заночевали. На следующий день отправились на местный блошак. Барабасс не пошел, сославшись на домашние дела (мама запарила его мощной стиркой белья и занавесок). Гитары не брали, долго брели по жаркому Ветербургу, вдоль заросшего тиной канала, мимо обшарпанных домов исчезнувшей аристократии. На Площади Справедливой Борьбы шла вечная стройка, машины здесь не ездили, а потому расположился Мусорный базар. Люди торговали перегоревшими лампочками, непарными кирзовыми сапогами, ржавыми гвоздями, рваными книгами. Можно было отыскать фирменные шмотки, букинистические редкости, голландский фарфор XVIII века. На одном из лотков я заметил армейскую униформу. Мне понравился маскировочный костюм – сетчатые куртка и штаны цвета хаки.

- Армия! Литовская армия! – повторял продавец.

- Гектор, одолжи чирик!

- Тебе это нужно?

- Это же А.Р.М.И.Я.!

Потратив последние деньги на прибалтийскую униформу, отправились назад. Солнце распалилось, как техасский рейнджер на стриптиз-шоу. Мы покрылись испариной, как порножеребцы.

- Отдохнем? – предложил Гектор.

Расположились на травке возле красивого здания с выщербленными кариатидами. Вдруг из-под них выбежало чудовище на длинном поводке, который зажимал дородный детина, неодобрительно глянувший на нас.

- Волкодав, – сказал Гектор. – Зверская псина.

Волкодав примерился на большое дело ровно напротив. Он вытянул хвост, напряг шею и стал похож на пораженного полиомиелитом престарелого кенгуру, чье хобби – рожать инопланетных личинок. Хозяин стоял рядом и делал вид, что собака не его. Потом они ушли. Мы докурили последнего косячевского и поплелись в обратный путь. Недалеко от Площади Искусств – я не поверил своим глазам! – на тротуар выкатили бочку с синими буквами «КВАС» на желтом боку. В Тоскве подобное развлечение сгинуло бесследно. Мы с удовольствием пили холодный квас по 5 копеек, и только вернувшись домой к Барабассу я с замиранием сердца осознал: все покупки так и остались лежать напротив того места, где какал гигантский волкодав.

 

 

Х.1.5. ДЖА.

 

Do you believe I would take something with me

And give it to the police man?

I wouldn't do that, now listen to me one more time:

I wouldn't do that

Toots & The Maytals. 54-46 (That's My Number)

 

Барабасс оказался лучшим знатоком реггей-музыки из всех, кого я знал. Понимал тексты, на слух снимал сложные партии, был уважаем старыми ветербуржскими рокерами вроде Крыса Бревенщикова, дружил с первым реггей-героем страны Уроем, главарем «Корневой Системы». Барабасс тусовался с африканскими студентами, играл с ними на танцах в общаге – единственный белый! Они записали шуточную композицию, в которой были слова «Товарищ Горбачев пришел ко мне и спрашивает: а у тебя есть что-нибудь? А я его спрашиваю: что, товарищ, что вам надо? А он говорит: у меня кончилось все! А я говорю: ну, у меня тоже ничего не осталось...» Высокий, сильный, старше меня на год. Я испытывал к нему уважение, смешанное с душевным трепетом. Барабасс одним словом вгонял человека в гроб, а вторым заколачивал крышку. Самым интересным было играть с ним. Он брал басуху, и начинали твориться чудеса: невероятный драйв, фантастические мелодии, по телу растекалось живительное тепло.

- Тебе надо научиться играть на басу и одновременно петь, – поучал меня Барабасс, пока мы топали по лестнице в ДК Кулинаров. – Это считается самым крутым – поющие басисты!

- Я не смогу...

- Хватит хныкать! Стремись к невозможному!

Петь у меня еще худо бедно получалось, а с бас-гитарой выходил полный позор. Даже струны правильно зажать не хватало силы в пальцах! С тем же успехом Мстиславу Ростроповичу можно было сунуть швабру вместо виолончели и предложить сыграть концерт Бенджамина Бриттена. Хотя у него и на швабре вышло бы, уверен, гармоничнее, чем у меня на самом фирменном из басов. В чем был секрет Ростроповича? Никогда не спит. Способен в самолете один раз просмотреть ноты, потом бухать несколько часов подряд, потом пойти на репетицию с оркестром и сразу сыграть всю партию без единой ошибки, попутно указывая на мельчайшие неточности двадцать пятому скрипачу, прячущему лысину за колонной. А после поехать на прием к президенту США и опять бухать, сохраняя светский лоск и рассказывая анекдоты сразу на всех языках. Особый подвид человека. Может быть, он мутант или пришелец. Хотел бы я быть таким, как Ростропович? Я сплю двадцать часов подряд, встаю, ем и снова заваливаюсь в постель. Один раз почивал под роялем, когда на нем бряцали в четыре руки. Но хватит обо мне. Барабасс, между прочим, тоже умел задать храпака, и вообще в нашей компании было принято жить по ночам. Как огромные летучие мыши мы висели вниз головами в грязной пещере коллективного бессознательного, воображая, что творим культурную революцию. На стенах пещеры плясали отблески дикой реальности, но нам было не до того. Что реальность? Дым.

- Слушай, странное чувство, – молвил Гектор, когда мы шли по Красному Проспекту, направляясь в сторону сквота «Апокалипких». – Ч т о м ы з д е с ь д е л а е м?

В.А.М. З.Н.А.К.О.М.О. Д. Ы. Х. А. Н. И. Е. Х.О.Л.О.Д.А.? На проспекте как вкопанный встал. Летний вечер, мы дружим, мы молоды. Ангел Смерти над нами витал. Месяц август. Повсюду прохожие, словно праздник сегодня какой. Но смотри – они все здесь похожие, каждый машет нам левой рукой. В нефтяной ночи звездным золотом дрожь по сердцу, в душе пустота. Два жучка на иголку наколоты. Повсеместно теперь холода.

Мы застыли посреди потока прохожих, как яйцеобразный корабль «Фрам» под командой легендарного путешественника Фритьофа Нансена застыл во льдах Северного ледовитого океана. Судно было сконструировано так, что льды не могли раздавить его корпус, но экспедиции все равно пришлось покинуть борт и передвигаться пешком в условиях полярной зимы.

- Поехали домой! – я сам удивился тому, что говорю.

У нас была куча планов как минимум на неделю вперед, не говоря уже о незавершенной записи. Гектор последнее время подолгу пропадал где-то с Олегом, не посвящая меня в свои темы. Но я и не парился, постигая под руководством Барабасса премудрости стиля реггей. Вдоль всей улицы вспыхнули фонари. Проехал автобус с интуристами, пялившимися из-за тонированных стекол на таинственную жизнь обитателей империи зла, то есть на нас. Мы переглянулись: все чаще хватало полувзгляда, чтобы друг друга понять. Решение приняли безмолвно и единогласно. Далее события приняли лавинообразный оборот. Мы трусцой добежали до сквота, шуганули бомжеватую парочку с темного лестничного пролета, открыли дверь и обнаружили, что свет вырублен во всем доме. В кромешном мраке кое-как упаковали вещи, благо главными единицами багажа всегда оставались гитарные кофры. Обитатели квартиры при свете свечей сидели на кухне, пили чай, обсуждая прошлое и будущее своего проекта. Родом почти все они были с Дальнего Востока и около года назад перебрались в Ветербург с целью стартовать карьеру альтернативного рок-бэнда. Узнав, что мы резко срываем в Тоскву, фронтмен Олег и саксофонист в очках с толстыми стеклами, имени которого я так и не узнал, увязались в провожающие.

На вокзале царила благодать. В области тотального стресса перед кассами спокойно мариновалось всего несколько десятков человек. Мы без малейших проблем купили билеты на хороший поезд. Состав отправлялся в 0.05, формально уже на следующий день – 18-го августа. Разобравшись с билетами, пошли прогуляться – времени-то еще навалом. Не было монеток, чтобы позвонить, но у Олега нашлась целая горсть «звонилок» – специально выточенных металлических бляшек, идентичных двух- и десятикопеечным монетам. Из автомата звякнули Барабассу, застали его дома. Встретились, сели на скамейку на Аллее Военных Хирургов под деревьями.

- Духовное откровение, откровение души... Давайте восславим Джа, – сказал Гектор, пуская по кругу папиросу «Разбег», набитую остатками шалы, купленной у казахского стройбата в районе метро «Музей аэронавтики».

Метро в Ветербурге было совсем не таким, как в Тоскве, а шала – такой же. Я подумал, правильно ли, как мы говорим о Джа... «Трава, выросшая на могиле Соломона», трава премудрости. Может, оно и так, но не начинаем ли мы веровать в Духа Растения, предполагая, что веруем в Единого Создателя?

- Боб Марли был невероятный человек, – завел Гектор одну из своих бесконечных историй. – Кому-то это покажется смешным или глупым, но для меня он в чем-то является воплощением Гермеса Трисмегиста. Я понимаю, что так нельзя говорить, но ведь слова – это лишь первая дверь в лабиринт истинных значений. Боб Марли был магом, я в этом не сомневаюсь.

- Шаманом, – добавил я.

- Пророком, – уточнил Гектор.

Мне почудилось, у всех у нас выросли трехметровые бороды и семиметровые дрэды. Зашумели над головами ветви невидимых пальм. Волны Карибского моря с приятным шелестом накатывались на тротуар.

- Реггей – это коллективная вибрация, – сказал Гектор. – Когда возникает Единство с большой буквы «Е». Йеееееееееее! – спел он басом.

- Предлагаю назвать нашу группу «Армия Джа», – неожиданно сказал я.

Гектор, немного подумав, согласился. Барабасс тоже ничего не имел против, хотя в этот вечер больше отмалчивался. Олега мало интересовал разговор, а эмоции очкастого саксофониста мало интересовали меня. Он выглядел немного подавленным и, кажется, находился на грани серьезного конфликта с Олегом. Всю дорогу они поругивались: Олег был недоволен, что коллега выпивает, а тот огрызался: «Да ты и сам не лучше! Кто бы говорил!» Я не понимал, в чем обвиняется Олег, но чувствовал: обвинения его задевают, он прекращает спорить. Только Гектору все было ни по чем, он чувствовал себя великолепно. В поезде мы сладко проспали до самой Тосквы, но следующее утро вышло пасмурным, дождливым. Гектор поплотнее закутался в длинный серый плащ, я в очередной раз позавидовал сам себе из-за куртки. Мотоциклетная кожа производства конца 60-х! Это не менее серьезно, чем должность секретаря Политбюро ЦК КПСС. Мы вышли на привокзальную площадь, решив отправиться до жилища Гектора пешком – четверть часа спокойного хода. Подождали зеленого светофора возле железнодорожного моста, по которому шла линия, соединявшая Тоскву с Югом страны. Я что-то рассказывал, мы пошли через улицу, и тут из-под моста прямо на нас затарахтел низко сидящий ярко-красный «Тосквич-4252». Еле успев отшатнуться и выскочить из-под самых колес, я успел заметить странный набор букв на номерном знаке. «Тосквич» промчался мимо. Салон был забит гордо глядящими перед собой сынами Кавказа, каковых наблюдалось пятеро. Они с невозмутимым видом на полных газах пересекали перекресток на красный. Вновь стал виден номер: «19-61 ДЖА».

- Эй, смотри какой у него номер! – воскликнул я. – Что бы это значило? Не знак ли нам?

- Может знак, а может и нет, – сказал Гектор. – Воспринимай этой как предупреждение.

- Предупреждение чего?

- 1961 – это мистическое число, – Гектор негромко говорил на ходу. – То, что вверху, то и внизу – так учит «Алмазная скрижаль». Великая вибрация реггей – это космическая энергия, которая идет от раскаленного Солнца через ледяной Космос, и она согревает нас здесь, на Земле. Мы, растаманы, воспринимаем энергию Космоса через антенны нашего дрэда.

- У меня нет дрэда... – я еле поспевал за ним.

- Будет! Вырастет! – успокоил меня Гектор. – Растаманы верили, что в 1961 году они вернутся в Африку, обретут землю обетованную – священный Сион... Мы должны достичь гармонии сфер, вот о чем предупреждает нас Джа Растафарай!

- Селассиай! – откликнулся я. – Кинг оф кингз энд лорд оф лордс!

Вечером я поехал домой, что называется, к месту прописки. Немного поиграл на гитаре, и усталость усыпила меня. Утром проснулся с ощущением, что видел во сне самого себя: с выросшими из черепа пластмассовыми дрэдами я стоял перед зеркалом и погружал в него руки, как в жидкость. В то утро в СССР произошла попытка государственного переворота, которая провалилась, в результате через несколько месяцев провалился и весь проект «СССР»: одни считают, по Божьему попущению, другие – из-за жидо-масонского заговора, третьи – по воле революционных народных масс.

Вскоре мы начали регулярно репетировать. «Армия Джа» обретала сторонников и формировала регулярные части. И дрэд у меня постепенно отрастал.

 

__________________________________________________

 

КОНЦЕРТ УРОЯ.

 

Пешком к Барабассу. – Завтрак за круглым столом. – «Джамбамбуния». – Герой прошедшего времени. – «Где Сион? Где Сион?» – «Я вижу Джа!»

 


Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 18; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!