Capleton. Wings of the Morning
В русскоязычном изводе одного американского киберпанковского романа переводчику особенно удалась следующая фраза: «Стенки были из какой-то обшивки дешевого дерева, которая имитировала скверную имитацию какой-то другой обшивки, которая, вероятно, имитировала некий ныне забытый оригинал». Вот так и нынешняя «Корневая Система» имитировала забытый оригинал самой себя, хотя единственным участником той, изначальной «Корневой Системы», присутствовавшим в этом зале помимо самого Уроя, был Барабасс – но он давно уже не играл вместе с этим человеком. А я вообще никогда с ним не играл, хотя пробовал. Но если кто-то настроился на обстоятельный рассказ из серии «Мемуары того самого парня», то вынужден обломать подобные ожидания. Ход событий поворотился следующим образом.
Урой на сцене тряхнул гитарой и нахохлился, как пойманный, но не сдавшийся сип белоголовый отряда соколообразных семейства ястребиных. Музыканты взметнулись на вершину звукового гребня и оттуда обрушили на нас поток скрежета и писка. Закончился очередной номер.
- А сейчас одну старую... – выдохнул Урой. – Последнюю сыграем... Это старая одна...
Он поднял правую руку, музыканты испуганно затихли. Барабанщик быстренько хлебнул из пластикового стакана. Урой провел медиатором по гитаре и вдруг отчаянно заколотил по ней в ритме почти скапанковском, затянул низким голосом:
КАМНИ УПАЛИ И БУДУТ ЛЕЖАТЬ.
|
|
|
НАМ НИКУДА С ТОБОЙ НЕ УБЕЖАТЬ.
ТАМ, ГДЕ ПРОШЕЛ ПОЖАР,
Я ВИЖУ ДЖА!
Когда-то, в октябре 1989, в клубе общежития ЦФГУ, услышав эту вещь на полуподпольном сейшене «Корневой Системы» я почувствовал: жжет изнутри огонь. Это был либо логичный отзыв души на призыв Джа, либо чисто физиологический результат трансового воздействия громкой монотонно-ритмичной музыки. Но нынешним вечером я не успел расценить актуальную версию изначального хита, по традиции всегда завершавшего концерты.
- Я ВИЖУ ДЖА! – стонал Урой в микрофон.
Публика плясала как угорелая.
«Похоже на сектантские радения шейкеров-трясунов, – подумал я – Или хлыстов-христов...».
Неожиданно двери клуба распахнулись от сильного удара тяжеленным сапогом. Вверх тормашками на танцпол вылетел охранник-гардеробщик, затем двое ОМОНовцев в масках кинг-конг и бронежилетах за шиворот втащили извивающегося угрем лысого придурка-фейсконтроллера. На его гладко выбритом лице читался принципиальный отказ от дачи любых показаний. Ему дали пинка, и он повалился сверху на гардеробщика. Автоматчики-гиганты заполнили весь зал. Включился верхний свет. Музыка стихла.
- Привет, гестапо, – сомнамбулически произнес в микрофон Урой и удалился.
|
|
|
Инструменталисты последовали его примеру. Барабасс резко двинул рукой, скидывая криминал в темный угол, после чего лишил себя всяких эмоций и откинулся на спинку стула, зорко наблюдая за происходящим. Мне бояться было, в общем, нечего, разве что за отсутствие регистрации придерутся. Но это вообще ерунда. Не то что в Тоскве после всех этих историй с заминированными вокзалами и бунтами в бизнес-центрах... Здесь, в «Джамбамбунии», происходила банальная плановая облава. Биороботы с руганью бродили между столиками. От них за версту несло хорошо тренированным духом насилия. Посетителей прессовали и мусолили. Совали им под ребра. Орали. Клали лицом на танцпол. Лежащих пинали ногами (тех, кто вслух возмущался). К чести нападавших надо отметить, что девушек сразу отвели в сторону, и с ними там разбирались другие биороботы, без бронежилетов, помягче.
- Грамотная зачистка! – восхищенно просипел кто-то у меня за спиной.
Я оглянулся. Прямо на меня надвигался рассвирепевший титан – огромный ОМОНовец с двойным подбородком и калашом наперевес.
- В стране война, а ты тут яйцами гремишь, сука! – загремел биоробот.
И наехал, как тяжелый каток на мягкий асфальт.
|
|
|
Серия вспышек. Мелькание теней. Перевороты пространства. Ворох цветных огоньков. Россыпь окровавленного конфетти. Плазменные молнии поперек экрана... И вот я уже валяюсь перед входом в этот поганый клубешник, одеться не дали, лицом в снегу, в одном ряду с такими же счастливцами. В свете фонаря. Под порывами вьюги. Голову не поднять. Болит разбитый нос. Подкатил ментовской важняк, чей членовоз фыркал на морозе, не выключая фар. В их резком свете мы, лежа распластавшись, походили на участников выявленного истинными арийцами злостного еврейского подполья году этак в 44-м где-нибудь на оккупированных территориях. Несколько ментов в теплых шинелях безучастно смотрели на нас. Другие суетились у входа в клуб. Поблизости – женский визг. В ответ – хохот-ржание. Мы лежали как свежевыловленные тунцы на рыбном рынке в базарный день. Вдоль тел в снегу расхаживал двухметрового роста детина в маске и шлеме, но без автомата.
- Кто шевельнется, я сразу пизжу! – предупредил он. – Наркоманы хреновы!
Никто не шевелился. Рядом со мной лежал Барабасс.
- Сходили на концертик, – хихикнул он. – Нас сейчас заморозят тут!
- Документы, кстати, не отобрали, – заметил я.
- Они другое ищут...
- Интересно, где Урой?
|
|
|
- Кто там разманделся в тишине ночной? – наш шлемоголовый страж застыл в хищной стойке. – Я реально упиздошу нах!
Весь этот таратай-театр продолжался около получасу. Когда температура наших тел понизилась до порога переносимости, нас резко оторвали от земли, метнули за одежкой (приоткрылась дверь женского туалета, я коротко заметил лысого придурка в наручниках, на коленях, перед ним двое ментов, его лицо в крови). Затем нас плотно упаковали в те самые покорябанные «КлоАЗики». Покидать мерзкую «Джамбамбунию» пришлось в леденяще комфортабельных условиях. Временно задержанных доставили в отделение, где довольно долго томили бюрократическими придирками и сбивали с толку психическими атаками, но в результате нас с Барабассом отпустили практически без повреждений, если не считать моего распухшего носа и его отобранных денег. Около двух ночи мы встали на продуваемом всеми ветрами Проспекте Морской Славы. Машин, как назло, не было.
- Уверен, Урой скипнул первым через какую-нибудь заднюю дверь, – сказал Барабасс, ежась от холода и стуча ногой об ногу. – По крайней мере, в отделении его не было.
- Слушай, ну почему так х-холодно? – стучал зубами я.
- Говорят, в Ветербурге три месяца холодно, а потом наступает зима, – засмеялся мой старый друг.
Последние 100 рублей Барабасс чудом сохранил от прожигающего карманы насквозь алчного ока блюстителей порядка. Остановилась серенькая машинка неустановимой марки с печальным усатым водителем, в профиль похожим на Сталина. Мы покатили на Площадь Искусств, как истинные ценители ночных приключений после честно загубленного вечера. Итог дня: никого не встретили, ни о чем не поговорили, дело не продвинулось ни на йоту, зато послушали угрюмый музон и вляпались в дерьмо с облавой. Вот это я называю «реальным позитивом», братья и сестры! Села!
П.С. Говорят, в Бразилии или Аргентине полиция куда круче – там просто сразу мочат насмерть. Ничего потом не докажешь. Так что у нас вовсе не кровавый, а вполне себе такой вегетарианский режимчик. Джа Растафорай!
__________________________________________________
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 19; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!