Свт. Григорий Палама как критик философии и актуальность его наследия для современной философской теологии, философии религии, антропологии, онтологии и гносеологии
Святитель Григорий, несомненно, пользовался философским методом, но при этом не считал философию методом богопознания. В «Триадах в защиту священно-безмолвствующих» он возражает Варлааму Калабрийскому, считавшему, что для богопознания необходимо тщательное изучение внешних наук, особенно философии. Святитель Григорий в противовес Варлааму в самом начале книги приводит рассуждение, имеющее, на наш взгляд непреходящее значение ‒ аргумент против внешней мудрости или философии. Философы никогда не дойдут до познания истины, так как «слово борется со словом», или любая философская истина не является окончательной в силу непрекращающегося противоборства философских школ[73]. Поэтому для богословия свидетельством истинности не является внешнее знание и авторитет компетентных ученых, а авторитет Священного Писания и Предания.
Вечный вопрос Понтия Пилата, обращенный ко Христу «Quo est veritas?» - «Что есть истина?» есть, по сути, вечный вопрос гуманитарного знания к христианскому богословию. Мы помним, что Понтий Пилат отвернулся от Христа (Ин.18,37-38). Художник Н.Н. ГЕ. В картине 1890 года «Что есть истина?» (Христос и Пилат) прекрасно изобразил этот момент. Эллины не имели ответа на этот вопрос, и по сей день мудрецы века сего полагают, что не существует ответов на вопрос об окончательной истине. Для нас, православных христиан, этот ответ есть. Христос говорит: «Я есть путь, истина и жизнь» (Ин.14:6), и мы верим этим словам. Прот. Александр Мень пишет, что после грехопадения прародителей все люди подвержены влиянию диавола, поэтому псалмопевец Давид (с некоторым удивлением) восклицает: «Всяк человек — ложь» (Пс.115,1-2). Воскресение Христово рождает надежду на исправление человеческой природы. Таким образом, в христианстве истина — это спасительная Личность Иисуса Христа[74].
|
|
|
Современное философское знание ныне распадается на целый куст наук, имеющих свои особые специализации. Да и само гуманитарное знание имеет разветвленнейшее строение. У богословия с гуманитарным знанием есть множество общим тем, соприкосновений и параллелей, но именно у философии и богословия более всех других гуманитарных наук есть огромное количество общих полей для обсуждения. Само слово «философия», по древне-гречески «φιλοσοφία», означает — «любомудрие» или «любовь к мудрости». Второй греческий корень этого слова Σοφία (София) переводится не только как «мастерство», «знание», «мудрость», но и одно означает и понятие «Премудрость Божия», или, прямее, имя Второго Лица Святой Троицы. Это направление особое развитие получило в Византии и на Руси[75]. Христианские богословы именовались поэтому «философами» (можно вспомнить колоритного семинариста «философа Хому Брута» из Гоголевского «Вия») или «любомудрами». Эти понятия сливались этимологически и в сущностном значении, и разделение в этих понятиях на Руси – плод секуляризации последних веков Нового и Новейшего времени. Дехристианизация западного мира все далее пытается развести философию и христианскую теологию, замечает М. Хайдеггер в статье «Время картины мира»[76].
|
|
|
Но в наше время, когда демаркационная линия между философией и богословием уже достаточно ясно очерчена в сознании многих наших современников[77], у некоторых мыслителей появляется соблазн подменить одно другим, что, на наш взгляд, уже недопустимо.
И все же, имеются не менее пяти философских дисциплин, в которых замечания святителя о сущности философии наиболее применимы. Это: 1) философская теология, 2) философия религии, 3) антропология, 4) онтология и 5) гносеология.
Дадим определения некоторым из этих наук ‒ наиболее спорным и пререкаемым в определении их значения. Затем посмотрим, как современно и своевременно звучат слова фессалонитского архипастыря. Они будто обращены к современным философам.
|
|
|
1) Философская теология. Отечественный исследователь Ю. Кимелев пишет, что «Философская теология ‒ в широком смысле слова соотносится со всем спектром позитивных отношений между философией и религией, между философией и теологией в истории европейской мысли»[78]. Пользуясь его определением, можно установить, что под философской теологией он понимает попытку доказать бытие Бога без божественной помощи? Но как? Без помощи Священного Писания и Предания, и, возможно, без озарения или индивидуального откровения. Этот проект философской теологии, представленной на Западе «естественной теологией», на наш взгляд, провалился именно потому, что это невозможно.
Святитель Григорий Палама пишет, что внешняя философия не приведет человека к подлинному богопознанию, и, толкуя известный текст апостола Павла из первой главы послания к Римлянам (Рим.1:21-32) утверждает, что такие мудрецы, если и познают Бога, то не должным образом, потому что не живут так, как Он велит[79].
2) философия религии,[80]по определению авторского коллектива института философии РАН, допускает философское рассуждение о религии, однако философ при этом не связан авторитетом Церкви и Откровения, хотя по отношению к религии он дружелюбен. Критерием истинности суждений для философа религии опять-таки Откровение и авторитет Церкви не являются, но лишь разум и наука.
|
|
|
И снова мы слышим сострадательный голос свт. Григория, увещевающий без гнева тех, кто считает, вслед за Варлаамом, что философия необходима для спасения. Полагающие так не замечают скрытой опасности, которую можно определить, как философскую автономию в постижении истины. Можно предположить, что святой ригористически отвергнет философию, как ведущему к такому гибельному пути. Но нет – святитель полагает, что философия весьма важна и нужна для богословия, как необходим яд змеи для приготовления лекарств. Но такому яду необходима тщательная обработка, чтобы не повредить себе и окружающим[81].
3) Антропология. Философская антропология[82] как учение о человеке прошла долгую, длиною в историю философии, эволюцию. И как любая философская дисциплина она, конечно, не дает окончательные вопросы о природе человека. Если понимать ее в узком значении данного Малаховым В.С. определении, то это «философская дисциплина, развивавшаяся в 1920—50-е гг., в основном в немецкоязычных странах…». Кто бы из философов, писавших работы о философской антропологии ‒ Плеснер, Кассирер, Ротхакер, Больнов, Дэвидсон, Хейзинг, Йонас, Марсель, Ортега-и-Гассет, Хайдеггер, Ясперс или Сартр ‒ общим в их трудах остаётся поиск ответа на вопрос: «А что такое человек?». Современнник этих авторов, знакомый со многими из них, профессор архим. Киприан (Керн) пишет фундаментальный труд ‒ диссертацию на степень доктора церковных наук Православного Богословского Института в Париже – «Антропология святителя Григория Паламы», в котором мы не можем не увидеть скрытую и явную полемику с этими титулованными философами. В этой книге он замечает, что несмотря на ожесточенную критику паламизма в западной среде «Палама и Григорий Синаит являются естественными продолжателями древнейшей линии в аскетике».[83] И хотя антропологию свт. Григория Паламы трудно назвать системой (отцы церкви редко писали систематически)[84], творческое задание Бога человеку – быть богом по благодати, стремится к обожению – вот, на наш взгляд та метафизическая и эсхатологическая перспектива без которой современная философская антропология обречена на имманентное описание человека внутри самого человеческого горизонта бытия. И как бы эта антропология не рассматривалась – в духе экзистенции (С. Кьеркегор) или в духе философии жизни (Ф. Ницше) ‒ без Божественной перспективы она обречена на вечное кружение в непрекращающемся древнем споре человека с человеком о своей собственной природе.
4) ОнтологияМы не будем давать определения этому устоявшемуся в философии понятию. Онтология как учение о бытии в самом общем смысле поднимает вопрос о том, что несводимо ни к чему другому, что является причиной самого себя ‒ causa sui, per se esse ‒ дающей бытие самому себе и из себя. В средневековой философии безоговорочно считалось, что таким бытием мог обладать только Сам Бог[85]. В XX веке метафизическое значение онтологии обесценивается, подменяется феноменологической редукцией и интерсубъективностью Гуссерля. Реальное бытие, в том числе и Божественное, сводится или элиминируется к чистым психическим актам.[86] Такая новая онтология уже не рассматривает бытие как таковое, а выделяет «различные виды, или манифестации бытия: бытие окружающего нас предметного мира, бытие человека, бытие сознания, социальное бытие, бытие как трансценденция…»[87]. Даже единое Божественное бытие ‒ простое и никем не рассеченное ‒ низводится до самоанализа человеком собственных мыслей и ощущений! Если бытие двух личностей реально, то одна личность не может рассматривать бытие другой личности через самоанализ. Мог ли предполагать такой предел философского нигилизма святитель Григорий? Ведь гуссерлианская феноменологическая редукция является какой-то химерической практикой, схожей по форме и диаметрально противоположной по содержанию паламитской исихастской молитве. Профессор Мандзаридис Георгий пишет, что святитель Григорий Палама через опыт исихастской молитвы учит нас сподобляться единства и простоты своей природы по образу Божественной простоты и так очищаться от страстей и приготовляться к деятельному исполнению Божественных заповедей, и, в пределе устремления, к обожению во Христе Иисусе[88].
5) Гносеология.Учение о познании особый импульс получила после трех «Критик» И. Канта. До сих пор авторитет Кёнисбергского профессора в области гносеологии непоколебим. Эмпирическое и чистое знание, априорное и апостериорное познание, синтетические и аналитические суждения обогатили теорию познания тонким различением актов человеческого познания, начертали программу познания человеческого познания на целые века. И все же Кант знаменит еще и критикой доказательств бытия Божия. «Критика чистого разума» дала настолько хорошую гносеологическую методологию, что у Канта возник соблазн создать «Религию в пределах одного разума»[89], так как, по его мнению, христианские церкви, все более дробясь, показали историческую несостоятельность «статуарной религии» или «церковной веры». А вот чистая религиозная вера, основанная на жизни по велениям совести и разума способны преодолеть эту раздробленность и создать всеобщую христианскую религию.
Возражать такой гносеологии И.Канту, во многом философски продуктивной, но ложной по своим религиозным выводам свт. Григорий, конечно, не мог. Лишь через два века после его праведной кончиы Западную Европу раздробила и развела на непримиримые лагеря, Реформация и Контрреформация ‒ противостояние католиков и протестантов. А еще через два века, родился и сотворил свою гносеологию И. Кант, который, выйдя из протестантской бесцерковной среды сектантов-пиетистов, и сам даже в престарелом возрасте следовал этим, усвоенным еще в детстве, религиозным принципам своей общины[90]. Однако гносеология, предложенная святителем Григорием, направлена, в отличие от Канта, не на познание вещей этого мира – априорно и апостериорно, но на Богопознание.
Архиепископ Василий Кривошеин указывает, как возможно богопознание в гносеологии свт. Григория.
Во-первых, это вполне традиционное русло для богословия, идущее еще от Псевдо-Дионисия, прмч. Максима Исповедника и Григория Богослова апофатическое мышление, постулирующее непознаваемость Божественной сущности. При этом «подлинное познание Бога не может быть достигнуто ни на пути изучения видимого тварного мира, ни посредством интеллектуальной деятельности человеческого ума богопознание не закрыто от человека»[91]. Однако апофатическое богословие ничего не позволяет сказать о сущности Бога по существу, кроме того, что это сущность не постижима, по слову прп. Симеона Нового Новый Богослова: «Ты, не имеющий образа, для созерцания же прекраснейший, Своей неизъяснимой красотою помрачающий всякое видение! Ты более прекрасен, чем может воспринять зрение, ибо Ты превосходишь все, безмерный в свойствах, видимый для тех, кому Ты позволяешь видеть, Сущность предвечная, неведомая и Ангелам, ибо бытие Твое они познают от Тебя»[92]
Во-вторых, апофатическое богословие становиться возможным именно потому, что человек, сотворенный по образу Божьему, являет в себе совершенства Творца, в том числе и способность боговедения[93]. Иными словами, гносеология свт. Григория есть следствие его антропологии. Красивый проект «натуральной теологии», или попытку доказать Бытие Божие, Его свойства и действия на основании «чистого разума», без апелляции к Божественному Откровению, предпринятый в Средние века в Западном христианстве принципиально неосуществим. Человек образ Божий, и само богопознание становиться возможным именно потому, что образ естественно познает Первообраз. Вот это Откровение невозможно отделить от человека даже в мысленном эксперименте, как невозможо оделить человека от его сущности: ««Человек, — пишет св. Григорий Палама, — этот больший мир (заключенный) в малом, является сосредоточием воедино всего существующего, возглавлением творений Божиих; поэтому он и был произведен позже всех, подобно тому, как мы к нашим словам делаем заключения; ибо вселенную эту можно было бы назвать сочинением Самоипостасного Слова».
Таким образом, философская теология, философия религии, антропология, онтология и гносеология являют множество параллельных с богословием областей, и православному богословам есть что сказать светским философам. Православная философская мысль заключает в себе немало загадок и неожиданных тем для пытливых, но невоцерковленных мыслителей. Наследие же святителя Григория Паламы может стать той площадкой, на которой может произойти встреча современной философии и богословия к душевной пользе и спасению тех, кто этого захочет. Однако православные апологеты должны быть готовы к тому, что и на этот раз большинство этих ученых не послушают их и повернуться к ним спиной, как это сделал Пилат, отвернувшийся от Христа.
Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 660; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!