РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 48 страница

В мае 1917 г. Р. М. Плеханова сняла на четыре месяца квартиру в Царском Селе (Нижний бульвар, 5) и увезла мужа из Петрограда. Наступило последнее лето в жизни Георгия Валентиновича. Он наслаждался запахом цветущих лип и сирени, неярким северным солнцем, тишиной, которая царила теперь в бывшей летней рези-

¹ См.: Диалог. 1991. № 10. С. 84-85.

² См.: Плеханов Г. В. Год на родине. Т. I. С. 32, 219, 149-151, 129-130 и др.

337

денции русских царей. Наверное, вспоминал Плеханов и юного Пушкина, «безмятежно расцветавшего» сто лет назад здесь же, в садах Лицея, и романтического гусара Лермонтова, служившего когда-то в Царском, и знаменитых царскосельских «дачников» Ка­рамзина и Жуковского. Нет-нет, да и напоминал о себе Николай II, который еще жил в начале лета 1917 г. вместе с семьей под арестом в одном из царскосельских дворцов. А где-то совсем близко был революционный Петроград с его кипением митинговых страстей, возбужденными толпами солдат и рабочих, бесконечными съездами и заседаниями с блестящими речами Троцкого и Керенского...

Плеханов же появлялся летом 1917 г. в столице только в связи с какими-нибудь чрезвычайными обстоятельствами. Так, 9 июня он выступил в Таврическом дворце на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, еще раз повторив свою уже доста­точно известную программу по вопросам войны и мира. Характер­но, что в тот же самый день на съезде выступил Ленин, недвусмыс­ленно заявивший, что в России есть партия, партия большевиков, готовая взять в свои руки власть и ответственность за судьбу огром­ной страны. Трудно сказать, слушали ли Плеханов и Ленин друг друга, но так или иначе, в тот день их жизненные пути в последний раз прямо пересеклись под сводами знаменитого белоколонного зала, где совсем недавно еще заседала Государственная Дума. И если лидер большевиков стремительно шел к своему звездному часу, то от Плеханова теперь все чаще отмахивались, как от надоев­шего своими поучениями и, как казалось, безнадежно отставшего от жизни старого учителя.

В дни работы съезда Советов остро встал вопрос о проведении демонстрации рабочих и солдат Петрограда, недовольных внутрен­ней и внешней политикой правительства. Большевики наметили ее на 10 июня, но меньшевики и эсеры, усмотрев в этом чуть ли не попытку переворота, настояли на переносе народного шествия на 18 июня, а поводом для него избрали возложение венков на могилы жертв Февральской революции на Марсовом поле. В демонстрации, продолжавшейся несколько часов, приняло участие более 400 тыс. чел., которые несли красные флаги и транспаранты с лозунгами: «Долой десять министров-капиталистов!», «Пора кончать войну!», «Вся власть Советам!», «Ни сепаратного мира с немцами, ни тай­ных договоров с англо-французскими капиталистами!». Лозунгов в поддержку правительства почти не было, и плехановская группа «Единство» вместе с казаками были в этом отношении чуть ли не единственным исключением.

В тот же день началось и давно ожидавшееся, но быстро захлеб­нувшееся наступление на фронте. В Петрограде о нем узнали на следующий день, 19 июня. Наступление вызвало неоднозначную реакцию: часть обывательской массы, охваченная патриотическим

338

угаром, ликовала, съезд Советов призвал страну напрячь все силы для помощи армии, но основная масса населения встретила вести с фронта без всякого энтузиазма, а многие — с явным осуждением.

Около 4 часов дня толпа с портретами военного и морского министра Керенского направилась к Мариинскому дворцу, а оттуда — к редакции «Единства» на Владимирском проспекте. Вышедший к участникам демонстрации Плеханов в сильных выражениях за­клеймил тех, кто призывал к братанию солдат с противником и к прекращению войны, и заявил, что без победы на фронте не может быть свободной России. Затем колонна вместе с Плехановым пошла по Невскому к Казанскому собору. Здесь состоялся еще один ми­тинг, на котором вновь выступил Плеханов.

В начале июля в России разразился еще более острый полити­ческий кризис, созданный демонстративной отставкой трех кадет­ских министров, недовольных уступками правительства Львова тре­бованиям украинских автономистов, с одной стороны, и протестом масс против продолжения войны и ухудшения и без того тяжелого материального положения народа — с другой. Солдаты некоторых частей столичного гарнизона были взволнованы слухами о предсто­ящей отправке их на фронт и вышли на улицы города. Днем 3 июля экстремистски настроенная часть петроградских большевиков пред­приняла неудачную попытку поднять солдат и матросов на откры­тое восстание против правительства. Однако в ЦК большевиков (Ленин в этот момент в столице отсутствовал) быстро поняли, что шансов на успех в данный момент нет, и решили ограничиться очередной общегородской демонстрацией под лозунгом «Вся власть Советам!» Не обошлось без эксцессов, вызванных действиями ульт­ралевых и ультраправых политических сил. Начались перестрелки, сопровождавшиеся жертвами. Петроград оказался на грани граж­данской войны. 4 июля повторилось то же самое, хотя возвратив­шийся срочно в столицу Ленин и ЦК большевиков пытались как-то успокоить солдат и матросов. От имени ЦИК Советов и Временного правительства с фронта были вызваны войска для подавления бес­порядков. Одновременно развернулась бешеная травля большеви­ков, которых обвинили в сговоре с германским правительством и в национальной измене. Обывателю внушали, что Ленин — немецкий шпион, продавшийся за кайзеровское золото и предавший нацио­нальные интересы России. Появился и приказ о его аресте, заста­вивший лидера большевиков скрыться из Петрограда.

7 июля Львов ушел в отставку, а 24 июля было сформировано новое коалиционное правительство во главе с Керенским. На фрон­те ввели смертную казнь, началось разоружение рабочей Красной гвардии, причем лидеры меньшевиков и эсеров санкционировали все эти меры, а Церетели стал управляющим министерством внут­ренних дел, взяв на себя ответственность за преследования больше-

339

виков. В свою очередь прошедший в конце июля — начале августа в Петрограде VI съезд большевиков взял курс на подготовку воору­женного свержения Временного правительства.

Июльские события 1917 г., означавшие конец целого этапа в развитии революции, Плеханов однозначно воспринял как больше­вистскую авантюру. Он обрушил на Ленина град обвинений в бланкизме, разжигании темных инстинктов толпы, полном прене­брежении к судьбам родины и если не формальном, то фактическом сговоре с Германией. «...Слишком много жестокого, быть может, совершенно непоправимого вреда принес этот человек России», — писал Плеханов о Ленине 11 июля, не раз повторив затем на страницах «Единства», что ленинцы вошли в сношения с неприяте­лем и «оплодотворили свою энергию его золотом» ¹. При этом он подчеркивал, что последователи ленинской «Правды» сеяли в стра­не внутреннюю смуту и развращали армию в полном согласии с планами германского генерального штаба ². Таким образом, голос Плеханова влился в тот мощный антибольшевистский хор, который звучал в июльские дни в Петрограде и провинции, требуя спасти молодую российскую демократию от нового узурпатора.

Больше того, Плеханов был убежден, что независимо от того, будет ли доказана связь Ленина с немецкой разведкой или нет, его необходимо арестовать во имя сохранения внутреннего мира в Рос­сии и укрепления обороны страны. В августе 1917 г., беседуя в Москве во время Государственного совещания со своим давним знакомым и оппонентом по философским вопросам, бывшим боль­шевиком Н. В. Вольским (Валентиновым), Георгий Валентинович сказал ему примерно следующее: «Получал ли Ленин деньги от немцев? На этот счет ничего определенного не могу сказать. Уста­новить это — дело разведки, следствия, суда. Могу только сказать, что Ленин менее чистоплотен, чем, например, Бланки или Бакунин, заместившие в его голове Маркса. Арестовать Ленина после июль­ских дней, конечно, было необходимо. Революция дала стране полную свободу слова. Ленин вместо того, чтобы добиваться своих, на мой взгляд, бредовых идей только словом, хотел их проводить, опираясь на вооруженные банды. А когда оружие критики, как говорил Маркс, заменяется критикой оружием, тогда революцион­ная власть на такую критику должна отвечать тоже оружием. Очень жалею, что наше мягкотелое правительство не сумело арестовать Ленина. Все говорят, что он скрывается где-то вблизи Петербурга и из своего убежища продолжает и писать, и давать приказы своей армии, иными словами разлагать революцию и играть на руку немцам. Контрразведка Временного правительства так бездарна,

¹ Плеханов Г. В. Год на родине. Париж, 1921. Т. II. С. 30, 58.

² Там же. С. 55.

340

что найти Ленина не может. Савинков мне сказал, что ловить Ленина не его дело, но если бы он этим занялся, то уже на третий день Ленин был бы уже отыскан и арестован» ¹.

Оставляем на совести Плеханова те выражения, в которых он говорил здесь о Ленине и большевиках (сейчас у нас в России можно услышать о событиях 1917 г. и не такое). Совершенно очевидно, что Георгий Валентинович сильно упрощал ситуацию, сводя все дело только к проискам рвущегося к власти Ленина, большевиков и якобы стоявших за их спиной немецких спецслужб, но не замечая глубинных причин общенационального кризиса в стране, которые не пристало не замечать марксисту. Не располагая реальными фактами, он подменял их сомнительными предположе­ниями, невольно опускаясь до уровня Алексинского или прапорщи­ка Ермоленко, которые снабжали Временное правительство и контрразведку информацией по этому вопросу. Добавим лишь, что и через восемьдесят лет после описываемых событий, в конце XX столетия историки не очень продвинулись вперед в решении про­блемы «Ленин и немецкое золото» и наиболее объективные из них не склонны придавать этому фактору (если даже предположить, что большевики получали финансовую поддержку из немецких ис­точников) решающее для судеб российской революции значение.

Несколько позже, 10 и 14 сентября 1917 г. Плеханов был под­вергнут в Царском Селе допросу в качестве свидетеля по делу о вооруженном выступлении 3 — 5 июля в Петрограде. Точнее говоря, следователя интересовало, что знает Георгий Валентинович о воз­можных связях Ленина, Троцкого, Зиновьева, Радека, Раковского, Ганецкого, Парвуса с немецкой разведкой, поскольку слухи о про­давшихся Германии большевиках после июльских событий росли, как снежный ком.

«Ленина я знаю давно, познакомившись с ним в Женеве в 1895 году, — показал Плеханов. — До 1903 года мы шли вместе как партийные работники, участвовали в издании «Искры» и прочее. Тогда Ленин был с нами заодно. С 1903 года я разошелся с ним, так как он внес раскол в партию, не согласившись с необходимыми и законными уступками (в отношении меньшевиков. — С. Т.). С годами это расхождение усугублялось.

В Ленине поражает его неразборчивость в средствах, особенно обнаружившаяся в 1905 — 1907 годах. Приемы, которые практико­вал тогда Ленин, старательно разоблачены в брошюре Л. Мартова, изданной за границей в 1908 году (в 1911 г. — С. Т.)под заглавием «Спасители» или «разрушители» («Спасители или упразднители» — С. Т.). Я теперь уже не припомню отдельных фактов, изложен­ных в брошюре, но в ней речь идет о сношениях с разбойничьей

¹ Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 190.

341

шайкой. Насколько помню, в этой брошюре разбойник Сашка Лбов жаловался на недобросовестность и обман ленинцев (имеется в виду известный уральский экспроприатор A. M. Лбов и его конфликт с большевиками. — С. Т.).

В один из моментов обострения борьбы между большевиками и меньшевиками последние обвиняли Ленина в похищении адресован­ных им писем. Ленин не отрицал этого факта, заявив, что интересы дела требовали этого. В этом Ленин признался печатно в 1904 году, насколько припоминаю, в «Социал-демократе» (в меньшевистской газете под таким названием статей Ленина никогда не публикова­лось. — С. Т.).

Эта неразборчивость Ленина позволяет мне допускать, что он для интересов своей партии мог воспользоваться средствами, заве­домо для него идущими из Германии. При этом я исключаю всякую мысль о каких-либо личных корыстных намерениях Лени­на. Я убежден, что даже самые предосудительные и преступные, с точки зрения закона, действия совершались им ради торжества его тактики.

На вопрос о том, почему Германия могла служить Ленину свои­ми средствами, отвечаю, что тактика ленинская была до последней степени выгодна (Германии. — С. Т.), крайне ослабляя боеспособ­ность русской армии. Недаром германская печать нередко с нежнос­тью говорила о Ленине как об истинном воплощении русского духа. Но повторяю, я говорю только в пределах психологической воз­можности и не знаю ни одного факта, который доказывал бы, что психологическая возможность перешла в преступное действие» ¹.

Интересно еще одно место из показаний Плеханова: «Причины расхождения моего с Лениным заключались, во-первых, в слишком узком понимании им организационного централизма. При таком его понимании не оставалось бы места для самодеятельности рядовых членов партии, притом мне кажется, что «дирижерская палочка» имеет слишком много привлекательности для Ленина по мотивам личного честолюбия. Вторая причина все большего и большего расхождения моего с Лениным заключалась в тактических разног­ласиях: я отстаивал идею взаимного сближения всех политических партий, враждебных абсолютизму; Ленин понимал, как известно, классовую борьбу в том смысле, что с партией народной свободы (кадетами. — С. Т.)нужно бороться едва ли не ожесточеннее, нежели с защитниками царской власти. Впрочем, сильно расходясь между собою, мы до поры до времени продолжали действовать в рамках одной партии» ².

¹ ГАРФ. Ф. 1826. Оп. 1. Д. 12а. Л. 100-101.

² Там же. 111 об.

342

Касаясь вопроса о позиции социалистов-интернационалистов, объединившихся в 1915 г. в рамках так наз. циммервальдского движения, и их расхождениях с лидерами II Интернационала, Пле­ханов написал собственной рукой (все остальные показания записа­ны следователем): «Как мало общего между настоящим Интернаци­оналом и Интернационалом циммервальдистов, видно из того, что самые выдающиеся деятели первого были объявлены изменниками в органах циммервальдистов: Жюль Гед во Франции, Гайндман в Англии, Вандервельде в Бельгии и т. д. (замечу мимоходом, что Вандервельде был председателем Второго Интернационала, т. е. его бюро, находившегося в Брюсселе). Как я выразился в одной из своих статей, маленькие люди показались кое-кому большими, когда большие сошли со сцены.

В идейном отношении разница между этими двумя Интернацио­налами сводится к тому, что настоящий Интернационал признавал, что социалисты атакованной страны обязаны принимать деятель­нейшее участие в ее самозащите, тогда как циммервальдисты гово­рят, что невозможно разобрать, какая страна нападает и какая защищается. Отсюда они делают тот вывод, что следует перенести войну с фронта внутрь страны, т. е. постараться обострить, пользу­ясь войной, происходящую в цивилизованном обществе борьбу классов. Наоборот, члены второго, т. е. настоящего Интернациона­ла, допускают в интересах самозащиты страны сближение между классами, их «перемирие». Примеры: вступление Жюля Геда, Самба и А. Тома во французское министерство, а Вандервельде — в бельгийское. За это-то перемирие циммервальдисты и объявили их изменниками. Основная идея «Третьего Интернационала» — отказ от различения между нападающей страной и страной обороняющей­ся — ведет свою родословную от голландского анархо-синдикалис­та Д. Ньювенгайса, который защищал ее еще на Брюссельском меж­дународном социалистическом съезде 1891 г. и Цюрихском — 1893 г. Оба эти съезда отвергли идею Ньювенгайса.

Печальным для русского социалистического движения явилось то обстоятельство, что большинство его участников, позабыв идеи и традиции старого Интернационала, примкнуло к Циммервальду: Ленин, Мартов, Чернов, М. Натансон и бесчисленное множество других. В течение шести месяцев, протекших со времени нашей революции, Россия испытала, что означает на практике перенесение войны с фронта внутрь страны. Что касается организации съезда в Циммервальде и Кинтале, то для нее более всего сделал известный русской публике Р. Гримм, усердно поддерживаемый работавшим в его газете Радеком» ¹.

Довольно подробно остановился Плеханов и на своих отношени­ях с Троцким: «Троцкого я знаю приблизительно с 1902 года, после

¹ ГАРФ. Ф. 1826. Оп. 1. Д. 12а. Л. 113-114.

343

того как он бежал из Сибири и, попав в эмигрантскую среду, постарался сблизиться с тогдашним центром русской социал-демо­кратической партии. Он произвел на этот центр хорошее впечатле­ние, и его нашли талантливым молодым человеком. Поднимался даже вопрос о включении его в состав редакции «Зари» и «Искры». Один я решительно высказался против этого. Я считаю Троцкого хотя и не лишенным известной талантливости, но крайне поверхностным и в сущности пустым человеком. К тому же он тогда был лишен всяких сколько-нибудь серьезных знаний. Благодаря моей оппозиции Троцкий не был принят в состав названной редак­ции. Вскоре после этого, когда образовались фракции большевиков и меньшевиков, Троцкий примкнул к фракции меньшевиков, одна­ко недолго был солидарен с ними. Он очень близко сошелся с Парвусом, жившим тогда в Мюнхене и возвещавшим близость все­мирной социалистической революции. В качестве глашатая близко­го всемирного социалистического взрыва Троцкий выступал в 1905-1907 годах» ¹.

Далее Плеханов рассказал о том, как после начала мировой войны Троцкий, несмотря на довольно натянутые отношения между ними, обратился к нему за рекомендацией к французскому социа­листу Ж. Геду на предмет получения разрешения на свободное пере­мещение в прифронтовой полосе в качестве корреспондента русской газеты «Киевская мысль». Просьбу эту Плеханов выполнил. Одна­ко вскоре Троцкий начал резко нападать на Плеханова за его социал-патриотизм, и всякие контакты между ними прекратились. По словам Плеханова, если бы французское правительство имело неоспоримые доказательства связи Троцкого с немецкой разведкой, оно вряд ли ограничилось бы высылкой его в 1916 г. за пределы страны. Таким образом, ничего определенного по интересовавшим следствие вопросам Плеханов не сообщил, но его двусмысленные высказывания о Ленине были явно на руку Временному правитель­ству и противникам большевизма ².

¹ ГАРФ. Ф. 1826. Оп. 1. Д. 12а. Л. 101-101 об.

² Отметим, что и сейчас среди историков нет единого мнения по вопросу о так наз. «немецком золоте» и причастности ко всей этой истории лично Ленина. Так, известный американский историк Р. С. Томпкинс в вышедшей в 1967 г. книге «Триумф большевизма: революция или реакция?» писал: «Находятся желающие очистить имя Ленина от подозрений в тайном пре­ступном сговоре, в который он не посвящал даже своих товарищей-социа­листов как на Западе, так и в России. Они утверждают, что даже если немецкие деньги и сыграли свою роль в материальном обеспечении успеха большевиков, лично Ленин не принимал участия в получении этих пожер­твований или же не был осведомлен об источнике этих благодеяний». Сам Томпкинс, напротив, убежден, что Ленин не мог не знать о немецкой интриге и никогда не испытывал никаких угрызений совести, используя деньги немецкого происхождения в интересах российской и мировой революции

---

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!