РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 50 страница



Между тем события приближались к роковой черте. 21 августа русские войска оставили Ригу. Экономика страны разваливалась буквально на глазах. Крупные города и фронт испытывали острую нехватку продовольствия. Государственный долг составлял уже около 50 млрд. руб. В деревне полыхало пламя крестьянского

1 См.: Плеханов Г. В. Год на родине. Т. II, С. 102-107.

2 См.: Валентинов Н. В. Наследники Ленина. С. 192.

3 См.: Плеханов Г. В. Год на родине. Т. II. С. 129, 139, 144.

                                                                                                                                                                                       351

восстания. Росло забастовочное движение в промышленных цент­рах. Стремительно шел процесс большевизации Советов. Популяр­ность большевиков — единственной социалистической партии, не скомпрометировавшей себя сотрудничеством с Временным прави­тельством, росла с каждым днем, тогда как меньшевикам и эсерам, наоборот, не верил уже почти никто. Соглашение между различны­ми социалистическими партиями оказалось невозможным. Меньше­вистско-эсеровскому блоку противостоял теперь блок большевиков и левых эсеров. Развязка наступила 25 октября (7 ноября) 1917 г., когда в Петрограде победило организованное большевиками воору­женное восстание и к власти пришло правительство во главе с Лениным.

Буквально за несколько дней до этого к Плеханову заехал Л. Г. Дейч. «Я был сегодня в Царском Селе — давно не видел Георгия Валентиновича, и мне интересно было узнать от него, как он смотрит на положение. Но и он решительно ничего хорошего не видит, не питает никаких надежд... Керенский, очевидно, совер­шенно растерялся и лишь по инерции еще держится», — писал он после этого визита жене. Характерно, что старый товарищ Плехано­ва уже склонялся в то время к выходу из редакции «Единства», но боялся, что «это может чрезвычайно расстроить Георгия Валентино­вича, который, вероятно, недолго протянет» 1.

28 октября (10 ноября) 1917 г. в «Единстве» было опубликовано «Открытое письмо к петроградским рабочим», написанное Плеха­новым. Он откровенно признавался в нем, что события 25 октября не радуют, а, наоборот, огорчают его, хотя на протяжении многих лет он призывал торжество рабочего класса в России всеми силами своей души. Все дело в том, писал Плеханов, готов ли российский пролетариат к тому, чтобы теперь же провозгласить свою диктату­ру? Но «всякий, кто хоть отчасти понимает, какие экономические условия предполагаются диктатурой пролетариата, не колеблясь, ответит на этот вопрос решительным отрицанием. Нет, наш рабо­чий класс еще далеко не может, с пользой для себя и для страны, взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть значит толкать его на путь величайшего истори­ческого несчастья, которое было бы в то же время величайшим несчастьем и для всей России».

Плеханов твердо придерживался того мнения, что диктатура пролетариата возможна только в том случае, если рабочий класс составляет в данной стране большинство населения. Что же касает­ся крестьян, на поддержку которых могли бы рассчитывать рабо­чие, то им была нужна земля, а не замена капитализма социализ­мом. Больше того, хозяйственная деятельность крестьян, в руки которых перейдет помещичья земля, будет направлена, как считал

1 Цит. по кн.: Иовчук М., Курбатова И. Плеханов. С. 327.

352

Плеханов, не в сторону социализма, а в сторону капитализма. «Отсюда неизбежно следует, что если бы, захватив политическую власть, наш пролетариат захотел совершить «социальную револю­цию», то сама экономика нашей страны осудила бы его на жесто­чайшее поражение».

Не приходится в ближайшее время надеяться и на мировую пролетарскую революцию, продолжал Плеханов. А раз так, то в перспективе большевистскую Россию может ожидать лишь граж­данская война, которая в конечном счете заставит рабочий класс отступить далеко назад от позиций, завоеванных в результате Фев­ральской революции. Кроме того, нельзя забывать, что Россия еще не вышла из мировой войны, а это еще больше осложняет всю ситуацию и увеличивает шансы на поражение рабочего класса.

Вот почему, заключал Плеханов, «меня не радуют, а огорчают недавние события в Петрограде... Их последствия теперь уже весь­ма печальны. Они будут еще несравненно более печальными, если сознательные элементы рабочего класса не выскажутся твердо и решительно против политики захвата власти одним классом или — еще того хуже — одной партией. Власть должна опираться на коалицию всех живых сил страны, то есть на все те классы и слои, которые не заинтересованы в восстановлении старого порядка. Я давно уже говорю это. И считаю своим долгом повторить это теперь, когда политика рабочего класса рискует принять совсем другое направление. Сознательные элементы нашего пролетариата должны предостеречь его от величайшего несчастья, какое только может с ним случиться».

Но снова, как это уже не раз бывало на протяжении 1917 г., обращение Плеханова осталось гласом вопиющего в пустыне. По­давляющее большинство рабочих было в упоении от своей октябрь­ской победы, а те, кто разделял взгляды Плеханова, не осмелива­лись сказать о своем сочувствии открыто. Да и кто бы послушал их в тот момент?

Вскоре после свержения Временного правительства на квартире Плеханова в Царском Селе появился Борис Савинков. Георгий Валентинович в свое время с симпатией относился к этому талан­тливому и яркому человеку и с удовольствием слушал его рассказы о террористической деятельности эсеров. Однако Плеханов был очень невысокого мнения о теоретических взглядах Савинкова и никогда не восхищался его романами «Конь бледный», «Конь воро­ной» и «То, чего не было», опубликованными под псевдонимом Ропшин. Не одобрял он и склонности Савинкова к разного рода политическим авантюрам. Характерно, что в апреле и сентябре 1917 г. Плеханов отказался сотрудничать в газетах, которые соби­рался тогда издавать этот видный эсер, печатавшийся в годы войны вместе с Георгием Валентиновичем в парижском «Призыве».

После победы большевиков Савинков встал на путь активной борьбы с советской властью. В этой связи он и обратился к Плеха-

353

нову, предложив ему составить новый кабинет министров после того, как казаки сбросят правительство Ленина—Троцкого и войдут в Петроград. Ответ был кратким и жестким: «Я сорок лет своей жизни отдал пролетариату, и не я буду его расстреливать тогда, когда он идет по ложному пути. И вам не советую этого делать. Не делайте этого во имя вашего революционного прошлого». Тем не менее в январе 1918 г. Савинков еще раз попытался добиться встречи с больным Плехановым в качестве делегата от Донского гражданского совета, однако ему было решительно отказано 1.

31 октября (13 ноября) 1917 г. у Плехановых был произведен обыск. Нет, он не был связан с публикацией письма к петроград­ским рабочим. Просто в тот день красногвардейцы, солдаты и матросы обходили все «буржуазные» дома Царского Села в поис­ках оружия. Зашли они и к Плехановым, не имея точных сведений о том, кто живет в этой квартире. Вот как описывала случившееся в письме к дочерям в Париж от 28 ноября 1917 г. Р. М. Плеханова 2

«...Папа был в постели. Это произошло в три часа дня. Первыми пришли солдат, матрос — молодой, отлично сложенный, но это, увы, не обещало ничего хорошего — и красногвардеец, юноша 16 — 17 лет. «Где хозяин?» — «Он болен, лежит. Что вы хотите?» — «Нам нужен хозяин. Мы пришли искать оружие». — «Но у нас нет оружия, а хозяин болен. Подождите здесь, я пойду его предуп­редить». — «Нет, мы должны его видеть». И, отстранив меня рукой, визитеры направляются к двери в спальню. Я забегаю впе­ред и предупреждаю папу об их приходе. Я могу только сказать: «Пришли». Папа понял, о чем идет речь, поскольку в Царском Селе ждали этих визитов.

Они вошли в спальню. «Мы пришли искать оружие!» — «У нас его нет». Они ответили: «Мы знаем, что есть». — «Тогда ищите». Я открываю шкаф, твою корзину, Лидия, еще полную вещей, отправленных из Парижа... Они ничего не ищут, смотрят вокруг и не осмеливаются трогать вещи... Стук в дверь. Выхожу. Еще один матрос, постарше, свирепого вида, с револьвером в руке! И снова: «Где хозяин? Он мне нужен!» — «Он болен!» — «Мы тоже больны! Давайте оружие!» — «Мы уже сказали, что у нас нет оружия». — «Есть, и если вы его не отдадите, я вас убью на месте». Я начинаю горячиться, но папа со своим сократовским методом говорит: «Убить человека можно быстро и легко, но ору­жия вы все равно не найдете, потому что у меня его нет». Свирепый матрос успокаивается. У молодого красногвардейца пристыженный вид. Он спрашивает с дружелюбной улыбкой: «Вы министр?» Папа отвечает, что он не министр. — «Тогда вы член Думы?» Папа:

1 Группа «Освобождение труда». Сб. 5. С. 288-289.

2 International Review of Social History. Vol. XXVI. Part 3. P. 372-374. Текст письма на французском языке.

354

«Нет, я не член Думы». Тогда матрос спрашивает красногвардейца: «Это не он?» — Тот колеблется.., и папа спасен. Еще один вопрос: «Какого вы сословия? Дворянин, буржуа, крестьянин?» К счастью, папа ответил: «Писательского».... Матрос смущен... Папа добавил, что 40 лет боролся за народ и за революцию. На этот раз матрос спохватывается: «Ба! Керенский тоже революционер!..»

После нескольких минут колебаний и переговоров между собой они ушли. На следующий день еще раз приходили матросы, но на этот раз я их не пустила, и они беспрекословно ушли...»

Характерна приписка Р. М. Плехановой к этому письму: «В газе­тах писали, что папа находился под сильным впечатлением от визита матросов и что его состояние стало серьезным в результате сильного кровохарканья и т. д. и т. п. Все это роман. Папа был очень спокоен во время визита, его состояние не ухудшилось после этого. Не было и кровохарканья. Только поездка (имеется в виду перевоз Плеханова в Петроград. — СТ. ) причинила ему некоторый вред. Повторяю: сейчас ему лучше».

Тем не менее подобное потрясение не могло пройти для Плехано­ва бесследно. Понятно, что Розалия Марковна, стараясь успокоить дочерей, несколько приукрасила здесь состояние мужа во время обыска. Сам он рассказывал потом Дейчу и Потресову, навестив­шим его в больнице, что считал себя обреченным и думал лишь о том, как бы сохранить самообладание и достоинство в эти послед­ние, как ему казалось, минуты жизни 1.

Обыск у Плеханова получил большой общественный резонанс. 2 ноября заметка о нем появилась в «Единстве», затем на драмати­ческую ситуацию, в которой оказался выдающийся революционер, откликнулись и другие газеты. В адрес Плеханова стали поступать телеграммы с выражением сочувствия и возмущения по поводу случившегося. Быстро спохватились и большевики: по инициативе С. И. Гусева, работавшего тогда секретарем Петроградского военно-революционного комитета, Царскосельскому совету рабочих и сол­датских депутатов была направлена радиограмма с предписанием немедленно принять «экстренные меры к полному охранению спо­койствия и безопасности гражданина Георгия Валентиновича Пле-ханова»2. Вероятно, это решение было согласовано с Лениным 3.

Однако воспользоваться «охранной грамотой» ВРК Плеханову не пришлось. Ночь с 1 на 2 ноября он провел в Царскосельской больнице, а 2 ноября Розалия Марковна с помощью знакомого врача перевезла Георгия Валентиновича на автомобиле в Петроград,

1 Памяти Г. В. Плеханова (однодневная газета). 1918. 9 июня; Вопросы истории КПСС. 1991. № 8. С. 64.

2 Петроградский Военно-революционный комитет. Документы и материа­лы. М., 1966. Т. 1. С. 539.

3 См.: Драбкина Е. Зимний перевал. М, 1988. С. 186-188.

355

где он был помещен во французскую больницу Марии Магдалины на 14-й линии Васильевского острова. Плеханову выделили отдель­ную палату, и его могли навещать друзья и знакомые. Среди них были Дейч, Засулич, сестры Любовь и Ида Аксельрод, Потресов, восторженный почитатель Плеханова студент Горного института Александр Каськ с женой и др. По воспоминаниям Потресова, вид «догорающего» вместе с Россией, изможденного болезнью Плехано­ва поразил его в самое сердце. «Кто знает, встретимся ли мы еще. Мы ведь все под большевиками ходим...», — грустно сказал ему на прощанье Георгий Валентинович.

Несмотря на плохое самочувствие, Плеханов даже в больнице пытался что-то писать для «Единства» (в декабре оно стало выхо­дить под названием «Наше единство», поскольку большевистская цензура сразу же зачислила плехановский орган по ведомству вра­гов советской власти). Так родились интереснейшие воспоминания Плеханова о похоронах Некрасова, где он произнес одну из самых ярких своих агитационных речей. А на Новый год в больницу пришли профессора и студенты Горного института. И снова Плеха­нова обступили воспоминания о безвозвратно ушедшей молодости, неповторимой студенческой поре, первых шагах в революционном движении, принесшем через сорок лет столь неожиданные для Геор­гия Валентиновича плоды...

5 января 1918 г. в Петрограде открылось долгожданное Учреди­тельное собрание. Открылось только для того, чтобы уже на сле­дующий день быть разогнанным большевиками, получившими в нем менее четверти мандатов. Кстати говоря, кандидатура Плеханова в депутаты Учредительного собрания тоже баллотировалась по спис­ку группы «Единство» в нескольких губерниях России, но попытка реанимировать его авторитет оказалась безуспешной. В Петрограде, например, за список «Единства» проголосовало всего 1823 избира­теля.

В день открытия Учредительного собрания в Петрограде состоя­лась массовая демонстрация в его поддержку. Однако ее рассеяли силой, причем не обошлось без жертв, среди которых были и рабочие. Хоронили их по иронии судьбы 9 января 1918 г. — через 13 лет после ставшего трагически знаменитым «Кровавого воскресе­нья», с которого фактически началась в 1905 г. первая в истории России революция. На совпадение этих двух исторических дат обратил внимание в «Новой жизни» Максим Горький, резко осу­дивший расправу новой власти с собственным народом 1.

Не мог не откликнуться на роспуск Учредительного собрания и Плеханов, которому с разных сторон настойчиво напоминали о том, что на II съезде РСДРП он тоже говорил о возможности роспуска

1 См.: Горький М. Несвоевременные мысли и рассуждения о революции и культуре (1917-1918 гг. ). М., 1990. С. 110.

356

любого представительного учреждения, если его решения разойдут­ся с интересами революции. Не упустил случая напомнить об этом эпизоде из биографии Плеханова и Ленин, опубликовавший 4 янва­ря 1918 г. в «Известиях» небольшую заметку «Плеханов о терро­ре», где прозрачно намекнул, что большевики, вероятно, воспользу­ются его советом, когда будут решать вопрос о судьбе Учредитель­ного собрания. Видимо, задел Георгия Валентиновича и фельетон журналиста Бориса Мирского в газете «Вечерний час», где тоже ставился вопрос об ответственности Плеханова за своих «духовных детей» — большевиков, которые на практике реализовали его идею об «относительной ценности» демократии и ее институтов. Наконец, стали поступать недоуменные вопросы по этому поводу и от читате­лей «Нашего единства». В сложившейся ситуации Плеханов про­диктовал в больнице оказавшуюся последней в его жизни статью с несколько странным для современного читателя заглавием «Буки Азъ — Ба», которая была опубликована в «Нашем единстве» 11 и 13 января 1918 г.

Подобно старому учителю, раскрывающему детям тайны рожде­ния слов из отдельных букв и слогов, Плеханов напоминает здесь читателям один из важнейших принципов диалектики, гласящий: абстрактной истины нет, она всегда конкретна, причем все зависит от условий места и времени. По его мнению, церковный догматизм, который всегда был силен на Руси, нашел своеобразное продолже­ние в догматизме революционном, в частности большевистском. Между тем главной отличительной особенностью революционной тактики должна быть ее целесообразность, а не догматическая окос­тенелость.

Возвращаясь к своей речи на II съезде РСДРП, Плеханов пояс­нил, что теоретически мыслимый случай роспуска Учредительного собрания вовсе не всегда должен превращаться из возможности в действительность. Если французское Учредительное собрание 1848—1849 гг. было враждебно интересам пролетариата и его рос­пуск революционерами был бы, по мнению Георгия Валентиновича, вполне разумным и нравственно оправданным шагом, то российское Учредительное собрание 1918 г. «обеими ногами стояло на почве интересов трудящегося населения России». Поэтому, разгоняя его, народные комиссары из Смольного боролись не с врагами рабочих, а с врагами своей собственной диктатуры. Увидев, что большинство членов Учредительного собрания составляют эсеры, большевики решили как можно скорее покончить с ним, сделав тем самым новый шаг к гибельному междоусобию внутри народа — граждан­ской войне.

За Смольным, подчеркивал Плеханов, большинства в стране нет. «Их диктатура представляет собой не диктатуру трудящегося населения, а диктатуру одной части его, диктатуру группы. И именно потому им приходится все более и более учащать употребле­ние террористических средств. Употребление этих средств есть при-

357

знак шаткости положения, а вовсе не признак силы. И уж во всяком случае ни социализм вообще, ни марксизм в частности тут совершенно ни при чем. Тактика Смольного есть тактика Бакунина, а во многих случаях просто-напросто тактика Нечаева».

Когда-то Нечаев распространял среди русской учащейся молоде­жи и студентов слухи о том, что в Западной Европе 2 млн. интерна­ционалистов готовы восстать и поддержать социальную революцию в России. Все это оказалось, как известно, блефом. Нечто подоб­ное, писал Плеханов, происходит и теперь, когда в рабочей среде усиленно распространяется весть о близости мировой пролетарской революции, причем верят в нее не только большевики, но и меньше­вики-интернационалисты. По мнению Плеханова, это был глубокий самообман.

Завершая статью, Плеханов снимал с себя ответственность за действия большевиков. Когда-то, вспоминал он, лидер австрийских социал-демократов Виктор Адлер полушутя, полусерьезно заметил Плеханову: «Ленин — ваш сын». В ответ он тоже получил шутку: «Если сын, то, очевидно, незаконный». «Я до сих пор думаю, — писал Плеханов, — что тактика большевиков представляет собою совершенно незаконный вывод из тех тактических положений, кото­рые проповедовал я, опираясь на теорию Маркса — Энгельса».

Н. К. Михайловский как-то заметил, что нельзя делать Дарвина ответственным за поступки каждого «дарвиненка», который, вспом­нив о дарвиновской теории борьбы за существование, выскакивал на улицу и хватал за шиворот первого встречного прохожего. Точно так же, продолжал эту параллель Плеханов, «нельзя и меня, как теоретика русского марксизма, делать ответственным за всякое не­лепое или преступное действие всякого русского «марксенка» или всякой группы «марксят». Откровенно говоря, я думаю, что мы будем гораздо ближе к истине, признав нынешних наших больше­виков не моими детьми, а двоюродными братьями гражданина Чер­нова. Недаром же его орган жаловался несколько недель тому назад на то, что большевики сделали важное похищение из сокровищни­цы черновской премудрости (преимущественно по аграрной части)».


Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!