Спор Паскаля и Ноэля о пустоте и теле 19 страница

«злогия творчества Языкова

Психология творчества Языкова

237

Этим упреком Белинский попадает в неприятную для него компанию с Сенков-ским. Искривлявшийся и изманерничавшийся Сенковский писал: «Обыкновенная жизнь — проза: я согласен. Но разгульная жизнь еще хуже: это дурная проза, скверная, грязная проза. Как же можно перелагать ее в стихи?.. Винный погреб не принадлежит ни к какой литературе». Добролюбов писал: «Он погубил свой талант, воспевая пирушки да побранивая немецкую нехристь, тогда как он мог обратиться к предметам гораздо более высоким и благородным». Никто не станет спорить, что большая часть стихотворений Языкова посвящена воспеванию вина и разгула. Но нельзя не согласиться с Гербелем^|3, утверждающим, что «большинство критических статей, не исключая и статьи Белинского... отличаются самым крайним задором и несомненным пристрастием». В самом деле, только пристрастием можно объяснить, что старые (да и некоторые новые) критики, всегда занятые оценкой тем и их квалификацией по рубрикам «низкий», «недостойный», «высокий» и т. д., могли проглядеть ряд тем в творчестве Языкова. Так, мы знаем, что ряд стихотворений Языкова даже раннего периода посвящен историческим темам.

Когда в последние годы Языков меняет строй своей лиры, то и это не нравится его критикам. «Библиотека для чтения» Сенковского в 1844 году пишет (т. 67, отд. VI, с. 33): «некогда разгульная, краснощекая, буйная Муза, словно старая грешница, рядит себя в чепец — охает, кряхтит и поет целомудренно». В 50-х годах аноним «Московского Обозрения» (с. 148) восклицает: «Как много гуманного смысла в студентских ассоциациях и беззаветном общении между собою скудными средствами... Сколько сердечной поэзии заключено в этом перебивании и суровой нужде!» Языков в воспевании студенческой жизни будто бы прошел мимо этого. А когда Языков в стихотворении «Мое уединение» описывает бедный чердак студента, то это опять не нравится критику. Ряд иных, не вакхических тем разглядели и выдвинули на первый план языковские друзья. Кениг со слов Мелыунова пишет: «Der Anblick des Kremls, dieses Palladium Russlands, so wie andere Erinnerungen der Vorzeit nдhren seine Begeisterung».

Погодин пишет: «Одно только чувство оживляло его (последние) годы: это любовь к отечеству. Отечество, Святую Русь, любил он всем сердцем своим, всею душою своею и всею мыслию своею». Шевырев пишет: «Москва... дала другое направление мужавшей лире поэта. Уж не дерптский разгул слышится в стихах его. Здесь под благовест московской святыни раздаются подражания псалмам». Вяземский говорит: «Языков был влюблен в Россию». Позднее исследователи, преимущественно консервативного направления, пытались подчеркнуть именно эту патриотическую сторону поэзии Языкова, которую замалчивали или оставляли в стороне Белинский и примыкающий к нему Шенрок¹⁴. По существу эти исследователи были более правы. Объективный исследователь творчества Языкова и его тематики должен признать наличие патриотических тем в творчестве Языкова с самого начала: в дерптский период. Ценность тем и художественная значительность произведений нас в данном случае не занимает. Одно ясно: большинство критиков сузили диапазон творчества Языкова, забраковав, как не имеющие ценности, ряд произведений: историческое — «риторика» элегии последних лет — «оханье старой грешницы». Что к критике примешивалась личная неприязнь, видно из того, например, что в глазах Белинского у Давыдова все минусы Языкова оказываются плюсами. Даже низменность «винных» тем прощается Давыдову: «он поэтизировал все, к чему ни прикасался: в его стихах преужасные пуншевые стаканы и чаши не оскорбляют образованного чувства... все эти лагерные замашки, казарменное удальство... облагораживаются формою»... Вот что о Давыдове писал Белинский.

В сущности, это совсем то же, что И. Киреевский говорил о Языкове: «виноват ли Языков, что те предметы, которые на душе других оставляют следы груза, на его душе оставляют перлы поэзии, перлы драгоценные, огнистые, круглые?»

Во всяком случае, как видно из предыдущего, тематика Языкова шире, чем просто воспевание винного разгула. Любопытно, как Языков отшучивается от «критических» упреков подобного рода. В послании к Вульфу (I, 168) он пишет:

Недаром прежний доброхот Моей богини своенравной, Середь Москвы перводержавной Меня бранил во весь народ, И возгласил правдиво, смело, Что муза юности моей Скучна, блудлива: то и дело Поет вино, табак, друзей; Свое, чужое повторяет, Разнообразна лишь в словах И мерной прозой восклицает О выписных профессорах!

Правда, не только недруги, но и друзья Языкова почти постоянно возвращались к «поучению» его: до конца его жизни кто-нибудь из близких друзей так или иначе «воспитательски» поучал его. В дерптский период — старший брат Александр Михайлович, которому Н. М. в ноябре 1822 г. писал (Я. А. I, 17): «ты советуешь мне сочинить что-нибудь поважнее; я сам давно об этом думал и уже начал пьесу, к которой приложу полное старание». Позднее «учил» его в посланиях Боратынский (1831):

Другого счастия поэтом Ты позже будешь, милый мой, И сам искупишь перед светом Проказы музы молодой.

И в другом послании, говоря о Музе:

Наперснице души твоей Дай диадему и порфиру; Державный сан ее открой, Да изумит своей красой, Да величавый взор смущает Ея злословного судью, Да в ней хулитель твой познает Мою царицу и свою.

И наконец, в 40-х годах «учил» Языкова Гоголь. Письма его к Языкову полны Поучений. Так, например: «Перетряхни русскую старину, особенно времена царей. Они живей и говорящей, и ближе к нам, — и ты в несколько раз выиграешь более, когда те русские стихии и чисто славянские струи нашей породы, из-за которых Идет спор, выставишь в живых и говорящих образах. Твои герои... ходом и действием своим защитят сильней, чем бы ты сам защитил истину; ибо дело сильней слова» . ° одном письме, проникнутом резким раздражением против славянофилов, Гоголь Пишет: «Сиди до времени смирно и не шуми, и хорошенько ощупай себя и свой талант, который, видит Бог, не затем тебе дан, чтобы писать послания к Кароли-Нам, но на дело более крепкое и прочное»¹⁶.

Теперь мы можем вернуться к предыдущей главе и указать на рознь тематики И Державинской формы, о которой мы упомянули. В самом деле: Языков не весь

Психология творчества Языкова

239

в анакреонтических стихотворениях — критики его не правы, как мы видели. Правы были те, кто выдвигал патриотическое, библейское и т. д. в Языкове с самого начала, и те, кто, видя зорко эти потенции, прозорливо учил Языкова. Державин-ско-ломоносовское в Языкове сильно. Но иронией судьбы в других условиях оказалась Муза Языкова: «Орлы» Державина имели опору в историческом бытии — в Екатерининской эпохе войн. «Орлы» Языкова парят в поэтической синеве. Строй торжественной оды у Языкова оказывается в другом контексте: в контексте альбомных мадригалов. Поразительно, что та же звучная рифма «блещет — трепещет» встречается у Языкова в «высоком» стихотворении «Гений» и в «именинном» стихотворении, посвященном Дириной:

Так гений радостно трепещет, Свое величье познает, Когда пред ним гремит и блещет Иного гения полет. (I, 94)

Не в первый раз восторгом блещет Сей дар, покорствующий вам, И сердце сладостно трепещет, Кипучим тесное мечтам.

И еще ярче эта скованность громозвучного стиха, не имеющего настоящего приложения, дающего гиперболические размеры бытовым мелочам, предстает в описании дерптского празднества, где:

Стекло звенело; пелись гимны;

Тимпан торжественный бряцал. (I, 101)

и тут же рядом: «стакан пуншевой» и приглашение:

Как мы пивали, пей до дна.

Державинские гиперболы, громы од звучат как-то сиро и одиноко. «Фелицу» заменили «жены профессоров» — Воейкова, Дирина. Дерптский «альбомный» быт и торжественность од оказываются в разладе. И нельзя не вспомнить опять слов Гоголя: «Не для элегий и антологических стихотворений, но для дифирамба и гимна родился он; это услышали все. И уже скорее от Державина, нежели от Пушкина, должен был он засветить светильник свой». Резюмируя, мы сказали бы, что психологически экспрессивный строй лиры Языкова, близкий к Державину, направлен на иные, чем у Державина, темы: своеобразие художественной личности Языкова в этом несоответствии и в этом смешении.

Когда Пушкин увидел языковские стихотворения издания 1833 года, то он сказал с досадою: «Зачем он назвал их: стихотворения Языкова; их бы следовало назвать просто: хмель! Человек с обыкновенными силами ничего не сделает подобного: тут потребно буйство сил». Почти то же говорил о стихах Языкова И. Киреевский: «Если мы вникнем в то впечатление, которое производит на нас его поэзия, то увидим, что она действует на душу, как вино, им воспеваемое, как какое-то волшебное вино, от которого жизнь двоится в глазах наших: одна жизнь является нам тесною, мелкою, вседневного; другая праздничною, поэтическою, просторною...» Не стоит продолжать цитат из перво- и второстепенных критиков, говорящих все о том же. Лучше всмотреться в стихи Языкова, чтобы убедиться во всей меткости пушкинских слов о «буйстве сил» и слов И. Киреевского: «средоточением поэзии Языкова служит то чувство, которое я не умею определить иначе, как назвав его стремлением

к душевному простору». Почти в каждом стихотворении мы услышим эпитеты «свободный», «вольный», «буйный» — поистине здесь «раздолье Вакха и свободы» (I, 74).

Приди сюда хоть русский царь, Мы от бокалов не привстанем. Хоть громом Бог в наш стол ударь, Мы пировать не перестанем. (Бычк. 5)

Напомним, что вокруг Языкова царил в это время лунный сантиментальный романтизм, — кладбища и призраки. Вяземский пишет А. И. Тургеневу в 1833 г.: «Козлова и Языкова стихотворения вышли, два антипода, но тут не по шерсти им дано, и забодает не Козлов»¹⁷. В дерптских письмах Языков не особенно одобрительно отзывается о Козлове — «много вялых стихов». Романтическая меланхолия для Языкова вялость. О меланхолии всякой всегда молчит Языков. Конечно, и о Боратынском Языков мог сказать: «вяло» и действительно пишет о «Пирах»: «Они не имеют того дифирамбического вдохновения, которое должно бы управлять поэтов, затевающих пиры...»¹⁸ Такие строки из «Пиров» не могли, разумеется, понравиться Языкову:

Пускай на век исчезла младость, Пируйте, друга: стуком чаш Авось приманенная радость Еще заглянет в угол наш.

У Языкова — упрямое упорство в «вакхичности». О ритмико-смысловом упрямстве стиха мы уже говорили. Но недаром так часты и словосочетания с приставкой «свое-» и «само-»: самобытный, своенародный, своевольный, своенравный, само управный:

Горделивый и свободный Чудно пьянствует поэт. (I, 235)

Сам Языков говорит о своем «пьяно-буйном» стихе (I, 321). Поистине:

Сей мир поэзии обычной Он тесен славе, мир иной, Свободный, светлый, безграничный, Как рай, лежит передо мной! (I, 131)

Но вот здесь-то и начинается критика в настоящем смысле слова. Старые критики много места в своих писаниях уделяли именно «критике» — в этом смысле, то есть установлению психологической и биографической подлинности художественного лиризма, — то есть говорили о критике не только в смысле оценки, но и в смысле таком примерно, в каком мы говорим о критике текста: подлинно ли выраженное в художественном произведении чувство или подделано? По существу именно эта проблема — центральна в психологии творчества. Один из первых вопросов последней — вопрос о биографической аутентичности произведения. Далеко не лишне поэтому бросить взгляд на проделанную старыми критиками работу.

Большинство из них утверждало (одни — в виде упрека, другие — объективно), что Языков-художник, Языков, выражающийся в своих стихотворениях, совсем не реальный Николай Михайлович Языков. «Муза г. Языкова прикидывается вакханкою» (Белинский). «Воспевание разгулья, вина — только система, школа, только следствие ложного понятия о поэзии» (Сенковский). Стихи Языкова «сочинены... Не черпаны из живой действительности, не выношены сердцем» (Аноним.

Психология творчества Языкова

241

«Московское Обозрение»). «В теоретическом пьянстве Языкова, как в безумии Гамлета, видна система» (Айхенвальд). «Этот мнимый Вакх был в конце концов равнодушен и к вакханкам» (он же). Белинский особенно настойчиво выдвигал эту сторону поэзии Языкова: «Риторизм есть главная основа всей поэзии Языкова. Все его ухарские и мило забубённые выходки, его молодое буйство и чудное пьянство явились в печати не как выражение действительности (чем должна быть всякая истинная поэзия), а так, только для красоты слога, как говорит Манилов». И действительно, на первый взгляд, в Языкове разлад между словом и делом. Вяземский добродушно подсмеялся над этим в стихах:

Соблюдавший предков нравы Трезвый постник по нужде, Ты любил пиры, забавы, Сам же сидя на воде.

(«Поминки». 1853)

Зло смеялся над этим Сенковский: Разбирая языковскую «Встречу Нового года», он спрашивает: «Где же это писано? За границею на минеральных водах...» Послание Сологубу «писано в Ницце, когда поэт лечился и перед ним вместо пуншу стояла аптечная склянка с микстурой. Охота же настойку ревеню превращать в пунш: будто это поэзия!».

Но такой разлад был не только в последний (болезненный) период жизни Языкова. И раньше, в Дерпте, было то же. «Бывало, — рассказывает А. Н. Вульф ", — недели в две придет раз и наш дикарь Языков, заберется в угол, промолчит весь вечер, полюбуется Воейковой, выпьет стакан чаю, а потом в стихах и изливает пламенную страсть свою к красавице, с которой и слова-то бывало не промолвит». Неподвижность лелеял Языков. В 1823 году он пишет брату (Я. А. I, 47). «Я не участвую ни в балах, ни в собраниях, ни в танцах, ни в фантах. Мне кажется, что, танцуя, вытряхаешь ум из головы; этому примеров очень много и здесь, и на всяком месте танцорском». В живом Языкове меньше всего было «буйства сил», которое в стихо творениях его увидел зорко Пушкин.

Но из этого не следует, что можно разрывать всякую связь между словами поэта и его делами. Тот же Пушкин глубоко верно заметил, что слова поэта — его дела. Мы впали бы в заблуждение, если бы стали толковать поэтическое творчество как зеркало «не поэтической» биографии. Но это не значит, что поэтическое творчество не составляет одного целого с биографией. И если есть несоответствие между Языковым-поэтом и Языковым «живым», то и этот факт несоответствия художника и человека есть факт психолого-биографический, подлежащий освещению: Языковское творчество не выражает бытового «житейского» Языкова, а восполняет его, и дело в том, что подлинный Языков это не Языков «в халате» или Языков-поэт, по-державински торжественный, — а какой-то Языков, который и тот и другой. Языков воспевал студенческие пиры и попойки и участвовал в них. Но натура Языкова сторонится от общества. Еще в 1823 году он пишет брату: «Кстати, я заметил за собою одну странность: как в Петербурге, так и здесь я пользуюсь любовию всех моих знакомых, между тем как вовсе не люблю их. Последнее особенно истинно в рассуждении моих бранных товарищей студентов» (Я. А. I, 122). Языков, по словам Вульфа, был «не из тех, которые податливы на знакомства. Его всегда надобно было неволей привести и познакомить даже с такими людьми, с которыми внутренне он давно желал познакомиться, — до того застенчив и скромен был этот человек, являвшийся в стихах своих господином иного характера»²⁰. Вяземский

свидетельствует: «За исключением некоторых приятелей, он мало водился с людьми, был не разговорчив и не общителен».

В 1824 году Языков пишет: «Студенты говорят, что у меня характер слишком тих для участвования в полной мере во всех их делах. Короче, я умел (и это вещь важная) поставить их от меня в почтительном отдалении». Княжевич (Русский Архив. 1871, стлб. 1303) сообщает: «Языков в одном письме ко мне жаловался, что у него ежедневные оргии, в которых сам он почти не принимает участия, но от которых отделаться не может». Действительно, трудно было угнаться за дерптскими студентами и их «буйством сил». Вот бытовой эпизод: «Весной 1827 года трое пьяных студентов вторглись вечером в квартиру ландрата фон Э. и, несмотря на уговоры обитателей дома, в шинелях, не снимая шапок и с дымящимися трубками, проникли во внутренние покои. Когда хозяин квартиры обратился к ним с вопросом, что им угодно, то получил в грубом тоне ответ, что они желают в этом доме нанять квартиру. Когда фон Э., назвав себя, заметил им, что весь дом занимает он сам и что никаких наемных квартир в этом доме не имеется, то студенты с угрожающими жестами стали кричать на него, пока, наконец, с большим трудом не удалось их выпроводить на улицу... Дело было улажено благодаря благодушному посредничеству ректора, у которого студенты, впрочем, в тот же день выбили окна. Ректор, не говоря ни слова, распорядился вставить новые стекла...»²¹ В таком обществе Языков, конечно, был чужой, и природная внешняя сдержанность не позволяла ему в нем раствориться. Но Языков играет образами студенческого буйства, сам не участвуя в нем, а его настоящее буйство, от всякого постороннего взгляда хранимое, другое буйство, дифирамбическое, которое случайно, по недоглядке, по незнанию людей, он облек в несродные формы. Посмотрим пристальнее теперь в психолого-биографическом разрезе на основные темы поэзии Языкова.

III

У Языкова, по сообщению Бартенева^гг, была печать с греческим текстом: «Иде-же дух Господень, ту свобода». Поздний Языков понимал смысл этих слов, которые стоят в подлиннике рядом со словами о покрывале на сердце, об ослепленных помышлениях, не позволяющих уразуметь дух письмен. Но и раньше в Языкове не было «гуманистического, свои грехи оправдывающего» немецкого Sturm und Drang'a и его свободы. Свобода (душевный простор, по выражению И. Киреевского), Центральная мысль поэзии Языкова, — в других смыслах чаще понималась и бралась. Свобода Языкова не гуманистический, самоутверждающийся гений, а освобождение от принуждения, от условности, от принудительной работы. Кто-то неволя-Щий гонится по пятам Языкова: его дифирамбы свободе диктуются каким-то тайным страхом перед пленом, порою это поистине бегство без оглядки от кого-то — к свободе:

Бегите, дни, как эти воды, Бегите, дни, быстрей, быстрей, Да вновь священный луч свободы В душе заискрится моей. (I, 155)

Все регламентирующее, принуждающее грозит этим пленом: «Признаюсь, мне очень надоедает муза математики. Нет, лгу! Это не муза! — При всей уверенности В необходимости притворяться влюбленным в это худощавое, мумиальное существо,

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 434445 46 47 48 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!