Старые опыты в пользу horror vacui 17 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 17 из 51Следующая ⇒

War' nicht das Auge sonnenhaft, Wie kцnnen wir das Licht erblicken? Lebt' nicht in uns des Gottes eigne Kraft, Wie kцnnt' uns Gцttliches entzьcken?³⁷

Вместе с тем, сам свет зрит себя в глазе. В споре с Шопенгауэром Гёте воскликнул: «Что?! Свет существует по-вашему лишь постольку, поскольку вы его видите? Нет! Вас самих не было бы вовсе, если бы свет вас не видел...»

So im kleinen ewig wie im grossen

Wirkt Natur, wirkt Menschengeist und beide

**" Sind ein Abglanz jenes Urlichts droben,

V¹Das unsichtbar alle Welt erleuchtet⁹⁸.

Тождество природы и сознания — вот из чего исходит Гёте в Farbenlehre. Это Urphдnomen, который всегда будит в сознании чувство благоговейного страха, ибо, как говорит Гёте, «vor den Urphдnomenen, wenn sie unseren Sinnen enthьllt erscheinen, fьhlen wir eine Art von Scheu bis zum Angst»⁹⁹. «Подобное познается подобным» — этот древний принцип, о котором говорил еще Эмпедокл, есть краеугольный камень гётевского мировоззрения. Природа и Я — одно и то же. Гёте подошел здесь к одной из незыблемых основ истинного умозрения. И как подлинный ясновидец, он незаметно для себя оказывается в таинственном согласии с ясновидцами иных эпох и столетий. Плотинов Свет — и центр сознания, то есть принцип мышления, и почти физическая реальность. Паламистские споры особенно резко выявили эту последнюю сторону Абсолютного Света. Но перестал ли быть поэтому увиденный глазом свет верховным светом познания? Фаворский свет — и то, и другое. Он — и идея идей, и природное блистание благодати. При разделении этого единства, когда мысль и природа оказываются противопоставленными друг другу, свет или оказывается метафорой (он только lumen intellectuale ¹⁰°) или природной реальностью, которая не может стать принципом мышления. Не то у Гёте; мысль пронизана предметным воображением, она достигает того пункта, где антитезы исчезают: здесь — психофизический свет; и сознание раскрывается здесь, как внутренняя жизнь физического света, и физический свет — как символ (в Гётевском смысле) света духовного.

Мы можем теперь вернуться к органике. Экскурс в область физики Гёте убедил нас в полном тождестве ее основных линий с основными линиями органики. И теперь, основываясь на Farbenlehre, мы можем сказать, что воображаемый образ Перворастения или Первоживотного, обладающий внутренней правдой, совсем не есть еще субъективный образ, на том основании, что он есть образ воображаемый. Подлинное эстетическое воображение не копирует природную действительность, а берет ее самое так, как она есть на самом деле. И тогда слова Анаксимандра о космосе, как огненной птице — живом существе, оказываются не метафорой, а раскрытием подлинной реальности. Это есть видение уже не в трехмерном пространстве и кроме того во времени, а одно пространственно-временное видение, которое само потому сверхвременно. Словом, это то видение, о котором говорит платонизм¹⁰¹. «В тот момент, когда отверзнутся очи наши и мир окажется глубоким, — мы увидим лес, как единое существо, и всех коней, как единого сверх-коня, ^а человечество, как единое Grand Кtre О. Конта, как Адама Кадмона Каббалы или как Uebermensch'a Ницше»¹⁰². Эти слова помогают уяснить основные устремления органики Гёте. Усвоив это устремление, мы можем перейти к деталям. Как относится Тип к единичному? Мы уже говорили, что Гёте всецело чужд аналитической Мозаике. Накапливать единичные факты — это значит «Verulamisch» verfahren Против Бэкона Гёте не раз указывает, что метод последнего «идет лишь вширь», «Дает повод к размельчению» (Vereinzeln), что «единичные случаи сохраняют у него слишком много прав»¹⁰⁴. «Grдnzlose Empirie»¹⁰⁵ — пренебрежительный отзыв, кото-РЫй не раз слышится из его уст¹⁰⁶. Познать единичное можно лишь в целостной

⁴-10816

Hатурфилософские взгляды Гёте

Натурфилософские взгляды Гёте

связи со всем прочим миром единичных явлений. В явлении а заключается и явление Ь, и явление с, и т. д. Оно часть единого организма. Эта единая связь и есть prias явления а. «Но одно явление не объясняет само себя и из себя»¹ . Это значит, что в а уже заключается не-а. Но ведь не-а или b само находится в том же положении, что а, то есть не может быть объяснено без прочих явлений, следовательно и без а. Мы попадаем в заколдованный круг и выполняем Сизифову работу. Однако это было бы так, если бы не было возможно синтетически охватить все явления в одном целом, которое, проникая их всех, ассимилировалось бы с ними и как бы принадлежало их ряду, но вместе с тем возвышалось бы над ними, объяснялось не из них, а из себя. Это целое, искать объяснений которому было бы нелепой задачей, есть

Протофеномен, или Тип.

Идем ли мы здесь от целого к частям или от частей к целому? Второй путь, как мы знаем, не есть путь Гёте. Но быть может тогда Гёте идет по первому пути? Оказывается, что нет. Части не до дна исчерпываются целым и не выводятся из него целиком. Целое остается предпосылкой объяснения частей, но вместе с тем каждая часть есть целое, то есть закончена в себе и объяснима из себя. Отсюда та антиномия, которая лежит в основе иерархического понимания у Гёте: низшее и содержится, и не содержится в высшем. В ложном аналитизме мы целое превращаем в сумму и путем фокуса извлекаем из него лишь то, что раньше сами в него вложили: налицо лишь мнимое творчество нового. Так поступают ньютонианцы, предполагая в белом свете наличными все семь цветов радуги. Их стремление «уже заранее синтезировать, соединить, спрятать и скрыть в свете то, что они хотят выявить наружу»¹⁰⁸, «все подсунуть, все приписать свету, чтобы потом все потребовать от него обратно»¹⁰⁹. На самом же деле свет прост и многообразен лишь в своих проявлениях — в красках, которые суть «Thaten und Leiden des Lichts»¹¹⁰. Это множество действий не нарушает простоты сущности. Свет остается тем, чем был, остается по ту сторону своих явлений. Если бы не было начала тьмы (материи), являющегося выражением первоначальной полярности, он никогда не перешел бы в краску, — но даже и тогда, когда налицо тьма, он остается тем, чем был, его действие есть он сам целиком, и краска — лишь неполное усвоение его энергии познающим сквозь противоборствующий принцип тьмы. Только вводя извне принцип тьмы, можно объяснить краски. Свет был бы без красок, но красок не было бы без света. И тот факт, что есть краски, необъясним из одного лишь света. Перейдем к органике: тип один, индивидуумов и видов много. Типическое стоит незыблемо, варьирует внешнее. Положение частей в целом остается одним и тем же, изменяется соотношение частей и их размеры. Постичь части через тип — необходимо, объяснить их конкретные размеры из одного лишь типа — невозможно.

Эти соображения показывают, что путь Гёте не односторонне-аналитический и не односторонне-синтетический. Это не эмпиризм и не схематически-стройный априоризм отвлеченной натурфилософии. «Полярность» — вот верное и точное слово для обозначения Гётева метода; полярность не как схема, не как китайский сапог, калечащий жизнь и рост природного бытия, не как прокрустово ложе, то есть не как орудие фантастической натурфилософии, играющей отдаленными аналогиями, а полярность, как внутренний ритм всех натурфилософских умозаключений, как его не всегда, быть может, видимая, но всегда живая душа. Полярность и в Шеллинговом и в Гётевом смысле есть единство в двойственности и двойственность в единстве, объединении уже раздельного. У Шеллинга она противостоит и Identitдt , и Dualitдt"², и в ранних сочинениях равнозначаща с Indifferenz ■ Полярность для Гёте — это «allgemeines Gesetz des Trennens und Zusammentretens, des

Auf- und Abschwankens, des Hin- und Wiederwдgens»"*'. Образ магнита для него, как и для Шеллинга, становится основным характерным образом"⁵. Магнит может бесконечно дробиться, и каждая часть все же остается синтетически-аналитической· мы имеем полюсы с точкой безразличия — и в целом, и каждой его части. Раздробление ради синтеза и через синтез — вот цель Гёте. «Wir sind genцthigt zu sondern, zu unterscheiden und wieder zusammenzustellen»¹¹⁶. Это дробление есть вечно творческий Speciflcationstrieb "⁷, беспокойный процесс созидания все новых и новых обличий все одного и того же неизменного типа.

Und umzuschaffen das geschaffne, Damit sich's nicht zum Starren waffne, Wirkt ewiges lebend'ges Thun "⁸.

Как Протей, эта творческая сила перевоплощается, дробясь, и воплощается целиком в каждой дробящейся части. Часть остается частью и вместе с тем становится самостоятельной. Часть внешне становится лишь аналогичной другой части и вместе с тем пребывает ей внутренне тождественной (через целое) — индивидуализируясь, лишь ярче отпечатлевает целое, как это прекрасно выразил Шиллер:

Keiner sei gleich dem andren, doch gleich sei jeder dem Hцchsten! Wie dies zu machen? Es sei jeder vollendet in sich "'.

Единичное, как единичное, может быть постигнуто лишь через Целое. Если мы поняли единичное, то это указывает, что мы уже знаем целое. Единичное, понятое через целое, или (что то же) понятое в своей единичности единичное становится тогда ключом объяснения целой массы других единичных явлений: эти последние ведь содержатся в нем implicite, объединяясь типом или протофеноменом. Тогда единичное становится всеобщим, так как тип или протофеномен присутствуют в нем целиком, выявляется, как его подлинная сущность. Мы вступаем в область «Erfahrungen der hцheren Art»¹²⁰. И тогда понятно утверждение Гёте: «нет нужды в кругосветном путешествии для познания того, что небо всюду голубое»¹²¹. Ошибка Бэкона по Гёте именно в непонимании этого. «Кто не может усвоить, что часто один случай стоит тысячи и заключает их все в себе, кто не в состоянии понять и оценить то, что мы назвали протофеноменами, тот ничего не произведет на радость и пользу ни себе, ни другим»¹²².

Теперь видно, почему гипотеза Ганзена, о которой мы упоминали и которая разграничивает у Гёте идею Urpflanze и идею метаморфозы: сначала будто бы Гёте был занят чисто идеальным сходством растений, а затем перешел к исследованию Реальной эволюции, но уже не в филогенетическом, а онтогенетическом масштабе; сначала — идеальное родство различных растений, затем — метаморфоза во времени, ^н° уже не всего растительного царства в целом, а отдельного индивидуума. Metamorphose der Pflanzen означает не столько метаморфозу растений, сколько метаморфозу у растений, то есть в индивидууме. Опровержением Ганзена могло бы послужить, во-первых, уже цитированное нами письмо Гёте к Гердеру, где Metamorphose и Urpflanze берутся в неразрывной близости (у Ганзена — в толковании этого места — явная натяжка), а во-вторых — стихотворение «Metamorphose ^ег Pflanzen», где эволюция индивидуума указывает на реальное единство не только ^его частей, но и всех растений в одном скрытом целом. Наконец, надо напомнить, ^Что понятие части и индивидуума у Гёте относительно. Часть растения есть у него Целое растение. Прототип дробится все мельче и мельче, накладывая свою печать ^на каждый атом жизни. Если мы поняли онтогенетическую метаморфозу, значит

Натурфилософские взгляды Гёте

101

нам открылось созерцание Urpflanze, и наоборот, без идеи Urpflanze мы ничего не поймем в метаморфозе индивидуума.

Основание ошибок лежит в том, что мы не можем отрешиться от рассудочного подхода к идее Urpflanze. Urpflanze не отвлеченное понятие. Идея — не абстракция. В сфере философии достаточно подчеркивалось, что к идее неприложим масштаб общего понятия. Для идеи аннулируется закон традиционной логики, ставящий содержание и объем в отношение обратной пропорциональности. Чем универсальнее, тем индивидуальнее, — вот закон идеи, которая не подобна ни Гальтоновым фотографиям, ни синкретическому рисунку Перворастения, вычерченного Тюрпе-ном. Идея не вмещается в отвлеченную общую формулу, являющуюся всепоглощающей бездной, в которой тонут различия. Саго ^т отмечает, что Гёте не достигает равновесия единичного и всеобщего. Философское вдохновение абсолютного единства — «злой гений Гёте-натуралиста» — прорывается не раз, ведя к «аморфному», превращая теорию в «поэтический спинозизм». Сам Гёте отмечает это: «Идея метаморфозы весьма почтенный, но вместе с тем весьма опасный дар свыше. Она ведет в бесформенное, разрушает знание, растворяет его. Она подобна центробежной силе и потерялась бы в бесконечном, если бы ей не был дан противовес»¹²⁴. Такого распыления, которое есть вместе с тем слияние, не происходит потому, что налицо центростремительная деятельность или Specificationstrieb. «Вся тонкость и глубина Гётевой интуиции именно в том, что оба направления сочетаются и сливаются. „Eine Art Wahnsinn"¹²⁵ — сверхвременно-временное, всеобще-единичное, едино-множественное, — подлинно осуществлены Гёте. Не следует искать этого осуществления непременно там, где есть упоминания о Типе, природе, протофено-мене, где речь идет об общих формах». Здесь Каро, быть может, прав. Отдельные научные наблюдения зачастую более проникнуты этой интуицией, чем общие размышления о типе. Если спросить себя, как осуществляется этот синтез единичного и всеобщего, то можно сослаться на самый процесс научного творчества Гёте. Этот процесс в своем роде протофеномен, на него можно указать, его можно описать, можно воочию убедиться, что это так, но бесполезно пытаться объяснить соотношение несоизмеримых крайностей. Увидеть, то есть практически осуществить — единственно возможное обоснование гётевского замысла. А пока этого нет — до тех пор «Wahnsinn» и «Abenteuer der Vernunft»¹²⁶. Критикуя книгу Link'a Elementa philosophiae botanicae™ , Гёте замечает:

Da, wo von Gestalt und Ungestalt eigentlich zu sprechen wдre, wird nur die letzte, bildlose, sublimirte Abstraction angefьhrt und das hцchst organische Leben den vцllig form- und kцrperlosen allgemeinsten Naturerscheinungen zugestellt¹²⁸.

Почему? спросим мы. Конечно потому, что общее отрывается от единичного, и единичное перестает быть его конкретной формой. Общее постоянно звучит с монотонным однообразием, как метроном, который выстукивает ритм музыкального произведения, заглушая его и мешая вникнуть в его многосложную ткань. Все общие размышления, которые мы привели здесь о мировоззрении Гёте, должны стушеваться и исчезнуть, уступив место непосредственному своему осуществлению на деле, непосредственному природосозерцанию глазами Гёте. Философский анализ воззрений Гёте на природу — лишь подход, средство и орудие, путь к видению, а не само видение. Само видение — в открытии os intermaxillare ^ш у человека, в объяснении строения махровых цветков, в геологических наблюдениях в Богемии, в суждениях об итальянской архитектуре. Только в таком контексте общие суждения о философских воззрениях Гёте имеют смысл.

Нам остается решить теперь тот последний вопрос, который должен был вставать на протяжении всего нашего пути и на который мы уже указали было в начале. Это вопрос об отношении органического мира к неорганическому. Штейнер отмечает, что термин «протофеномен» употребляется у Гёте лишь в применении к последнему; в органической области употребляется термин «тип» . Мы употребляли иногда эти термины promiscue^m, но даже если такого употребления и не было у Гёте — в нем нет особой беды. Нет беды, потому что нет строгой грани между живым организмом и неорганической материей. Для выяснения этого вопроса весьма интересно письмо Гёте к фон Мюллеру по поводу своего юношеского отрывка «Die Natur». Здесь проходит грань между «полярностью» и «потенцированием» (Steigerung). Первая принадлежит материи, поскольку она материальна, второе — поскольку она духовна. «Но так как никогда материя не существует без духа, а дух не существует без материи и не может быть без нее действен, то и материя способна потенцироваться (steigern), а дух — притягиваться и отталкиваться»¹³². Вернее всего взаимоотношение органического и неорганического можно было бы охарактеризовать как отношение иерархическое, при котором органическое есть истина, — то есть основа бытия неорганического. Цвет во всей полноте своей раскрывается и существует лишь благодаря глазу. Глаз оказывается энтелехией физического света. «Das Auge bildet sich am Lichte fьrs Licht, damit das innere Licht dem дussem entgegentrete»¹³³.

Ho — что особенно существенно — биологическое целое, вызывая к жизни и выявляя подлинную суть неорганического, не искажает последнего, как полагали субъективисты. Цвет в известном смысле возникает при посредстве глаза, ибо существует для него — но это еще не значит, что он только субъективен. Мы имеем здесь дело с объективным раскрытием сущности света через глаз. Так, исследование неорганической природы само приходит с неизбежностью к биологии. Мы оказываемся лицом к лицу с органическим пониманием природы, которое было основным пониманием и античности, и патристики, и средневековья. Гёте возвращает человеческой мысли живую природу. Можно сказать, что благодаря ему природа вступает в тот третий возраст, о котором Шиллер говорит в двустишии «Die drei Alter der Natur»:

Leben gab ihr die Fabel, die Schule hat sie entseelet, Schaffendes Leben aufs neu gibt die Vernunft ihr zurьck¹³⁴.

К несчастию культуры человеческое сознание не сумело удержать и сохранить того драгоценного дара, который оно получило из рук Гёте. XIX в. увидел рецидив материализма и механицизма. Природа, которая в гениальных прозрениях Гёте была постигнута в своей живой сущности, — оставалась мертвой для мертвого сознания, взявшего верх во второй половине XIX столетия. Это вполне естественно, ^если вспомнить, что прозорливый взор гения видит то, что остается еще скрытым Для стоящих внизу, что лишь потом открывается их мысленному оку.

Hinaufgeschaut! — Der Berge Gipfelriesen Verkьnden schon die feierlichste Stunde; Sie dьrfen frьh des ewigen Lichts geniessen, Das spдter sich zu uns hermieder wendet¹³⁵.

Так говорит Фауст, созерцая восход Солнца, в той первой сцене второй части, Которой его умиротворенному взору открывается живая природа во всей своей ^ПеРвозданной чистоте. Гёте пророчески видел там, где другие еще не видели. А мы?

Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!