Старые опыты в пользу horror vacui 15 страница




Натурфилософские взгляды Гёте

правильна ли такая антитеза философии природы и науки о природе? Нам кажется, что нет. Не требует доказательства, что всякое миропонимание, в том числе и т. н. объективно-научное, стремящееся обойтись без философии и без метафизики, все­гда умозрительно и всегда метафизично, и только эта умозрительность и делает науку наукой ". Говоря словами Гёте: «Нельзя требовать от физика, чтобы он был философом... но он должен быть осведомлен о стремлениях философа, дабы при­вести явления к области философской. Нельзя требовать от философа, чтобы он был физиком; и тем не менее его воздействие на область физики необходимо и желатель­но»12. Пора оставить учение о двойной истине в применении к знанию о природе. Существует одна действительность и один мир, и можно ставить вопрос лишь о том, применимы ли механистические категории ко всей действительности. Если нет, — то механистическое мировоззрение есть неполная и фиктивная картина действи­тельности, «dьstre empirisch-mechanisch-dogmatische Marterkammer»'3, употребляя выражение Гёте м, картина, которая должна быть вовсе отвергнута. Непреходящее значение германского идеализма заключается именно в этом: явления природы располагаются им иерархически так, что высшие не являются итогом или суммой низших, а творчески раскрывают истину низших, снимая все противоречия и явля­ясь их энтилехией. Поэтому не биология из физики и химии, а физика и химия из биологии. Не организм из механизма, а механизм из организма. Последовательность требует признать, что биологические явления вторгаются в сеть физико-химических явлений, и потому нельзя отмежеваться от факта жизни, превосходящей механизм. Своеобразие биологического механизма становится всеобщим, и уже не пред­ставляется возможным отделаться от виталистического принципа, предоставляя ему область метафизики и отказываясь от него в сфере естественнонаучного знания. Натурфилософия, построенная на таких основаниях, необходимо является синте­тически-творческой. Вторая потенция есть творческий скачок по сравнению с пер­вой, — иерархически иное, существенно новое. Вместе с тем (или потому самому) эта натурфилософия органична. Такова именно шеллинговская натурфилософия и такова же натурфилософия Гёте. Сам Гёте сознается: «Разделение и исчисление было не в моем характере»15. Полемизируя с аналитическим пониманием действи­тельности, Гёте говорит: «Такого рода трактование представлялось мне всегда своего рода мозаикой, в которой одну готовую частицу ставят рядом с другой, чтобы из тысячи единичностей произвести наконец видимость рисунка»'6. В первой части «Фауста» Мефистофель иронически говорит:

Wer will was Lebendiges erkennen und beschreiben, Sucht erst den Geist herauszutreiben, Dann hat er die Teile in seiner Hand, Fehlt, leider, nur das geistige Band ".

Множество для Гёте всегда обнаруживается в синтетической связи целого. Найти «закономерность, которой вынуждены повиноваться тысячи единичностей»18, постичь «первоначальное тождество всех частей растения»19, «внешние видимые, осязаемые части постигнуть во взаимной связи, принять как указание на внутреннее и так в созерцании в известной мере постигнуть целое»20 — вот цель Гёте. Органи­ческая эволюция с этой точки зрения есть постепенное развертывание единичного принципа в многообразных обличиях — метаморфоза. «Каждое живое существо есть не единичное, множество»21 — эти слова Гёте заставляют невольно вспомнить зна­менитый образ Лейбница, мыслящего мир в виде сада, полного растений, и пруда, полного рыб22.


 

87

Натурфилософские взгляды Гёте

Freuet euch des wahren Scheins, Euch des ersten Spieles; Kein Lebendiges ist ein Eins, Immer ist's ein Vieles23.

Но вместе с тем надо всем властвует идея целого, космический организм, — Urtier, Urpflanze24. Идея целого-формы, идея ουσία25, гонимая со времен Ренессан­са и возрождающаяся в наши дни26, предносится Гёте. Мечта Канта об intellectus archetypus, интуитивном рассудке, который «идет от синтетически-всеобщего (со­зерцания целого, как такового) к частному (то есть от целого к частям)», тогда как «по устроению нашего рассудка реальное целое природы должно рассматриваться лишь как действие соревнующихся движущихся частей»27, казалось, находит свое осуществление.

«Alle Gestalten sind дhnlich und keine gleichet der andern»28. «Каждому представ­ляется правда в особом обличий. Она скрывается в тысяче имен и определений и пребывает всегда одной и той же»29. Множество, спаянное в единство, и единство, развертывающееся во множество — idйe directrice30 гётевской натурфилософии. «Das geeinte zu entzweien, das Entzweite zu einigen, ist das Leben der Natur» '. Эта идея одинаково возвышается над аналитическим эмпиризмом механистического пости­жения и отвлеченным схематизмом абстрактной натурфилософии. Непосредствен­ное созерцание явлений насыщается и проникается идеей, и идея живет в природ­ных феноменах. Лабиринт единичных фактов и мертвенная всеобщность — вот что Гёте противопоставляет друг другу и чего он одинаково чужд32.

В предисловии к натурфилософии Гегеля33 Michelet сопоставляет последнего с Гёте, причем Гегель, по его мнению, подлинно постигает природу в понятии, тогда как Гёте лишь непосредственно и интуитивно прозревает в природных явле­ниях это понятие. Его суждение о Гегеле приемлемо вполне. Но значение Гёте оно умаляет. Конечно, Понятие у Гегеля насыщено конкретным содержанием, не есть абстрактно-формальная отвлеченность, а синтетическое единство многого. Однако надо различать: есть синтез и синтез. Схватывает ли синтетическое постижение Гегеля природу, как таковую, или нет? Синтетическое есть и в логике Гегеля, логи­ческое понятие также развивается органически. Но есть ли эта синтетичность синтетичность органического развития природы? Если да, то в конце концов при­рода не существует, природа возникает лишь в результате неудачной попытки осу­ществить самосознание верховного Понятия. Иными словами, природы вовсе нет, и натурфилософия превращается в более тусклое и слабое повторение основных принципов, развитых уже в Логике. Сам Гегель на деле преодолевает, не преодолев принципиально, подобное «меоническое» отношение к природе. Формулы натур­философии то оказываются замкнутыми априорными построениями, то требуют выхода к материалу, непострояемому и невыводимому a priori. С этими же трудно­стями сталкивается и Шеллинг в период системы тождества. Натурфилософия схватывает в явлении природы то, что в нем есть действительно реального, видит природу так, как она действительно есть. Только то, что построяемо в натурфило­софии a priori, имеет подлинную реальность. Вопрос о пределах априорной конст­рукции природы оказывается таким образом роковым и основным вопросом гер­манского идеализма. Продолжая линию системы тождества, мы последовательно Должны были бы прийти к спинозически-элейскому монизму, если бы не вторга­лось извне дуалистическое веяние, как это было уже у Парменида в его физике и у Шеллинга даже в период «Darstellung» 1801 г. С точки зрения вечности нереально ничего, кроме Бога. Все остальное имеет в себе начало небытия и ничтожества.


88


Натурфилософские взгляды Гёте


Натурфилософские взгляды Гёте


89


 


С этой точки зрения всякая конечная вещь есть ничто. Не только природа, но все бытие во времени исчезает перед лицом Абсолюта. Несовершенное не заключается в нем, стоит вне его, хотя и было бы извергнуто во тьму внешнюю, если бы все же не почерпало жизненных соков из полноты Абсолюта. Жизнь космоса таким образом есть процесс антиномический, объяснимый лишь на почве дуализма, вроде того, который изображен Филолаем, когда он говорит о дыхании космоса, вбирающем в себя темное начало материи. Или, употребляя другой образ, мы встречаемся здесь с гётевской Farbenlehre, превращенной во всеобщую метафизическую категорию: бытие, как свет, небытие, как тьма, — и всё разнообразие космических красок, как результат их слияния. Природа должна быть дана, чтобы быть постигнутой в логи­ческой идее. Ее нет в жизни самой идеи, природа и логика не совпадают. В Мона­де-архетипе не заключается действительность, а лишь возможность символической двоицы. Это мысль в конце концов есть мысль, лежащая в основе всякого религи­озного отношения к действительности, одинаково не терпящего ни отрицания зла и несовершенства, как иллюзии, ни перенесения зла в самого Бога (что в конце концов также приводит к отрицанию зла). Проблески гениальных прозрений в учении о свете Баадера и позднего Шеллинга выявляют весьма отчетливо эту идею приро­ды, как того в Боге, что есть не Он Сам, как нечто, что в Боге есть praeter Deum34 и что может стать, путем необъяснимого иррационального акта своеволия, extra Deum35. Натурфилософия переходит этим путем в теософию, судьбы природы ока­зываются неразрывно связанными с судьбами религиозного духа. Философия приро­ды обосновывается в философии мифологии. Мечта Гёте о воссоединении поэзии и науки36 возвращается здесь в еще более широких и грандиозных очертаниях.

Но вернемся к Гёте. Действительность и иерархична и едина. Это значит, что она — единая целостная ткань, в которой однако нельзя двигаться произвольно по всяким направлениям непрерывно. Движение в ней есть процесс необратимый: непрерывно можно двигаться только от периферии к центру. От центра же к перифе­рии — это движение абсолютно случайно, иррационально и прерывно. Оно происхо­дит «вдруг» или мгновенно. Эту мгновенность — то εξαίφνης — гениально прозревал еще Платон в своем «Пармениде». Говоря конкретно, от природы к Богу — путь непрерывен, от Бога к природе — он же прерывен. С высоты логической идеи между ней и конкретной природой — пропасть, природы нет вовсе. Но перенесясь в сре­доточие природы, мы видим, что этой пропасти нет. Природа есть сама логическая Идея, а не ее тусклый отблеск. С одной стороны, Идея бесконечно превосходит природу. С другой — говоря словами Фауста, — «в красочном отблеске мы имеем жизнь» 7 и, добавим, имеем целиком; сама абсолютная жизнь в нем присутствует, присутствует так, что Жизнь-Идея может быть зрима чувственными очами. «Нелегко понять, — говорит Гёте, — что в великой природе совершается то же, что происхо­дит в малейшем круге» . Это значит понять, что целое присутствует в каждой своей части целиком. Такое постижение и синтетично и иерархично. Иерархично — по­тому что непрерывно идти от высшего к низшему нельзя. Синтетично - потому что есть непрерывный переход от низшего к высшему. С этой точки зрения понятно, что Идея может быть зрима чувственным оком. Когда Гёте развивал свои мысли о метаморфозе растений Шиллеру, последний сказал: «Это не опыт, а идея». Гёте ответил: «Тогда идею^можно видеть глазами». Нельзя эти слова интерпретировать подобно Тимирязеву так, будто Гёте презирает «туманы натурфилософии». Для него вовсе нет этой антитезы натурфилософии и науки. Абстрактная мысль о при­роде «натурфилософа» и голая эмпирия «ученого» могут мыслиться для него лишь как дурные фикции, в конце концов мыслимые лишь как предельные понятия.


На деле умозрение всегда насыщено чувственным восприятием и чувственное вос­приятие проникнуто мыслью. Метафизика для Гёте то, что «vor, mit und nach der Physik war, ist und sein wird»40. Говорить об идее, которая была бы невидима, которая лежала бы в основе природы, как метафизическая qualitas occulta4', это значит забывать о том, что

Natur hat weder Kern noch Schale "

о том, что

Nichts ist drinnen, nichts ist draussen; Denn was innen, das ist aussen43,

о том, что каждое растение есть само перворастение, которое в нем живет как его творческая энтелехия, то есть о том, что в известном смысле перворастение зримо, осязаемо и ощутимо. Но вместе с тем —

Geheimnisvoll am lichten Tag

Lдsst die Natur des Schleiers nicht entrauben44.

Подобно древней богине Саиса она — непостижима. «Мы живем в ней и ей чужды»45. Протофеномен, конечно, не лист; Идея, конечно, не то, что ее внешние обличия. Вспомним то поразительное по внутренней силе описание явления Духа природы в первой части «Фауста» и возглас смятенного Фауста:

Weh! Ich ertrag dich nicht!46

Вспомним и аналогичное место из второй части, где, созерцая солнечный вос­ход, Фауст говорит:

Sie tritt hervor! — und leider! schon geblendet,
;                                    Kehr' ich mich weg, vom Augenschmerz durchdrungen47.

' Если это так, если природа и есть, и не есть Идея, то, говоря гегелевским языком, она становится Идеей, но становится не в том смысле, что будет Идеей когда-то (в этом случае нельзя было бы говорить, что она есть Идея), а становится так, как становится Логос Гераклита, Единое Платонова «Парменида» — движется, покоясь, и покоится, двигаясь. В природе — «вечная жизнь, становление и движе­ние, и все же она не движется дальше»48.

Strцmt Lebenlust aus allen Dingen,

,                                  Dem kleinsten wie dem grцssten Stern,

Und alles Dingen, alles Ringen Ist ewige Ruh in Gott dem Herrn49.

: Здесь — не дурная бесконечность, а полнота завершенной сферы, полнота вре­мен. Здесь не прямая, а круг. Здесь время — «образ вечности». Здесь для Гёте —

ist Vergangenheit bestдndig,
Das Kьnftige voraus lebendig,
<                                   Der Augenblick ist Ewigkeit5".

Все сказанное о Типе или Идее (в гётевском смысле) может быть схематически изображено в приводимом чертеже. Если Абсолютное изобразить в виде точки А, а чувственно-многообразные вещи в виде друг другу параллельных линий а, а', а", пересекающих два выходящих из точки А луча, то мы получим ряд подобных треугольников, высота коих (х, х', х") будет выражать расстояние их от точки А (Абсолюта).


Натурфилософские взгляды Гёте

Натурфилософские взгляды Гёте


90

Возможная точка зрения того может быть выражена формулами. Для регуля­тивной телеологии формулой будет служить выражение x = f(a): здесь для частей конкретной вещи а подыскивается известное целое (синтез частей а в Абсолюте, выражаемый через расстояние этих частей от Абсолюта, то есть х). Априорная философия выражается обратной формулой: a=f(x). Механизм будет с этой точки зрения исследовать лишь отношения одного предмета к другому, то есть

Внешняя телеология — лишь значение одной вещи для другой без отношения к А (например, животных рассматривать, как созданных для человека), иными сло­вами, будет рассматривать отношение

Идеалистическая же точка зрения Гёте возвышается над всеми ними, так как «тип» в ее смысле совсем не только функция а (регулятивная идея) и не функция χ (отвлеченное понятие, дифференцирующееся в чувственном многообразии), а нечто, что может быть выражено формулой

Все остальное — «nur einseitige Symbole»51, употребляя выражение Гёте. Эти общие соображения подвели нас незаметно к центральной части всех натурфило­софских построений Гёте: к идее Типа или Первообраза. В наше время аналитиче­ской раздробленности трактование этой идеи неизбежно разветвляется и раздробля­ется. Оно захватывает и область биологии, и область эстетики, и область физики, — хотя в конце концов сводится к метафизике: к анализу учения об идеях, и таким образом неразрывно связывается со старым спором номиналистов и реалистов. Но мало того: эти вопросы, ставя вопрос об единичном и всеобщем, конечном и беско­нечном, частях и целом, органически связан с важнейшими вопросами математики. Учение Кантора о множествах проливает новый свет на представление о Типе и Протофеномене. Можно было бы наметить и другие пути. Но и так достаточно намечена обширность вопроса. Эта обширность должна служить нам извинением в незаконченности и неполноте анализа, которому мы подвергаем вопрос о Типе. Начинать принято с определений. Гёте однако верно и тонко заметил, что «труд надо написать, чтобы прийти к определению»52 — труд, разумеется, всесторонний и ис­черпывающий. Но эта задача слишком большая и ответственная. Поэтому и опре­деления наши могут быть не моментами, завершающими диалектическое целое,


 


 

91

Натурфилософские взгляды Гёте

а лишь вехами и путеводными нитями к построению подобного целого. Здесь дана лишь попытка наметить абрис той системы, которой даже Гёте не дал, которая может быть построена на почве гётеанства. Исходная точка несущественна. Можно начать отовсюду, ибо все дороги ведут в Рим. Мы начнем с идеи естественной классифи­кации, которая и есть в сущности то же, что идея Типа. Впрочем, надо заметить, что самое деление классификаций на естественную и искусственную — искусст­венно. Все научные ботанические системы, начиная с системы Цезальпина, были до известной степени естественными, вскрывая известное внутреннее родство. Раз­ница в степени, а не качестве. Все дело в том, до какой степени вскрывается естест­венное родство. Это зависит от принципа, положенного в основу классификации. Организм — одно живое целое, в нем целое отражается и живет в своих частях. Поэтому и фруктицисты, клавшие в основу классификации морфологические осо­бенности плода, и корролисты, клавшие в основу ее морфологические особенности цветка, до известной степени улавливали органическое единство видов. Но идеаль­ной естественной системой была бы та, которая положила в основу признак, беру­щий не часть растения, а все растение в его органической целости. Тогда связь расте­ний выяснилась бы вполне, а не по части, только до известной степени отражающей целое. Уже Линнею предносилась мысль о таком постижении. Как же постигается этот общий вид растения? Линней говорил о таком постижении как о какой-то непо­нятной интуиции53: мы постигаем общие виды растений, но затрудняемся сказать, как. Спросить о возможности этого, «непостижного уму» видения общей формы значило в сущности спросить о возможности постижения идей в платоновском смысле, о том органическом цельном постижении, которое дается θβία μοίρα, από ιόΟ54, которое делает человека ясновидящим и которое есть основание и утверждение всякого знания, ибо нет граней между наукой и метафизикой, наукой и поэзией, наукой и религией: человек един и его духовное око едино. Поэтому понятно, почему Гёте, утверждавший, что «ни одна из человеческих сил не может быть ис­ключена при научной деятельности»55, — стяжал этот дар прозрения в живую связь всех существ воедино и увидел эту идею растения, о которой он говорит с каким-то священным волнением явновидца. Известно, как постепенно эта идея созревала в нем во время путешествия по Италии, нашедши свое выражение в «Метаморфозе растений», которая вышла в свет в 1790 г. Собственно в последней работе было показано лишь единство частей в растении-индивидууме; все эти части выводились из листа. Органическая связь всех растений в Перворастении оставалась в тени. Но впоследствии выяснится, что оба эти задания (то есть выведение частей растения из листа и выведение всех растений из Перворастения) теснейшим образом друг с другом сплетены56. Сейчас мы можем оставить этот вопрос в стороне.


Дата добавления: 2021-05-18; просмотров: 51; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!