Шкала жизненного стресса Холмса – Рея 2 страница
Джонни надолго запомнил бледное лицо Лёшкиной матери, пришедшей забирать в палату вещи сына к тому моменту уже лежавшего в реанимации хирургического отделения после операции. Её слёзы когда она говорила «врачи ничего не обещают». Циничные слова подвыпившей медсестры «Знать бы где упасть, соломки подстелить». (Злые языки говорили спирт в её организме изначально предназначался протирать ваткой перед уколами ж*** пациентам, у которых в результате возникали жуткие нарывы, вызванные бактериями резистентными к разнообразным антибиотикам. Джонни, который на тот момент ещё чуть ли не свято верил в медицину и врачей, впрочем сомневался в таких байках. И уж тем более не верил во внутривенное употребление спирта медиками «чтобы у них не пахло изо рта»).
И тем не менее, несмотря на царивший уже тогда развал в системе здравоохранения, Джонни не мог не отдать ей должное: её представители в районной больнице честно признали свою некомпетентность разобраться в его загадочном недуге, а потому по крайней мере попытались направить его к более компетентным коллегам, а не так, как после грёбаной «оптимизации» медицины четверть века спустя, когда людей, больных чем-то непонятным стали отправлять к психотерапевтам, а то и вовсе к психолухам, практически ни хрена не знавшим о работе человеческого организма в норме и патологии.
Тогда, в те далёкие годы, Джонни даже вначале казалось ему удастся приблизиться к пониманию происходящего с ним. Так, гепатолог в Институте Гастроэнтерологии произвёл на него впечатление первого за всё время «понимающего» человека. Когда Джонни, уже давно отчаявшийся донести до медработников то, как плохо он себя чувствует, принялся сбивчиво объяснять свои ощущения, врач практически тут же спросил: «чувство нереальности окружающего?» Услышав такую интерпретацию, Джонни сразу же загорелся: наконец-то нашёлся тот, кто способен если не понять, то хотя бы адекватно описать словами состояние, постоянно отравлявшее ему жизнь на протяжении уже более двух лет!
|
|
|
Тогда ему так сильно хотелось знать правду об ожидавшем его будущем, сколь бы коротким и безрадостным оно ни грозило оказаться, что он даже был согласен на мучительную и небезопасную инвазивную процедуру, лишь бы разгадать тайну своей проклятой болезни, но... Его мама категорически отказалась за него, ещё слишком юного, чтобы самому официально принимать такие решения, от биопсии печени. Она была непреклонна, сколько Джонни её слёзно ни умолял.
Таким образом, ему пришлось смириться с потерей шанса хоть немного приблизиться к разгадке тайны своей болезни. Но помимо связанной с этим невыносимой досады Джонни в те дни не давала покоя ещё одна мысль: Допустим, все его проблемы с головой, включая страхи, навязчивости и т.д., были, в конечном счёте, обусловлены нарушением функций печени. Но почему же тогда такие симптомы были только у него?! Например, у его соседа по палате в Институте гастроэнтерологии, больного алкогольным циррозом, печень была увеличена ещё больше, чем у Джонни, выступая из-под правого ребра по среднеключичной линии аж на семь сантиметров! Но у этого пациента, тем не менее, не наблюдалось симптомов ВСД – ни постоянного чувства «нереальности окружающего», ни многочисленных страхов и странных мыслей, неотступно одолевавших Джонни.
|
|
|
Конечно, Джонни мог связывать это обстоятельство с тем, что в его случае поражение печени заведомо имело иную этиологию по сравнению с тем мужиком, злоупотреблявшим алкоголем. И всё равно, в глубине души, такое объяснение ему было сложно признать удовлетворительным. Не стоило, наверное, обольщаться и по поводу того, как его врачу удалось удачно сформулировать ощущение, неотступно терзавшее его вот уже более двух лет. Вероятно, данный доктор был просто более квалифицированным, нежели те, с кем доводилось иметь дело прежде, только и всего! К тому же, врач-то не сказал, что причина таких ощущений непременно заключается в поражении печени!
|
|
|
Таким образом, тогдашние попытки юного Джонни разобраться в своей загадочной болезни закончились полным крахом. Более того, некоторые моменты, связанные с пройдёнными им диагностическими процедурами, стали казаться ему жестокой насмешкой. Так, после рентгена желудка он два с лишним года мучился вопросом о неведомом глубоком смысле выражения «дивертикул субкардиального отдела», значения которого не понимал. Ради уточнения этого вопроса Джонни даже решился «глотать кишку», как называла гастроскопию его мама. Процедура далась ему очень нелегко. В ходе её Джонни сначала задыхался и паниковал, когда зонд проталкивали ему в пищевод, а затем просто «трясся, словно последний алкаш», как характеризовал его поведение во время диагностического исследования выполнявший данную экзекуцию гастроскопист. А в итоге... на следующий день лечащий врач сообщил, не без мерзкого подкола в голосе: «Не нашли у тебя там ни рака, ни язвы, ни какого-нибудь несчастного гастрита... ни даже твоего любимого дивертикула, о котором ты так волновался!» Потом, ещё через некоторое время, очередное УЗИ брюшной полости в платной показало, что печень «практически не увеличена».
|
|
|
Получалось, Джонни многократно подвергался облучению (рентген), мучениям (гастроскопия) или, как минимум, сильной тревоге относительно возможных результатов исследования (УЗИ) по сути, напрасно! Ведь за всё то длительное время, что он лежал в больницах, единственный диагноз, который врачи могли поставить ему с уверенностью, звучал как «Вегетососудистая (или, как вариант, «нейроциркуляторная») дистония». Некоторые (видимо, особо опытные), доктора могли поставить ему этот диагноз даже фактически до начала осмотра, как только заходили в палату, где он находился, наблюдая его поведение.
В то же время многочисленные попытки Джонни доискаться правды и проявленное при этом малодушие в некотором смысле не прошли для него безнаказанными. Невропатолог дважды припомнила ему жалобы на плохое самочувствие, когда он приходил за медицинской справкой для поступления в институт: «Зачем тебе это? Там сложно учиться! Ты будешь потом приходить сюда, в поликлинику, и жаловаться, как тебе плохо! А мне это надо?!» Оба раза, впрочем, Джонни хитростью всё же удалось оформить заветную справку через других врачей. Однако это стоило ему в итоге стольких усилий и «последних нервов», что когда после двух попыток его так и не взяли в институт, он с горечью и отчаянием плюнул на всё и отказался от дальнейших стараний поступать куда бы то ни было: «Да ну его, высшее образование такой ценой!»
Обиженный на медицину (от которой, по его мнению, ему «никакого лечения, одни препятствия в жизни») Джонни уже собирался прекратить хождения к врачам по поводу своего загадочного недуга, когда ему пришлось сходить ещё один раз приём к невропатологу, но на сей раз уже в платную клинику. Этот визит произвёл неизгладимое впечатление на Джонни. С тех пор, как говорят в таких случаях, его жизнь уже не могла быть прежней.
Пошёл туда, впрочем, он не совсем по собственной воле. Джонни не видел смысла ходить к платным врачам, а потому был против, чтобы мама тратила на них деньги. Однако для неё, видимо, ещё хуже было наблюдать, как мучается от проклятого недуга её скорбный и болезный единственный ребёнок, а потому настояла, соврав ему: «я всё равно уже заплатила!» Мама словно чувствовала слабость Джонни, которому стало бы слишком обидно за отданные деньги (которые в случае отказа ехать на приём станут просто выброшенными), чтобы отказаться от визита к врачу. Поэтому деваться было некуда, и в назначенное время ему пришлось обречённо плестись на приём.
Однако по дороге туда настрой Джонни неожиданно начал меняться. В его больной голове зародилась странная, некомфортная и в то же время обнадёживающая мысль: а вдруг он не совсем прав в своём предвзято негативном отношении к «продажным» медикам? Да, у него имелись специфические взгляды на данный вопрос: по мнению Джонни, «настоящие», «честные» врачи были просто обязаны работать не иначе как «за идею», чтобы у него с его безвозвратно пошатнувшимся здоровьем всегда была возможность получить квалифицированную медицинскую помощь даже при полном отсутствии средств. К тому же, что-то подсказывало ему уже тогда, что денег у него всё равно никогда толком не будет. Но вдруг именно этот коммерческий доктор окажется действительно хорошим специалистом, настроенным не только тупо выкачивать деньги?
Но, как бы там ни было, теперь, по дороге на приём к платному невропатологу, Джонни не покидала мысль: а вдруг именно этот «кооперативный» доктор сумеет разгадать тайну его болезни?! Конечно, шансы были невелики, но ведь так хотелось на это надеяться!
Одержимый этой идеей, Джонни заходил в кабинет врача с решительным настроем получить максимум «медицинских услуг» на вложенные мамой средства. Энтузиазм дополнительно подогревался доброжелательным расположением кооперативного доктора, вежливые манеры которого так приятно контрастировали с постоянно сурово – враждебным, словно укоряющим настроем участкового терапевта и невропатолога в районной поликлинике №666, с порога как-то не по-доброму вопрошавших его своими взглядами: «и чё те надо от меня на сей раз?! Не надоело ещё сюда ходить со своим нытьём о плохом самочувствии?!» И где им, сукам, было понять, как ему плохо, и что он доковылял туда, собрав последние силы, отнюдь не потому, что был рад их видеть, а просто куда ему ещё пойти поведать о страданиях, причинённых ему проклятой болезнью?!
Теперь же, обретя, как ему показалось, благосклонного слушателя в лице платного доктора, Джонни принялся с упоением рассказывать о своих мучениях и злоключениях, не преминув упомянуть даже о таких подробностях, как «бывает, мои руки и ноги становятся словно чужие, я перестаю их чувствовать, и мне приходится себя щипать, чтобы вернуть себе ощущение реальности хотя бы в этом».
Когда он принялся увлечённо это описывать, разговор неожиданно принял неприятный оборот:
– Говоришь, не чувствуешь свои пальцы?! А вот так?.. Джонни был совершенно не готов к тому, чтобы ему начали тыкать в руки чем-то наподобие булавки. Его взор сразу печально поник, словно подавая невербальный сигнал отчаяния: «и этот тоже меня не понимает! Видно, не судьба...» И всё-таки он сделал ещё одну робкую попытку донести суть до собеседника, на сей раз уже немного уязвлённым тоном: «Нет, ну так-то я чувствую, если иголками колоть, но всё равно такое ощущение, словно руки какие-то не мои, понимаете?» Но «продажный» доктор не унимался: «Вот видишь, значит, это всего лишь твоё субъективное восприятие! Которое ты можешь в принципе изменить, и вовсе не обязательно на нём концентрироваться! Другое дело, если тебя парализует по-настоящему, и тогда ты уже по объективной причине не сможешь управлять своими конечностями, они будут тогда реально не слушаться тебя, а не так, как сейчас тебе просто кажется, что они у тебя словно чужие!»
Конечно же, такое бесцеремонное обесценивание его страдания задело Джонни, и он уже собирался гневно (по крайней мере, настолько, насколько ему позволяла это сделать робость его малодушного характера) ответить этому бесцеремонному коммерсанту от медицины: «Вы не хотите даже понять, каково мне!..», когда вторая часть услышанной реплики словно пронзила его током.
– Как это парализует?!.. – испуганно дрожащими губами только и смог выдавить из себя Джонни.
– Ну если, допустим, с человеком случается инсульт, то его может парализовать...
Услышав это страшное слово, Джонни тут же с неописуемым ужасом подумал: неужели такое может случиться и со мной?! Понимая, какую глупость он говорит, но в то же время желая, чтобы его успокоили, Джонни прерывающимся голосом сказал: «Но ведь такое бывает только у пожилых людей, верно?..» Однако коммерческий доктор словно специально не хотел его обнадёжить: «Обычно да, но вообще инсульт может случиться в любом возрасте...»
Оцепеневший от ужаса Джонни понимал, какую глупость он говорит, но ничего умнее не сумел придумать, а потому произнёс дрожащим голосом: «И когда он происходит, тогда человека непременно парализует, да?» А в ответ добродушный коммерческий доктор поспешил его заверить: «Не обязательно. Ведь, в конце концов, в значительной части случаев инсульт ведёт к смерти, а если человека уже нет в живых, то и паралич для него совершенно не проблема!..»
Впавший от ужаса в ступор Джонни больше не нашёлся что сказать. В разговор тем временем его вступила его мама, которая сразу завела свою «любимую пластинку», которую включала всякий раз, приходя с ним на приём к невропатологам, тем более в данной ситуации речь как раз зашла про нарушения мозгового кровообращения, приводящие к инсультам. Она поинтересовалась: «А может, у него где-то в шее позвонок сосуд пережимает, поэтому мозг нормально кровью не снабжается, и от этого ему становится плохо?» Но вместо ответа на её вопрос, кооперативный доктор даже не попытался оспаривать данную версию, как делали другие врачи, а просто принялся подводить итоги визита, обращаясь к Джонни:
«К сожалению, медицина не всемогуща, по крайней мере, на данном этапе своего развития, а потому в ближайшем обозримом будущем не представляется возможным достоверно выяснить, чем обусловлено твоё плохое самочувствие: заболеванием ли печени, позвоночника или какой-то иной причиной и соответственно откуда берётся так мучающее тебя чувство нереальности окружающего и прочие испытываемые тобой странные ощущения. Соответственно, не приходится надеяться на чудесное излечение, которого ты так жаждешь, сколько ещё ни ходи по врачам. Но, с другой стороны, несмотря на кажущуюся тебе безнадёжной болезнь, ты на данный момент жив и тебя *пока* не парализовало...»
Поражённый таким поворотом речи коммерческого доктора, Джонни к своему собственному удивлению выдавил из себя дрожащим голосом вопрос: «Только сколько я ещё так протяну?!..» Но платному эскулапу было незачем, как говорится, лезть за словом в карман. Он спокойным и вроде как даже доброжелательным голосом произнёс: «В действительности никто из нас не знает, сколько кому ещё осталось. Ведь даже жизнь практически здорового человека с хорошим самочувствием может оборваться, например, в результате несчастного случая или непредвиденно подхваченной инфекции, отравления или просто практически случайного сбоя в работе сердца» (Как только слова доктора напомнили Джонни об этом очевидном факте, он почувствовал, как его охватила неумолимая дрожь, подобная той, что трясла его пару месяцев назад во время процедуры гастроскопии). А врач тем временем подытожил: «Поэтому, пока ты ещё дышишь и ходишь своими ногами, нужно сполна наслаждаться жизнью, потому что никто не даст тебе другую, когда ты разбазаришь эту, упиваясь своими страданиями!»
Эти слова потрясли Джонни до глубины души. Ведь последние несколько лет он каждое утро вставал с мечтой о том, чтобы врачи, наконец, смогли разобраться в его болезни и подобрать в итоге правильное лечение, которое позволило бы ему стряхнуть с себя словно страшный сон этот дурман постоянно отвратительного самочувствия, тяжко гнетущий его неотступным чувством нереальности окружающего! А теперь, получается, ему нужно оставить эту надежду и влачить существование так, как есть, или ещё хуже, чем сейчас, пока пучина вечного небытия, о которой он с мучительным ужасом рефлексировал каждый день, не поглотит его окончательно?! И этот грёбаный торгаш в белом халате за его... ок, за мамины... деньги смеет советовать ему меньше акцентировать внимание на недомогании?! Да посмотрел бы я, как бы рассуждал ты, сукин сын, оказавшись на моём месте, умник хренов! – думал гневно Джонни.
Осознание столь мрачных перспектив для себя так потрясло его, что по возвращении домой он в глубокой и невыразимой тоске забился в угол, где проводил большую часть времени на протяжении последующих двух недель, тихо скуля от горя. Даже его мама, наблюдая за ним в те дни, сильно перепугалась, и с тех пор больше никогда даже не пыталась водить его к врачам, бесплатным или «кооперативным», а также всяким гомеопатам, экстрасенсам и т.д. (которых Джонни ненавидел всеми фибрами души, считая шарлатанами и мошенниками). Ведь теперь она всерьёз опасалась, что ещё один приём у лекаря, подобного последнему, может привести к тому, что её бедного ребёнка не просто направят к психиатру, как уже не раз случалось прежде (и куда они, разумеется, попросту не ходили), а принудительно госпитализируют в специализированное учреждение соответствующего профиля, где будут «колоть ядовитыми психотропными препаратами, пока он не загнётся». Ей также пришлось выкручиваться за его вынужденное описанными обстоятельствами отсутствие на своей работе, куда она пристроила Джонни после его первой неудачной попытки поступить в институт. К ней там очень хорошо относились, однако укоризненно смотрели на её возню со своим скорбным и болезным отпрыском, из которого, как представлялось этим недалёким обывателям, уже точно не выйдет ничего стоящего.
Доктор прописал: не ной, возьми себя в руки и займись делом!
Джонни, как только немножко пришёл в себя (морально, разумеется, не физически, – о последнем не могло быть и речи!), стал пытаться как-то жить, несмотря на свою болезнь. Причём «пытаться» и «как-то» здесь были ключевые слова!
Взять хотя бы то, каких мучений ему стоило каждый раз добираться до работы! Но деваться было некуда... Вначале, когда он понял, что уже точно больше никогда не будет пытаться поступать в институт, Джонни попытался оформить себе инвалидность. Однако у него ничего не вышло. Невропатолог в поликлинике категорически заявила ему: ты трудоспособен! После чего рекомендовала ему больше не разыгрывать тяжелобольного, не ходить по врачам с жалобами на жизнь, а взять себя в руки, принимать контрастный душ и приложить, наконец, усилия, чтобы найти достойную постоянную работу и возможно даже создать семью. Будучи по натуре человеком робким, Джонни не стал с ней ругаться и настаивать на своём, а просто, выйдя из кабинета, принялся тихо проклинать всю систему здравоохранения, свою районную поликлинику №666 и персонально унизившую его врачиху. Он гневно думал: «Хорошо бы тебя саму, суку, скрючило какой-нибудь серьёзной неврологической болезнью, – вот тогда я бы посмотрел с интересом, как ты будешь брать себя в руки, когда тебе так плохо каждый день!»
Джонни не мог впоследствии этого себе объяснить, но по какой-то очень странной (в силу крайне низкой вероятности такого совпадения) случайности его злобное пожелание в некотором смысле сбылось: примерно через двадцать лет его доктор умерла от осложнений рассеянного склероза, первые явные признаки которого обнаружились у неё вскоре после того, как он приходил к ней на приём в надежде оформить себе инвалидность. Нет, разумеется, Джонни (считавший себя в глубине души очень добрым человеком, у которого просто очень сложная жизнь и слабое здоровье, а потому он бывает не в настроении для неоправданной гуманности) не желал ей смерти. Напротив, он хотел, чтобы она жила долго и мучилась, чтобы прочувствовать сполна, каково это, когда тебе всё время плохо, а тебя никто не хочет понять, презрительно призывая вместо этого учиться самоконтролю.
Другое дело, когда... Нет, не умер даже, а околел, подох от передоза – наверное, так будет правильней сказать, – чувак из соседнего микрорайона с погонялом «Кот», который когда-то учился в параллельном классе и не один год издевался над Джонни, подло используя своё физическое превосходство. Получив известие о гибели этой мерзкой твари, Джонни вначале было попытался даже достать из своих бездонных душевных глубин безусловное сострадание. Он подумал, как, возможно, у Кота по какой-то причине также могла быть нелёгкая жизнь, вынуждавшая его употреблять низкопробную нюхательную наркоту, а прежде – вымещать свои фрустрации на тех, кто не способен себя защитить. Однако тут же, словно опомнившись, спрятал свои переживания о трагической судьбе Кота обратно со злорадной мыслью: «Ну и хрен с ним! Туда ему и дорога! Так мне будет спокойней!..»
Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 26; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!