Итак, идея длящейся добросовестности - фантазия, оторванная от реальной жизни и не имеющая почвы в законе, который тоже ведь написан для жизни. 21 страница
Следовательно, право стороны недействительной, в том числе ничтожной, сделки требовать переданного ею по этой сделке имущества от другой стороны, а при невозможности вернуть имущество в натуре требовать возмещения его стоимости не зависит ни от наличия у этой стороны возникшего до совершения сделки права на это имущество, ни от ее добросовестности (поскольку закон прямо не указывает на отказ в реституции как на следствие виновного поведения участника сделки).
Отсюда можно сделать вывод, что требованию покупателя отсужденного третьими лицами имущества о возврате покупной цены в порядке реституции продавец вправе противопоставить требование о возврате переданного имущества или его стоимости, причем продавец не обязан доказывать свое право на проданное имущество, поскольку речь идет о реституции. Следует заметить, что для применения механизма реституции сторона, получающая переданное ею по сделке, должна быть той же самой. В этом смысле показательно такое дело.
ТЭЦ-2 - структурное подразделение производственного объединения "Челябэнерго" совершило договор купли-продажи нежилого помещения, который впоследствии был признан ничтожным по иску прокурора, предъявленного в государственных интересах. Однако при обсуждении возможности реституции суд установил, что ПО "Челябэнерго" в процессе приватизации и преобразования его в АО "Челябэнерго" не включило спорное помещение в уставный капитал. Следовательно, ничтожность сделки означает восстановление государственной собственности на спорное помещение, а АО "Челябэнерго" является частным обществом. По этим основаниям суд отказал в требовании о передаче спорного имущества АО "Челябэнерго" <1>.
|
|
|
--------------------------------
<1> Вестник ВАС РФ. 1997. N 7. С. 79 - 80.
В приведенном Постановлении содержится довод, что при применении последствий ничтожной сделки суд вправе принять решение по собственной инициативе (ч. 2 ст. 166 ГК) и "не связан с требованиями, заявленными другими заинтересованными лицами". Это, видимо, следует понимать в том смысле, что суд вправе не только отказать в иске о реституции, но и принять иное решение, о котором не просят стороны, так как иначе получится, что суд, установив отсутствие основания владеть имуществом, тем не менее оставляет его в прежнем положении, а это противоречит императивному смыслу реституции (такое понимание согласуется с признанием наличия в реституции черт публичности).
В данном случае, однако, возврат имущества государству нельзя считать корректным применением ст. ст. 166 и 167 ГК, так как лицо, в чью пользу присуждается имущество, - государство - не сторона в сделке. Ведь государство в лице его органов, распоряжающихся собственностью, и хозяйствующие субъекты, использующие государственное имущество, не могут рассматриваться как тождественные, поскольку речь идет о совершении сделки. Защита государства как собственника не может, следовательно, осуществляться посредством реституции, если только ничтожная сделка не совершалась таким лицом, которое в гражданском обороте рассматривается как само государство (а такими лицами не могут считаться предприятия). Применительно к указанному делу виндикация кажется более уместной, особенно если учесть, что не может считаться добросовестным приобретатель, получивший имущество вопреки нормативным запретам, так как добросовестность состоит в извинительном незнании фактов; незнание права таковым быть не может.
|
|
|
Вот еще один пример проявления строго личного характера реституции.
Фирма "Ник энд Си Корпорейшн" была обязана судом возвратить полученные по сделке 35 тыс. акций АО "Завод "Ленинец" в связи с признанием недействительным протокола чекового аукциона. В то же время суд отказал в требовании о взыскании с другой стороны сделки - Фонда имущества Санкт-Петербурга - полученных приватизационных чеков, поскольку, во-первых, они погашены, а во-вторых, "приватизационные чеки получены государством, а Фонд имущества не является тем финансовым органом, который может возместить стоимость чеков". Это решение было отменено со ссылкой на ст. 167 ГК: невозможность вернуть полученное имущество в натуре не означает освобождения от реституции, причем компенсация должна быть взыскана именно с продавца, а не с иного лица <1>.
|
|
|
--------------------------------
<1> Вестник ВАС РФ. 1998. N 1. С. 35 - 36.
Если тождественность стороны не подтверждается, то право на реституцию сохраняет универсальный правопреемник. Можно, следовательно, сформулировать правило: реституция возможна постольку, поскольку налицо сторона в недействительной сделке; при ее отсутствии передача имущества иным лицам в порядке реституции недопустима. Действительно, если возвращение имущества, переданного по сделке, осуществляется не стороне в сделке, а иным лицам, то неизбежно возникает присвоение по праву, а мы ведь только что убедились, что реституция осуществляется как раз без учета права на имущество.
Что касается сингулярного правопреемства, то, по мнению Эннекцеруса, "противной стороной при заявлениях об оспаривании договоров является контрагент или его наследник, но не сингулярный правопреемник" <1>. Можно, однако, допустить отдельную цессию только имущественного требования из реституции, особенно если оно уже имеет форму исполнительного документа, но, конечно, не требования о признании сделки недействительной.
|
|
|
--------------------------------
<1> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 317.
Весьма близок к обсуждаемой теме вопрос о последствиях совершенной продажи для собственника до момента утраты им права собственности на вещь. Не приходится говорить, что такая ситуация отнюдь не является умозрительной, поскольку между моментом заключения договора и моментом передачи вещи в порядке ее исполнения всегда проходит определенное время, в течение которого вещь остается в полном праве собственности у продавца.
Приведем такие примеры.
Собственница приватизированной квартиры продала по домашней сделке свою квартиру проживавшему в ней нанимателю. Затем она заключила соглашение об отказе от приватизации и вернула квартиру в муниципальную собственность. Узнав об этом, покупатель предъявил иск о признании действительным договора купли-продажи квартиры в связи с уклонением одной из сторон от его нотариального удостоверения (ст. 165 ГК), а также о признании недействительным соглашения о расторжении договора приватизации как притворного (ст. 170 ГК). Суд иск удовлетворил и признал право на квартиру за покупателем.
В другом случае общество "Тай-Цзи", получившее право собственности на здание магазина по сделке приватизации, заключило соглашение с АО "Ставропольская авиакомпания" об уплате причитающихся по сделке выкупных платежей в пользу фонда имущества, взяв на себя обязательство передать магазин авиакомпании. Авиакомпания действительно выплатила стоимость магазина фонду имущества, который по заявлению общества "Тай-Цзи" переоформил свидетельство о праве собственности на имя компании.
Вскоре после этого "Тай-Цзи" продало тот же магазин обществу "Тритон", которое приняло купленную недвижимость, зарегистрировало сделку, а затем продало магазин частному лицу, которое, в свою очередь, заложило его по банковскому кредиту, и вскоре магазин был отчужден в порядке торгов. Через несколько лет АО "Авиакомпания" потребовало признать право собственности на магазин, предъявив петиторный иск очередному покупателю.
Вопрос, заключенный в обоих делах, формулируется следующим образом: имеют ли силу действия собственника, обремененного обязательством по передаче вещи, по распоряжению еще принадлежащей ему вещью иным образом? Понятно, что этот вопрос выходит за рамки конкретной ситуации и сопровождает едва ли не каждую сделку по отчуждению вещи.
Конечно, собственность сама в себе содержит общественный долг; как сказано в ГГУ, "собственность обязывает". Но этот долг - именно общественный, а не частный, стало быть, право собственности может быть ограничено только законом, а не частной волей. Широко распространенное мнение, согласно которому требование к собственнику не нарушать права и законные интересы иных лиц следует понимать и в том смысле, что нельзя нарушать права кредиторов, возникшие на почве обязательств собственника, содержит в себе и признание возможности частного вмешательства постороннего лица в дела собственника - мнение антиправовое, но, к сожалению, отнюдь не чуждое нашей юридической культуре.
В силу ст. 209 ГК РФ право собственности может быть ограничено лишь законом или иным правовым актом <1>. Значит, заключенный договор или иное возникшее по поводу вещи обязательство сами по себе не затрагивают право собственности <2>, пока оно не передано в установленном порядке.
--------------------------------
<1> Впрочем, по разъяснению, данному в п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав", иные нормативные акты, изданные после введения в действие части первой ГК РФ и ограничивающие права собственника, не подлежат применению (Вестник ВАС РФ. 1998. N 10. С. 14).
<2> При обсуждении этого текста пришлось столкнуться с выраженным весьма категорично суждением о том, что требование к собственнику не нарушать права и законные интересы иных лиц (ст. 209 ГК) следует понимать и в том смысле, что нельзя нарушать права иных лиц, возникшие на почве обязательств собственника перед этими лицами. Вывод из такого тавтологичного (права кредитора должны уважаться и соблюдаться любым должником) и внешне безобидного толкования оказывается, однако, довольно угрожающим для собственника: ведь, столкнувшись с необходимостью увязывать свои решения по поводу вещи с правами кредитора еще до передачи имущества, он практически лишается всякой, в том числе хозяйственной, автономии в своей имущественной сфере. С точки зрения юридической техники такое толкование также весьма сомнительно, так как оно заставляет признать "иных лиц" кредиторами, тогда как обычно законодатель имеет в виду под иными (иногда - третьими) лицами именно тех, кто не находится в относительных правовых связях с данным субъектом.
Думаю, что нет оснований присваивать норме ст. 209 ГК РФ иное, кроме вещного, содержание, что, кстати, прямо и вытекает из расположения ее в системе ГК. А вещный смысл ст. 209 ГК не оставляет иного ее толкования, чем ограничение осуществления собственности кроме закона (иных правовых актов) также такими правами и законными интересами третьих лиц, которые существуют вне относительных правоотношений с собственником: неприкосновенность личности, жилища, собственности и т.п.
Впрочем, иногда ссылаются на выделенное Г.Ф. Шершеневичем ограничение собственности "правом участия частного" <1> как на доказательство возможности ограничения права собственности посредством договора. Но если внимательно ознакомиться с источником, то нетрудно убедиться, что речь идет как раз о недоговорных формах, автор назвал их "правами соседства" (запрет на пристройку к стене чужого дома, запрет подымать воду запрудами и т.п.).
--------------------------------
<1> Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 180 - 181.
Несколько отвлекаясь, обратимся к смыслу и функциям негаторного ("отрицающего") иска. Согласно общепринятым взглядам, этот иск отрицал прежде всего сервитут, а затем и иные аналогичные обременения собственности: "...гражданско-правовая традиция с самого начала закрепила представление о том, что всякая деятельность, вступающая в конфликт с осуществлением права собственности, структурно аналогична обременению этого права собственности сервитутом, так что всякий собственник, желающий защитить спокойное осуществление своего субъективного имущественного права, должен по суду оспорить существование такого обременения" <1>. Если теперь представить права кредитора по отношению к собственнику как способ ограничения собственности, то придется признать, что оспаривать такое ограничение собственнику придется с помощью негаторного иска, что, конечно, явилось бы абсурдом. Это доведение аргументации до абсурда - еще один довод в пользу того, что обязательства собственника перед третьими лицами на самом деле не ограничивают собственника.
--------------------------------
<1> Матеи У., Суханов Е.А. Указ. соч. С. 266.
Вообще, интерпретировать проблему ограничения права в смысле подсчета "правомочий", которые не может осуществить собственник, - это значит перейти из сферы проблемы ограничения права в сферу его реализации. Если продолжать следовать этой логике, то засуха ограничивает право использования земли и т.д. Путь этот совершенно бесплоден (еще одна тавтология), если только не иметь в виду развенчание логики триады, которое обычно неявно для себя демонстрируют ее последователи.
Точно так же "стеснение", как говорили русские цивилисты начала прошлого века, трудности в осуществлении собственности не могут считаться ограничениями, пока они не затронули свободу воли, т.е. право собственника: "затруднение никогда не уничтожает свободу воли" <1>. Напротив, затруднение потому и может быть преодолено, что у собственника имеются неограниченные (вспомним о неограниченности права собственности) возможности, из которых он выбирает те, которые пригодны для решения возникших трудностей <2>.
--------------------------------
<1> Ансельм Кентерберийский. О свободном выборе // Сочинения / Пер., послесл. и коммент. И.В. Купреевой. М.: Канон, 1995. С. 210.
<2> В отличие от обязательства, которое может прекратиться невозможностью исполнения, для права собственности такая ситуация исключена.
Если же говорить именно об ограничении права, то прежде всего нужно вспомнить, что такое право, в чем оно состоит. В этом смысле право собственности означает, что в отношении вещи никому нельзя совершить ровно никаких действий помимо и вопреки воле собственника. Если же такие действия стали юридически возможны, то, стало быть, налицо ограничения собственности. Например, обладатель сервитута проходит по чужому участку, не интересуясь волей собственника. Это и есть ограничение права. Если же собственник позволяет использовать вещь, отдав ее в аренду (куда же нам деться от этой модели?), то это пользование возможно постольку, поскольку на то есть воля собственника. Значит, здесь ограничения права, т.е. возможности совершать с вещью любые действия по своему усмотрению, нет. То, что претерпевает вещь, происходит по усмотрению собственника, а не в силу ограничения его права.
Собственник лично обязывается перед лицом, получающим то или иное обязательственное право к собственнику. При этом собственник ничего не теряет из своего права собственности. Те рассуждения, согласно которым, передав вещь иному лицу или иным образом обязавшись перед ним, собственник уже лишает тем самым себя соответствующего права, базируются на неверном представлении о природе субъективной обязанности. Ведь если собственник обязался, например, перед арендатором, обеспечить ему владение вещью, то этим он подчинил себя определенной им самим обязанности (воздержания от действия). Именно поэтому он не пользуется переданной вещью, а не потому, что у него временно "исчезло" право пользования или владения.
Варварское допущение, что право собственности позволяет собственнику в любой момент совершать любые действия в отношении вещи, несмотря на личные обязательства собственника перед иными лицами (кредиторами), является безусловно ошибочным и исходит из предельно примитивных представлений о правовом механизме. А механизм действия права базируется на том, что в отношениях двух лиц их личные (обязательственные) права и обязанности всегда защищаются прежде имеющегося у одного из них вещного права.
Очевидно, что в противном случае разладился бы весь гражданский оборот, так как собственник, взяв на себя обязательства перед другим лицом и передав ему в силу этих обязательств свою вещь, мог бы затем забрать эту вещь назад, невзирая на договорные обязанности, а просто сославшись на то, что он - собственник. Чтобы не допустить этого, и возникло как абсолютно естественное правило о том, что если собственник лично обязан совершить то или иное действие в пользу кредитора, то только эта обязанность и определяет их имущественные отношения, пока она не будет прекращена истечением срока, надлежащим исполнением или по иному основанию.
Но нужно помнить, что для кредитора ценность обязанности должника состоит в том, что этот должник - собственник. Нет никакого экономического и юридического смысла добиваться обязанности предоставления вещи в пользование (включающей обычно и определенное воздержание от использования вещи в течение оговоренного срока) от несобственника. Поэтому вместе с обязательством должника в отношении вещи должно наличествовать и право собственности должника на эту вещь. Только тогда такое обязательство будет отвечать интересу кредитора, заставляющему его вознаградить взятие собственником обязательства на себя. В течение всего действия договора право собственности на стороне должника является основанием обязательственной связи сторон и, стало быть, не только не утрачивается собственником (должником) в какой-либо части, но именно реализуется, актуально осуществляется, разворачивается в полноте своих возможностей.
Об ограничении права собственности можно, стало быть, говорить лишь тогда, когда воля собственника оказывается исключенной, когда даже не нужно и знать, согласен ли собственник на совершаемые в отношении его вещи действия. Именно такая ситуация характеризует вещные права: обладатель вещного права имеет дело непосредственно с самой вещью, нимало не заботясь о том, согласен ли собственник на то, что с его вещью совершается. А в обязательственных отношениях согласие собственника - решающее условие доступа к вещи, воля собственника на все, что совершается с вещью, постоянно предполагается, и опровержение этого предположения сразу же превращает воздействие на вещь в неправомерное. Поэтому на почве обязательств собственника с иными лицами по поводу вещи в принципе не может появиться ограничения права собственности. Ведь ограничение права собственника сразу лишает его права договориться об использовании вещи в объеме ограничения, превращая договор в ничтожный <1>.
--------------------------------
<1> Так, будет ничтожным договор о залоге вещи, переданной в оперативное управление.
Договор, следовательно, может ограничить право собственности, только если он привел к созданию вещного права (сервитут, право хозяйственного ведения и др.), как справедливо замечает А.И. Бибиков <1>. Но в этом случае собственность ограничивается уже не договором, а законом, и эти ограничения имеют силу для всех обладателей вещного права независимо от того, заключали ли они данный договор или приобрели сервитут либо другое вещное право по иным основаниям <2>. Можно предположить, что ограничение собственности, установленное вещным правом, потому лишает собственника права на эквивалентное возмещение (хотя и не исключает возмездности), что его воля в сфере ограничения становится пассивной, тогда как в обязательственных договорах о вещи с третьими лицами собственник имеет полную свободу воли, полноту своего права.
--------------------------------
<1> Принципы, пределы, основания ограничения прав и свобод человека по российскому законодательству и международному праву: Материалы круглого стола // Государство и право. 1998. N 8. С. 60.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 28; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!