Римская поэзия и польская проза 8 страница
«Духовные круги греко-католические не принимают никакого участия в ревиндикации. Я рад, что это могу сказать. Мне кажется, что наша позиция отвечает римской умеренности. И вообще даже с латинской точки зрения, это простая юридическая демонстрация»[33].
Это было жестокое возмездие митрополита Шептицкого за все пренебрежение, которое католический епископат оказывал унии в Галиции за последние годы. Была нарушена церковная дисциплина, и греко-католическая церковь отмежевалась и от римо-католиков, и от «восточного обряда». Выступление А.Шептицкого многое предрешало, и все начинания латинского епископата повисали в воздухе. Униаты не требуют бывшего униатского имущества, при чем же тут католики? Понятно, что глава национальной украинской униатской церкви не мог требовать отобрания имущества у украинского населения на Волыни. Вообще, митрополит Шептицкий показал, что без него это — счет без хозяина.
Польская печать заговорила разными голосами, и все смешалось. Украинская и русская — резко против. Тот же «День Польский» писал, что предварительно нужно аннулировать акт соединения 1839 г.; аннулируя же этот акт, следовало бы последовательно силой ревиндицировать в пользу католицизма не только церкви, но и самых верных совместно с духовенством, что является совершенно немыслимым[34]. Иные органы искали разных решений. Газета «Rzeczpospolita» предлагала устроить особую комиссию из «ученых историков с участием представителей обеих церквей» для изучения вопроса и разрешения спора.
|
|
|
Заграница тоже не молчала. В Чехословакии было организовано собирание протестов против отнятия церквей, и в Лигу Наций были отправлены десятки протестов из разных мест Европы, Америки, Азии, Японии и т.д.[35].
В Японии этому не удивились и писали: «Здесь, в Японии, у Православной Церкви отношения с протестантами — добрососедские, с англиканами — дружественные, с буддистами и синтоистами — взаимно почтительные, всегда корректные, и лишь с католиками — никаких отношений, до неснимания шляпы включительно»[36].
Наконец, польская печать увидала, что ничего хорошего из этого для католичества не получается, и замолчала.
Во время всего этого возбуждения, 3 декабря 1929 года, появился весьма странный документ, а именно обращение Пинского епископа С.Лозинского к православному населению, то есть к населению, принадлежащему к другой церкви. В этом обширном письме, весьма сентиментально написанном, епископ старается оправдать то, чего оправдать нельзя. Он приводит такое соображение: «Если полушубок своего ближнего оказался в твоем владении несправедливо, а собственник требует его возвращения, то хотя бы ты сто лет носил этот полушубок, ты должен его отдать». Все это отлично, но только православное население никогда не пользовалось католическим имуществом, а перешло в унию, имея свой собственный «полушубок». Дальше епископ обещает, что если даже православные храмы будут присуждены католикам, то он все-таки будет думать об интересах православных. В конце концов, он не может не признать, что «все находится в руках Божьих». Епископ предлагает вместе молиться, чтобы «все окончилось к Божьей славе и на пользу наших душ, за которые умер Иисус Христос». Обращение епископа Лозинского свидетельствовало о том, что дело обстоит для католиков весьма неблагополучно. Началась судебная волокита, потребовавшая большого морального напряжения и средств со стороны православного населения. Не подлежало ни малейшему сомнению, что отобрание от православного населения в Польше всех монастырей и более чем 700 храмов повлечет за собой народное восстание и потребует большой вооруженной силы для того, чтобы сохранить за католиками переданные им храмы. На такой риск не могло пойти польское правительство, и польский суд должен был с особой тщательностью исследовать основания требований католиков. Католическая иерархия поняла, что дело является не таким простым, как она первоначально предполагала, и уже при первом рассмотрении дела в Наивысшем суде поверенные Пинского католического епископа заявили, что они не настаивают на присуждении им церковных имуществ, но требуют лишь признания за католической церковью права на эти имущества. Вопрос окончательно был рассмотрен 20 ноября 1933 года, и Наивысший суд вынес принципиальное постановление, в силу которого, на основании особого распоряжения Генерального комиссара восточных земель от 22 октября 1919 года, передача святынь от греко-русского духовенства духовенству римско-католическому может иметь место в каждом отдельном случае, на основании распоряжения гражданского начальства. Отыскание же судебным путем права собственности на указанные святыни отклонялось. Постановление же Генерального комиссара от 22 октября 1919 года касалось передачи бывших католических храмов, обращенных в свое время в православные, и не касалось бывших униатских храмов. Таким образом, умывая руки в этом споре, Наивысший суд ликвидировал тот удар, который был занесен над Православной Церковью в Польше в 1929 году. Надежда получить православные храмы для надобностей «восточного обряда» была утрачена, и положение самого обряда стало весьма затруднительным. Нелишне заметить, что накануне рассмотрения дела в Наивысшем суде юрисконсульт Синода К.Н. Николаев получил предписание покинуть Польшу. Польшу К.Н. Николаев покинул 27 ноября 1933 года, получив, однако, большое нравственное удовлетворение за понесенный труд: 20 ноября он выслушал резолюцию Наивысшего суда, отказавшего католикам в их требовании. Это был сокрушительный удар новоуниатскому движению. Суд признал, что вопрос о передаче святынь может быть разрешен только административной властью и в пределах того распоряжения, которое ни в какой мере не касалось храмов, которые когда-то были храмами униатскими. С 1933 года по день польской катастрофы администрация могла отобрать только один храм в Вышгороде на Волыни, который был в свое время храмом католическим. В остальном же все действия администрации по разборке и закрытию православных храмов носили характер произвола, и результатами этого произвола униатское движение воспользоваться не могло.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Предъявление исков в таком масштабе и так плохо обоснованных было непоправимой ошибкой. Лицо новоунии было открыто, и на нем, вместо любви, прочли звериную злобу. Поляки опять портили игру Рима.
Однако все это обнаружилось несколько позднее. В 1930 году «восточный обряд» вступал в жизнь, полный надежды на скорую победу на всех фронтах, и прежде всего на польском.
Русская политика Ватикана к этому времени потерпела окончательное крушение. С Советами произошел разрыв. Большевики пришли к выводу, что Рим им дать ничего не может.
Наступление на большевиков и окончательная ставка на русский народ везде, где бы он ни находился, — таково было решение Римской курии. Она была полна надежды и стремилась забыть свои неудачи с Советами.
Поражение в одном месте должно быть искуплено победой в другом.
Глава девятая
Разрыв
1
2 февраля 1930 года Пий XI огласил послание, которое знаменовало собой окончательный разрыв Ватикана с советской властью. У Рима не было больше никаких надежд. Политика курии в русском вопросе дотерпела полный крах. Иначе, впрочем, и не могло быть, но на этот раз у курии не хватило политического чутья. Не приходилось больше думать о подчинении русского народа Риму, приходилось заботиться о сохранении жалких остатков церковной организации среди полутора миллиона католиков, проживавших в России. Таких неудач Рим давно не испытывал. Методы работы, в которых Рим был воспитан в сношениях с императорской властью, оказались неприменимы. Иных не было.
«Мы испытываем глубочайшее волнение при мысли об ужасных и святотатственных преступлениях, которые умножаются и усиливаются с каждым днем и которые направлены как против Господа Бога, так и против душ многочисленного населения России, дорогого нашему сердцу, хотя бы уже в силу величия его страданий, и к которому принадлежит столько сынов и великодушных служителей святой, католической, апостольской церкви, богобоязненных и благородных вплоть до геройства и мученичества».
Папа далее рассказывает о своих усилиях повлиять на правительства европейских народов, которые не дали результатов «по соображениям мирских интересов, которые были бы гораздо лучше сохранены, если бы различные правительства превыше всего уважали права Бога, Его царства и Его справедливость». Он далее говорит о помощи России, скорбит о развращении молодежи в ней. Для борьбы со столь великим злом была учреждена специальная Комиссия по русским делам. Русский народ поручается «попечению благостной чудотворицы из Лизье, св. Терезе Младенца Иисуса».
«Но рост такого зверства и безбожия, поощряемый государственной властью, требует всеобщего и торжественного возмещения и ответа».
Рассказывается дальше о всех кощунствах в России, которых, кстати сказать, митрополит д’Эрбиньи совершенно не заметил.
«Ввиду этого мы сами стремились возможно лучшим образом совершить искупительный акт за все надругательства и кощунства, а для того, чтобы призвать к этому всех верующих всего мира, постановили отправиться в день св. Иосифа, 19 марта сего года, в нашу базилику св. Петра и совершить на гробе первоверховного апостола св. литургию для умилостивления и искупления стольких преступных оскорблений, нанесенных Сердцу Христову, для моления о спасении стольких душ, подвергнутых тяжелому испытанию, и об облегчении участи любимого нами русского народа, дабы кончились наконец его великие муки и народ, и отдельные люди вернулись возможно скорее во единое стадо Единого Спасителя и освободителя Господа нашего Иисуса Христа».
Исполнение этого было возложено на кардинала, викария Рима Помпили, которому и было адресовано послание.
19 марта, в 9 часов утра, Пий XI проследовал в базилику св. Петра «без обычной пышности папского церемониала, облаченный в красный омофор поверх белой сутаны, без тиары; над Sedia gestolia не было ни балдахина, ни опахала».
Во время литургии пели по-латыни, по-славянски и по-русски. По-русски пели: «Спаситель мира, спаси Россию». Пели: «Господи помилуй, Господи воззвах, Иже Херувимы, Отче наш, антифон — не имамы иныя помощи».
Словом, было смешано два обряда.
Потом служили особый молебен. Были пропеты 58 и 78 псалмы. Произнесена ектения со специальными прошениями о спасении России, с призывами свв. Георгия, Кирилла и Мефодия, Владимира, Ольги, Николая, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. Потом следовал 69 псалом. Засим народу возносили священные реликвии — святое копие, частицу древа Св. Креста, плат Вероники с нерукотворенным образом Спасителя.
Со ступеней папского алтаря Пий XI «ясным и торжественным голосом преподал благословение народу»[1].
Католическая церковь отозвалась повсюду. В Англии были некоторые препятствия со стороны правительства рабочей партии Макдональда, запретившего военному духовенству участвовать в молениях. Были осложнения в Литве.
Еще ранее того, 16 февраля, в Вестминстерском аббатстве служили моление митрополит Евлогий и греческий митрополит Герман при большом стечении народа.
Православная Церковь и до послания папы непрерывно молилась за гонимых в России братьев, и присоединяться специально к молению 19 марта не было ни внутреннего, ни внешнего повода. В Риме, по-видимому, рассчитывали, что Православная Церковь признает особое значение этого шага Пия XI и этим как бы утвердит руководящий авторитет Рима.
Этого не произошло. И почему не произошло, совершенно откровенно пояснила русская газета «Наша жизнь» в Вильно: «Благородный призыв папы Пия XI сопровождался молитвой о совращении православных в католичество православными же пастырями. Это обстоятельство, по крайней мере на 90%, уменьшило “заслугу” папы и настолько же уменьшает ценность его выступления»[2].
В Польше же произошло нечто худшее. Хотя в энциклике «Ecclsia Dei» и сказано: «представители Востока не должны... сваливать на Римскую церковь все проступки, которые находят осуждение, которые церковь старается покрыть противоположными деяниями», но все же «проступок» польских епископов, позвавших Православную Церковь в суд, пока еще ничем не был «покрыт» и трудно было молиться вместе с католиками об облегчении участи любимого папой «русского народа», когда этот же любимый русский народ подвергался в Польше гонению со стороны римской церкви. Наконец, папа не призван «устанавливать дни молений для православных». Так, совершенно правильно, православная иерархия рассудила в Польше.
Русская газета «За свободу» подняла неуместный и вредный для Православия шум. «Омраченная радость», — писал А.Хирьяков по поводу того, что православная иерархия за рубежом не отозвалась на послание папы[3]. Д.В. Философов поместил статью «Письмо папы Пия XI и Польша», где, правда, не столько осуждал, сколько извинял православную иерархию в Польше за ее молчание по поводу послания.
Большевики ответили 6 марта статьями в «Правде» и усложнили и без того сложное положение. «Правда» привела несколько документов об отношении польской власти и католического духовенства к Православной Церкви в Польше в 1919 году и добавила: «В высшей степени любопытно, что в этот период времени папа Пий XI, в те времена папский нунций, монсиньор Ратти, представлял Ватикан при варшавском правительстве и что травля православной церкви и меры грубого принуждения в отношении ее проводились, бесспорно, не только с его ведома, но и под его непосредственным руководством»[4]. Засим, пользуясь неуместной критикой сенатора В.Богдановича, сделанной в Сенате, действий церковной власти, не назначившей моления 19 марта, советские газеты сделали вывод, что «православная церковь и все православные организации в Польше отказались от всякого участия в антисоветских молебнах и митингах»[5].
Таким образам, мнение «За свободу» и советских газет совпало. Между тем иерархия и клир Православной Церкви в Польше постоянно свидетельствовали свое резко враждебное отношение к советской власти, но вместе с тем ни иерархия, ни клир не чувствовали ни малейшей симпатии к Риму, причинявшему столько огорчений.
Мало того, правые круги в Польше посланием папы были испуганы. Они находили, что это вмешательство во внутренние дела России, а «люди, политически мыслящие, знают, что интересы Польши советуют ей искать добрых отношений с Россией и не вмешиваться в ее дела». Тем более, можно добавить, что дела Православной Церкви в самой Польше по вине правительства таковы, что в них тоже следовало бы вмешаться.
Позднее Синод Православной Церкви в Польше установил день всеобщего моления за гонимых в России.
Митрополит Дионисий, ввиду наступления польской печати, вынужден был написать благодарственное письмо папе. Письмо было отправлено 17 апреля 1930 года. Митрополит Дионисий довольно удачно вышел из положения.
«Посему, — писал митрополит Дионисий, — пока с той стороны границы советской не может прийти к нам правдивый голос благодарности, я полагаю своим долгом и правом от имени безвинных страдальцев и вынужденных молчальников принести самую сердечную искреннюю благодарность за отраду и утешение исстрадавшимся братьям нашим». Таким образом, была принесена благодарность от имени советских «молчальников», и православные в Польше остались как бы в стороне.
Через шесть месяцев, 25 ноября 1930 года, статс-секретарь Пачелли ответил на письмо митрополита Дионисия. Ответ этот начинается так: «Среди писем, присланных на имя святейшего отца по поводу установления молений о преследовании религии в России, пришло также письмо, в котором Ваше Блаженство от имени своей паствы выразили искреннюю благодарность Его Святейшеству».
В ответе не имеется никаких указаний, что письмо было сообщено папе, и никакой признательности, даже чисто условной, за полученное письмо ни со стороны папы, ни Пачелли не имеется. Ловко же вставленные слова «от имени своей паствы», изменяя смысл письма митрополита Дионисия, указывают на то, что в Польше все благополучно, ибо иначе не могла бы поступить благодарность
Это был урок, данный без всякой кардинальской вежливости православной иерархии в Польше.
Однако и в этом случае, как и во многих других, польская политика портила начинания Рима.
Нельзя призывать гнев Божий на большевиков — гонителей Христа в России и молчаливо наблюдать, как разрушаются и отымаются православные храмы в Польше не в меньшей степени, чем у большевиков.
2
Итак, с большевиками было покончено, тем большее внимание было обращено на «восточный обряд». Польша, Балтийские государства и русская эмиграция — вот то поле, на котором приходилось сосредоточивать внимание. Это было опытное поле. Здесь нужно подготовить кадры, выработать методы работы, приучить клир «восточного обряда» к обращению, войти в сущность Православия так, чтобы не было заметно, что делается это не во имя Православия, а во имя Рима. В Польше создавалась практическая школа, в Риме — центральный аппарат управления. Из Рима же велось воспитание католиков в иных взглядах на «восточный обряд».
Католики всего этого дела не понимали.
Нельзя было спорить против того, что папы признавали и поддерживали «восточный обряд», но как обряд Православной Церкви, вошедшей в унию с католической. Православный же обряд, хотя его и называют восточным, как обряд католической церкви, — этого еще до сих пор не было, и такого поворота римской политики никто не понимал. Процессии, которые устраивались в Риме, и церковные службы по «восточному обряду» были иногда интересными зрелищами, но ничего они не говорили ни уму, ни сердцу католиков. Католические монахи и даже кардиналы стали чаще носить бороды, и это также оставалось неясным и загадочным.
А между тем оказывается, что «восточный обряд» крайне необходим католикам и римской церкви.
Иезуит «восточного обряда» А.Домбровский объясняет это дело так:
1. «Католическая церковь должна показать, что “восточный обряд” в глазах верховно-апостолического Римского престола в глазах всей католической церкви столь же свят, как и западный латинский обряд».
2. Католическая церковь желает полнее, ярче выразить свою вселенность, исправить слишком узкое, неправильное понимание католичества лишь как латинства, западничества, понимание, совершенно не допускающее даже возможности единения Востока с католичеством.
3. Видя, кроме того, что монахи «восточного обряда» не уступают по глубине и полноте духовной жизни монахам западного обряда, — католики «мало-помалу убедятся в том, что они до сих пор слишком узко, даже не по-католически, понимали католичество, отожествляя его с западничеством и латинством»[6].
Все это весьма удивительно, но в конце концов малопостижимо. Католики через почитание православного обряда должны стать настоящими католиками, и об этом вспомнили почти тысячу лет спустя после разделения церквей.
В подтверждение этой мысли 5 апреля 1930 года издается незначительное, но весьма показательное распоряжение о признании первенства греческого прихода перед латинским в Сицилии в Palazzo Adriano[7].
6 апреля публикуется знаменитое «Motio proprie inde ad initio» о выделении Комиссии «Pro Russia» из конгрегации для восточных церквей. Комиссия во всех смыслах папская, нечто вроде конгрегации. Это была полная победа иезуитов, решивших русский вопрос поставить во всем его значении без русской власти и без русской церкви. Это был личный успех д’Эрбиньи, к которому он пришел, несмотря на все свои неудачи[8].
Не без основания полагают, что энциклика «Mortalium animus» была делом д’Эрбиньи. Смысл ее в том, что католичество и Православие вовсе не стороны в историческом споре, что нет ничего самостоятельно христианского вне католичества, что никакие собрания представителей разных религий никакого значения иметь не могут, ибо есть только одна Западная церковь, которой все должны подчиниться. Не хотят добровольно — будут подчинены без их воли. И, прежде всего, православные. Рим зовет православных на единение и подчинение. Иерархия не соглашается, она мешает народу получить спасение. Он будет спасен без иерархии. Католичество вмещает в себе и Православие, его нужно только организовать по образцу отделившихся церквей — и тогда иерархия останется без народа. Из Православия, которое есть схизма, народ перейдет в Православие, которое есть католичество. Создать внутри католичества Православную Церковь с иерархией, культом, школой, монашеством, правом — вот дорога, которую поставили перед собою иезуиты, и для ее осуществления призвана папская комиссия.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 72; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!