Римская поэзия и польская проза 7 страница



Папу очень тронули заявления «сыновей Востока», «которые явно и открыто засвидетельствовали о любви к церковному единству», как бы в благодарность за то, что мы, идя следами наших предшественников, непрерывно окружали народы Востока горячим расположением и любовью»[18].

Кроме этой обширной деятельности в отношении славянского и, главное, русского Востока, Пий XI занимался также и делами настоящего Востока, Востока экзотического.

Можно сказать, что в эти и последующие годы было затрачено действительно много доброй воли, энергии и средств на дело соединения с Православием против воли и желания православных. В этом трагизм этого начинания и тот невероятный беспорядок, который внес Пий XI в отношения Западной и Восточной церквей и в жизнь славянских православных церквей.

В Риме, однако, ничего не замечали. Делали вид, что не видят, как православное море не только не приближалось к Петровой скале, но далеко от нее уходило, оставив на пустынном просторе знаки новых опустошений, произведенных Римом в ограде Православной Церкви.

 

2

Пока в Риме развивали эту разнообразную деятельность по организации дела единения Востока и Запада, в Польше также не теряли времени.

В 1929 году выяснилась полная неудача новоуниатской работы. В «восточный обряд» перешло около десятка ни на что не годных православных священников, которые только осложняли дело унии. Народ вообще не переходил, а только соглашался, чтобы в его присутствии поминали «папу и епископа», и за это требовал компенсаций. Пока была кое-какая церковная земля, которую администрация отдавала униатским приходам, дело еще кое-как шло. Но без житейских благ никто папу признавать не хотел. Католическая церковь тоже на это средств не имела. Папа присылал благословения, иногда немного денег, иногда икону в униатскую церковь (так было на Троицу 1937 г. при освящении униатской церкви в Городло — папа прислал образ Матери Божией непрестанной помощи)[19].

Денег, которые давала польская казна, «не хватало даже на скромное содержание духовенства латинского обряда», — говорил на VI Пинской конференции прелат Станислав Мыстковский. И потому не много можно было отдать на потребности и расходы, связанные с устройством приходских пунктов «восточного обряда». Православное же население, соединенное с римской церковью, не могло платить за духовные услуги; в царское время казначейство выплачивало клиру достаточное вознаграждение. С 1 января 1924 г. по 1928 г. подляшская епископская римо-католическая курия израсходовала на нужды 10 настоятелей «восточного обряда» 93 тысячи злотых[20].

Дело, конечно, не в том, что платило казначейство в царское время, а в том, что народ прекрасно понимал, что он зачем-то нужен католическому духовенству, и из этого желал извлечь выгоду. Такова печальная правда. Кроме того, православный народ никакого пиетета к Риму и папе не имел. От одного слова «папа» католик приходил в волнение, православный же крестьянин попросту на это слово не обращал внимания. Дело выходило так, что от нового духовного начальства больше пользы, чем от своего старого. «Бискуп» Пшездецкий мог больше сделать, чем митрополит Дионисий, и поскольку он что-то делал, можно было его и поминать. Это была не уния душ, а уния интересов, и потому из нее ничего не выходило.

На Велиградском конгрессе в 1927 году епископ Пшездецкий насчитывал во всей Польше 20 000 обращенных в унию при 14 приходах и 7 организуемых, при 25 священниках, из них 16 бывших православных. Истрачено на это дело 150 000 злотых[21].

В 1929 году оказалось 26 приходов, 22 церкви, 25 человек белого духовенства и 7 черного, а униатов 16 504 против 20 000 в 1927 году[22].

А между тем во время войны в декабре 1914 г. в Галиции было около 50 приходов, перешедших из унии в Православие, в феврале 1915 г. — 152, а перед русским отступлением — 200. При отступлении в Россию ушло 60 униатских священников[23].

В Прикарпатской Руси с 1920 по 1923 г. из унии в Православие перешло, опираясь на сербскую церковь, 100 000 человек при 68 приходах[24].

В самой Польше, на Лемковщине и в Галиции в Православие с 1923 г. по 1929 г. перешло около 30 000 человек при отсутствии свободы и средств у Православной Церкви. Из унии ушло 11 процентов[25]. К 1933 году перешло 60 тысяч.

На Волыни в 1928 г. было четыре униатских прихода. Словом, по совести говоря, никакого результата и никакой надежды. Уния «снизу» так же не удавалась, как и уния «сверху». Полтора десятка приходов и около 20 000 прихожан на общее число почти 1 тысяча приходов на одной Волыни и на 4 миллиона православных — эти результаты по справедливости можно считать ничтожными.

Душой всего этого неудавшегося предприятия был Пинский епископ Лозинский, человек сам по себе привлекательный, аскет, но увлеченный химерой обращения православных в унию. Он полагал, что долг его, как католического епископа, — спасать православные души, которым оставлялся в полной неприкосновенности их обряд, которым сам папа манифестировал чувства своей любви и расположения, и что если православные остаются при своих заблуждениях, то это не больше, как упрямство, и они заслуживают иного отношения. Епископ Лозинский и его коллеги прекрасно понимали связь Православия с храмами, без которых нет жизни для православного человека. И тогда было решено поставить православных в зависимость от католиков в этом самом большом для православных вопросе. Было решено нанести такой сокрушительный удар, который заставил бы православных искать спасения в унии. Объективно обстановка как будто складывалась в пользу задуманного плана. Шел вопрос не о чем ином, как о восстановлении «исторической справедливости», и не было оснований сомневаться в том, что католический, польский, суд окажет полное содействие. Так был подготовлен удар 1929 года.

Летом 1929 года православная иерархия стала получать тревожные сведения о предъявлении римо-католическим епископатом многочисленных исков к Православной Церкви в Польше. Обстоятельство это тем менее было ожидаемо, что к исходу десятилетнего существования возрожденной Польши взаимоотношения двух исповеданий — католического и православного — как будто установились. Католическая церковь возвратила себе все то имущество, которое в свое время ей принадлежало и было передано русским правительством православному населению. Вместе с тем римо-католические духовные власти почти разорили приходские организации на землях Подляшья и Холмщины — этих многострадальных землях, где веками велась борьба православными за сохранение веры своих предков, принявших Православие еще во время св. Владимира. Громадное количество храмов в этих областях, построенных православным населением и для православного населения, главным образом в последней четверти XIX века, было захвачено католиками.

В целях распространения новоуниатской пропаганды восточные области Польши, в которых Православие существовало около тысячи лет, объявлены миссионерской областью и поручены особому вниманию иезуитов. Неудача широкой пропаганды «восточного обряда» к 1929 году вполне выяснилась, и для того, чтобы принудить православное население более серьезно отнестись к этой пропаганде, римо-католические духовные власти заявили требование о передаче им того церковного имущества, которым пользовалось население в то время, когда перешло из Православия в унию. Более ста лет тому назад население вернулось к вере отцов, и теперь оно должно отдать это имущество только потому, что когда-то здесь была уния.

В конце августа 1929 года было выяснено, что к Волынской епархии предъявлено 144 иска, к Виленской — 71, к Полесской — 248 и к Гродненской — 159. Наиболее угрожаемыми оказались епархии Полесская и Гродненская. В первой на 320 приходов, основных и приписных, предъявлено было 248 исков, а во второй — на 174 прихода — 159 исков. В Волынской епархии число исков было сравнительно невелико, но были заявлены требования об отобрании всех православных монастырей, в том числе и Почаевской Успенской лавры, кафедральных соборов в Кременце, Луцке и Пинске.

В дальнейшем при окончательном подсчете оказалось 724 иска[26].

Иски были предъявлены от имени Виленского митрополита, Пинского епископа, а также епископом Луцким, в окружных судах в Бресте, Белостоке, Вильне, Гродне, Луцке, Новогрудке, Ровно и Пинске.

В исковых прошениях было изложено:

«После ликвидации ноябрьского восстания (1831 года) русское правительство насилием уничтожило унию. Костелы униатские ликвидировало, передав их, вместе со всем принадлежащим им имуществом, православному духовенству, с целью перестройки их на православные церкви, что в скором времени и было осуществлено.

Приняв во внимание, что ликвидация русским правительством униатских церквей не может быть законным основанием для приобретения права собственности русским правительством и что такая ликвидация остается навсегда актом насилия и беззакония, нужно прийти к выводу, что и права православного духовенства в отношении отобранных униатских церквей и недвижимого имущества в виде земли и построек, принадлежавших тем церквам, есть порочное и не создает права собственности. Незаконно отобранное имущество подлежит возврату»[26].

К этим соображениям было добавлено еще следующее:

«Во время существования русской власти католическая церковь не могла отыскивать свои права в отношении униатских церквей. Не подлежит, однако, сомнению, что права католической церкви в отношении силой забранного имущества не утрачены, а православное духовенство никаких прав не могло приобрести, и потому взятое у католической церкви имущество подлежит в настоящее время возвращению»[27].

Сразу бросается в глаза то, что здесь народ подменен православным духовенством. Эти соображения противоречат известным всем историческим фактам. Уния на русских землях Польши была введена незаконным собором в Бресте в 1596 г. и осуществлена мерами насилий как королевского правительства, так и католического и униатского духовенства. Население против своей воли в своем большинстве стало униатским и оказалось в юрисдикции папы, однако римский престол сохранил за униатской церковью ее права на имущество. По первому и второму разделам Польши к России отошли Белоруссия и Волынь с Подолией, то есть коренные русские земли. В течение двух лет — с 1794 по 1796 г. — почти все униаты Подольской губернии большая часть Волынской, а также и в Белоруссии, возвратились в Православие, всего более полутора миллиона душ. Никаких данных о насилиях русского правительства не имеется, и никаких протестов Римская курия русскому правительству не заявляла. Это имело место более чем за тридцать лет польского восстания 1831 года. Однако униатская церковь в пределах России продолжала существовать, и хотя значительная часть духовенства перешла в Православие, но продолжал действовать Базилианский орден, который составлял три провинции: Белорусскую, Литовскую и Русскую. В начале XIX века базилиане еще владели обширными населенными имениями и капиталами. На одной Волыни им принадлежало более 20 тысяч крестьян. Монастыри были очень малолюдны — по 2–6 монахов и по существу являлись лишь конторами по управлению имениями. Униатское духовенство находилось в бедности и не пользовалось уважением со стороны католического духовенства. Белое и черное духовенство в унии было разобщено и враждебно друг другу, и как только отпала поддержка унии со стороны польского правительства, как только эти области перешли к России, уния стала клониться к упадку и постепенно вымирала[28].

Польский историк епископ Ликовский говорит:

«Мнение, что только революция 1830 года побудила Николая I заняться уничтожением унии из-за участия известной части униатов в восстании, абсолютно неверно и ошибочно»[29].

Уния была установлена на соборе в Бресте в 1596 году, а ликвидирована на соборе в Полоцке в 1839 году. Папа потерял свою юрисдикцию над населением, перешедшим в Православие, и это бывшее униатское население сохранило за собой то имущество, которое всегда ему принадлежало и никогда не принадлежало католической церкви.

Предъявление этих массовых исков произвело ошеломляющее впечатление на православное население.

В Рождественском послании 1929 г. митрополит Дионисий между прочим писал:

«Нашу Святую Православную Церковь в Польше посетил Господь в истекшем году бедствием, равным избиению Вифлеемских младенцев, ибо клир Римский хочет отнять от нас половину святых храмов наших и тем лишить более 2 миллионов верующих младенцев наших духовного окормления и церковной жизни».

Послание было отправлено и католикосу Грузинской церкви Христофору и было в этой части опубликовано советским агентством ТАСС с комментариями, не лестными для католического духовенства.

В польских газетах подняли шум. Но, впрочем, дело дальше этого не пошло, ибо все, что писал митрополит Дионисий, была правда[30].

Православная иерархия первоначально даже не считала возможным вести судебную борьбу, но засим дело защиты было сосредоточено в Варшаве, главное руководство возложено на митрополита Дионисия, а техническое ведение дела — на юрисконсульта Синода К.Н. Николаева. Польское общество раскололось, и часть считала, что создается международный скандал без всякой пользы для государственных интересов. Католическая иерархия вынуждена была оправдываться, и уже 23 ноября 1929 года было опубликовано письмо Виленского митрополита Ялбржиковского, в котором он писал, что он не начинает войны с Православием, не желает его уничтожения, а только отыскивает справедливость. Его требования весьма умеренны, и в пределах Виленской епархии на 464 объекта он требует возвращения всего 113 храмов, которые для католиков совершенно необходимы. «Католическая церковь не желает на насилие отвечать насилием, а отыскивает свои права лояльным способом и с полным спокойствием ожидает справедливого судебного решения». Кроме того, митрополит объяснил, что его основания разделяются и другими заинтересованными католическими епископами. Одного только не объяснил митрополит, на каком основании католическая церковь требует отобрания храмов и имущества, которое принадлежало Православной Церкви, засим церкви униатской, потом снова возвратилось к православным и никогда не принадлежало церкви католической.

По расчету В.Косоноцкого, который исследовал этот вопрос с точки зрения интересов православного и католического населения, оказалось, что требуется отобрание святынь в 65 местах, где нет ни одного католика, в 73 — где не более 3 и в 76 — где не более 20 [31].

Сразу же в это дело вмешался папский нунций в Варшаве Мармаджи. Возник вопрос о праве католических епископов защищать интерес униатской церкви и в особенности права монастырей, которые ведению епископов не подлежат.

Мармаджи выдал 23 апреля 1930 г. такое удостоверение: «Нижеподписавшийся апостолический нунций настоящим официальным письмом, на основании инструкций, полученных от апостолического престола, разъясняет, что наидостойнейшему Зигмунду Лозинскому, в качестве Пинского ординария, принадлежит право управления всем церковным имуществом, принадлежащим католической церкви в пределах его епархии, равно и защищать, где встретится надобность, в порядке гражданском также и то имущество, которое некогда принадлежало католическим монашеским общинам или католическому духовенству всех обрядов».

Апостолический престол перестал быть нейтральным в споре двух исповеданий и всем своим авторитетом поддержал наступление на «отъединенных братьев», «любовь» к которым требовала отобрания от них монастырей и святынь. Авторитет Рима был подорван. Польское духовенство по-прежнему усложняло работу Рима в отношении Православия.

Вмешался и архиепископ Ропп, и он положил, как говорят поляки, «свои два гроша» в общее дело. В журнале «Китеж» за сентябрь–декабрь 1929 г. появилась его статья «По жгучему вопросу».

Оказалось, «что в настоящем деле представители католичества действовали по духу христианской любви» — ведь в одной Виленской епархии местный архипастырь обратился в суд об отдаче ему лишь 167 церквей из забранных 464, да и в других епархиях поступили так же. Однако «улаживание этого вопроса через посредство судов является фактом неприятным и разрушающим взаимную и так необходимую между католиками и православными любовь». Поэтому должно вмешаться государство, а главное — «сами несправедливые владельцы» должны пойти навстречу в отдаче имущества». Народ, по мнению Роппа, не прочь отдать святыни. «B народе сильно понятие собственности и справедливости». Мешает русская пресса, которая «эти процессы использует для возбуждения народных масс, православные же духовные власти, привыкшие к долголетнему пользованию чужим имуществом при царском режиме, явно лишены сознания справедливости».

Почтенный бывший митрополит всех католических церквей в России сомневается даже в том, была ли когда-либо Почаевская лавра православной, так как «трудно точно определить момент, когда в Польше «восточный обряд» фактически отделился от западного». И вообще, Православие появилось чуть ли не в конце XIV века.

Иными словами, Западная Русь до конца XIV века была в единстве с Римом и ссылка на св. Владимира «совсем неуместна».

Впрочем, «преждевременно говорить о будущем Лавры» и вообще виновата православная сторона, которая «буквально ничего не делала», чтобы дойти до соглашения[32].

Выступление архиепископа Роппа никого не удовлетворило и во всех смыслах было неудачно.

Совсем иначе выступил митрополит А.Шептицкий и спутал игру католических епископов.

Он беседовал с сотрудником польской газеты «День польский», и беседа его была опубликована.

Митрополит говорил весьма ядовито:

«Мы имеем на Волыни значительное количество наших греко-католических выходцев. До настоящего времени, увы, они были почти совершенно лишены религиозной помощи по нашему обряду». Иными словами, «восточный обряд» не «наш» униатский. Между тем «еще не так давно Волынь была католической страной нашего обряда.

— Значит, Ваше Высокопреосвященство, признаете справедливость и полезность ревиндикаций?

— Именно, я хотел сказать нечто совершенно обратное, однако я не желал бы, чтобы меня плохо поняли. Я не касаюсь здесь вопроса о бывших латинских костелах. Это меня не касается... но среди этих храмов весьма многие — это старинные прежние греко-католические церкви, — как Вы их называете, униатские».

По этому поводу многие спрашивали митрополита.

«Я, однако, до сих пор не выявил моей точки зрения. Я не мог, впрочем, примкнуть к искам, ибо нынешние отношения не предусмотрели моего участия... и, — во всяком случае, принимая во внимание различные обстоятельства, я не мог бы заявить о моем при соединении к искам».

Далее митрополит весьма дипломатично говорит о Православии и заявляет:

«Я полагаю, что народу не следует даже внешне дать почувствовать, что над ним совершается новое насилие.

Ибо, ведь, согласно восточному праву, эти деревенские церкви принадлежат именно этому народу. В них он крестился и молился! Около них хоронил своих умерших. В их стенах сосредоточено то, что в народе сильнее всего, а часто более всего спасительно перед лицом разнузданной агитации, это вера отцов».

Довольно ясно и для Рима нравоучительно, а дальше еще тверже:

«Здоровое суждение народа, вера отцов, которая простирается дальше, истиннее и глубже, нежели нынешнее положение вещей, терпение церкви... выведут его на лучшие пути, нежели всякие судебные иски, в которых он будет усматривать только враждебные себе начинания. Я слышал уже, что он готов реагировать на них враждебно...»

Засим митрополит дополнил:

«Не так давно апостолический престол предлагал откупить конфискованную большевистскими властями православную церковную утварь, дабы ее вернуть в пользование православным верующим в России».

И в заключение:


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 72; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!