Римская поэзия и польская проза 4 страница
Митрополит Яблжиковский был вызван папой в Рим для объяснений[13].
Так окончилась эта нашумевшая история. Пережитое наложило на архимандрита Морозова неизгладимую печать. Он был подорван на всю жизнь. Продолжая служить по церковной администрации, неся обязанности миссионера, он производил впечатление человека, духовно отравленного и познавшего сущность вещей. Здесь он проявил себя поистине человеком большой души.
Тем не менее некоторое время борьба еще продолжалась, и архимандрит Морозов наносил жестокие удары своим соблазнителям.
В ноябре 1927 г. в Вильно был созван православный миссионерский съезд, между прочим для борьбы с пропагандой унии и католичества среди православного населения. По этому поводу польский епископат обратился к министру исповеданий с просьбой запретить съезд, так как он «должен вызвать во всем католическом обществе сильное возбуждение и даже привести к нарушению общественного порядка в Вильне, а также в тех частях Польши, где проживают православные среди католиков, а равно вызвать напряженные и враждебные отношения между православными и католиками. Начало этой борьбы уже проявляется в восточных епархиях Польши».
На это бесцеремонное требование, препятствующее самозащите православных, архимандрит Морозов ответил открытым письмом на имя секретаря католического епископата в Польше епископа Лукомского.
В очень обширном письме архимандрит Морозов говорит:
|
|
|
«Православие стремится к созданию Царства Божия “не от мира сего” (Иоан. 18, 31) и оно утверждается по вертикали — вглубь и ввысь, посему оно не может быть “агрессивным”, но, интуитивно и мистически ощущая свою истинность, оно, как обладающее полнотою Откровения, лишь оберегает свою чистоту и сущность».
И далее:
«Ваше Преосвященство! Обращаясь за помощью к светской власти, Вы хотите приставить к Православию “почетную стражу” (Мф. 27, 64). Стоит ли именно теперь это делать? Ведь Православие и так переживает Голгофу: оно висит на кресте, созданном европейским атеизмом. Мало того, наступил уже самый страшный час, выше разума тварного, момент даже из часов голгофских страданий. Представители нашей Церкви в чувстве “богооставленности” восклицают: “Боже мой! Боже мой! Зачем Ты Меня оставил?” (Мф. 27, 46), как некогда воскликнул и Сам Сын Божий. Разве известное послание митрополита Сергия, Местоблюстителя патриаршего престола в Москве, не есть подобный возглас? Деется ныне в истории страшная и кровавая тайна... “Да молчит всякая плоть человека“».
И заканчивает с большой силой:
«Подождите еще немного, Ваше Преосвященство! Скоро придет надобность для “стражи”. Близок уже и тот последний момент, когда наша Церковь воскликнет: “Свершилось! Отче! в руце Твои предаю дух Мой” (Иоан. 19, 30; Лук. 24, 46). Вот тогда-то и нужна светская стража: ведь неминуемо наступит для Православия — первый великий “день Пасхи”, после кровавой великой “Пятницы” и после тихой, спокойной до жуткости великой “Субботы”. Да, именно тогда нужно Вам, Ваше Преосвященство, скорее спешить со своей стражей, иначе — во гробе Православия останутся только одни пелены “Воскресшего Мертвеца”»[14].
|
|
|
Съезд состоялся. Архимандрит Морозов еще долгое время оставался одним из самых тяжелых поражений, понесенных «восточным обрядом» в Польше.
В Дрогичинском уезде Полесского воеводства до великой войны в селе Тароканы существовала церковь. После войны приход был закрыт, а церковь в 1925 г. насильем занята католиками и обращена в костел. Ходатайства населения о восстановлении прихода отклонялись. В 1926 году там появляется священник «восточного обряда» Евгений Ружицкий, покинувший Православие будто бы по несогласию на введение нового стиля, который, кстати сказать, вскоре был отменен. Он заявлял, что остался православным, только не признает власти митрополита Дионисия.
|
|
|
Католики вернули церковь. Восстановлен иконостас, внесены прежние иконы, в том числе преподобного Серафима Саровского. Ружицкий служит по-православному, но в проповедях поносит православное духовенство и иерархию. Обещая выгоды, склоняет соседнее духовенство на переход в унию. Все это не остается «без результата». Православное население пользуется его услугами и не видит в этом отпадения от Православия.
Сам Ружицкий, офицер военного времени, оказался в украинской армии, был посвящен в 1921 году. Потом служил на Волыни. Был обвинен в совершении подложных метрик, оказался за штатом. Затем выехал в Чехословакию. Потом вернулся, служил в Виленской епархии, снова был отдан под суд и пока дело проходило в консистории — перешел в унию[15].
Федор Чистовский тоже служил в Виленской епархии. По разным жалобам было произведено расследование и сделано представление об его удалении. Тогда Чистовский перешел в унию и вернулся в бывший свой приход Николово уже священником «восточного обряда», отказавшись передать церковь и дом вновь назначенному священнику[16].
Бывший прот. Гапонович Виленской епархии перешел в «восточный обряд», имел успех, потому что служил по-православному в орденах и провозглашал многолетие императору Николаю II и всему царствующему дому[17].
|
|
|
Запрещенный свящ. Седельникской церкви Гродненской епархии П.Щенснович перешел в католичество и 10 августа 1925 г. был лишен сана. Никто из прихода за ним не пошел, и он вынужден был оставить приход. На этом дело не кончилось, а только началось. Он не только увез с собою церковные сосуды и утварь и уничтожил опись церковного имущества, но передал католическому духовенству приписанную к приходу Подороскую церковь, которая и была переделана в костел. И начался долгий спор и беспорядок в приходе. Дело «апостольства» было исполнено.
Однако особых результатов такие способы не давали, и тогда был избран другой путь. Администрация закрывала церковь, не соглашалась на назначение священника и фактически ликвидировала приход. Ходатайства церковной власти и народа не дают результата. В этот момент является «апостол», «действующий в обличии православного священника», и говорит народу, что стоит только написать прошение римо-католическому «бискупу» — и церковь будет открыта, приход восстановлен, и кроме того, за требы не нужно будет ничего платить. Пишут прошение «бискупу» — и церковь открывается. Католики не нуждаются в разрешении властей на открытие прихода, у «апостола» оказываются даже кое-какие средства и налицо успех «восточного обряда».
Так произошло в Делятичах Гродненской епархии, в Бубеле, на Холмщине и т.д.
«Быть может, католическая церковь от всех этих действий и возрастает численно, но у нее не прибавится чести», — замечает г. Vox, рассказывая все эти печальные примеры любви Рима к Востоку[18].
Все это непрочно. Единение быстро расстраивается, народ видит, что это не больше как «комедия», и кается пред православной иерархией. Каются и «наемники». 12 декабря 1926 г. за литургией в Пинском кафедральном соборе было совершено воссоединение униатского священника П.Щенсновича с Православной Церковью[19].
19 декабря 1926 года группа униатов во главе с ксендзом Оношко захватила церковь в селе Ольпин, приписанную к Велемичскому приходу Полесской епархии. Оношко совершил богослужение и запер церковь своим замком. На сей раз дело окончилось в пользу православных, воевода приказал церковь возвратить, а православные должны были организовать стражу[20].
20 декабря 1925 года Чистовский, священник Голомысльского прихода Виленской епархии, перешел в «восточный обряд». Прихожане за ним не только не последовали, но составили приговор, что унии не желают. Прибывшее духовенство потребовало от Чистовского ключи, было воскресенье, и Чистовский скрылся в католическом костеле. Когда церковь открыли, то выяснилось, что Чистовским похищены все церковные облачения, весь круг богослужебных книг, два напрестольных креста, св. Евангелие, два антиминса, крестильный ящик и много икон. Все это было перевезено в костел. Полиция отказалась составить протокол. 6 января 1926 г. Чистовский снова проник в церковь, сломав железный болт у двери, и заявил, что церковь ему передана правительством. При попытке служить прихожане его прогнали. 20 февраля в отсутствие вновь назначенного священника Чистовский и трое его единомышленников, сломав окно, проникли в церковь, забрали иконы, кресты, хоругви, паникадило, семисвечник и три колокола весом около четырех пудов и все это перенесли в костел. «Вероотступник и грабитель Чистовский, — говорит Vox, — пользуется украденным имуществом, причтовым домом, церковной землей, не отдает метрических книг и печатей».
На жалобы власти не отвечают и хранят «сочувствующий» нейтралитет. Прихожане собирают деньги на покупку утвари.
«Католические храмы в восточных воеводствах, — говорит господин Vox, — становятся привычными и надежными складами похищенного в православных церквах имущества, и никто — ни католическое духовное начальство, ни власть гражданская — не видят в этом ничего ненормального»[21].
Несмотря на все свои художества и темперамент, Чистовский не сделал карьеры в «восточном обряде» и даже, по его утверждению, «еще не присоединился к католической церкви» и 17 января 1928 года слезно просит митрополита Дионисия «простить мои вольные и невольные прегрешения»[22]. Оказалось, что за это время он уже раскаялся, был прощен и снова отпал. Ходатайство Чистовского Синод отклонил и постановил: «Лишенных священного сана за отпадение от своей родной православной веры и перехода в унию или католичество» принимать обратно только как мирян[23]. «Перелеты» должны были задуматься.
Весьма колоритна фигура «апостола» единения Вл. Леснобродского, лишенного летом 1926 года сана. Потерпев неудачу у Люблинского епископа Фульмана, Леснобродский отправился в Вильно «в обетованную землю всех вероотступников» и стал священником «восточного обряда». По-видимому, и здесь Леснобродский, бывший офицер, человек достаточно интеллигентный, но излишне развязный, не произвел надлежащего впечатления и был взят только на совершенно безответственную роль агитатора. Он стал разъезжать по Польше и делать доклады. Говорил он бойко и главным образом излагал мотивы своего перехода в унию и обличал «темные стороны» Православия. Власти, за исключением военных, оказывали ему полное содействие, а полиция охраняла его от «эксцессов» православной молодежи. Добрался он и до Варшавы. Особого успеха его доклады не имели, но кое-какую публику собирали. И католикам было как-то неловко слушать невежественный вздор, который излагал Леснобродский под видом богословских и канонических доказательств. Много приятнее для слуха католиков было поношение русским человеком Православной Церкви и иерархии[24].
Очень скоро в эту «миссионерскую» работу Леснобродского вмешался прокурор Люблинского окружного суда и привлек его к ответственности за подлог документов по бракоразводному делу некоего Чугалова, что имело место перед его переходом в «восточный обряд». Для дела миссии это была очень неприятная история[25], тем не менее он продолжал публично выступать и читал доклады даже по-польски, отвратительно владея языком. Мало того, 16 января 1927 г. в Вильно в Августиановском костеле призывал народ громить квартиру «отступника» архимандрита Морозова. Слушатели его не поддержали[26].
В конце концов не выдержали и католики, и архиепископская виленская курия 2 декабря 1932 г. объявила, что «Леснобродский временно был принят Ф.Морозовым для сотрудничества в деле унии», но был устранен, и «всякая ссылка на принадлежность к виленской архиепископской курии не отвечает действительности»[27]. На этом карьера бравого миссионера и закончилась.
Моисей Каминский, бывший священник Ятвеской церкви, лишенный сана, в качестве священника «восточного обряда» 26 сентября 1926 года является в местечке Скидель. Предварительно были расклееены объявления на русском языке, что на площади будет совершено богослужение. В православной церкви совершалась литургия, а миссионер на площади, возле храма, под охраной полиции, стал служить обедницу тоже по православному чину. Таких историй еще не было, подошли любопытные и начался спор о вере, полицейский устранял вопрошавших и вообще был на стороне Каминского. После литургии вышел православный крестный ход, тогда Каминский скрылся, оставив на площади стол. По словам наблюдателя, это было «коверкание православного богослужения на площади».
Таковы привилегии «восточного обряда», а вот какова православная действительность.
21 марта 1927 г. православный священник Федорович в Рогачах получил извещение от уездного старосты, что, так как в Рогачах нет штатного прихода, то и служить Федорович не может, и староста «считает за лучшее его выезд из уезда». Происходило это на Холмщине в Вельском уезде[28].
В селе Старый Бубель, на Подляшье, церковь была закрыта во время войны, и, несмотря на все ходатайства, власти не давали разрешения на ее открытие. Православные молились на паперти, у дверей храма. 25 января 1927 года отступник от Православия, священник «восточного обряда», в обличье православном, прибыл в Бубель и стал соблазнять народ. На нем был крест с украшениями, он показывал какой-то благодарственный адрес и обещал открыть церковь. Ничего из агитации не вышло, и он уехал[29]. Церковь оставалась закрытой. Так продолжалось до 1931 года. В июне этого года, в отсутствии прихожан, которые были в соседней церкви, явился униатский священник, открыл церковь, закрытую больше десяти лет, и стал служить. Сбежался народ, прогнал униата, церковь снова была заперта, и ключи забрала полиция[30].
Борьбу с православными из-за этой церкви епископ Пшездецкий вел с 1925 г. без всякого успеха, Бубель унии не принимал. В соседнем селе Старый Павлов действовал миссионер-отступник А.Никольский, но и он ничего поделать не мог. В 1930 году прихожане обращались к самому маршалу Пилсудскому — ответа не было, и, наконец, прихожане открыли церковь, привели священника и отказались на требование полиции освободить храм[31]. Наконец, и власти махнули на все это рукой. В 1938 году храм был разобран. Уния не победила, победило насилие.
Насколько была острая потребность в «миссионерах», видно из того, что служитель интерната для православных студентов-богословов в Варшаве, 20-летний Яков Кравчук, составил подложное удостоверение от имени митрополита Дионисия в том, что он окончил Виленскую Духовную семинарию и был рукоположен в диаконы. Затем было другое удостоверение от Синода в том смысле, что он увольняется из числа студентов за его сочувствие унии. Все это было составлено крайне неграмотно. Он имел успех среди униатских духовных властей, был принят митрополитом Шептицким, служил в качестве диакона, был у униатского благочинного Пилипенко на Волыни и, в конце концов, попал в тюрьму[32].
В октябре 1926 г. священник Тиховский перешел в унию и был настоятелем прихода «восточного обряда» в Костомолотах. 31 декабря 1927 г. он обратился с письмом к министру исповеданий, в котором говорит: «За время моего пребывания в унии я присмотрелся к методам обращения православных на унию и пришел к выводу, что способ этот не христианский, потому что он не только не ведет к какой-либо вере, но, наоборот, деморализует народ, отталкивая его от всякой веры и бросает этот несчастный православный народ в объятия анархии и большевизма». Обращая на это внимание, он говорит, что «ни в Костомолотах, Полосках, Зоблоции, Янове, Бубеле, Голе, Докудове, Тересполе[33], ни в одном селе на Подляшье нет униатов» и лучше было бы открыть православные храмы.
Одновременно этот молодой и искренний священник возвратился в Православие, собственно в юрисдикцию Православной Церкви, так как никакого исповедания католической веры он никому не приносил[34].
На Волыни, возле Луцка, в Цегове, в «восточный обряд» перешел Алексей Пелипенко, предварительно незаконно продав церковную землю. Он был в некотором смысле опорой восточной миссии, привлекал народ и сделан первым и единственным благочинным «восточного обряда» на Волыни.
«Но тот же Пелипенко позорно нарушил оказанное ему доверие,— восклицает Oriens, — допустил злоупотребления с метриками и разводами и вступил в конфликт с уголовным уложением». Сидел в тюрьме, потом переехал в Данциг и, кроме того, жаловался в немецком журнале «Ost-Deutsches Pastoral Blatt» на то, что будто бы пострадал за свои украинские идеи![35]
В таком же виде и роде представляются и остальные «перелеты». Сравнительно, с многочисленным православным клиром — не много. Десяток-два, худшие, переход которых в «восточный обряд» был некоторым освобождением для Православной Церкви. Дело не в них, а дело в том, что эта система привлечения к «восточному обряду» подобных людей подрывала дисциплину и вносила соблазн и замешательства в приходскую жизнь. Подрывалось уважение к церкви и духовенству не только православному, но и католическому. Вместе с тем колебался авторитет власти и закона, расшатывалась низшая администрация и, в общем, позорилось самое имя Польши.
Галерею портретов этих лиц, открываемую блестящим арх. Морозовым, нанесшим позже сокрушительный удар «восточному обряду», можно закончить протоиереем П.Табинским, искавшим удовлетворения своего самолюбия также в отступничестве.
Протоиерей Петр Табинскмй был ректором Кременецкой духовной семинарии и осенью 1930 г. освобожден министерством от этой должности. Епархиальная власть предлагала разные приходы и должность законоучителя, он все это считал для себя неподходящим и проживал в Кременце. Человек с академическим образованием, не без способностей, малообщительный, он принадлежал к сторонникам украинизации церкви на Волыни, но особенным весом в украинских кругах не пользовался. Он находился между двумя лагерями — русским и украинским, и это тяжело действовало на его непомерное самолюбие. Табинский уроженец Волыни, его знал покойный митрополит. Антоний, будучи архиепископом на Волыни, и склонял его, студента семинарии, к принятию монашества. Табинский поехал в академию и вернулся с женой. Он был крайне правых убеждений, тогда на Волыни это кое-что давало. Засим пришла война, революция, Табинский стал рьяным украинцем, вошел в резкий конфликт с епархиальной властью, и епископ Подольский Пимен сначала его запретил, а потом и лишил сана, но подошла эвакуация — и Табинский оказался в Польше. Он явился на Волынь, был принят епископом Дионисием в клир, принес клятву, что он сана не лишен и под запрещением не состоит. Засим получилось извещение от епископа Пимена о лишении сана, но сам Пимен стал «живоцерковником» и дела о Табинском не прислал. История эта повисла в воздухе. Материалист и карьерист, он карьеры все же не сделал и решил поискать лучшего в иной ограде[36].
20 октября 1931 г. он пишет митрополиту Дионисию: «Я отдал себя в распоряжение юрисдикции престола св. апостола Петра, а потому не могу принять назначение настоятеля Острожского собора». Последовало немедленное лишение сана, и 1 ноября в Богоявленском монастыре в Кременце епископ Симон совершил чин отлучения и предал П.Табинского анафеме[37].
В украинских львовских газетах П.Табинский опубликовал обширные оправдательные письма. Оправдания эти носят обычный характер возвеличения католической и унижение Православной Церкви. Иерархия обвинялась в том, что она оставалась «московской». Волынские украинские круги были растеряны, такой истории они не ожидали. Вообще было замечено, что среди «перелетов» больше всего было украинцев.
11 ноября в беседе с сотрудником газеты «Дiло» П.Табинский говорил: «Мой шаг вызван целым рядом случаев, имевших место в жизни украинского населения в Польше, на которые русские иерархи отвечали только запретами, преследованием и усилением русификаторской политики». И далее: «Я буду действовать активно и бороться за воскрешение прежних традиций православной церкви, простирающихся от XII века и времен св. Владимира, когда церковь не была еще порабощена Москвой, но поддерживала сношения с апостолическим престолом».
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!