Римская поэзия и польская проза 9 страница



Так вопроса еще не ставили. И осуществить эту задачу, которая кажется многим просто нездоровой фантазией, должен великий реформатор — тайный иезуит Михаил д’Эрбиньи. Успех обеспечивает бессмертие, неудача — тоже кое-какую известность. Д’Эрбиньи родился 8 мая 1880 года в Лилле. В общество иезуитов вступил в 1897 году, посвящен в иереи в 1910 году. Учился в Бельгии, в Сорбонне. В 1911 году путешествовал по Галиции, Буковине, Румынии, Хорватии, Боснии, Герцеговине, изучая местную церковную жизнь. В 1911 году опубликовал работу о Владимире Соловьеве, одобренную Французской академией. В 1912 г. назначается профессором иезуитской семинарии в Бельгии и несколько позднее печатает двухтомный труд «De Ecclesia». Там же организует небольшой конвикт для русских, желающих стать католическими священниками. После войны в 1921 году перемещен в Григорианский университет в Рим, продолжает издавать богословские труды, в том числе работу «Англиканство и православие». В 1922 году отправляется в Россию, но возвращается с пути из Риги. Возвратившись в Рим, ввиду передачи иезуитам Восточного института, назначается его председателем. В 1925 году назначается специальным советником комиссии по делам церкви в России при Восточной конгрегации, а в 1930 году — председателем самостоятельной комиссии. Россию посещает дважды — в 1925 и 1926 гг. В этом году в Берлине тогдашний нунций Пачелли хиротонисует его в епископа Илио. В последнюю поездку в Россию посвящает несколько епископов, и при этом ни одного поляка. Вообще резкий противник пополнения католической иерархии в России поляками.

Обманутый большевиками, резко выступает против них; в 1932 году делает в Риме доклад о пропаганде большевиками безбожия во всем мире и публикует свой доклад в «Revue de deux Mondes»[9] и в отдельных брошюрах на нескольких языках.

По случаю его назначения председателем Комиссии Pro Russia «Китеж» писал: «Преосвященному Михаилу открывается широкое поле для оказания христианской любви и попечения глубоко страждущему русскому народу»[10].

Между тем поле оказалось совсем не широкое.

Компетенция Русской комиссии была определена довольно оригинальным способам. В нее вошли дела католической церкви латинского обряда в России, где еще оставалось около 1,5 миллиона католиков, в том числе около 1 миллиона поляков. В юрисдикцию этой комиссии были включены также католики армянского и византийского обрядов в России. Затем ей были поручены заботы о русских католиках-эмигрантах, а равно и организация совращения эмигрантов в католичество, и, наконец, к этой комиссии были отнесены дела миссионерского характера в областях, соседних с Россией, где православный народ принадлежит не к эмиграции, а к данному государству, причем, поскольку эта миссионерская работа ведется в византийско-славянском обряде. Таким образом, в Русской Комиссии оказались не только Россия, Западная Европа, Маньчжурия и некоторые части Китая с русским населением, но и Польша. Это вызвало раздражение в Польше. Оказалось, что православные граждане в Польше подлежат ведению той же комиссии, которая занимается католиками в России, и комиссия к тому же называется Русской.

Униаты в Галиции остались по-прежнему в ведении Восточной конгрегации. Униаты на восточных землях Польши — в ведении Комиссии. Словом, выходило так, что православное население Польши Рим связывает неразрывно с населением русским, с Россией.

Название этой комиссии создало большие осложнения для Рима. Как ни толковать название этой комиссии, выходило так, что весь русский народ миссионерски связан воедино, независимо от государственных границ. Само собой напрашивалась мысль о том, что восточные границы Польши, отделяющие ее от России, для Рима как бы невидимы[11], Польша оказалась главным местом действия Комиссии. Польша была сделана миссионерской областью, плацдармом для разворачивания сил по наступлению на Россию, потому что Россия была закрыта, и никакой иной территории не имелось. Православная церковь в Польше вполне была церковь русская, со всеми ее особенностями и бытовыми чертами, и на ней лучше всего было учиться и производить опыты подчинения православного русского народа Риму. Что церковь в Польше была автокефальной и внутри нее шли национальные споры, этому не придавалось никакого значения. Все-таки это было русское опытное поле.

Не было учтено только то обстоятельство, что польское правительство, католическое духовенство и общество имели свои виды и совсем другие на Православие в Польше.

И как это ни странно и маловероятно, польский шовинизм и клерикализм столкнулись в самой Польше с римской постановкой вопроса, и в результате пострадал в первую очередь д’Эрбиньи. С высоты, на которую поднимались мечты д’Эрбиньи о будущем католичестве в России, подчинение этой обширной, на двух континентах лежащей страны, населенной удивительным народом и обладающей неслыханными богатствами, не казалось столь недостижимым, чтобы не затратить на эту цель силы и средства. Это тем более казалось возможным, что к услугам была испытанная армия иезуитов. При таком понимании вещей польские претензии не могли иметь никакого значения. Поляки между тем начинали раздражаться.

В Русской комиссии оказался Петр Бучис. Он родился в Литве в 1872 году и окончил католическую Духовную академию в Петербурге, где был преподавателем, а с 1912 года — инспектором. Учился он, кроме того, во Фрейбурге в Швейцарии. После большевистского переворота он уехал в Америку, где издавал литовскую газету. С 1921 года он находится в Литве, организует университет и в 1924 году становится его ректором. Он был ярым литовским националистом, но засим разошелся с правительством, отправился в Рим и в 1927 году стал генералом ордена марианов. В это же время он перешел в «восточный обряд». В доме ордена он устроил общежитие для русских католических священников и работал среди эмиграции. В 1929 году он оказался в Русской комиссии, еще не выделенной, а в 1930 году был сделан епископом «восточного обряда» «для русских католиков в Риме». Хиротонию совершил униатский болгарский епископ Куртев. В России, еще будучи в латинском обряде, он принимал участие в русском католическом движении и был одним из создателей униатского журнала «Вера и жизнь»[12].

Поляки не могли переварить того обстоятельства, что литовский националист, заклятый враг Польши, ведает делами обращения православного народа в Польше в католичество. Его присутствие в самостоятельно организованной Русской комиссии являлось для поляков нестерпимым.

Все, что происходило в Риме в связи с «восточным обрядом», поляки осуждали и выступали довольно резко.

Депутат сейма С.Стронский писал: «Назначения католических епископов в последние годы в епархиях, находящихся в России, должны были возбудить в нас беспокойство... Из новоназначенных, кроме хиротонии для центральной России епископа Невена француза, а для Саратовской епархии немецкого епископа Цэра, что случалось и раньше, бросается в глаза назначение в Могилевско-Минской епархии епископа латыша Слоскана, в Харбин белоруса Абрантовича». Поляки же Скальский в Москве и Свидерский в Виннице назначаются только администраторами. «Это для нас вопрос весьма важный, так как здесь лежит путь польского влияния среди польского населения в католическом деле, построенном польским трудом».

В корреспонденции из Рима по поводу хиротонии Бучиса некто ксендз доктор А.З. писал, что Ватикан знает, что поляки лучше всего подходят для дела обращения России и что полякам «как бы самим Богом исторически и юридически поручена эта миссия. Между тем, с тех пор, как во главе акции обращения России стал о. д’Эрбиньи, Польша совершенно устранена от этой миссии, а ее место заняли немцы и литовцы».

А между тем за эту миссию в течение ряда веков Польша заплатила морем польской крови[13].

В Риме на это мало обращали внимания, и распоряжением Ватикана Могилевская архиепископская курия, находившаяся в Польше, с 31 декабря 1931 года была ликвидирована и дела ее переданы в Комиссию «Pro Russia», в которой нет представителя Польши, а есть князь А.Волконский.

По этому поводу известный публицист г. Харкевич писал в июльской виленской газете «Slowo»: «Оканчивается период польской борьбы за католичество в России. Не подлежит никакому сомнению, что в случае перемены положения в России и возможности восстановления Могилевской архиепископии во главе этой епархии станут чужеземцы. Ликвидация могилевской курии несомненно укрепит позицию Комиссии «Pro Russia», где нет ни одного священника поляка»[14].

Варшавский католический орган A.B.C. в связи со скандалом А.Дейбнера в комиссии «Pro Russia» приводит историческую справку, из которой оказывается, что возникновение этой комиссии относится еще ко времени Великой войны. Во время немецкой оккупации в Вильно прибыл иезуит баварец ксендз Муцкерман, который занялся подготовительными мерами для католической пропаганды в России. Во время же занятия Вильны большевиками он был арестован и вывезен в Смоленск и там будто бы начал переговоры с советской властью о соединении Православия с Римом. Преемником Муцкермана был ксендз Вальхе, прибывший в Россию с американской миссией помощи голодающим. Он не поддерживал никаких отношений с поляками и вошел в близкую связь с немецким посольством. Вместе с тем немецкие иезуиты стали доказывать в Ватикане, что поляки служат препятствием к обращению России в католичество и что работу на территории России нужно вести помимо поляков. После смерти Бенедикта XV на место Вальхе был назначен тоже немецкий иезуит ксендз Герман из Врацлавка.

Д’Эрбиньи, будучи в России, также сознательно избегал сношений с польским посольством и когда из Восточной конгрегации была выделена комиссия «Pro Russia», в ней решающее влияние имеют немецкие иезуиты.

Что католики-поляки вследствие своего национализма не способны вести работу по совращению православного населения России и лимитрофов — об этом писал еще известный исследователь отношений России и Рима епископ Пальмиери. Указывая на это, виленский публицист Testis меланхолически добавляет:

«В глазах Ватикана польский епископат, настроенный преимущественно националистически, не является подходящим орудием для проведения католической акции в России»[15].

Однако от России поляки отказаться не могут. Они желали бы быть там «апостолами» католицизма, укрепляя себя и политически, и экономически, ибо, несмотря на все свое ослепление, поляки понимали, что ключ польской самостоятельности — в русских руках. Поэтому газета «Illutrowany Kurjer Godzieny» заявляла, что «мы не должны проиграть в Ватикане чудо над Вислой», то есть победу над большевиками в августе 1920 года. В сентябре 1939 года «чудо» было проиграно, и к этому Ватикан приложил свою руку.

Пий XI, однако, стремился возместить причиненный полякам ущерб и, организуя комиссию «Pro Russia» без поляков, по-прежнему полякам оказывал свое благоволение. 17 мая 1931 года, принимая польских паломников во главе с примасом Хлондом, папа сказал:

«Заботы Польши — мои заботы. Длинная граница вашей страны постоянно открыта и подвержена мощным атакам большевистских идей, враждебных религии и христианству. Вы достойно отражаете эти атаки, но ваша миссия будет лишь тогда закончена, когда, как в блестящие прошлые времена, вы сможете сказать: “Каждый поляк — католик”»[16].

Поляки не замедлили из этого сделать надлежащий вывод.

 

3

Пред «восточным обрядом» стоял больной вопрос клира. Его не было. Православный клир в Польше дал около двадцати отступников, и при этом мало пригодных, к тому же некоторые возвратились в Православие. Это только компрометировало католическую церковь. Русские священники «восточного обряда» из эмигрантов были на счету, доступа в Польшу не имели и должны были собирать убогую жатву в Европе. Необходимо было создать свой собственный католический клир «восточного обряда», и при этом совершенно похожий на православный. Для этого нужны были духовная семинария и епископ «восточного обряда» для хиротоний.

Хиротония П.Бучиса оказалась неудачной, и не стоило даже делать попытки о назначении его в Польшу.

Хотя «Китеж» и писал: «Дай Бог, чтобы назначение о. Бучиса стало началом новой эры для русского католичества и двинуло его на должную высоту» и «поручает себя пастырскому благословению первого католического славянского архиерея для русских»[17], но это не встречало сочувствия, и из Рима тот же ксендз А.3. сообщал «три факта, а именно: назначение епископов — неполяков на территории Советской России, передача русской семинарии в руки о.о. марианов и назначение теперь о. Бучиса является великой неправдой для Польши»[18].

Нужно было искать другое лицо, которое имело бы возможность работать в Польше в качестве апостолического визитатора и посвящать клир. Таким лицом оказался редемпторист малоросс-галичанин Николай Чарнецкий, работавший на Волыни с 1926 года. Хиротония Н.Чарнецкого, назначенного 20 января 1931 года визитатором в Польшу, состоялась в Риме 8 февраля в церкви редемптористов св. Альфонса. Он получил титул епископа Лебедя. Хиротонию совершали униатский епископ Хомишин из Станиславова, епископ Бучис и латинский епископ Меле из Лунгра. Сослужали русский католик Сипягин и ректор украинской коллегии Головецкий.

Н.Чарнецкий родился в украинской семье в Галиции 14 февраля 1884 года, образование получил в коллегии Пропаганды, сан иерея в 1909 г. и был преподавателем и духовным отцом высшей Духовной семинарии в Станиславове. В 1919 году вступил в орден редемптористов.

«Чуждый политических несогласий, о. Чарнецкий проникнут сверхнациональным духом Вселенской церкви и скрупулезным исполнением предписаний св. престола о сохранении греко-славянского обряда» — так его рекомендовал «Китеж»[19].

Он был сделан апостолическим визитатором «восточного обряда» в Польше, как бы викарием католических епископов на восточных землях, и поставлен вне зависимости от митрополита Шептицкого.

Во время своей работы на Волыни с 1906 года он служил по православному, делая «мысленную оговорку», на основании которой «все несогласное с правоверным учением» имело значение только pro foro externo, что же касается внутренней сущности, то in foro interno «еретические отклонения значения не имели и правоверия служащего священника не уменьшали»[20].

Православный наблюдатель так передает «своеобразное впечатление», которое производит епископ Н.Чарнецкий: «Этот католический иерарх, носящий рясу с широкими рукавами, в православном облачении: митра у него митрополичья с крестом, клобук заслуженного архиепископа с бриллиантовым крестом, сан, как известно, епископский, юрисдикция викарного епископа, крест во время священнослужения золотой, протоиерейский, без украшений», и делает справедливый вывод: «понемногу вносится хаос в обрядовые формы»[21].

Польское общественное мнение к назначению визитатора отнеслось отрицательно, но воспрепятствовать этому не было возможности, так как оно было основано на каноническом праве.

Православный депутат Сейма Богуславский, между прочим, говорил: «Известно, что апостолический престол назначил епископа, администратора для византийского обряда вне пределов униатской епархии. Не знаю, как это можно согласовать со ст. 18 конкордата». Впрочем, не это важно, а важно то, что «уния восточного или византийского обряда с момента назначения и хиротонии епископа администратора приобретает облик самостоятельной организации, что дает ей возможность дальнейшего распространения и что за этим следует ослабление Православия» и, кроме того, «это методы партизанской войны»[22].

Депутат Стронский усматривает в этом обход конкордата, который знает восточный обряд только в Галиции. Министр иностранных дел Залесский заметил, что правительство разделяет опасения, что переговоры правительства с Ватиканом «на эту тему еще не закончены» и что будет найдено решение, которое «согласует интересы Церкви и государства».

Печать также выступила довольно резко. Виленское «Slowo» заявило, что в «восточном обряде» есть стремление приблизить католичество к Православию. В 30-х годах XIX столетия в России стремились приблизить унию к Православию. Против этого боролся папа Григорий XVI. Газета спрашивает: «То, что, по мнению папы Григория XVI, было хитростью и изменой, то сегодня считается спасительным миссионерским делом. Где же правда? Или, быть может, существуют две правда, взаимно друг друга исключающие?»[23]

Была нанесена обида также униатскому митрополиту А.Шептицкому тем, что униатское движение в Польше было подчинено двум учреждениям и «восточный обряд» оказался вне униатской иерархии. Между тем митрополит А.Шептицкий созвал в 1917 году в Петрограде синод русских католиков и, на основании полномочий Пия X, он перед войной ведал униатским движением в России и не мог согласиться с тем, что иезуиты устранили его и галицийское духовенство от всякого участия в новоуниатском движении, которому, кроме того, придали характер, не одобряемый митрополитом.

Тем не менее в пастырском послании, опубликованном в начале 1931 года, митрополит Шептицкий, в связи с назначением епископа Чарнецкого, писал, что в этом он усматривает «новое расположение к нам папы», он признает, что «галицкую обрядовую форму нашли узкой и не подходящей для работы среди православных», и, в конце концов, назначение епископа Чарнецкого «является событием, заставляющим нас проверить те условия, при которых мы будем способствовать делу унии».

Престарелый иерарх счел за лучшее примириться с этим фактом.

Вместе с назначением апостолического визитатора возник вопрос и о правильной постановке духовного образования клира «восточного обряда». Дело вообще стояло плохо.

Первоначально кое-какую помощь оказывала Луцкая католическая семинария. В 1928 году в Дубно, в бывшем монастыре бернардинов была устроена отдельная семинария «восточного обряда», как бы третья часть Луцкой семинарии. Однако из этого ничего не вышло, и в июне 1929 года семинария в Дубно была закрыта. Так продолжались до лета 1931 года, когда появился епископ Н.Чарнецкий. По его докладу папа постановил открыть в Дубно Восточную семинарию, и таковая была поручена иезуитам.

Семинария называлась папской, и для того, чтобы не нарушать правил конкордата, считалась третьей частью Луцкой семинарии. Ректором был назначен А.Домбровский, бывший воспитанник Петербургской Духовной академии. Духовником оказался о. Сакач, бывший ректор семинарии в Сараево. Хозяйство вели сестры-миссионерки Сердца Иисусова из Вильно. Помещение было отремонтировано, и в 1931 году на 70 кандидатов приняли 16 воспитанников. Впоследствии число их возросло до 26. Язык преподавания — латинский, польский и украинский. Разговорный, вне рекреаций, — латинский. Средства на содержание отпускал Рим, а также польские епископы, которые имели своих стипендиатов. Церковь «восточного обряда» была освящена 12 июня 1931 года[24]. Для всего клира «восточного обряда», создаваемого Римом, установлен целибат.

В 1939 году семинария получила новый устав и стала называться «Папская Междуепархиальная Восточная семинария в Дубно». Она являлась как бы собственностью пяти восточных епархий, и эти пять католических епархий должны были о ней заботиться и доставлять ей воспитанников. Специальные права имел епископ Луцкий, на территории которого она находилась[25]. Галичан в семинарию не принимали[26].

 

4

Образование самостоятельной комиссии «Pro Russia» и присвоение ей прав почти конгрегации, и при этом такой, которой сам папа посвящает особое внимание, и вознесение ее председателя, епископа д’Эрбиньи, почти на высоту кардинала, явилось совершенной победой «восточного обряда» в том виде, в каком его оформили иезуиты.

Это сейчас же отразилось в Польше. Нельзя было в скором времени ожидать результатов предъявления массовых исков в смысле получения церковных имуществ. Судебные дела имеют свои сроки, и довольно длинные. А между тем положение новой унии в «миссионерских областях» Польши было весьма не блистательно. По ироническому замечанию Станиславовского униатского епископа Хомышина, двое переходило в унию, а трое уходило из унии. По счету иезуитов, за пять лет в унию перешло около 20 000 человек, то есть приблизительно 0,5% православного населения, и при этом количество перешедших явно преувеличено. По счету православных на Лемковщине и в Галиции из унии перешло более 30 000 человек. «Перелетов» было мало, и настоящие православные пастыри в унию не переходили.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!