КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: КОНЕЧНАЯ СТАНЦИЯ 13 страница
СОСТОЯНИЕ ИГРЫ: ТРИ
Фел'Нгистра находилась там, где ей больше всего нравилось: на вершинегоры. Она только что совершила свой первый настоящий подъем после переломаноги. Это была относительно безобидная вершина, и она выбрала самый легкиймаршрут. Но теперь, забравшись наверх и впитывая в себя окружающее, онапришла в ужас от того, в каком плохом физическом состоянии находится.Вылеченная кость, конечно, еще немного болела где-то глубоко внутри, но имышцы обеих ног тоже ныли, как будто она только что влезла на вдвое болеевысокую гору да еще с полным рюкзаком. Потеряла всякую форму, сказала онасебе. Она сидела на самом верху гребня и через белые вершины пониже смотрелана острые лесистые зубцы предгорий и холмистую местность, где чередовалисьлуга и рощи. Вдали простиралась равнина, на солнце сверкали реки, а границуобразовывали горы, где стояла хижина, ее жилище. Далеко внизу, в долинах подней кружили птицы и иногда с равнины долетали вспышки света от движущихсяотражающих поверхностей. Какая-то ее часть вслушивалась в далекую боль в кости, фиксируя ее;потом она отключила это гложущее чувство. Фел не собиралась развлекаться;она поднялась на гору не для того, чтобы только насладиться видом, апреследуя определенную цель. Для нее много значил сам подъем; протащить этот мешок костей и плотивсю дорогу, а потом смотреть, потом думать, потом быть. Во времявыздоровления она в любое время могла подняться сюда на флайере, но неделала этого даже тогда, когда предлагал Джез. Слишком просто. И быть здесьнаверху для нее тогда совсем ничего не значило бы. Фел сосредоточилась, опустила веки, прошла сквозь немой внутреннийнапев, немагическое колдовство, которым она вызывала духов, погребенных в еегенетически измененных железах. Транс наступил с начальной дурнотой, так что она раскинула руки,восстанавливая равновесие, которого не теряла. Шум в ушах -- шум еесобственной крови, медленных приливов дыхания -- стал громче, приобретаястранную гармонию. Свет под веками запульсировал в ритме сердца. Онапочувствовала, что хмурится, представила себе, как кожа складываетсяморщинами, похожими на холмы, и какая-то ее часть отстраненно подумала: Вэтом я все еще не слишком хороша... Фел открыла глаза, и мир изменился. Далекие холмы стали вечноколышущимися коричневыми и зелеными волнами с хрупкой белой пеной нагребнях. Равнина парила от света; узор лугов и перелесков в предгорьяхпоходил на маскировку, двигался, оставаясь на месте, как высокое здание нафоне быстро проплывающего облака. Поросшие лесом гребни стали выпуклымиотделениями гигантского деятельного дерева-мозга, а покрытые снегом и льдомвершины вокруг вибрирующими источниками света, которые можно было еще ислышать, и обонять. Она поняла опьяняющее чувство концентрации, будто самастала центром этого ландшафта. Здесь, на одном из вывернутых наизнанку миров, в одном из вывернутыхполых тел. Часть этого. Рожденная здесь. Все, чем она была, каждый сустав и каждый орган, каждая клетка и каждоехимическое вещество, и каждая молекула, и атом, и электрон, и протон, каждоеядро, каждая элементарная частица, каждый волновой фронт из энергии былиродом отсюда... не только с этой орбитали (новый приступ головокружения, онапотрогала снег рукой в перчатке), но из Культуры, Галактики, этойВселенной... Это наше место и наше время, и наша жизнь, и мы должны радоватьсяэтому. Но делаем ли мы это? Загляни внутрь; спроси себя... Что мы тутделаем? Мы убиваем бессмертных, изменяем, чтобы сохранить, ведем войну замир... и с добрыми намерениями делаем то, от чего якобы целиком и полностьюотреклись. Это окончательный факт. Те люди в Культуре, которые энергично выступалипротив войны, исчезли. Они не долго принадлежали Культуре, они неучаствовали в этой работе. Они стали нейтральными, образовали своисобственные группировки и приняли новые имена (или претендовали бытьнастоящей Культурой, еще одним нюансом путаницы и нечетких границ этойКультуры). Но на этот раз дело было не в именах. В чем оно было, так это внесогласии и неловкости, вызванных этим разделением. Ах это презрение. Мы собрали богатый урожай презрения. Наше собственноезамаскированное презрение к "примитивным", презрение тех, кто покинулКультуру, когда была объявлена война, к тем, кто решился воевать противидиран, презрение, которое ощущают наши же собственные люди к ОсобымОбстоятельствам... презрение, которое, как мы предполагаем, должны ощущать кнам мозги... И где-то в других местах тоже царит презрение, презрение идиранк нам, ко всему человечеству, и человеческое презрение к Оборотням.Объединенное отвращение, галактика пренебрежения. Мы с нашимиусердными-усердными мелкими жизнями, которым мы не можем найти лучшегоприменения, кроме как годами соревноваться в презрении. И что должны думать о нас идиране! Подумать только: почти бессмертные,уникальные и неизменные. Сорок пять тысяч лет истории на одной-единственнойпланете, с одной-единственной всеобъемлющей религией/философией, целые эпохинепотревоженной спокойной учебы, спокойные века удовлетворенности на этомобожаемом месте, без всякого интереса к внешнему миру. Потом, тысячелетияназад, в одной из предыдущих войн, вторжение. Они вдруг почувствовали себяшахматными фигурами в жалких империалистических стремлениях других. Отинтравертированного мира через век мучений и подавления -- на самом деленакопления сил -- к экстравертированной воинственности, целенаправленномуусердию. Кто поставит им это в упрек? Они пытались держаться в стороне и былиразбиты силами, большими, чем могли выставить сами, почти истреблены.Неудивительно, что они пришли к заключению, будто единственный путь защититьсебя -- нападать первыми, распространяться, становиться сильнее и сильнее,раздвигать свои границы как можно дальше вокруг любимой планеты Идир. И есть ведь даже генетические шаблоны для этого катастрофическогопревращения из смиренных в насильственных, и именно в марше от птенца к,воину... О дикий и благородный вид, по праву гордящийся собой,отказывающийся менять свой генетический код и даже не такой уж неправый вутверждении, что уже достиг совершенства. Какое чувство у них должно быть кроящимся двуногим человеческим племенам! Повторение. Материя и жизнь, и вещества, которые могут вызыватьизменения -- повлиять на эволюцию, -- постоянно повторяются: корм жизнизачастую дает жизни дерзкие ответы. А мы? Ничего, только еще один громко рыгающий во тьме. Только звук,никаких слов, бессмысленный шум. Мы не значим в их глазах ничего, просто биотоматы, и к тому же самыйужасный пример этого типа. Культура должна казаться им дьявольскойамальгамой всего, что идиране когда-либо считали отвратительным. Мы раса ублюдков, наше прошлое -- неразбериха, мы -- как невежда,выросший в хищных, близоруких империях и ужасных, расточительных диаспорах.Наши предки были паразитами Галактики, неудержимо плодящимися и плодящимися,убивающими, их общества и цивилизации постоянно распадались и образовывалисьснова... Должно быть, с нами что-то не в порядке, какая-то мутация всистеме, что-то, что слишком быстро для нас, слишком нервозно и ураганно. Мытакие жалкие, плотские существа, такие короткоживущие, такие беспокойные ибестолковые. А в глазах идиранина это почти слабоумие. Итак, физическое отвращение, только еще хуже. Мы изменяем сами себя,вмешиваемся в код жизни, изменяем буквы в слове, которое есть путь, плоть;мы изменяем волшебную формулу бытия. Мы вмешиваемся в наше собственноенаследство и в развитие других народов (ха! общие интересы)... И еще хуже,самое плохое -- что мы предаем себя им, мозгам, разумным машинам, самойпоследней анафеме. Прообраз и эссенция жизни лишены святости. Воплощениеидолопоклонства. Неудивительно, что они чувствуют к нам отвращение, к нам, несчастным,больным мутантам, какими мы являемся, низким и непристойным слугаммашин-дьяволов, которым мы молимся. Даже в своей собственной идентичности мыне уверены: что такое Культура? Где она начинается и где кончается? Кто онаи кем не является? Идиране точно знают, кто они: чистокровные, единаяраса... или ничто. А мы знаем? Контакт -- это Контакт, ядро, но что потом?Уровень генной техники различен, невзирая на идеал, невозможно успешно комуугодно спариваться с кем угодно. Мозги? Никакие они не образцовые, и онииндивидуальны и не полностью предсказуемы -- много знающие, самостоятельные.Жизнь на одной из созданных Культурой орбиталей или в скале, другой сортпустого мира маленькому страннику? Нет; слишком многие заявляют претензии нанезависимость. Культура не имеет жестких границ. Она просто бледнеет накраях, где одновременно и изнашивается, и кончается. Итак, кто мы? Многозначительный напев и материя вокруг нее, световой напев горподнимались приливом, затопляя и поглощая ее. Она ощущала себя ничтожеством,каким и была: пылинкой, борющейся несовершенной частичкой жизни, затеряннойв пустыне света и пространства. Она чувствовала замороженную силу льда и снега и была изнурена ихобжигающим кожу холодом. Она чувствовала ритм солнца и осознавала хрупкостьи плавкость кристаллов, осознавала воду, как та бурлила и текла, истановилась темными пузырями подо льдом и каплями на сосульках. Она виделавьющиеся струи, прыгающие ручьи и обрушивающиеся через пороги реки, оназамечала извивающиеся и вытягивающиеся петли, когда река становиласьмедленнее и спокойнее, и впадала... в озеро, море, откуда снова поднималасьпаром. И она чувствовала себя затерянной во всем этом, растворенной, и впервыев своей жизни по-настоящему испугалась. Она боялась здесь и сейчас больше,чем тогда, когда упала и сломала ногу, во время короткого падения и удара иболи, и долгих холодных часов потом, когда беспомощной лежала в снегу искалах, дрожа и стараясь не заплакать. Это было чем-то, к чему она самадавно готовилась, она знала, что произошло, она представляла последствия,которые могли быть, и свои возможности реагировать на это. Это был риск, накоторый идешь сознательно, что-то, что тебе понятно. А здесь, вот это --нет, так как сейчас было нечего понимать и, возможно, некому понимать...включая ее. На помощь! -- взмолилось в ней что-то. Она слышала это и ничего немогла поделать. Мы лед и снег, мы пойманы в этом состоянии. Мы падающая вода, текучая и неопределенная, всегда в поиске самогонизкого уровня, всегда старающаяся собраться и слиться. Мы -- пар, поднимающийся против собственного желания к облакам,уносимый ветром. Чтобы начать сначала, в виде льда или как-нибудь иначе. (Она могла выйти из транса, она чувствовала жемчужины пота на лбу,замечала, что ее ладони пропахали в плотном шуршащем снегу узкие борозды, изнала, что есть путь наружу. Она могла спуститься... но ни с чем, она ничегоне нашла, ничего не сделала, ничего не поняла. И она решила, что лучшеостаться, выдержать это.) Цикл начался снова; ее мысли замкнулись в круг, и она увидела воду, какта текла вниз по ущельям и долинам, или собиралась внизу в деревьях, илипрямым путем возвращалась в озера и моря. Она видела ее падающей на луга иболота, и падала вместе с ней, с террасы на террасу, через мелкие скальныеуступы, пенясь и кружась (влага на ее лбу начала замерзать, пронизываяхолодом, она почувствовала опасность и снова подумала, не выйти ли изтранса, спросила себя, сколько она уже тут сидит, охраняют ее или нет).Опять закружилась голова, и она еще глубже зарыла ладони в снег. Перчаткисжали замерзшие снежинки, и когда она это сделала, она вспомнила себя. Она увидела перед собой узор из замерзшей пены, она опять стояла у краяболота, у маленького водопада и пруда, где нашла линзу из вспененного льда.Она держала ее в руках, и та не звучала, когда по ней постукивали пальцем, иу нее был вкус обыкновенной воды и только, когда она касалась ее языком... идыхание облачком веяло над ней, еще одной вихревой картиной в воздухе. И этобыла она. И это было то, что это значило. Что-то, за что можно было ухватиться. Кто мы? Мы то, чем являемся. Просто то, что мы представляем собой как существа.То, что мы знаем и делаем. Не меньше и не больше. Дополнительная информация. Узоры, галактики, звездные системы, планеты-- все развивается. И материя подвержена изменениям. Жизнь -- более быстраясила, заново организуется, находит новые ниши, начинает формировать себя.Разум -- сознание -- на целый порядок быстрее, еще один новый уровень. То,что лежало по ту сторону, было незнакомо, слишком неопределенно, чтобы бытьпонятым (спроси Дра'Азон и подожди ответа)... Все было только уточнением,процессом сделать это правильнее (если само "правильно" было правильным)... Стало быть, мы испортили свое наследство... ну и что? Что мы моглииспортить с большим правом? Если мы делаем ошибки, то только потому, чтоглупы, а не потому, что плоха идея. И если мы больше не находимся уломающегося края волны, то вот это неудача. Мы передаем дальше эстафету, илучшие желания, множество удовольствий. Все подле нас, все вокруг нас, все, что мы знаем и можем узнать,состоит, в конце концов, из узоров Ничто. Это основная линия, окончательнаяправда. И если мы вдруг установим, что можем контролировать определенныйузор, почему бы нам не переделать его по нашим представлениям обэлегантности, сделать радостнее и лучше? Да, мы гедонисты, мистер Бора ХорзаГобучул. Мы ищем удовольствий и, допустим, мы сами настроили себя так, чтоможем ощущать их сильнее. Мы то, что мы есть. А ты? Во что превращает этотебя? Кто ты? Кто ты? Оружие. Вещь, сделанная давно умершими, чтобы обманывать и убивать.Весь подвид Оборотней -- пережиток старой войны, такой давней войны, чтоникто уже не помнит, кто против кого воевал или когда и за что. Никто непомнит и того, на стороне победителей были Оборотни или нет. Но на всякий случай тебя сделали, Хорза. Ты не продукт эволюции,которую ты назвал бы "естественной", а продукт тщательных раздумий игенетических манипуляций, военного планирования и обдуманногопроектирования... и войны. Только война ответственна за твое создание, ты еедитя, ее завещание. Оборотень, обратись в самого себя... но ты этого неможешь, не хочешь. Ты можешь только стараться не думать об этом. И все-такиэто знание есть, информация эта вросла в самые глубокие твои глубины.Возможно, что ты можешь легко жить с этим знанием, но я не думаю, что ты сним справишься... И мне жаль тебя, потому что мне кажется, что теперь я знаю, кого тыненавидишь на самом деле. Она быстро вышла из транса, когда выделение секрета из желез в ее шее ипозвоночнике прекратилось. Связи, образовавшиеся в мозгу девочки,разорвались, освобождая ее. Ее окружала реальность, ветер холодил кожу. Она вытерла пот со лба. Вглазах стояли слезы, она осушила их, засопела и потерла покрасневший нос. Опять промах, горько подумала она. Но это был молодой, нестабильный видгоречи, так сказать, подражание ему, что-то, в чем она некоторое времянравилась себе, как ребенок примеряет одежду взрослого. Она мгновениенаслаждалась чувством старости и отчаяния, но потом сбросила его. Настроениеей не подходило. Еще будет время для настоящей версии старости, подумала онас сарказмом и улыбнулась ряду гор по другую сторону равнины. Но все равно это было промахом. Она надеялась, что ей придет идея... обидиранах, или Бальведе, или Оборотне, или войне, или... о чем-нибудь... Вместо этого все было большей частью старой территорией, известными,уже усвоенными фактами. Известное отвращение к человеческому, понимание гордого презрения,которое идиране ощущали к их расе, еще одно подтверждение, что по крайнеймере эта вещь имеет свое собственное значение; и, вероятно, обманчивый,вероятно, сопровождаемый избытком симпатии взгляд в характер мужчины,которого она никогда не видела и никогда не увидит и который отделен от неебольшей частью Галактики и совершенно иной этикой. Достаточно мало, чтобы тащить все с собой вниз с замерзшей вершины. Она вздохнула. Дул ветер, и массы облаков собирались над высокой горнойцепью. Надо спускаться, если она хочет успеть до бури. Она будет чувствоватьсебя обманутой, если доберется до дома не на собственных парах, и Джезстанет ругаться, если условия станут такими плохими, что ее придетсявытаскивать с помощью флайера. Фел'Нгистра встала. Вернулась боль в ноге -- сигналы ее слабых мест.Она мгновение подождала, еще раз проверила состояние сломанной кости,решила, что она выдержит, и начала спускаться в незамерзающий мир внизу.ЧАСТЬ XI
КОМАНДНАЯ СИСТЕМА: СТАНЦИИ
Его ласково трясли. -- Проснись же! Ну, проснись! Идем же, ты должен проснуться! Он узнал голос Ксоралундры. Старый идиранин пытался его разбудить.Хорза сделал вид, что продолжает спать. -- Я знаю, что ты проснулся. Ну давай, пора вставать! Он с наигранной усталостью открыл глаза. Ксоралундра был тут, вярко-голубой круглой комнате. В альковах, вделанных в голубой материал,стояла масса больших кроватей. Сверху нависало белое небо с чернымиоблаками. В комнате очень светло. Прикрывая глаза, Хорза посмотрел наидиранина. -- Куда надевалась Командная Система? -- спросил он и оглядел круглуюголубую комнату. -- Сон кончился. Ты хорошо сделал свое дело, с развевающимисязнаменами. Академия и я очень гордимся тобой. Он не мог удержаться от радости. Его будто окутало теплое сияние, и налице невольно появилась улыбка. -- Спасибо, -- сказал он. Кверл кивнул. -- Ты хорошо держался в качестве Боры Хорзы Гобучула, -- сказалКсоралундра мощным громовым голосом. -- И теперь можешь немного насладитьсясвободой. Иди и поиграй с Гирашелл! Хорза сбросил ноги с постели и уже хотел было спрыгнуть на пол, когдаКсоралундра сказал это. Он улыбнулся старому кверлу. -- С кем? -- С твоей подругой Гирашелл, -- ответил идиранин. -- Ты имеешь в виду Кирачелл, -- возразил он с улыбкой. Должно быть,Ксоралундра действительно старел. -- Я имею в виду Гирашелл, -- холодно подчеркнул идиранин, отступилназад и странно на него посмотрел. -- Кто такая Кирачелл? -- Ты хочешь сказать, что не знаешь? Но как же тогда ты сумел такисказить ее имя? -- Он покачал головой над глупостью кверла. Или это все ещечасть какого-то теста? -- Минуточку. -- Ксоралундра посмотрел на предмет в своей руке, которыйотбрасывал разноцветные отблески на его широкое блестящее лицо. Потом второйрукой шлепнул себя по рту. С выражением удивления он повернулся к Хорзе исказал: -- О! Прошу прощения! И вдруг толкнул Хорзу назад, в... Он сидел прямо. Что-то выло ему в ухо. Хорза снова медленно лег на спину, пытаясь разглядеть в зернистой тьме,не наблюдал ли кто-нибудь за ним, но все молчали. Он приказал телесенсорувыключить тревогу. Вой в ухе смолк. За высоким мостиком было хорошо виднотело Юнахи-Клоспа. Хорза открыл окно шлема и вытер пот со лба и носа. Несомненно, роботвсякий раз замечал, когда он просыпался. Что он теперь думает обо мне? --спросил себя Хорза. Достаточно ли хорошо видела машина, чтобы понять, что унего кошмары? Могла ли она сквозь смотровое стекло разглядеть его лицо илизаметить легкие подрагивания тела, когда мозг создавал собственные картиныиз кусков его жизни? Он затемнил стекло шлема и установил скафандр так,чтобы тот казался распластанным и застывшим. Хорза представил себе, как это должно выглядеть для машины: маленькая,мягкая, голая штука, извивающаяся в жестком коконе под влиянием ассоциаций,охвативших его в коме. Ночь прошла, и Отряд Вольных Наемников проснулся в темноте лабиринта.Робот ни словом не обмолвился о том, как Хорза вскакивал во сне, арасспрашивать его Хорза не стал. Он выставлял напоказ фальшивую радость исердечность, ходил от одного к другому, смеялся, хлопал по спине,рассказывал, как они сегодня пойдут на станцию "семь" и там включатосвещение и введут в действие транзитные трубы. -- Что я хотел тебе сказать, Вабслин. -- Он улыбнулся инженеру, трущемуглаза. -- Давай попробуем, не удастся ли нам запустить один из этих большихпоездов... так, шутки ради. Вабслин зевнул. -- Если он будет в порядке... -- А почему нет? -- Хорза развел руками. -- Я думаю, мистер Адекват далнам свободу действий; решил закрыть глаза на все это дело. Давай-ка заставимразогнаться один из этих суперпоездов, а? Вабслин потянулся, улыбнулся и кивнул. -- Ну да, на первый взгляд это вполне хорошая идея. Хорза широко улыбнулся, подмигнул Вабслину и пошел освобождатьБальведу. Как будто отпускаю дикого зверя, подумал он, отодвигая пустойбарабан из-под кабеля, которым была заблокирована дверь. Он почти ожидал,что Бальведа сбежала, необъяснимым образом освободившись от пут и исчезнувиз комнаты, не открывая дверей. Но когда он заглянул внутрь, она спокойнолежала в своих теплых одеждах. Кандалы продавили борозды в меховой куртке ипо-прежнему были прикреплены к стене, как зацепил их Хорза. -- Доброе утро, Перостек! -- бодро поприветствовал он. -- Хорза, -- сказала женщина угрюмо, медленно села и пошевелила плечамии шеей, -- после двадцати лет в доме моей матери -- это больше, чем мнехотелось бы насчитать, -- когда я, бодрая и дерзкая молодая штучка,наслаждалась всеми радостями, которые когда-либо могла предложить Культура,одного или двух лет зрелости, семнадцати в Контакте и четырех в "ОО" я поутрам давно уже не та, с кем приятно познакомиться или кто быстропросыпается. У вас, случайно, нет воды? Я слишком долго спала; былонеудобно, холодно и темно, снились кошмары, которые казались мне насквозьужасными, пока я не проснулась и не осознала, как выглядит реальность... ятолько что упомянула о воде, вы слышали? Или мне не положено? -- Я принесу, -- сказал он и пошел назад. У двери он остановился. --Вообще-то вы правы. По утрам вы довольно ужасны. Бальведа покачала в темноте головой, сунула палец в рот и потерла однусторону, будто массировала десны или чистила зубы. Потом просто села,опустив голову меж колен и уставившись в смолянисто-черное ничто древнегокаменного пола, и спросила себя, не настал ли тот день, когда она умрет. * * * Они стояли в большой полукруглой галерее, вырубленной в скале, исмотрели через темное помещение зоны ремонта и обслуживания станции"четыре". Площадь пещеры была триста квадратных метров или чуть больше, и отгалереи, в которой они стояли, вниз до пола широкой пещеры, набитой машинамии оборудованием, было метров тридцать. С потолка в тридцатиметровой сумрачной высоте над ними свисали большиеруки кранов, которые могли поднимать и держать целый поезд КоманднойСистемы. На половине этой высоты над пещерой тянулся висячий мост, связываягалерею на одной стороне с галереей на противоположной, и делил темнуюпещеру пополам. Они были готовы к отправлению; Хорза отдал приказ. Вабслин и Нейсин полетели на антигравах через маленькие боковые трубы кглавному туннелю Командной Системы и транзитной трубе. Добравшись туда, онибудут держаться на одной высоте с главным отрядом. Хорза включил свойантиграв, приподнялся примерно на метр и полетел вдоль бокового туннеляпешеходной галереи. Потом он медленно двинулся сквозь тьму к станции "пять",находящейся в тридцати километрах. Остальные, тоже по воздуху, последуют заним. Бальведа расположилась на поддоне со снаряжением. Хорза улыбнулся, когда Бальведа уселась на поддон. Она вдруг напомнилаему Фви-Зонга на неподъемных носилках в солнечном свете того места, котороетеперь уже исчезло. Сравнение показалось ему чудесно абсурдным. Он парил вдоль пешеходного туннеля, останавливаясь у каждойпоявляющейся боковой трубы, проверяя ее и всякий раз связываясь состальными. Сенсоры его скафандра были установлены на максимальную емкость;любой свет, тишайший звук, изменения в воздушном потоке, даже вибрация камнявокруг -- улавливалось все. Регистрировались даже необычные запахи, иэнергия, что текла по кабелям в стенах туннеля, и любой вид связи по радио. Он подумал было, не вызвать ли идиран на марше, но отказался от этоймысли. Со станции "четыре" он отправил единственный короткий сигнал и неполучил на него ответа. Сигналы дорогой слишком многое выдали бы, если идиране (как он полагал)были не в настроении вступать с ними в контакт. Он двигался в темноте, будто сидя в невидимом кресле скогерентно-лучевым эмиссионным ружьем в руках. Он слышал удары своегосердца, дыхание и тихое веяние холодного и довольно безвкусного воздухавокруг скафандра. Скафандр ощущал неопределенное фоновое излучение отгранитных стен, пронизываемое толчками космических лучей. На лицевойпластине шлема Хорза видел созданное лучом радара призрачное изображениетуннеля, который вился сквозь скалу. В некоторых местах туннель шел прямо, и когда Хорза оборачивался, онмог видеть основной отряд, следующий за ним в полукилометре. Потом туннельснова описывал ряд пологих кривых и ограничивал обзор радара до двухсотметров и менее, и тогда казалось, будто он парит в холодной черноте один. На станции "пять" они нашли поле боя. Скафандр Хорзы уловил странные запахи, и это оказалось первымпризнаком: молекулы обугленной и сгоревшей органики в воздухе. Он приказалостальным остановиться и осторожно полетел вперед. У стены темной и покинутой пещеры лежали четыре мертвых меджеля. Ихобгоревшие и изуродованные тела были будто эхом формации окоченевшихОборотней в базе на поверхности. На стене над павшими были выжженырелигиозные символы идиран. Здесь произошла перестрелка. Стены станции усеивали мелкие кратеры идлинные шрамы от лазеров. Хорза нашел останки лазерного ружья; оно былоразбито, и в нем торчал маленький кусок металла. Тела меджелей были изорванысотнями таких же мелких пуль. В задней части станции за полуразрушенной входной рампой он нашелразбросанные куски какой-то примитивной машины, своего рода оружия наколесах, вроде маленького танка. Развороченная башня все еще хранила запаспулевых патронов, а часть пуль летучими семенами разбросало по опаленнымогнем останкам корпуса. Увидев обломки, Хорза слегка улыбнулся и взвесил владони горсть неиспользованных патронов. -- Мозг? -- спросил Вабслин, опустив взгляд на то, что осталось отмаленькой машины, и почесал голову. -- Это он построил эту штуку? -- Должно быть, он. -- Хорза увидел, как Йелсон осторожно, держа ружьенаготове, постучала сапогом по разорванному металлу останков. -- Ничегопохожего в мое время здесь внизу не было, но его можно было изготовить водной из мастерских; несколько старых машин еще работали. Конечно, сложно,но если мозг располагает несколькими полями-манипуляторами и одним-двумядистанционно управляемыми роботами, то он вполне мог это сделать. Ведь времяу него было. -- Довольно примитивно. -- Вабслин повертел в руках кусок оружейногомеханизма, посмотрел на лежащие поодаль трупы меджелей и закончил: -- Ноэффективно. -- По моим расчетам, меджелей больше не осталось, -- сказал Хорза. -- Но остались еще два идиранина, -- мрачно заявила Йелсон и пнуламаленькое резиновое колесо. Оно прокатилось два метра по обломкам и упалоподле Нейсина, который как раз отмечал обнаружение мертвых меджелей глоткомиз своей фляжки. -- А ты уверен, что этих идиран здесь уже нет? Эвигер испуганно огляделся. Доролоу тоже посмотрела в темноту и сделалазнак Огненного Круга. -- Абсолютно, -- ответил Хорза. -- Я удостоверился. Осмотреть станцию "пять" было несложно; она была всего лишь разъездом,скоплением стрелок, техническим устройством в двойной петле КоманднойСистемы и местом, где поезда могли останавливаться и связываться скоммуникационными линиями на поверхности планеты. Рядом с главной пещеройрасполагались несколько складов и камер, но не было никаких коммутационныхустройств, жилых помещений и пунктов управления, а также никаких ремонтных иобслуживающих зон. Следы в пыли показывали, куда ушли идиране после боя спримитивным автоматом мозга. Они отправились к станции "шесть". -- Ты думаешь, на следующей станции стоит поезд? -- спросил Вабслин.Хорза кивнул: -- Должен. Инженер тоже кивнул, направив пустой взгляд на блестящий в полу станциидвойной ряд стальных рельсов. Бальведа спрыгнула с поддона, чтобы размять ноги. Инфракрасный сенсорот скафандра Хорзы был еще включен, и Хорза видел, как изо рта агентаКультуры слабо светящимся облаком веяло теплое дыхание. Она похлопывалаладонями и стучала ногами об пол. -- Все еще не слишком тепло, верно? -- сказала она. -- Ничего, -- проворчал из-под поддона робот. -- Вполне возможно, что яскоро перегреюсь, и тогда некоторое время тебе будет уютнее, пока мне совсемне придет конец. Бальведа улыбнулась, снова уселась на поддон и сказала Хорзе: -- Все еще думаете убедить своих трехногих друзей, что вы на ихстороне? -- Ху! -- сделал робот. -- Посмотрим, -- гласил полный ответ Хорзы. Снова его дыхание, стук сердца, медленное движение пресного воздуха. Туннели вели в глубокую ночь древней скалы, как коварный круговойлабиринт. -- Война не закончится, -- заявил Эвигер. -- Она просто отомрет. Хорза парил вдоль туннеля и вполуха слушал по открытому каналу беседылетевших следом. Он переключил внешние микрофоны скафандра от динамика шлемана маленький экран у щеки; картина показывала только тишину. -- Все думают, Культура сдастся, -- продолжал Эвигер. -- Но я думаюиначе. По-моему, люди Культуры будут продолжать воевать, так как верят всвое дело. Идиране тоже не сдадутся; они будут воевать до последнего, апотому они с Культурой будут продолжать нападать друг на друга по всейГалактике, и их оружие, бомбы и лучи будут становиться все лучше и лучше, итогда, в конце концов, полем боя станет вся Галактика, будут уничтожены всезвезды, планеты, орбитали и все остальное, где достаточно места, чтобы жить;потом они станут уничтожать большие корабли противника, а потом и маленькиекорабли, пока все люди не станут жить в отдельных скафандрах и обстреливатьдруг друга из оружия, которое в состоянии разрушать планеты... и на этом всекончится. Тогда, возможно, начнут изобретать все более мелкое оружие ироботов, и эти все уменьшающиеся и уменьшающиеся машины будут воевать внутритого, что осталось от Галактики, и уже не останется никого и ничего, ктопомнил бы, как все это вообще начиналось. -- Это по-настоящему забавно, -- сказал Юнаха-Клосп. -- А что будет,если дела пойдут совсем плохо? -- Слишком негативная точка зрения на войну, Эвигер, -- вмешалсявысокий голос Доролоу. -- Будь позитивнее. Состязание требует развития,война -- экзамен, война -- часть жизни и эволюционного процесса. На еевнешней границе мы находим самих себя. -- ...обычно в дерьме, -- прокомментировала Йелсон. Хорза улыбнулся. -- Йелсон! -- взорвалась Доролоу. -- Даже если ты не... -- Тихо, вы там! -- вдруг приказал Хорза. Экран у его щеки замигал. --Подождите там! Впереди какой-то звук. Он остановился, тихо сел в воздухе и вывел поступающий снаружи шум надинамик шлема. Низкий гул, как от далекого тяжелого прибоя или непогоды в далекихгорах. -- Да, там действительно какой-то шум, -- сказал Хорза. -- Сколько еще до следующей станции? -- осведомилась Йелсон. -- Около двух километров. -- Думаешь, это идиране? Голос Нейсина прозвучал нервно. -- Вероятно, -- ответил Хорза. -- Ладно. Я лечу вперед. Йелсон,Бальведу в кандалы. Каждый присматривает за своим оружием. И тихо! Вабслин,Нейсин, медленно летите дальше. Остановитесь, как только увидите станцию.Попробую поговорить с этими парнями. Неясный шум усилился и напоминал удары по камню, будто в рудникеглубоко внутри горы. Хорза приближался к станции. За углом показалась герметичная дверь. Достанции должно было оставаться не более ста метров. Хорза слышал громовойгрохот. Звук доносился через темный туннель, низкий и переменчивый, едваприглушаемый расстоянием. Там будто переключали большие стрелки, укреплялитяжелые цепи. Скафандр зарегистрировал в воздухе органические молекулы --это был запах идиран. Хорза пролетел мимо края двери и увидел станцию. На станции "шесть" горел свет, тусклый и желтый, как от слабогокарманного фонаря. Хорза подождал, пока Вабслин и Нейсин не сообщили, чтотоже видят станцию из своих туннелей, и подлетел поближе. На станции "шесть" стоял поезд Командной Системы. Его округлая масса втри этажа высотой и триста метров длиной наполовину заполняла цилиндрическуюпещеру. Свет шел от дальнего конца поезда и сверху, где была кабинауправления. И шум тоже доносился от поезда. Хорза пролетел поперекпешеходного туннеля, чтобы увидеть всю станцию. У дальнего конца перрона ввоздухе парил мозг. Хорза мгновение пристально смотрел на него, потомувеличил картину, чтобы двигаться увереннее. Мозг выглядел настоящим,эллипсоид метров пятнадцати в длину и, возможно, метра три диаметром,серебристо-желтый в падающем из кабины поезда слабом свете. Хорза посмотрелна сенсор массы скафандра; тот регистрировал только размытый сигнал реакторапоезда и ничего больше. -- Йелсон... -- прошептал он, хотя знал, что это бесполезно, -- твойдатчик массы что-нибудь показывает? -- Только слабый след; по-моему, реактор. -- Вабслин, -- сказал Хорза, -- там что-то в дальнем конце станции.Очень похоже на мозг, но на обоих датчиках пусто. Может, это его антигравделает его невидимым? -- Вообще-то нет, -- растерянно ответил Вабслин. -- Это могло быобмануть сенсор пассивной гравитации, а не... От поезда донесся громкий звук, как от ломающегося металла. СкафандрХорзы показал резкое повышение локального излучения. -- Яйца спасителя! -- выругался Хорза. -- Что случилось? -- спросила Йелсон. По станции снова пронесся сухойтреск. На нижней стороне вагона с реактором в центре поезда засветилсявторой слабый желтый огонек. -- Что-то мастерят с реактором, вот что, -- ответил Хорза. -- Боже мой, -- простонал Вабслин. -- Разве они не знают, какой старыйвесь этот поезд? -- Зачем они это делают? -- поинтересовался Эвигер. -- Может быть, пытаются заставить поезд двигаться на собственнойэнергии, -- задумчиво сказал Хорза. -- С ума сошли, сволочи! -- Может, они слишком ленивы для пешего перехода назад, на поверхность,-- сказал робот. -- Эти... эти атомные реакторы, они ведь не могут взорваться, да? --спросил Эвигер, и в то же мгновение из-под средней части поезда брызнулослепительный голубой свет. Хорза вздрогнул и закрыл глаза. Он услышал, какчто-то закричал Вабслин и стал ждать ударной волны, грома, смерти... Он открыл глаза. Свет под вагоном-реактором все еще вспыхивал иискрился. Время от времени доносился треск, как от статическогоэлектричества. -- Хорза! -- крикнула Йелсон. -- Мать твою! -- выругался Вабслин. -- Я чуть не навалил в штаны. -- Все в порядке, -- успокоил всех Хорза. -- Я думал, они поднимут этуштуку на воздух. Что это, Вабслин? -- По-моему, сварка, -- ответил тот. -- Дуговая. -- Тогда надо заставить этих безумцев отложить инструменты, пока они неразнесли тут все вместе с нами, -- решил Хорза. -- Йелсон, ко мне! Доролоу,присоединяйся к Вабслину! Эвигер, останешься с Бальведой! Перегруппировка заняла несколько минут. Хорза не сводил глаз с яркого,мигающего голубого света, трещавшего под центром поезда. Потом свет погас, истанцию освещали только два слабых огонька у кабины и вагона с реактором.Йелсон спланировала вниз по пешеходному туннелю и мягко приземлилась подлеХорзы. -- Готово, -- сообщила по интеркому Доролоу. Потом вспыхнул экран вшлеме Хорзы, а возле уха пискнул динамик. Рядом с ними что-то излучилосигнал, но он исходил не от их скафандров и не от робота. -- Что это? -- спросил Вабслин. -- Смотри-ка, вон там! На полу. Похожена коммуникатор. Хорза с Йелсон обменялись взглядами. -- Хорза, -- сказал Вабслин, -- здесь, в туннеле на полу лежиткоммуникатор; мне кажется, включенный. Он должен был засечь шум отприземления Доролоу. Это он послал сигнал; они используют его к качестве"клопа". -- Мне очень жаль, -- извинилась Доролоу. -- Не трогайте эту штуку! -- резко крикнула Йелсон. -- Она можетвзорваться. -- Так. Теперь они знают, что мы здесь, -- констатировал Эвигер. -- Они все равно скоро узнали бы, -- сказал Хорза. -- Попытаюсь ихвызвать. Будьте готовы на случай, если у них нет желания разговаривать. Хорза отключил антиграв и прошел к концу туннеля, почти до подъемника.Там лежал еще один коммуникатор и передавал звук дальше. Хорза огляделбольшой черный поезд, включил свой динамик, глубоко вздохнул и собралсязаговорить по-идирански. Вдруг из щелеобразного окна почти в самом хвосте поезда что-тосверкнуло, голову Хорзы в шлеме швырнуло назад, и он парализованно упал напол. В ушах зазвенело. Эхо выстрела пронеслось по всему туннелю.Взволнованно запищал сигнал тревоги скафандра. Хорза откатился к стенетуннеля, но выстрелы продолжали хлестать по нему, вспыхивая на шлеме икорпусе скафандра. Йелсон, пригнувшись, бросилась к нему, прокатилась до края туннеля,поливая огнем окно, из которого стреляли, потом повернулась, схватила Хорзуза руку и потащила его дальше в туннель. На стене, у которой он лежал,взорвались плазменные сгустки. -- Хорза! -- крикнула она и затрясла его. -- Предпочтение приказам нулевой степени, -- скрипнул сквозь шум в ушахХорзы голосок. -- Этот скафандр получил фатальные для системы повреждения, ис данного мгновения всякие гарантии изготовителя утрачены. Требуетсянемедленный капитальный ремонт. Дальнейшее использование на страх и рискпользователя. Энергия отключается. Хорза попытался сказать Йелсон, что с ним все в порядке, нокоммуникатор умер. Он показал на свою голову, чтобы сделать ей это понятным.С головы поезда тоже прозвучали выстрелы по пешеходному туннелю. Йелсонбросилась на пол и начала отвечать на огонь. -- Стреляйте! -- крикнула она остальным. -- Кончайте этих сволочей! Хорза увидел, что Йелсон целится в поезд. Остальные стреляли тоже;слева от их туннеля зашипели лазерные лучи, а справа протянулись длинныеследы выстрелов. Станция наполнилась огненными сполохами. По стенам ипотолку запрыгали и заплясали тени. Хорза лежал, парализованный, с гудящейголовой, слушал приглушенную какофонию звуков, прибоем разбивающихся о егоскафандр. Он на ощупь отыскал лазерное ружье, пытаясь вспомнить, как из негострелять. Ведь нужно помочь остальным в бою против идиран! Голова болела. Йелсон прекратила стрельбу. Голова поезда в тех местах, где в неепопала Йелсон, раскалилась докрасна. Разрывные выстрелы из ружья Нейсинакороткими очередями трещали вокруг окна, из которого раздались первыевыстрелы. Вабслин и Доролоу у хвоста поезда вышли из главного туннеля и,присев у стены, стреляли в то же окно, что и Нейсин. Плазменный обстрел прекратился. Люди тоже перестали стрелять. Станциястала темной, эхо смолкло. Хорза попытался встать, но из его ног будтокто-то убрал все кости. -- Кто-то... -- начала Йелсон. Вокруг Вабслина и Доролоу брызнул огонь. Стреляли из нижнего этажапоследнего вагона. Доролоу вскрикнула и упала. Ее пальцы судорожно сжались,и ружье бешено стреляло в потолок пещеры. Вабслин покатился по полу, отвечаяна огонь идиран. Ему на помощь пришли Йелсон и Нейсин. Поверхность вагонапод выстрелами выгнулась и разлетелась. Доролоу лежала на платформе,подергивалась и стонала. Донеслись выстрелы с головы поезда и ударили вокруг отверстия туннеля.Потом что-то зашевелилось в последнем вагоне прямо у заднего входногомостика. Из двери вагона выскочил идиранин и помчался вдоль среднейплощадки. Он на ходу поднял ружье и выстрелил вниз, сначала по Доролоу,потом в Вабслина, который бежал рядом с поездом. Скафандр Доролоу подлетел над черным полом станции, окутавшись огнем.Вабслину попало в руку с ружьем. Потом выстрелы Йелсон нашли идиранина,залили огнем его скафандр, мостик и боковую поверхность поезда. Опорымостика сдали раньше, чем бронированный скафандр идиранина, размягчились ирасплавились под потоком огня. Мостик осел и рухнул, верхняя платформа рампызагремела вниз. Идиранский солдат был погребен под дымящимися обломками.Вабслин выругался и продолжал одной рукой стрелять по голове поезда, откудавсе еще вел огонь второй идиранин. Хорза лежал у стены, в ушах шумело, кожа была холодной и мокрой отпота. Он чувствовал себя отупевшим и одиноким. Ему так хотелось снять шлем ивдохнуть свежего воздуха, но он знал, что нельзя. Даже если шлем поврежден,он все равно защищал от попаданий. Хорза нашел компромисс, открыв смотровоестекло. Уши атаковал грохот. В грудь забарабанили ударные волны. Йелсоноглянулась на него, кивнула и отступила дальше в туннель. Выстрелыбарабанили в пол уже рядом с ним. Он встал, но опять упал и ненадолгопотерял сознание. Идиранин в голове поезда на мгновение прекратил стрельбу. Йелсониспользовала возможность, чтобы снова посмотреть на Хорзу. Он лежал на полутуннеля позади нее и слабо шевелился. Она взглянула туда, где в разорванноми тлеющем скафандре лежала Доролоу. Нейсин уже почти вышел из своеготуннеля, посылая вдоль станции длинные очереди и рассыпая разрывные пули повсей передней части поезда. От треска его ружья вибрировал воздух. Грохотперекатывался взад и вперед по пещере, сопровождаемый пульсирующими волнамисвета, которые, казалось, доставали туда, где ударялись и взрывались егопули. Йелсон услышала, как кто-то закричал -- женщина, -- но из-за грохотаружья Нейсина не могла разобрать, что. С перрона вниз снова с визгом ударилиплазменные ядра. Йелсон ответила огнем. Нейсин, направлявший выстрелы в томже направлении, ненадолго смолк. -- Нейсин! Перестаньте! -- прозвучал в ушах Йелсон голос Бальведы. -- Свашим ружьем что-то случилось, оно... -- Нейсин снова начал стрелять, иголос Бальведы потонул в шуме. -- ...взорвется! -- успела услышать Йелсон отчаянный крик агентаКультуры. Потом полоса света и шума протянулась по станции от одного концадо другого и закончилась на Нейсине, и яркий стебель огня расцвел взрывом,который Йелсон почувствовала даже через скафандр. Куски ружья Нейсинаразлетелись по всему перрону, а его самого отшвырнуло назад и ударило остену. Он упал и остался лежать неподвижно. -- Мать твою! -- услышала Йелсон свой голос. Она бросилась вверх поперрону, очерчивая поезд лазерным лучом и пытаясь увеличить угол стрельбы.Сверху в ее сторону ударили выстрелы, но быстро прекратились. Возниклапауза, во время которой Йелсон продолжала мчаться дальше и стрелять. Потомна верхнем уровне хвостовой посадочной площадки показался идиранин,сжимающий обеими руками пистолет. Игнорируя выстрелы Йелсон и Вабслина, ончерез всю пещеру выстрелил в мозг. Серебристый эллипсоид двинулся, направляясь к далекому пешеходномутуннелю. Создалось впечатление, что первый выстрел прошел прямо через мозг ивторой тоже. Третий заряд заставил его полностью исчезнуть. И там, где онтолько что был, осталось лишь дымное облако. Скафандр идиранина засверкал -- попали выстрелы Йелсон и Вабслина.Солдат покачнулся; потом повернулся, будто собираясь снова стрелять в них,но в это мгновение броня скафандра не выдержала. Идиранина швырнуло назад,через мостик. Одна из его рук исчезла в облаке огня и дыма. Он перелетелчерез край верхней площадки и рухнул вниз, на среднюю. Скафандр ярковспыхнул, одна нога зацепилась за ограждение. Плазменный пистолет вылетел изрук. По широкому шлему ударили новые выстрелы, раздробив затемненноесмотровое стекло. И идиранин остался лежать, обмякший и неподвижный,охваченный огнем от лазерных выстрелов, не прекращавшихся еще несколькосекунд. Потом висевшая через перила нога переломилась и упала вниз. Идиранинмешком осел на площадку. Хорза прислушался. В ушах звенело. Через некоторое время все стихло. Нос обжигал едкий дым -- воньгорящего пластика, расплавленного металла, горелого мяса. Он терял на время сознание, а когда очнулся, увидел мчащуюся по перронуЙелсон. Хорза хотел прикрыть ее, но слишком дрожали руки и ему никак неудалось привести в действие ружье. Тут все прекратили стрельбу, и сталотихо. Хорза встал и, покачиваясь, вошел на станцию, где от измятого поездавверх поднимался дым. Вабслин опустился на колени подле Доролоу и одной рукой попыталсяотстегнуть перчатку женщины. Ее скафандр все еще дымился. Смотровое стеклошлема было испачкано, покрыто кровью с внутренней стороны, лица ее не быловидно. Йелсон вернулась назад, держа наготове ружье. Корпус ее скафандраполучил несколько плазменных попаданий; спиралевидные рисунки образоваличерные шрамы на серой поверхности. Она недоверчиво поглядывала на заднююпосадочную площадку, где завалило одного из идиран. Но тот больше нешевелился. Йелсон открыла смотровое стекло. -- Ты в порядке? -- спросила она Хорзу. -- Да. Немного оглушило. Голова болит. Йелсон кивнула и подошла к лежавшему Нейсину. Нейсин был едва жив. Его ружье взорвалось и изрешетило ему грудь, рукии лицо. Из сплошной кровавой раны лица с бульканьем вырывались стоны. -- Проклятие, -- сказала Йелсон, достала из скафандра маленький пакетпервой помощи и сунула руку сквозь то, что осталось от смотрового стекла,чтобы сделать обезболивающий укол в шею. -- Что случилось? -- спросил тонкий голос Эвигера в шлеме Йелсон. --Опасность миновала? Йелсон посмотрела на Хорзу, тот пожал плечами и кивнул. -- Да, Эвигер, все, -- ответила Йелсон. -- Можешь идти сюда. -- Я разрешил Бальведе воспользоваться микрофоном моего скафандра. Онасказала, что... -- Мы слышали, -- перебила его Йелсон. -- Что-то о... "разрыве ствола"? Верно? Хорза услышал, как приглушенныйголос Бальведы подтвердил. -- Она сказала, что у Нейсина может взорваться ружье или что-то вродеэтого. -- Ну так оно взорвалось, -- сообщила Йелсон. -- Он выглядит довольноплохо. -- Она подняла взгляд на Вабслина, который снова опустил рукуДоролоу. -- С Доролоу все, Эвигер. Старик помолчал, а потом спросил: -- А Хорза? -- У него заряд плазмы попал в шлем. Поврежден скафандр, отключиласьсвязь. Он жив. -- Йелсон помолчала и вздохнула. -- Но мы, кажется, потерялимозг; он исчез. Эвигер несколько секунд помолчал, потом заявил дрожащим голосом: -- Прекрасное свинство. Мигом туда, мигом обратно. Еще один триумф. Нашдруг Оборотень начинает с того, на чем закончил Крайклин! Голос его от ярости становился все выше. Он отключил приемопередатчик. Йелсон посмотрела на Хорзу, покачала головой и пробормотала: -- Старая задница! Вабслин все еще стоял на коленях у тела Доролоу. Йелсон услышала, какон дважды всхлипнул, прежде чем отключиться от общего канала. Из кровавогомесива изорванной плоти лица Нейсина с хрипом вырывалось угасающее дыхание. Йелсон сделала Знак Огня над красным туманом, скрывавшим лицо Доролоу,и накрыла тело пленкой. Звон в ушах Хорзы стих, голова прояснилась.Бальведа, освобожденная от пут, смотрела, как Оборотень возится с Нейсином.Рядом с ней стояли Эвигер с Вабслином, рану которого уже обработали. -- Я услышала шум, -- объясняла Бальведа. -- Точно -- шум. Вабслин только что спросил у нее, почему взорвалось ружье Нейсина иоткуда Бальведа узнала, что это случится. -- Я бы тоже это понял, если бы не получил по голове, -- сказал Хорза,осторожно удаляя осколки смотрового стекла с лица лежавшего без сознаниямужчины и набрызгивая защитный гель на кровоточащие места. Нейсин был в шокеи, вероятно, при смерти, но они не могли даже вытащить его из скафандра;слишком много крови свернулось между телом и материалом скафандра, и онадовольно эффективно закрывала множество мелких ран, и если бы скафандрсняли, Нейсин начал бы кровоточить из столь многих мест, что они не успелибы их обработать. Поэтому им пришлось оставить его в скафандре, как будточеловек и машина в этом общем несчастье стали единым хрупким организмом. -- Так что произошло?-- спросил Вабслин. -- Взорвался ствол ружья, -- ответил Хорза. -- Он пользовался пулями,которым для детонации нужен довольно слабый удар. И такой удар им наносилауже волна давления от пуль дальше впереди ствола, а не только сама цель.Нейсин не переставал стрелять, поэтому фронт ударной волны на краю стволавсе больше втягивался внутрь его. -- Ружья имеют датчики, чтобы предотвращать подобное, -- добавилаБальведа и сочувственно вздрогнула, когда Хорза вынул длинный осколок стеклаиз глазницы Нейсина. -- Его датчик, вероятно, не работал. -- Говорила же я, когда он покупал это ружье, что оно чертовски дешево,-- сказала Йелсон, потом подошла и остановилась подле Хорзы. -- Бедняга, -- сказал Вабслин. -- Еще двое мертвых, -- оповестил Эвигер. -- Надеюсь, вы довольны,мистер Хорза. Надеюсь, вы довольны, что ваши "союзники"... -- Эвигер, -- спокойно вмешалась Йелсон, -- заткнись. Старик секунду мрачно смотрел на нее, потом зашагал прочь. -- Этот идиранин там, наверху... -- Он взвинтил голос, чтобы показатьлегкое удивление, -- он еще жив. На нем несколько тонн обломков, но ондышит. -- А другой? -- спросил Хорза. -- Понятия не имею. У меня нет желания подходить туда; там ужасногрязно. Хорза предоставил Йелсон заниматься Нейсином и пошел по усеянномуобломками перрону к расстрелянному заднему посадочному мостику. Его голова была неприкрытой. Шлем скафандра был выведен из строя, а самскафандр потерял антиграв, двигательную энергию и большую часть органовчувств. Лампы еще работали от агрегатов аварийного питания, а также светилсямаленький дочерний экран, встроенный в запястье. Но датчик массы скафандрабыл поврежден; экран на запястье, как только его соединяли с сенсором,покрывался пятнами помех, и даже реактор поезда был на нем едва заметен. Ружье Хорзы было в порядке -- какая бы польза от него ни была. У подножия площадки он остановился. От металлических опор в тех местах,где в них попали лазерные выстрелы, все еще веяло жаром. Хорза перевелдыхание и полез по рампе к идиранину. Среди обломков, зажатая между двумяуровнями, возвышалась массивная голова. Идиранин медленно повернулся кХорзе, уперся руками в обломки, и те со скрежетом зашевелились. Потом солдатвытянул руки из-под придавившего их металла, отстегнул исцарапанный боевойшлем и уронил его на пол. Большое седловидное лицо посмотрело на Оборотня. -- Привет боевого дня, -- сказал Хорза на аккуратном идиранском. -- Хо! -- загремел идиранин. -- Малыш говорит по-нашему. -- Я даже стою на вашей стороне, хотя не жду, что вы в это поверите. Яиз отдела разведки первого флотского домината под командованием кверлаКсоралундры. -- Хорза опустился на площадку и был теперь почти на одномуровне с лицом идиранина. -- Я прислан сюда, чтобы попытаться захватитьмозг, -- продолжал он. -- Неужели? -- удивился идиранин. -- Как жаль; по-моему, мой товарищслишком рано его разрушил. -- Так я слышал. -- Он направил лазерное ружье на большое лицо, зажатоемежду двумя искореженными металлическими балками. -- Вы также "разрушили" иОборотней в базе наверху. Я Оборотень; поэтому наши общие господа послалисюда меня. Зачем вам понадобилось убивать моих людей? -- А что нам еще оставалось делать, человек? -- нетерпеливо спросилидиранин. -- Они нам мешали. Нам было нужно их оружие. Они бы попыталисьзадержать нас. Нас было слишком мало, чтобы еще и охранять их. -- Существоговорило с трудом; ему приходилось преодолевать вес площадки, сдавливающейтело и грудную клетку. Хорза прицелился прямо в лицо идиранина. -- Ты мерзавец! Стоило бы отстрелить твою проклятую голову. -- Ну давай, карлик! -- Идиранин с улыбкой растянул жесткие губы. --Мой товарищ уже храбро пал; Квейанорл отправился в свое долгое путешествиепо Верхнему Миру. Я одновременно и пленник, и победитель, и если тыпредлагаешь мне утешение оружия, я не стану закрывать глаза, человек. -- Тебе и не нужно. -- Хорза опустил ружье, посмотрел сквозь мракстанции на тело Доролоу, потом на тусклый от дымовой завесы свет вдали. Носи кабина поезда слабо светились и освещали пустое место, где недавно былмозг. Он снова повернулся к идиранину. -- Я доставлю вас назад. Мне кажется,части Девяносто Третьего флота все еще прямо за Тихим Барьером. Мне нужносообщить о своей неудаче и передать флотскому инквизитору агента Культуры. Ясообщу и о вас, потому что вы превысили свои полномочия, убив Оборотней...без надежды, что это принесет пользу. -- Мне наскучила твоя болтовня, малыш. -- Идиранин отвернул взгляд иеще раз уперся в накрывавший его металл, но без успеха. -- Теперь убей меня;ты так воняешь и так паршиво говоришь на нашем языке. Он не для животных. -- Как звучит ваше имя? -- спросил Хорза. Седловидная голова сноваповернулась к нему. Глаза медленно прищурились. -- Ксоксарл, человек. Теперь ты обязательно его испачкаешь, пытаясьвыговорить. -- А теперь спокойно полежите здесь, Ксоксарл. Я уже сказал, что мывозьмем вас с собой. Сначала я хотел бы удостовериться насчет мозга, которыйвы разрушили. Мне только что пришла одна мысль. -- Хорза встал на ноги.Голова ужасно болела в тех местах, где ударилась о шлем, но он, стараясьигнорировать пульсирующую боль в черепе, снова, слегка прихрамывая,спустился с рампы. -- У тебя не душа, а дерьмо! -- крикнул ему вслед назвавший себяКсоксарлом идиранин. -- Твою мать следовало удавить в то самое мгновение,как только она забеременела. Мы хотели съесть убитых Оборотней, но онивоняли дерьмом! -- Не тратьте дыхание, Ксоксарл. -- Хорза не смотрел на идиранина. -- Яне пристрелю вас. У подножия рампы его ждала Йелсон. Робот изъявил готовность присмотретьза Нейсином. -- Хочу осмотреть место, где был мозг. -- А что с ним, по-твоему, могло случиться? -- Йелсон зашагала рядом сним. Он пожал плечами, но она продолжала: -- Может, он применил старый трюки опять ушел в гиперпространство? И снова возникнет в туннелях где-нибудь вдругом месте. -- Может быть, -- согласился Хорза. Он остановился подле Вабслина, взялего за локоть и оттащил от тела Доролоу. Инженер плакал. -- Вабслин, --сказал Хорза, -- покарауль этого мерзавца! Он будет провоцировать тебяпристрелить его, но ты этого не делай! Ему только это и нужно. Я доставлюэтого ублюдка на флот, чтобы поставить перед военным трибуналом. Запятнаетсвое имя, это страшное наказание; убить его -- только сделать милость.Понятно? Вабслин кивнул. Все еще потирая ушибленную сторону головы, Хорзаспустился на перрон. Они подошли к месту, где был мозг. Хорза включил фонарь скафандра иосмотрел пол. У входа в пешеходный туннель, который вел на станцию "семь",он подобрал маленький обгоревший предмет. -- Что это? -- Йелсон отвернулась от трупа идиранина на другойпосадочной площадке. -- Мне кажется... -- Хорза повертел в ладонях еще теплую машину, -- этодистанционно управляемый робот. -- Его оставил мозг? -- Йелсон подошла поближе, чтобы рассмотретьпредмет. Это была всего лишь почерневшая пластина. Сквозь бугристую,неровную поверхность были видны несколько трубочек и нитей накала. -- Верно, это принадлежит мозгу, -- твердо заявил Хорза. -- Что точнопроизошло, когда они стреляли в мозг? -- спросил он. -- Когда идиранин наконец подбил его, он исчез. Он начал двигаться, ноне мог ускориться так быстро, потому что тогда я почувствовала бы ударнуюволну. Нет, он просто исчез. -- Как будто кто-то выключил проекцию? -- не отставал Хорза. Йелсон кивнула. -- Да. И было немного дыма. Не много. Ты дума... -- Что ты имела в виду, говоря, что он наконец уничтожил его? -- Я имела в виду... -- Йелсон подбоченилась одной рукой, и ее лицоприняло нетерпеливое выражение, -- что для этого понадобилось три или четыревыстрела. Первый просто прошел насквозь. Ты хочешь сказать, что на самомделе это была проекция? Хорза кивнул и поднял вверх маленькую машину. -- Это было так: дистанционно управляемый робот создал голограммумозга. Она должна была иметь и слабое силовое поле, чтобы ее можно былоощущать при касании или передвигать, как твердый предмет. Но внутри былотолько вот это. -- Он со слабой улыбкой посмотрел на разрушенную машину. --Неудивительно, что эта проклятая штучка никак не проявлялась на нашихдатчиках массы. -- Значит, мозг все еще прячется где-то здесь? Йелсон тоже посмотрелана робота в ладони Хорзы. Оборотень кивнул. * * * Бальведа увидела Хорзу и Йелсон, вошедших в темноту у заднего концастанции. Она побрела к месту, где робот парил над Нейсином, контролируя егожизненно важные функции и сортируя флакончики с лекарствами в сумке первойпомощи. Вабслин держал под прицелом зажатого идиранина, одновременно уголкомглаза наблюдая за Бальведой. Женщина Культуры уселась, скрестив ноги, на полрядом с носилками. -- Предупреждаю ваш вопрос, -- сказал робот. -- Вы ничем не поможете. -- Я так и думала, Юнаха-Клосп, -- ответила Бальведа. -- Хм-м. Тогда у вас мерзкие наклонности? -- Нет, я хотела поговорить с тобой. -- Неужели? -- Робот продолжал разбирать лекарства. -- Да... -- Она наклонилась, упершись в колени локтями и положивподбородок на ладони. -- Ты ждешь подходящего случая или чего-то еще? --спросила она, понизив голос. Робот повернул к ней переднюю часть; ненужный жест, как они оба знали,но он делал его по привычке. -- Подходящего случая? -- Ты до сих пор позволяешь ему помыкать собой. Я все время спрашиваюсебя, сколько еще? Робот снова отвернулся, паря над умирающим. -- Может, это почему-то ускользнуло от вашего внимания, мисс Бальведа,но мой выбор в этих обстоятельствах ограничен так же, как и ваш. -- У меня только руки и ноги, а на ночь меня связывают и запирают. Атебя нет. -- Мне приходится стоять на вахте. Кроме того, у него индикатордвижения, так что если я попытаюсь бежать, он сразу заметит. Да и кудабежать? -- Там корабль, -- с улыбкой показала вверх Бальведа. Она посмотрела втемную станцию, где фонари на скафандрах Йелсон и Хорзы показали, что оничто-то подняли с пола. -- Мне понадобится его кольцо, -- задумчиво сказал робот. -- Вы хотитеотнять у него это кольцо? -- Но у тебя же есть эффектор. Разве ты не можешь обмануть схемыкорабля? Или хотя бы этот датчик движения? -- Мисс Бальведа... -- Называй меня Перостек. -- Перостек, я многоцелевой робот, но гражданский. У меня только слабыеполя, эквивалент пальцам, но не сильным конечностям. Я могу производитьрежущие поля, но лишь в несколько миллиметров глубиной и против брони онибесполезны. Я могу подключаться к другим электронным системам, но не могувмешиваться в защищенные схемы военного снаряжения. Я имею внутреннеесиловое поле, которое позволяет мне парить, невзирая на тяготение, но еслине брать во внимание, что я могу использовать в качестве оружия свою массу,это тоже не особенно полезно. В действительности я не особенно силен; еслидля моей работы в чем-то возникала необходимость, в моем распоряжении всегдабыли дополнительные приборы. К несчастью, я не использовал их в тот момент,когда был захвачен. Иначе я, вероятно, не был бы тут. -- Проклятие, -- сказала Бальведа в темноту. -- И никакого туза врукаве? -- И даже никакого рукава, Перостек. Бальведа тяжело вздохнула и мрачноуставилась в темный пол. -- Хороший ты мой, -- сказала она. -- Идет наш предводитель. -- Юнаха-Клосп вложил в голос оттенокнастороженности. Он повернулся и склонился передней частью перед Йелсон иХорзой, возвращавшимися с заднего конца пещеры. Оборотень улыбался. Бальведагибко поднялась, когда Хорза махнул ей. -- Перостек Бальведа... -- Хорза стоял вместе с остальными у подножиязадней посадочной площадки и указывал одной рукой на зажатого в обломкахидиранина. -- Я хотел представить вам Ксоксарла. -- Это та самка, человек, про которую ты утверждаешь, что она агентКультуры? -- Идиранин с трудом повернул голову, чтобы посмотреть вниз нагруппу людей. -- Рада познакомиться, -- пробормотала Бальведа и, подняв брови,посмотрела на идиранина. Хорза поднялся на рампу, прошел мимо Вабслина, который держал подприцелом пленное существо. Оборотень все еще вертел в руке дистанционноуправляемого робота. Он добрался до второй рампы и посмотрел идиранину влицо. -- Видите вот это, Ксоксарл? -- Он поднял робота, блеснувшего в светеего скафандра. Ксоксарл медленно кивнул. -- Маленькая деталь какого-то поврежденного прибора. Низкий, тяжелыйголос выдал признаки напряжения, и Хорза заметил на полу рампы струйкутемно-пурпурной крови. -- Это то, что имели вы, два гордых воина, когда считали, что захватилимозг. Больше ничего за этим не было. Дистанционно управляемый робот,производивший слабенькую солиграмму. Если бы вы с этим вернулись к флоту,вас швырнули бы в ближайшую черную дыру и вычеркнули ваши имена из всехзаписей. Вам чертовски повезло, что я попался вам на дороге в подходящеемгновение. Некоторое время идиранин задумчиво разглядывал разрушенного робота. -- Ты, человек, -- медленно заговорил Ксоксарл, -- ниже червя. Твоижалкие трюки и ложь рассмешат только годовалого ребенка. В твоем толстомчерепе больше сала, чем на твоих тощих костях. Ты не годишься даже для того,чтобы тебя выблевать. Хорза вступил на рампу, под которой лежал идиранин. Медленно шагая кместу, где из обломков поднималось лицо Ксоксарла, он слышал, как существорывками втягивало воздух через натянутые губы. -- А вы, проклятый фанатик, недостойны носить этот мундир. Это я найдумозг, который вы считали уже в своих руках, а потом доставлю вас к флоту,где ваши начальники, если у них есть хоть немного ума, прикажут инквизиторудопросить вас за такую глупость. -- Будь... -- мучительно простонал идиранин, -- ...проклята твояскотская душа! Хорза применил к Ксоксарлу парализующий пистолет. Потом они с Йелсон ироботом подняли с тела идиранина рампу и сбросили ее вниз. Они взрезалипанцирь гиганта, связали ноги проволокой и прикрутили руки к телу. УКсоксарла не было никаких переломов, но кератин на одном боку его тела имелразрыв, из которого сочилась кровь; рана между чешуей на его шее и правойплечевой пластиной закрылась, как только с тела был снят груз. Он былвысоким даже для идиранина, более трех с половиной метров ростом и отнюдь нестройным. Хорза был рад, что этот командир отделения -- судя по знакамотличия на снаряжении, -- вероятно, имел внутренние повреждения и будетиспытывать сильные боли. Это облегчит охрану, когда он снова придет в себя.Кандалы ему были слишком малы. Йелсон сидела и ела плитку рациона. Ее ружье балансировало на колене,направленное точно на лежащего без сознания идиранина. Хорза сидел уподножия рампы и пытался ремонтировать шлем. Юнаха-Клосп дежурил подлеНейсина и был так же бессилен помочь раненому, как и все остальные. Вабслин удобно расположился на поддоне и занимался регулировкойиндикатора массы. Он уже со всех сторон осмотрел поезд Командной Системы, ночто его действительно интересовало, так это движущийся поезд, с хорошимосвещением и без излучения, которое не давало забраться в вагон с реактором. Эвигер немного постоял у тела Доролоу, а потом отправился к заднейпосадочной платформе, где лежал мертвый идиранин, которого Ксоксарл назвалКвейанорлом, продырявленный и с оторванными конечностями. Эвигер покосилсяво все стороны и, решив, что никто на него не обращает внимания -- хотя иХорза, который как раз поднял взгляд от поврежденного шлема, и Бальведа,ходившая взад-вперед, притопывающая ногами и встряхивающаяся, чтобысогреться, видели старика, -- замахнулся ногой и изо всех сил пнул шлемнеподвижно лежавшего идиранина. Шлем отвалился; Эвигер пнул голову. Бальведаглянула на Хорзу и покачала головой, а потом снова заходила взад и вперед. -- Ты уверен, что это все идиране? -- поинтересовался у ХорзыЮнаха-Клосп. Он сопровождал Вабслина при обходе станции и поезда, а теперьпарил в воздухе перед Оборотнем. -- Это был весь отряд. -- Хорза смотрел не на робота, а на путаницуповрежденных оптических волокон, закопченных и сплавленных друг с другом. --Ты же видел следы. -- Хм-м, -- хмыкнула машина. -- Мы победили, робот. -- Хорза по-прежнему не смотрел на него. -- Мывключим ток на станции "семь", а там уже не потребуется много временивыследить мозг. -- Твоего мистера Адеквата, кажется, странно мало волнуют вольности,которые мы позволяем себе в отношении его железной дороги, -- заметил робот. Хорза посмотрел на мусор и обломки рядом с поездом, пожал плечами ипродолжал что-то мастерить в шлеме. -- Может, ему просто все равно, -- сказал он. -- Или, может быть, его все это просто смешит? -- выразил свое мнениеЮнаха-Клосп. Хорза посмотрел на него. Робот продолжал: -- В конце концов,эта планета монумент смерти. Священное место. А может, она еще и алтарь, имы просто приносим себя в жертву богам? Хорза покачал головой. -- Мне кажется, в твоих схемах фантазии убрали предохранители, машина,-- сказал он и снова занялся шлемом. Юнаха-Клосп издал шипящий звук и вернулся к Вабслину, который возилсяво внутренностях индикатора массы. Робот посмотрел на него. -- Что вы имеете против машин, Хорза? -- Бальведа прервала своюпрогулку и остановилась перед ним, время от времени потирая нос и уши. Хорзасо вздохом отложил шлем. -- Ничего, Бальведа, пока они знают свое место. Бальведа в ответшмыгнула носом и пошла дальше. -- Ты сказал что-то смешное? -- крикнула с рампы Йелсон. -- Я сказал, что машины должны знать свое место. Это замечание не изтех, что в Культуре считаются хорошим тоном. -- Да. -- Йелсон, до сих пор не спускавшая глаз с идиранина, опустилавзгляд на покрытую шрамами переднюю часть своего скафандра, где в него попалзаряд плазмы. -- Хорза? -- сказала она. -- Мы могли бы где-нибудьпоговорить? Не здесь. Хорза поднял на нее взгляд. -- Конечно, -- ответил он удивленно. Вабслин сменил Йелсон на рампе. Юнаха-Клосп подлетел, притушив огни, кНейсину. Робот в туманном силовом поле держал инъектор. Йелсон, проходя мимонего, остановилась. -- Как его дела? -- спросила она машину. -- А как он выглядит? -- сказал в ответ Юнаха-Клосп и усилил свет своихламп. Йелсон и Хорза ничего не ответили. Робот снова притушил огни. --Может, продержится еще несколько часов. Йелсон направилась к входу в туннель, ведущий к транзитной трубе. Хорзапоследовал за ней. Внутри туннеля, как только они скрылись из поля зренияостальных, Йелсон остановилась и повернулась к Оборотню. Кажется, онаподыскивала слова и никак не могла найти. Она сняла шлем и привалилась кискривленной стене туннеля. -- Какие проблемы, Йелсон? -- спросил он и попытался схватить ееладонь, но она скрестила руки. -- У тебя появились сомнения, желаешь ли ты идальше участвовать в поисках? -- Нет, -- сказала она, -- я буду продолжать. Я хочу увидеть этотпроклятый супермозг. Мне все равно, кому он достанется или пусть вообщепросто взлетит на воздух, но я хочу его найти. -- Никогда бы не подумал, что это для тебя так важно. -- Мне это стало важно. -- Она отвела взгляд в сторону, потом сновапосмотрела на него и неуверенно улыбнулась. -- Черт побери, я в любом случаеиду с вами... хотя бы присмотреть, чтобы ты не попал в трудное положение. -- Я думал, ты в последнее время немного отдалилась от меня, -- сказалон. -- Да, -- призналась Йелсон. -- Ну, я была не... ах... -- Она тяжеловздохнула. -- К черту, зачем это? -- Так что же? Она пожала плечами. Ее маленькая взлохмаченная головка контуромвыделялась на фоне далекого света. -- Ой, Хорза, -- сказала она и издала короткий хрюкающий смешок. -- Тымне не поверишь. -- Во что не поверю? -- Не знаю, стоит ли тебе рассказывать. -- Расскажи, -- попросил он. -- Я не надеюсь, что ты поверишь, а если поверишь, то не уверена, чтотебе это понравится. Я серьезно. Может, мне все-таки не стоит... Голос ее звучал почти огорченно. Хорза тихонько засмеялся. -- Продолжай уж, Йелсон. Ты сказала уже слишком много, чтобыпередумать. К тому же подчеркнула, что ты не из тех, кто увиливает. Так чтоэто? -- Я беременна. Сначала он решил, что ослышался, и уже хотел отпустить шутку по поводууслышанного, но часть его мозга перемотала назад звуки, которые произвел ееголос, и прокрутила их снова. И он понял, что это именно то, что онасказала. Она была права. Он не поверил. Он не мог поверить. -- Не спрашивай, уверена ли я. -- Йелсон опустила голову, поигрываясвоими пальцами, и смотрела на них или в темный пол. Ее обнаженные рукиторчали из рукавов скафандра. Она стиснула пальцы. -- Уверена. -- Онаподняла лицо, хотя он все равно не мог видеть ее глаз, а она -- его. -- Ябыла права, да? Ты мне не веришь! По-моему, от тебя. Поэтому я тебе иговорю. Я бы ничего не сказала, если бы... если бы ты... если бы этопроизошло просто случайно. -- Она пожала плечами. -- Я думала, что тызаподозришь это, когда спросила тебя о дозе излучения, которую мы всепоймали... А теперь ты удивляешься, как это могло случиться, верно? -- Ну... -- Хорза откашлялся. -- Это же в принципе невозможно. Мы... мыведь относимся к разным видам. -- Объяснение есть, -- вздохнула Йелсон, тиская и сцепляя пальцы иглядя вниз, -- но я думаю, что оно тебе не понравится. -- Ну-ка, попытайся! -- Это... ну... Моя мать... она жила на скале. На путешествующемастероиде, одном из многих, ты же знаешь. Одном из самых старых; он... нупросто путешествовал вокруг Галактики, возможно, восемь или девять тысячлет, и... -- Минуточку, -- перебил ее Хорза, -- одном из чьих старейших? -- Мой отец был мужчиной... мужчиной с планеты, где однаждыостанавливалась эта скала. Мать говорила, что когда-нибудь снова тудавернется, но так никогда и не вернулась. Я говорила ей, что как-нибудьсъезжу туда, только чтобы увидеть его, если он еще жив... Чистаясентиментальность, я полагаю, но я сказала, что хочу это сделать, икогда-нибудь сделаю, если выберусь из этого дела. -- Она опять издалакороткий полусмешок-полухрюканье и на секунду отвела взгляд от своихбеспокойных пальцев, чтобы посмотреть в темную пещеру станции. Потомповернулась лицом к Оборотню, и ее голос вдруг зазвучал настойчиво, почтиумоляюще. -- Я по своему рождению только наполовину из Культуры, Хорза. Япокинула скалу, как только стала достаточно взрослой, чтобы правильноцелиться из своего ружья. Я знала, что Культура -- неподходящее для меняместо. Я наследовала искусственно измененные гены для межвидовогоспаривания. До сих пор я никогда над этим не задумывалась. Зачатие вроде быможет произойти при сознательном волевом решении... или хотя бы нужноперестать не хотеть беременности, но на этот раз было не так. Возможно, якак-то ослабила свою бдительность. Это не было сознательным решением, Хорза,правда, не было; ничего подобного мне и в голову не приходило. Это простослучилось. Я... -- И давно ты об этом знаешь? -- спокойно спросил Хорза. -- Я знала это еще на "ВЧВ". За несколько дней до посадки здесь. Немогу точно припомнить. Сначала я не поверила. Но я знаю, что это правда.Послушай... -- Она наклонилась ближе к нему, и в ее голосе снова послышалсяумоляющий оттенок, -- я могу сделать аборт. Даже от того, что я буду о немдумать, у меня произойдет выкидыш, если ты хочешь. Возможно, я сделала быэто давно, но ты же мне рассказывал, что у тебя нет ни семьи, ни вообщеникого, кто продолжал бы носить твое имя, и я подумала... мое имя меня неволнует... я думала просто, что ты... -- Она замолчала, вдруг откинулаголову назад и провела пальцами по коротким волосам. -- Прекрасная мысль, Йелсон, -- сказал Хорза. Йелсон немо кивнула иснова начала теребить свои пальцы. -- Я оставляю выбор тебе, Хорза, -- сказала она, не глядя на него. -- Ямогу его сохранить. Могу дать ему расти. Я могу, пока он в этой стадии...Все зависит от тебя. Возможно, я просто не хочу быть вынужденной приниматьрешение; я имею в виду, я не так благородна и самоотверженна, но так ужесть. Тебе решать. Черт знает, что за страшную смесь я в себе ношу, но яподумала, что тебе нужно об этом знать. Потому что ты мне нравишься и...потому что... я не знаю... потому что настало время, чтобы я сменила что-тона кого-то. -- Она тряхнула головой, и в ее голосе зазвучали растерянность,мольба о прощении и смирение -- все одновременно. -- Или, возможно, потому,что мне хотелось сделать что-то, что нравится мне самой, как обычно. Ох... Он протянул ей навстречу руки и подошел поближе. Она вдруг кинулась кнему и крепко обняла. Скафандры делали объятие затруднительным, и Хорзепришлось изогнуть спину, но он прижал ее к себе и нежно начал баюкать взад ивперед. -- Он будет только на четверть из Культуры, Хорза, если ты этогохочешь. Мне жаль, что я перекладываю решение на тебя. Но если ты не хочешьничего об этом знать, то я еще раз подумаю и приму свое решение. Он все ещечасть меня, поэтому я, возможно, вообще не имела права спрашивать тебя. Ядействительно не хотела... -- Она тяжело вздохнула. -- О Боже, я не знаю,Хорза, я просто не знаю. -- Йелсон... -- Он подумал, что хотел сказать. -- Мне совершеннонаплевать, что твоя мать из Культуры. Мне наплевать, почему случилось то,что случилось. Если ты хочешь взять это на себя, я рад. И если этоскрещивание, мне тоже наплевать. -- Он немного отодвинул ее от себя ипосмотрел в темноте на ее лицо. -- Я чувствую себя польщенным и благодарентебе. Это хорошая идея. И, как сказала бы ты: к черту, что с того? Он рассмеялся, и она засмеялась вместе с ним, и они крепко обнялись. Онпочувствовал в своих глазах слезы, хотя смеялся-то прежде всего надабсурдностью ситуации. Лицо Йелсон лежало на твердом плече его скафандрарядом с лазерным ожогом. Ее тело немного дрожало. Позади них на станции легко зашевелился умирающий. Его стоны безвсякого эха упали в холод и тьму. Он еще немного подержал ее в объятиях. Потом она отодвинулась, чтобыпосмотреть ему в глаза. -- Остальным не говори. -- Конечно, если ты не хочешь. -- Спасибо, -- сказала она. В тусклом свете фонаря скафандра засветилсяпушок на ее лице и волосы на голове, как туманная атмосфера вокруг планеты,на которую смотришь из космоса. Он еще раз притянул ее к себе, не зная, чтосказать. Отчасти, конечно, от неожиданности... плюс факт, что то, чтосуществовало между ними, после ее саморазоблачения стало настолько важным,что он боялся сказать что-нибудь не то, сделать ошибку. Он не можетдопустить, чтобы ситуация приняла слишком большое значение, пока не может.Это было, возможно, величайшим комплиментом, какой ему когда-либо делали, ноименно его ценность и пугала его, сбивала с толку. У него было чувство, чтокакое бы продолжение его имени или клана эта женщина ему ни предлагала, онпока не должен возлагать на это надежд. Призрак возможного наследства былвсе еще слишком слаб и где-то даже слишком беспомощен, чтобы тягаться спостоянной морозной полночью этого туннеля. -- Спасибо, Йелсон. Давай сначала доведем до конца это дело, а тогданам будет легче принять решение. Но даже если ты потом изменишь свое мнение,все равно спасибо. Это было все, что он мог сказать. Они вернулись назад в темную пещеру станции. Робот как раз закрываллегкой пленкой недвижное тело Нейсина. -- А, это вы, -- сказал он. -- Я не видел смысла звать вас. -- Онпонизил голос. -- Все равно вы ничего не смогли бы сделать. -- Доволен? -- спросил Оборотня Эвигер, когда они положили тело Нейсинарядом с Доролоу. Они стояли рядом с посадочным мостиком, где Йелсон сновастояла на посту возле лежащего без сознания идиранина. -- Мне очень жаль Нейсина и Доролоу, -- ответил старику Хорза. -- Мнеони тоже нравились; я могу понять, что это мучает и тебя. Ты не обязаноставаться с нами; если хочешь, возвращайся на поверхность. Там сейчасбезопасно. Весь отряд устранен. -- Ты устранил и большинство из нас, -- горько заявил Эвигер. -- Тыничем не лучше Крайклина. -- Заткнись, Эвигер! -- сказала сверху Йелсон. -- Ты пока жив. -- А тебе было не так уж плохо, не правда ли, юная дама? -- сказал ейЭвигер. -- Тебе и твоему другу. Йелсон мгновение помолчала. -- Ты мужественнее, чем я думала, Эвигер. Только не забывай, что мне непомешает, что ты старше и меньше меня. Если хочешь получить пинка пояйцам... -- она кивнула и надула губы, не сводя глаз с вялого телаидиранского офицера, -- то я охотно позабочусь об этом, старик. Мимо прошла Бальведа, подхватила старика под руку и хотела увести. -- Эвигер, -- сказала она, -- я хочу рассказать тебе, как однажды... Но Эвигер оттолкнул ее и пошел прочь один. Напротив вагона с реакторомон сел спиной к стене. Хорза посмотрел на него через перрон. -- Неплохо бы ему обратить внимание на измеритель радиации, -- сказалон Йелсон. -- Возле реактора довольно горячо. Йелсон грызла вторую плитку рациона. -- Пусть этот старый мерзавец немного поджарится, -- ответила она. Ксоксарл просыпался. Йелсон наблюдала, как к нему возвращаетсясознание. -- Ты не хочешь сказать этому большому чудовищу, чтобы он спустился срампы, Хорза? -- крикнула она. Ксоксарл посмотрел вниз на Хорзу и с трудом поднялся на ноги. -- Не трудись, -- сказал он на марайне. -- Я умею лаять на этом жалкомзаменителе языка не хуже тебя. -- Он повернулся к Йелсон. -- После тебя,мужчина! -- Я женщина, -- проворчала Йелсон и показала ружьем вниз. -- Давай,давай, пошевеливай своей тройной задницей! Антиграв скафандра Хорзы отремонтировать было невозможно. Юнаха-Клоспне мог нести Ксоксарла. Значит, им придется идти. Эвигер мог лететь, Вабслини Йелсон тоже, но Бальведе и Хорзе ничего не оставалось, кроме как менятьсяместом на поддоне, а Ксоксарлу предстоял пеший марш больше двадцати семикилометров к станции "семь". Они оставили тела погибших у двери в транзитную шахту, откуда их потомможно будет забрать. Хорза бросил бесполезный оплавленный кусок, который былкогда-то дистанционно управляемым роботом мозга, на пол и расплавил еголазером. -- Тебе от этого полегчало? -- спросил Эвигер. Хорза посмотрел настарика, который парил в своем скафандре, готовый полететь вслед заостальными в туннель. -- Хочу тебе кое-что сказать, Эвигер. Если хочешь сделать что-нибудьполезное, взлети-ка на эту посадочную рампу и сделай несколько выстрелов вголову вон тому товарищу Ксоксарла, чтобы мы были уверены, что ондействительно мертв. -- Слушаюсь, капитан, -- шутливо отсалютовал Эвигер и двинулся повоздуху к рампе, где лежал труп идиранина. -- О'кей, -- сказал Хорза остальным. -- Идем! Когда они добрались до отверстия пешеходного туннеля, Эвигерприземлился на среднем уровне посадочной площадки. Бронированный скафандр идиранина был покрыт ожогами и дырами. Существопотеряло руку и ногу, все вокруг было покрыто черной высохшей кровью. Головаидиранина с одной стороны обуглилась, и там, где ее пинал Эвигер, кератинбыл разорван прямо под левой глазницей. Неподвижный открытый глаз мертвецасмотрел на него. Он слабо сидел в своем костистом полушарии и из неговытекало что-то вроде гноя. Эвигер направил ружье в голову и установил егона одиночные выстрелы. Первый луч снес поврежденный глаз, второй пробил дырув лице под тем, что могло быть носом существа. Из дыры хлынул поток зеленойжидкости и попал на грудь скафандра Эвигера. Он полил на это свинствонемного воды из фляжки и дал ей стечь. -- Грязь, -- пробормотал он про себя и повесил ружье на плечо, -- все,все... грязь. Они не прошли по туннелю и пятидесяти метров -- Эвигер как раз появилсяв отверстии и полетел вслед за ними, -- когда Вабслин вскрикнул: -- Посмотрите! Они остановились и посмотрели на экран индикатора массы. Почти в центре толстой зеленой линии было серое пятно, след реактора впоезде позади них, который обманул своим атомным костром их индикатор. На самом краю экрана, точно прямо и более чем в двадцати шестикилометрах от них можно было видеть другое эхо. Это было не серое пятно, нефальшивый след. Там на экране горела жесткая, яркая, как звезда, световаяточка.Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 62; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!