Типа предвыборное обращение,
или чисто конкретно!
Пацаны, вы прикиньте,
во что это, блин, обойдётся –
Если прежние падлы
опять продерутся в бугры:
Вновь разборки пойдут,
сколько слёз и кровищи прольётся,
Снова будете ждать
век не виданной клёвой поры!
Если ж кто не врубился,
а то и не вышел из дури,
Поясняю, покедова стрелку
вам всем не забил:
Вы на стрёмный сходняк
по утрянке канайте в натуре,
Пусть отметятся там
и нехилый чувак, и дебил!
Ставьте птичку за нас
и шпана, да и умники-плаксы.
Ведь достали козлы,
что позорнейший держат базар!
Мы ж за ваш голосок
отстегнём хоть по стольнику баксов,
А зажлобится кто –
наплюём отморозку в глаза!
Вас избавят братки
от гнилых словоблудий и лени
И научат свободу любить,
словно Родину-мать
(перемать!)
Ну, а кто в несознанку уйдёт,
чтоб не ботать по фене –
Так недолго пером щекотнуть
и рога обломать!
|
|
|
Больше, чем…
Поэт в России больше чем поэт…
Евгений Евтушенко.
Где ранее наяривал оркестр,
Теперь, куда ни глянь,
сплошной прокол…
Секвестр в России больше чем секвестр,
Прикол в России больше чем прикол.
Кто лучше: патриот иль демократ?
И как узнать,
какой пошёл процесс?..
Пират в России больше чем пират,
Эксцесс в России больше чем эксцесс.
Уже давно не обещают рай,
Когда гудит очередной партсъезд…
Раздрай в России больше чем раздрай,
Наезд в России больше чем наезд.
А кто бы научил держать удар
И находить в мгновеньях
свой резон?..
Гайдар в России больше чем Гайдар,
Кобзон в Росси больше чем Кобзон.
Вдруг ощутив
«поехавший чердак»,
Поди узнай,
что приготовил рок!
Бардак в России больше чем бардак,
Пророк в России больше чем пророк.
А кто на всё
забив с прибором болт,
Добавит – будет просто молодец:
– Дефолт в России больше чем дефолт,
Крандец в России
больше чем крандец!
|
|
|
Из дневника тележурналиста
Гаснут лампы.
В такие моменты
Кто-то пусть облегчённо вздохнет…
А для нас
эти видеоленты –
Продолжение новых забот.
Ах, ушедшие телекумиры,
Я ценил ваши ум и уста.
Но теперь,
без прямого эфира,
Наша участь совсем уж проста.
Всё, что мелко
и слишком игриво,
Недостаточно скрытый кураж,
Оговорки, накладки и срывы
Устранит электронный монтаж.
Чтоб герой оставался героем,
Всё ненужное нам уберут:
Там, где надо –
картинкой прикроют,
Там, где скажет –
звучок подотрут.
Подберут, не спеша, фонограммку,
Чтобы стал безголосый певцом…
Всё уляжется в строгие рамки –
В час эфира
с хорошим концом.
… И, склоняя законы природы,
Начинаешь невольно грустить,
Что нельзя миновавшие годы
Через этот монтаж пропустить.
Всё, что слишком нелепо и круто,
Хоть из памяти вырезать прочь:
Эту вот роковую минуту,
Этот взгляд,
этот крик,
эту ночь…
|
|
|
Режиссёры командуют звонко.
Начинается запись, держись!
Снова крутится видеоплёнка,
Продолжается бурная жизнь.
И опять наши страхи и драмы,
Наши новые муки и блажь
Не спасут
ни одна фонограмма,
Никакой электронный монтаж!
Ситуация
На пену дуя, и сощурив глаз,
Едва знакомый тип сказал мне внятно:
– Недурно пишешь.
Но не всякий раз
Твои стихи бывают мне понятны.
Затем изрёк, порозовев, как рак,
И кулаки легонько обозначив:
– Вот, не пойму.
А я ведь не дурак.
Или ты, может, думаешь иначе?
Народу остальному не чета,
Я вижу в жизни разные изъяны.
На днях я даже Зощенко читал,
Вчера я даже слушал Петросяна!
Смутиться перед ним –
утратишь честь,
Учителей и прочих опорочишь.
Растолковать громиле,
кто он есть –
Так сразу же за правду и схлопочешь…
А градус напряжённости крепчал,
Но всё же не успел достичь накала:
Я что-то дружелюбно промычал
И заказал ещё по два бокала.
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАРОДИИ
Высокая хворь
Встревожься, добрый доктор, оглянись!
Но он, не озадаченный нимало,
|
|
|
Провозгласил:
- Ваш бедный организм
Сейчас функционирует нормально.
Белла АХМАДУЛИНА
… И снова моя бедная гортань
Измучена кровотеченьем речи,
Но я врачам нисколько не перечу –
И этим утешительно горда.
Свидетельствуют Цельсий и Рентген,
Что снова убыстрился бег молекул.
Как пылок их неистовый молебен,
Набатом пульса бьющийся в руке.
О, как обескуражил негатив
Вибрирующий слабо позвоночник.
Он словно мстил за то,
что поздно ночью
Вкушаю алкоголь и никотин.
Больничной койки тягостная честь
Меня не озадачила нимало:
Страдал на ней и правнук Ганнибалов,
Марина с Анной тоже были здесь.
Свою высокопарность оградить
Я, как могла, пыталась неумело,
Но врач воскликнул:
– Отвернитесь, Белла!
И шприц пронзил мой бедный организм.
О, как хотелось на балкон взойти,
Но санитары с мышцами литыми,
Бурча под нос, должно быть, по-латыни,
Меня всю ночь держали взаперти.
Потом пришли друзья.
В такую рань
Мне принесли сладчайшее варенье.
А я шептала им стихотворенье,
Терзая исцелённую гортань…
Из неизлечимого
Врач лечащий сказала виновато:
«Сердчишечко у вас великовато,
и пульс –
простите –
проявляет прыткость,
и в печени –
вы много пьёте? –
жидкость…»
Евгений ЕВТУШЕНКО
«Больничное шутливое»
Поэт – он вечен, но увечен
и в чем-то общечеловечен,
когда здоровье на мели.
Меня ты, доктор, донимала,
ну, а того не понимала,
что значат органы мои.
Ах, милый доктор, это сердце
просторней, чем иные сенцы.
Перемывая, словно душ,
в любой момент оно вмещает
не меньше тысячи, с вещами,
прекрасных и пропащих душ.
Уменьшить сердце у поэта
не смогут шприц или диета –
пускай он числится больным.
Но в пику вашему уменью
я сердце тем своё умерю,
что отращу его большим.
Да, у меня сидят в печёнках
и спирт, разбавленный Печорой,
«мартини» и «вдова Клико»,
одеколон тройной и водка,
пивко «Останкинское» с воблой,
а также кофе с коньяком.
Людскую боль вбирая кожей,
я пью за всех, кто пить не может
ни ночью, ни средь бела дня.
Я так их горе понимаю!
И чем я больше выпиваю,
тем суше печень у меня.
Больные! Я вам буду сниться –
лежать со мной в одной больнице
не многим выпадала честь.
Глядите ж, подбирая грыжи,
как я в нью-йорки и парижи
опять иду, такой как есть!
Возвращение к реальности
Что мне этот несчастный прогресс?
И Чубайс, и Чечня, и Бен Ладен?
…Это я у окошка стою
В виртуальном, глобальном загуле
В крупноблочном московском раю
И со свежей газетой на стуле.
Людмила ЩИПАХИНА
Много ль надо?
Омлет с молоком,
На гвозде или стуле газета…
И меня далеко-далеко
Вновь уносит наитье поэта.
Видно, это – планида моя:
В ощущениях острых и странных
Побродить в незнакомых краях,
В самых дальних
таинственных странах.
Приключений занятных не счесть,
Словно дивные кнопки нажала:
Вот теряют монахини честь,
Вот фанатики точат кинжалы…
Здесь границ для фантазии нет,
Что ни миг –
современное чудо:
Вот ребенок вошёл в Интернет –
И уже не вернётся оттуда.
Как легко и свободно вокруг,
Как манят виртуальные дали!
И такими ничтожными вдруг
Стали жизни реальной детали…
Но недолго жить призрачным сном:
Быт взрывается,
будь он неладен:
Гаснет свет,
слышен взрыв за окном –
Тут вам сразу Чубайс и Бен Ладен!
В память о детстве
Но я беру свой самострел
И прекращаю это действо.
Я псу грозил,
Я плакал,
Я подступал опять,
Я сам его, однако,
Готов был разорвать…
Анатолий ПОПЕРЕЧНЫЙ
Помню, в детстве не всё было гладко,
И без драк не случалось и дня,
Но всегда самострел и рогатка
Из беды выручали меня.
В те года я любого злодея
Моментально стирал в порошок…
Повзрослел.
И лишь словом владея,
Я однажды к любимой пришёл.
Но, подвергнув чудовищной пытке,
Доведя меня прямо до слёз,
У заветной зелёной калитки
Меня встретил взбесившийся пёс.
Я испробовал разные средства:
Выл, бранился, рыдал от тоски…
А потом, словно вспомнив про детство,
Я его разорвал на куски!
Что поделать?
Я действовал грубо,
Но не сдался в неравной борьбе.
Хорошо хоть, что ногти и зубы
У поэтов всегда при себе.
Лучше позже…
С комом глины, размятой не всуе,
Я в загадку въедался спроста:
Чем такое в девчонках волнует
Немальчишечья их нагота?
Владимир ГОРДЕЙЧЕВ
От мальчишек искавший покоя,
Чем такое из горлышка пить,
Я, валяясь в кустах над рекою,
Пристрастился девчонок лепить.
Весь исполненный творческой муки,
Наблюдал я их шумный народ:
Вроде те же и ноги, и руки,
А поди ж ты – волненье берёт!
Разминая искусной рукою
Неподатливой глины комок,
Я в них видел чего-то такое…
А чего – догадаться не мог.
Я со временем вырос в поэта.
Но, непознанной тайной маня,
Нагота немальчишечья эта
Днём и ночью томила меня.
Я об этом старательно помнил,
В ту загадку въедался не раз…
Но, женившись, я, кажется, понял,
Чем они
отличались от нас.
Музыка в моей судьбе
мне уши музыка промыла,
земная музыка полей.
Вячеслав КУЗНЕЦОВ
Когда мы были малышами,
меня всегда ругала мать:
– Опять с немытыми ушами
пошёл на улицу гулять!
Я подрастал и взрослых слушал,
я даже в баню стал ходить.
До блеска тёр себя, но уши
не удавалось мне промыть.
Была душа моя открыта,
и сам я чист, и вымыт пол…
Но все равно ушей немытых
бежал божественный глагол.
Но без мочалки и без мыла,
без возгласов
«Наддай!», «Полей!»
мне уши музыка промыла,
земная музыка полей.
И поэтическому слуху
она одна могла помочь,
когда, в одно влетая ухо,
стремилась из другого прочь.
Бонжур с приветом
У кого не из Парижа
туфли, плащ, одеколон,
тот уже из моды вышел.
Извините за пардон.
Петр ВЕГИН
Засидевшийся под крышей,
человек из моды вышел.
Взяли все за верный тон
нехороший моветон.
Ах, духи! Дыханье спёрло…
Заграница – это кайф!
Вся в плену у женских гёрлов
наша жизненная лайф.
За пардон уж извините.
Наступил конец фините.
Форма голая видна,
содержания – хана.
Я пишу как из Парижа,
хоть живу ничуть не ближе.
Прочитал – в себе носи.
И спасибо за мерси
ТАЛАНТ ИСКРОМЕТНЫЙ И ЧЕСТНЫЙ
Свой путь в российской сатире Григорий Медведовский начинал с литературных пародий, еще студентом журфака МГУ получив «благословение» знаменитого в те и последующие годы Александра Иванова. С 80-х в центральных еженедельниках, альманахах, коллективных сборниках публикуются, на Всесоюзном радио звучат его иронические стихи и проза, чуть позже выходят первые книги - в Саратове, Москве, Ульяновске…
В 1981 году он – участник всероссийского семинара молодых сатириков и юмористов, в 2000-м – Европейского писательского форума.
У Григория Медведовского в этом году – многообразные юбилеи. В середине июля ему исполнилось 60 и ровно четверть века он сотрудничает с главной газетой для всех пишущих – выходящей во многих странах мира «Литературкой» Да и книжка, о которой пойдет сейчас речь, у него десятая художественная – не стану тут упоминать серьезные и объемные документальные труды, которые сотворил в разные годы этот, все же в первую очередь, профессиональный журналист.
Вышедшие у него в предыдущие годы сувенирные с виду томики имено-вались последовательно: «Над кем смеетесь?..», «Над собой смеетесь!..» и «А смеяться только и осталось…». И не то что «года к суровой прозе клонят…» – но книжку, вышедшую ровно к юбилею, Григорий назвал «Не смехом еди-ным…» Что ж, не до смеха было и многим из нас, когда узнали, что и без то-го невеликие деньги, милостиво «отстегнутые» местным литераторам, прак-тически им не достанутся. И только настоящее чудо в лице одной из «ветвей власти», да заслуженное уважение некоторых предпринимателей спасло на-шего юбиляра, уже много лет известного своими книгами и публикациями не только в России. И серьезного в названной книге мало, прежде всего – это две поэмы в начале. Первая – с глубоким проникновением в облик и твор-чество Омара Хайяма, от которого нас отделяет всего-навсего тысячелетие. И, наверное, главное творение последних лет, а, может быть, и всей жизни автора – поэма «Уроки Минаева». Вот уж куда органично вошли и рассуж-дения о метаниях Виссариона Белинского, и о бурных страстях вокруг Александра II, и проникновенно осмысленные эпизоды и детали многооб-разно талантливого существования самого Д.Д.Минаева, и актуальнейшие размышления о нынешней сатире, в том числе «хиханьках с эстрады сов-ременной». Весьма интересное продолжение получила и скандально извест-ная «Губернская фотография», здесь Григорий с известным мужеством и непредсказуемыми последствиями «минаевской строфой» вывел, часто не в лучшем свете изобразил многих известных в области персонажей…
Знаю, что автор мечтал издать к юбилею книжку более приличным объемом и тиражом. Но и в таком, «урезанном» виде она полноценно вместила в себя по несколько образцов малой прозы, иронической поэзии и литературных пародий, с которыми автор входил в десятку лучших сатириков ещё СССР. Есть там и вовсе редкие, но вполне осовремененные жанры. И в целом книжка дает достаточно полное представление о многолетнем творчестве серьезного поэта и зрелого сатирика, искусно и глубоко проникающего в историю разных веков, не только иронично, а порою и гневно обличающего пороки и гримасы современного общества.
Воистину, «кто живет без печали и гнева, то не любит Отчизны своей»…
Евгений МЕЛЬНИКОВ
Фёдор
ГОРОБЦОВ
"ВО ВРЕМЕНА…"
 Стихи
|
Да, я умру…
Да, я умру, возможно, очень скоро.
И этот городок, в конце концов,
Охватят ненадолго разговоры
О том, как жил и умер Горобцов.
Моя жена, конечно, огорчится
И будет плакать пять минут подряд.
И в тот же день отправится учиться
Водить машину для поездок в сад.
Святой отец, сквозь частокол рыданий,
Кадилом намахавшись от души,
В уме прикинет, что от отпеваний
Прекрасные сегодня барыши.
Чуть позже, на гражданской панихиде,
Витии, старорусской недобрав,
Заявят, что ушедший был ехиден,
Талантлив, но ушёл, не дописав.
Что он сумел бы, если бы не это,
Что смог бы он, когда бы не туда.
Был многообещающим поэтом,
И смерть его – воистину беда.
Потом, добрав, как водится, на тризне,
Они продолжат, но в ином ключе,
Мол, кем он был, товарищи, при жизни?
Да он поэтом не был вообче.
Друзья взгрустнут, на циферблат взирая,
Приняв на грудь трагичных двести грамм,
Опомнятся и деловитой стаей
Помчатся по делишкам и делам.
Подруги зарыдают безутешно,
В истерике судьбу свою кляня,
А их мужья впервые очень нежно
Посмотрят на усопшего меня.
И жизнь опять, но без меня помчится.
На всё мне будет, право ж, наплевать.
Пожалуй, лучше мне опохмелиться,
А то и впрямь не мудрено сыграть…
Время, словно колосс…
Время, словно колосс , навалилось на нас,
Боль, восторг и вопрос в жёсткой прорези глаз.
Времена перемен с каждым днем веселей,
Под обломками стен только вопли людей.
Окровавленным ртом воздух жадно поймав -
Этот рвёт напролом, все запреты поправ.
Кто-то вырвался вверх, тот отправился вниз.
Стон и радостный смех воедино сплелись.
И великих слепцов, и великих побед,
И пророков – лжецов, и неслыханных бед
Нам хватило с лихвой за минувшие дни,
Но опять за горой полыхают огни.
Мы пришли в этот мир, шоры сдернуты с глаз…
Мы пришли в этот мир – он оставлен на нас…
Равнодушия лёд расползается вширь.
Время крушит и рвёт устоявшийся мир.
Нам бы только успеть, не увязнуть в пути.
Нам бы только суметь доползти, доползти.
Дотерпеть, доболеть и приблизить рассвет,
Чтоб сумели взлететь нам идущие вслед.
* * *
В. И. Чернышову
С мужчиной случилась беда.
Из рук равнодушной Фемиды
Он думал шагнуть из суда
На плаху, под меч Немезиды.
Победой закончился спор.
И я, от восторга немея,
Отвёл вознесённый топор
От скорбно изогнутой шеи.
Зубами скрипел прокурор,
Сверкая нахмуренным взглядом.
Судья зачитал приговор
И был подсудимый оправдан.
Кого осчастливил итог,
Те радостно руки мне жали.
Другие, кляня злобный рок,
Вполне откровенно страдали.
Я вышел из храма суда,
Пытаясь осмыслить вдогонку,
Что значит победа – беда?
Иль радость, звучащая звонко.
Меня беспокоила мысль –
Что значит для всех оправданье?
Мне в спину проклятья неслись,
В лицо же звучали признанья.
Он был велик и непоколебим
Г. Антонцеву
Он был велик и непоколебим.
Ему, во всяком случае. казалось,
Но от него, в какой-то миг, осталось
Пустое место, а точнее – дым.
А все, кого считал он за своих
Клевретов и приспешников идеи,
С поспешностью забросили ливреи
В бездонные завалы кладовых.
Былой кумир, калиф на краткий час,
Исчез в потёмках и пропал без вести,
За ним – другой, на этом самом месте,
Приветствуется в профиль и анфас.
Кто первому тирану пел хвалу,
Его уже сейчас не вспоминает,
Другому – панегерики слагает,
В надежде быть допущенным к столу.
О, как тупа в безликости толпа.
Толпе всегда одно лишь было надо:
Буханки хлеба, зрелищ и разврата.
На этом к ней и зиждется тропа.
Толпа сперва желает много лет,
Потом в лицо презрительно хохочет,
Потом свистит, швыряет, рвёт и топчет,
Чтоб вознести идущего вослед.
Как те обои, снятые со стен,
Тираны исчезают как фантомы
Неслышно, незаметно или с громом.
А мы всё время жаждем перемен.
Жизнь удалась
Жизнь удалась, чего ещё хотеть.
Но мне опять подсказывает брюхо
Что если ещё малость попотеть
То будет слаще пища и житуха.
Я снова попадаю в оборот,
Себя таким неистовством калеча,
Ярмо чужих печалей и забот,
Взвалив на перетруженные плечи.
Устав от этой жуткой суеты,
Жалея жизнь, что мчится безвозвратно,
Ору себе: «Довольно, всё, кранты!»
Чтоб завтра возвратить слова обратно.
И снова этих дел невпроворот,
И снова ими по уши загружен.
А брюхо нагло требует и ждёт,
Чего я принесу ему на ужин.
Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 43; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!