Искушение скромной отшельницы 19 страница



–  Здравствуй, – ответила она глухо, не поднимаясь с лавки, взглядывая на него своими ясными  глазами.

–  Странно, ты совсем не изменилась. Ты также смотрела на меня сорок лет назад… Да, а я вот, видишь, постарел. Отяжелел… Разреши все же при-сесть рядом… Хотя, что тут сидеть. Поехали в ресторан. Там и поговорим.

–  Скажи, зачем ты хотел меня увидеть? – ответила женщина, держа в ру-ках цветы так, словно это старая ненужная вещь. 

–  Как же, мы столько не виделись, – начал он привычным тоном, но осек-ся под ее взглядом. Смущение, которое он прятал, вышло наружу. Он сжал губы, взглянул на Клио и тяжело вздохнул. Минуты через две молчания он продолжил:

–  Эта статуя всегда молчит. На ее лице нельзя прочитать никаких эмо-ций… Кроме милосердия… Вы чем-то похожи. Когда ты была молода, то была так же прекрасна, как эта богиня. Да и сейчас… Расскажи, как ты живешь?

– Ты мне не ответил, – женщина с удивлением рассматривала колючки на толстых стеблях роз. Ей пришла в голову мысль, что она никогда не дотраги-валась до них. Почему у таких красивых цветов такие опасные шипы? Не для того же, чтобы кого-то ранить?.. Скорее всего, для защиты своей перво-зданной нежности... А ведь мужчины никогда ей не дарили роз. Да, она не допускала до этого. Не допускала… 

– Да… Мне просто стыдно и больно говорить. Седые волосы, а я сейчас краснею, как мальчишка… Я хотел тебя увидеть. Увидеть твои глаза. Ус-лышать твой голос. Я виноват перед тобой… Когда мы расстались, моя жизнь помчалась как курьерский поезд. Я гнал его все дальше и дальше. И не мог остановиться. Жажда карьеры, власти, денег привязала меня словно нар-котик. Свою совесть я прицепил к хвосту поезда и до недавнего времени не вспоминал о ней. Ты знаешь, я живу сейчас в Москве. Подо мной огромная финансовая структура. Первую жену бросил на БАМе. Вторую лет пять на-зад. Сейчас у меня молодая длинноногая красавица. В Европе на атланти-ческом побережье вилла. Все есть. Все, кроме любви!.. Все вокруг любят только мои деньги… Мне так захотелось тишины и покоя, что я сорвал стоп-кран, и выпрыгнул на ходу… А знаешь, как приятно бродить по улицам, где прошла молодость. Потрогать эти лавки. Подышать этим воздухом… Но кроме тебя, меня здесь ничего не связывает. Моя мать, как и твоя, умерла рано. Все-все теперь у меня в Москве… Я ведь приехал за тобой. Нет, не думай. Я знаю твой характер. Жениться на тебе мне следовало сорок лет назад. Я хочу в Москве устроить тебе достойную жизнь. Лиза, когда мы были комсомольцами, свято верили, что построим коммунизм. И когда я командовал комсомольскими стройотрядами, тоже верил в это. Не наша вина, что разрушили социализм… Так вот, теперь ты будешь жить при коммуниз-ме… У тебя будет все… Поедешь в любую страну мира. Хочешь в Италию, хочешь по Парижу погуляешь, в Лувр заглянешь, посмотришь своих люби-мых мадонн… Я помню… А захочешь, полетишь через океан в Америку. Нет проблем, Лиза. Теперь я все могу… Что ты молчишь?

–  Ты лжешь… Ты ничего не можешь. Ты не в силах вернуть чувства, – в ее глазах на мгновение промелькнула неутолимая скорбь. – Ты не дергал стоп-кран. Ты просто сделал остановку. Тебя гнетет твой последний вагон. И ты хочешь его отцепить. И за это готов заплатить большие деньги. А отце-пить его могу только я, по твоему мнению. Но этого я не собираюсь делать. Это невозможно… Иначе ты помчишься совсем без разбору на красный…

–  Нет, Лиза, я уже никуда не помчусь… Меня ждет последняя останов-ка… Неделю назад врачи вынесли приговор. Смертельный спрут внутри меня уже хозяйничает. Никакое облучение, никакие хирурги мне уже не помогут… Ты права. Я ничего не могу. Мне осталось несколько месяцев… Помнишь, как мы пели: "Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым!.." Теперь мы и с комсомолом расстались, и с молодостью… И поэтому я решил пови-даться с тобой… Вспомнить о нашей любви…

–  Я о ней никогда не забывала.

–  Правда!!! Лиза! Значит, ты меня простила?

–  Я о любви не забывала ни на минуту. Тот, кого я любила, всегда со мной. А тот, кто ушел от меня сорок лет назад по этой дорожке, сорок лет назад умер. Его нет. Нет… Некого прощать. На того, кого я люблю, так был похож его сын…

–  Сын?!!! Лиза, почему был похож?.. Ты родила сына? Где он сейчас? Я хочу с ним встретиться… Пожалуйста. Это последнее мое желание в этой жизни, – мужчина упал на колени перед тихо сидящей женщиной с розами и принялся целовать ей руки. Она ждала, потом сказала:

– Я к нему завтра поеду. Хотела сегодня, но ты назначил встречу. Поеду завтра… Сначала соберу букетик… Он любит ландыши. Его легко найти... Там я давно посадила куст сирени… Хотели положить его на центральной аллее. Как героя. Но я попросила рядом с моей мамой. Она мечтала о вну-ках… Пусть хоть там они будут рядом… Он погиб в Афганистане… Да, я не плачу, потому что счастлива. Многие не верят мне… А у меня внучка. Она так меня любит! Как-то она написала в школьном сочинении на тему "Я люблю свой город" такие строчки: "Я люблю свой город, потому что в его центре стоит красивый памятник Карамзину, и потому что в этом городе живет моя бабушка. Она похожа на музу… А мой папа герой…" – женщина взглянула на Клио. – Меня любят мои ученики… Меня любит мой город. Меня любят эти деревья. Это небо…  И я их люблю… Я счастлива, что сох-ранила свою душу. Тебе этого не понять. Слишком поздно…В отличие от тебя, я не боюсь смерти. 

– Не боишься? – машинально переспросил он, разглядывая ее ошеломлен-но опустошенными глазами, отстраняясь от нее, вставая с колен.

– Ты приехал за покаянием?.. Но ответствовать тебе уже надо не передо мной… Перед другой! – она опять взглянула на величественную скульптуру Клио.

Он последовал своим взглядом за ней. Муза истории стояла в спокойной естественной позе с грустным лицом. На ее грациозной фигуре изящно наки-нутые древнегреческий хитон и плащ подчеркивали красоту ее тела, обрисо-вывали ее совершенные формы. Удивительно гармоничный образ музы пора-зил его.

– Перед кем? – он, согнувшись, будто придавленный бронзовой массой скульптуры, смотрел на женщину испуганно и нетерпеливо. 

–  Перед той, что смотрела тебе вслед с этой лавки сорок лет назад… Я же не священник, чтобы принимать твою исповедь. Как мы прожили, не нам судить. Это видит только око всевышнего… 

–  Ты права, Лиза. Ты права, – он выдохнул и распрямился. – Я перед поездкой к тебе зашел в храм Христа Спасителя. Поднял голову и посмотрел на свод купола, и меня пронзил взгляд  Его… Ты не была там?.. Нет… На своде среди облаков и голубого неба написан Создатель. Я понял, что надо ехать к тебе… Ты меня все же простила или нет? Я так и не понял. Ты всегда была для меня недоступной… Все же я предлагаю тебе поехать со мной в Москву… Так не должно закончится…

– Тебе была недоступна моя душа, потому что твоя была одержима одной страстью… Взгляни на памятник. Ты знаешь, что запечатлено на этом го-рельефе?.. Нет, ты не можешь знать. Карамзин изображен на смертном одре в окружении своих  близких. А перед ним – Фортуна – богиня счастья и удачи – сыплет из рога изобилия золотые монеты. Писатель жестом останавливает Фортуну, как бы говоря ей, что ее чудесные дары запоздали… Запоздали… Это исторический факт. Перед смертью Карамзину император пожаловал большие деньги. На что он промолвил: "Это уже слишком много… Благо-деяние чрезмерно: никогда скромные мои желания так далеко не прости-рались"...

 

 

В наступившей паузе Клио вдруг услышала дивные голоса птиц. Они и не переставали возглашать миру свою любовь. Клио подумала, что до этого она их не слышала. Да-да! Весь мир вокруг поет. Интересно, а как звучит молча-ние музы? Надо об этом поразмыслить в какую-нибудь безлунную ночь…

– Я не люблю колючие розы. Мне по душе скромная нежность ландышей. Они более соприкосновенны с моей душой… Прощайте, – женщина с сияю-щими глазами медленно поднялась и вышла из скверика, направившись вниз к шумной улице Гончарова, по которой двигались в вечно гудящем потоке автомобили и люди – угрюмые и веселые – в непроглядь грядущего тыся-челетия…

Ночью, при тихом свете Луны, Клио раскрыла на жертвеннике бессмертия бронзовые скрижали и принялась скрупулезно записывать историю канувше-го в Лету дня. Луна, в свою очередь, старательно рассматривала в гранитной нише бюст Историографа государства Российского Николая Михайловича Карамзина. Открытый, смелый и честный взгляд пламенного патриота Рос-сии устремился вдаль, в глубь веков. Карамзин слегка сдвинул брови, его морщины на высоком лбу явствовали о гигантской работе души, чувств и мысли. Этот взгляд отягощен озабоченностью судьбами Родины. Этот взгляд мудрый, призывающий грядущие поколения: "Трудитесь умом, играйте вооб-ражением, живите сердцем…"

Клио взглянула на грустный лик ночного светила и в своей вечной книге в заключении написала: "Сегодня я поняла, чего нет в моем бронзовом совер-шенстве. Во мне нет человеческой души… "

А ветер в Карамзинском скверике разносил среди полуночного шепота листвы: "Так Русский юноша, теперь идущий мимо, взглянув на этот лик, сияющий в меди, любовь к отечеству, сей огнь неугасимый, восчувствует в груди…"

 

 

Разговор с Весенним дождиком

 

                                    Твоя улыбка, нарисованная лучами Солнца,

                               Таинственно заворожила весь город,

                                   Охваченный унынием.

                                       И вся - вся серость,

                                     Вся непокорная скука внезапного дождя

                                  Капризно удалилась

                                   З а раскисший силуэт Аллеи.

                                   Ирония, а за ней и свежие мазки

                                  Праздничности заполнили всю композицию.

 

Но сначала эту композицию рьяно принялся составлять внезапный весенний дождик. Из-за скученных крыш городских построек он вытягивал за водяные нити огромную ультрамариновую тучу и безжалостно заливал всю улицу Гончарова серой акварелью. И это его право. Он был единствен-ным художником в этом пространстве: от строгого здания банка до круто-го спуска к Волге размашисто и смело дождь собирал дробные пятна до-мов, витрин, рекламных щитов центральной улицы в единый фон, чтобы на-писать на нем сочными живыми мазками чудесную фигуру. Юную и сме-лую. Целомудренную и озорную.

Она бежала навстречу, уже вся промокшая, но все в ней: теплый жи-вой взгляд, черты изящного лица, вылепленного будто самим Роденом, длинные кисти мокрых пшеничных волос, уверенные движения молодого тела, – все подчеркивало восхитительный замысел маэстро: встречу с чудесным созданием под музыку весеннего пробуждения города, под волшебные звуки Паганини. И я чуть-чуть не прошел мимо, в суетность и пустынность дня.

–  Разрешите пригласить вас под свой зонтик! – почти крикнул я. Она при-остановилась, удивленно взглянула сначала на мой черный, раскрытый над головой зонт, блестевший никелированными спицами изнутри. Некоторая оторопь выказалась в ее лице. Будто не зонт я держал в руке, а огромный букет экзотических цветов. Я и сам в это мгновение почувствовал неле-пость своей позы: храбро вытянутая к незнакомке рука с этим букетом-зонтиком.

–  Какой вы смешной! Я вовсе не боюсь дождя, – она весело рассмеялась, так просто подошла ко мне, без малого намека на кокетство, и что-то говорила по поводу моей храбрости. Но внезапное душевное смятение полностью лишило меня способности воспринимать в эти секунды звуки. Ее еще не успокоенное дыхание было так близко, незнакомые глаза втягивали всю написанную дождем композицию в свой потаенный мир. Кто она? На какую загадочную планету я рискнул высадиться?

Средоточие всей вселенской тайны, непокорное великолепие чувствен-ного мира скрывали эти невыразимые формы женского лица. Это трепет-ное движение век. Губ. Эти тончайшие, позолоченные нити-лучики, опу-шившие бархат чуточку загорелой кожи. Единственно стройная мысль, пав­шая в сознание в этот миг, была старая поговорка: «Любовь и умника в дураки ставит». Закоулочная память у человека. Внезапно выскочат мысли, непонятно где прятавшиеся, и умчатся прочь, как эти мокрые автомоби-ли.

–  Вы все же смешной! Не хотите со мной разговаривать? Хорошо. Бу-дем говорить с дождем. Он будет и нашим посредником, и переводчиком.

Внезапное наваждение ушло, и я  услышал  ее прелестный веселый голос. Шум стихии. Шум города.

 

– На лужах большие пузыри. Дождь будет идти долго, – сказал я, переведя взгляд на асфальт, по которому бурные потоки воды разгонисто спешили поскорее стечь в сторону косогора.

– Дождик, зачем вы остановили меня?.. – Свежесть весны влилась в сердце. Она внимательно рассматривала мои глаза.

–  Вы очаровали меня своей непосредственностью и изяществом.           

– Как же вы все это увидели со своей поднебесной высоты, господин дождь?   

–  Однажды вы летали в облаках, и мне удалось вас рассмотреть.

– Что же вы делаете здесь, дождик, на этой улице? – она с любопытством, пристально взглянула на меня.

–  Я спустился с небес на землю, чтобы встретиться с вами.

–  Какая честь! Спасибо. Но в таком случае вы дождик-эгоист. Прогнали с этой улицы такой тихий весенний денек, чтобы расставить свои водяные сети и заманить в них незнакомую девушку, – она опять весело рассмеялась и погрозила мне пальцем.

–  Ладно, скажу правду. Я встретил вас случайно и…

–  И влюбились с первого взгляда, – она опять так мило и беззаботно смея-лась, а я все больше терялся перед ее девичьим задором и какой-то внутренней уверенностью в себе. И все больше убеждался: составленная весенним дождем композиция исполнялась для меня. Сердце сладко сжалось, и волшебные звуки томительно полились в самых потаенных уголках сознания.

–  А вы не верите в любовь с первого взгляда?

–  Я не только верю, но знаю, что это самое чистое и желанное чувство, – она стала серьезной и еще более очаровательной.

– Вы дрожите!?  Вы промокли, и вам надо согреться!

Она отстранилась, посмотрела мне строго в глаза и вдруг продекламировала стихотворные строки:

     Я с тобой не стану пить вино,

     Оттого, что ты мальчишка озорной.

     Знаю я – у вас заведено

     С кем попало целоваться под Луной.

–  Это ваши стихи?.. Нет, мне кажется, я их уже слышал.

–  Это написала поэтесса. Ее зовут Анна. Так же, как и меня.

–  Ахматова!

– Да, Анна Ахматова, мой любимый поэт. Весенний дождь ее поэзию не поймет. И меня дождь никогда не согреет.

–  Ваше имя Анна. Красивое, но трагическое имя.

–  Да, конечно, Анна Каренина, Анна Иоанновна, Анна Герман, Анна, Анна... Анна Ахматова.

–  Анна, вы дрожите, разрешите накинуть на ваши плечи мой пиджак.

Она вдруг из девушки-хохотушки предстала задумчивой Аленушкой с картины Васнецова. Как непостижима женская натура. Молчание длилось недолго, и  Анна опять прочитала несколько строк:

           Настоящую нежность не спутаешь

           Ни с чем, и она тиха.

           Ты напрасно бережно кутаешь

           Мне плечи и грудь в меха.

–  Я вас совсем не понимаю, Анна, хотя четверть часа назад вы мне казались простым и открытым человеком.

–  А что же скажет дождь о любви с первого взгляда?

–  Он скажет, что это самое чистое и желанное чувство!

–  Я тоже пишу стихи. Для себя. Хотите, прочту последнее?

– Конечно, дождь для этого и пришел на землю.

– Я недавно шла по этой самой улице. Счастливая. Ах, какая счастливая! А навстречу шла женщина и плакала. Сжавшись. Спрятавшись сама в себя. Мы поравнялись. Ее мутный взгляд, ее оглушенность испугали меня. Я увидела во всю близь что-то... Нет, не буду об этом. Слушайте:

           Человек идет и плачет,

           Значит его сердцу плохо.

           Боль его, как тень маячит,

           Разрывает душу. Охает.

–  Анна, у вас чувствительное сердце. Вы самой судьбой мне...

–  Господин дождик, никогда не говорите высоких слов впустую. Смотрите, небо почти расчистилось. Мне пора. Спасибо за приют, – она мило улыбнулась и вышла из-под зонта, радостно разглядывая небо.

   –  Мы не можем так просто расстаться. Я влюбился в вас с первого взгляда.

–  Что ж, приходите завтра с белой розой. У меня будет волнующее, но чу-десное настроение. И знаете почему? Завтра суббота и будет много солнца... Но найдите сегодня сборник Анны Ахматовой и прочитайте строки, следующие за этой: «У меня есть улыбка одна...», – она сказала время и адрес и стремительно исчезла в конце аллеи.

Но прежде по неведомому закону движения облаков первый луч, скользнув-ший с небес, вырисовал на ее лице восхитительную улыбку. Вся серость и скука улицы капризно удалились за раскисшие акварельные силуэты дальних аллей. И город обрел свежесть и праздничность расцветшей весны...

Суббота действительно горела Солнцем. Свадебный кортеж из дорогих блестящих автомобилей украшал невзрачный двор обычного городского квартала. Анну, сияющую и восхитительную, как сама яблоневая весна, в богатом белоснежном платье, на руках вынес из подъезда многоэтажки крепкий и красивый парень. Она сияла, она источала радость и счастье. Настоящую нежность. Улыбку луговых цветов. Любовь.

Я знал уже накануне вечером, прочитав стихотворение Ахматовой, что разговор с весенним дождиком остался навеки только в моем сердце. В сердце господина дождя. Но я с радостью смотрел издали на улыбку Анны, нарисованную еще вчера Солнцем и таинственно заворожившую меня и весь го-род. Свадебный кортеж проезжал мимо, и я видел ее чудный силуэт через стекла автомобиля.

И губы ее, казалось, шептали:

                У меня есть улыбка одна:

                Так, движенье чуть видное губ.

                Для тебя  я   её  берегу –

               Ведь она мне любовью дана.

 

     

Таранов Илья Александрович, 1959 г. р., закончил с отлич и ем Ульяновский политехнический институт, член Союза писателей России, живет и работает в г. Ульяновске.

Издал семь книг для детей и лирический сборник стихотворений и новелл.

В книге «Приключения Бубоньки, или Тайна планеты Счастья» автор вместе с читателем отправляется на поиск планеты Счастья и находит ее – это наша Земля.

В новом романе-сказке о девочке-птице по имени Маэлла автор пытается убедить читателя, что наш мир должен стать лучше.

 

 

 

ПРЯМОЕ ЗЕРКАЛО

 


Григорий

МЕДВЕДОВСКИЙ

            НЕ  СМЕХОМ ЕДИНЫМ Рассказы. Ироническая поэзия .

                            


Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!