Искушение скромной отшельницы 15 страница



 Ирине исполнилось двадцать девять лет, когда, вопреки всем предосто-рожностям, она познакомилась с художником Антоном Михайловичем Владимировым. Произошло это событие на его персональной выставке.

Оборвав на полуслове разговор с корреспондентом, специально пригла-шенным для знакомства с новыми работами известного в провинциальных кругах художника, но ещё не знакомого со столичной интеллигенцией, Антон вдруг умолк, словно загипнотизированный, а секундой позже устремился к молодой женщине в черном шелковом платье, которая неспешно переходила от одной его картины к другой. Оказавшись в двух шагах от незнакомки, художник, будто опомнившись, сделал обреченный жест в сторону журналиста и, стараясь спрятать волнение, представился молодой восхитительной даме и предложил свои услуги в качестве гида.

Антон оказался на редкость остроумным, эрудированным собеседником. Кто-то из коллег, заметив лихорадочный блеск в глазах "именинника", с удивлением заметил корреспонденту:

–  Впервые вижу этого флегматика в обществе дамы таким бурлящим! Что-то тут не так! - и сам того не ведая, оказался прав.

Разговор, который завязался в дальнем конце зала между Ириной и Антоном, каким-то невероятным для женщины образом был продолжен на улице, в трамвае, в небольшом скверике возле института, в котором она преподавала эстетику.

Хотя темы, вокруг которых кружилась беседа только что познакомившихся людей, касалась разных предметов, все же в них главенствовала просьба художника о позировании:

–  Ирина Александровна, позвольте написать ваш портрет!

 Виновато улыбнувшись одними глазами, молодая женщина мягко отказалась выполнить просьбу Антона и, попрощавшись кивком головы, торопливо направилась к институтскому парадному.

 Антон поднялся после небольшого раздумья следом. Самым вниматель-ным образом изучил расписание лекций. На следующий день он пришел в институтский скверик к концу занятий загодя и занял выжидательную пози-цию. Когда же Ирина показалась в проеме дверей, как мальчишка, ринулся ей навстречу, а поравнявшись, протянул букет едва распустившихся белых роз. Но радостный порыв мужчины не нашел понимания у строгой спутницы. Она, едва ответив на приветствие художника, отмахнулась испуганно от роз и заспешила к трамвайной остановке. Антон бросился вдогонку и едва вскочил на подножку, как дверь трамвая тут же захлопнулась.

Испуганные глаза Ирины Александровны, побледневший овал щек и безжизненно повиснувшая на ремешке сумки кисть руки, сжали сердце мужчины необъяснимой тревогой.

– Ирина Александровна, голубушка, скажите: я что-то сделал не так? Умоляю, ругайте, но только не смотрите так укоризненно! -

–  Это я веду себя как безумная, но поверьте мне на слово, существуют веские причины, объяснять которые я не считаю нужным...

– Я не любопытный и единственное, о чем еще раз хочу вас попросить, так это о возможности написать ваш портрет!

– У меня для этого нет времени!

–  Я тоже весьма занятой человек, но все мои сверхсрочные дела потеряли смысл... Сутки, что минули с момента нашей встречи, возвели глубочайший ров между прежней жизнью и нынешней! Самое для меня теперь главное - это Вы! – последняя фраза прозвучала слишком громко, и несколько пасса-жиров с явным интересом принялись разглядывать высокую молодую жен-щину с пышными каштановыми волосами, уложенными на затылке пучком, и худощавого элегантного мужчину с короткой светло-русой бородкой, чем-то напоминающей чеховскую. Чрезмерное внимание пассажиров заставило Ири-ну опустить глаза, ссутулиться... Едва дождавшись остановки, она бросилась к выходу. За ней последовал Антон, не совсем деликатно расчищая себе до-рогу. Несколько метров он следовал за женщиной молча на некотором отда-лении, но заметив, как распрямились её плечи, а рука машинально сорвала лист с газона, поравнялся и, извинившись на всякий случай, пошел рядом.

Яркая зелень раннего лета, блеск солнечных лучей на влажной траве, умиротворяющее дыхание легкого ветерка, вобравшего аромат только что скошенной травы - все эти приметы радости бытия благотворно подействовали на душу Ирины. Забыв о настороженности, она замедлила шаги и чему-то улыбнулась. Увидев перемену в настроении спутницы, Антон тоже подбадривающе улыбнулся и предложил:

– Неподалеку я знаю отличное кафе! Давайте зайдем и выпьем по чашечке кофе или еще чего-нибудь!

Три пары лекций да ещё, в придачу, почти бессонная ночь, которая вско-лыхнула все ещё не отболевшее прошлое, лишили молодую женщину сил на "самооборону". Мужчина не преминул её молчаливым согласием восполь-зоваться. Художник решительно взял Ирину под руку и повел к веселому теремку, из открытых окон которого лилась мелодия старинного вальса.

Потом, когда были съедены бутерброды и официант готовил новую порцию кофе, Антон возобновил разговор:

–  Не знаю, поверите ли, нет, но все свои тридцать пять лет я жил предо-щущением этой нашей встречи! Едва взглянул в ваше лицо, увидел изуми-тельной чистоты профиль и какое-то невероятное свечение кожи. Не говорю уж об осанке, походке... В тот же миг мое воображение создало ваш портрет! Он уже есть, понимаете? Вот тут, в моей душе! Осталось только завершить черновую земную работу. И портрет будет извлечен из неизвестности. Но только мне нужна ваша помощь - всего два-три коротеньких сеанса...

На этот раз свое "нет" Ирине Александровне пришлось отстаивать более изощренно – не хотелось обижать художника, в глазах которого читалось не столько восхищение, сколько покорность судьбе. Но, сделав над собой некоторое усилие, – в этом мужчине таилось столько опасного очарования для женщины, – Ирина Александровна довольно холодно простилась и решительной походкой покинула кафе.

Спустя два дня, увидев на институтских ступенях мужчину в  знакомом темно-вишневом вельветовом костюме, сама подошла к художнику и, сняв темные очки, негромко, но строго спросила:

 –  Антон Михайлович, вам вся эта история не надоела? Ведь мы не дети и я всеми доступными средствами пыталась, да и сейчас пытаюсь внушить, что ваша настойчивость мне не по душе!

–  Здравствуйте и тысячу раз простите, что доставляю массу неудобств своим метеоритным вторжением в размеренность вашей жизни. Как рядовой мужчина, я понимаю и принимаю ваши протесты. Но художник, который живет во мне и является хозяином и даже диктатором над моей бренной оболочкой, никаких доводов не принимает. Он их попросту не слышит. И с этим я ничегошеньки не могу поделать! Он, как только вас увидел - сразу признал ТУ, мною вымечтанную Даму Сердца и, завороженный вашей  таинственной красотой, не дает мне ни есть, ни спать, ни доканчивать давно начатые картины, не говоря уж о заказах... Этот диктатор, что обитает внутри меня, уже мысленно нарисовал ваш силуэт, растворил его в полуденных вибрациях солнечных лучей. И ему не важно, что вы стоите неподвижно и комкаете ремешок сумки. Напротив, ваша отстраненность от всего вокруг проходящего как бы отрывает вас от земли. Уже не ваше лицо, а Лик появляется на пока еще никому не видимом холсте!

- Я прекрасно понимаю все, о чем вы говорите, но есть НЕЧТО! Оно не позволяет поддаться искушению и стать, пусть даже на очень короткое время, вашей моделью... Мне не остается ничего иного, как свести до минимума случайность наших встреч.

Извините, мне пора...

Ирина Александровна переменила расписание лекций. Потом на несколько дней выехала в Москву для участия в совершенно ей не интересном симпозиуме. Когда же вернулась, то первым встретившимся около дома человеком оказался Антон Михайлович.

Несказанно обрадовавшись такой удаче, он подлетел к молодой женщине и, не дав ей опомниться, возбужденно заговорил:

–  Каждый день даю себе слово вернуться к прежней размеренной жизни, но вы заслоняете всё и вся! С закрытыми ли глазами, с открытыми - стоите передо мной в своих трагических черных одеждах – настоящая Роковая женщина! 

– Роковая женщина? – дрогнувшим голосом переспросила Ирина.

– Портрет, который я собираюсь  написать, и уже кое-что для этого сделал, будет называться интригующе – "РОКОВАЯ ЖЕНЩИНА!" Признаюсь, я уже для него заказал шикарную раму!

– А вдруг ваших фантазий окажется недостаточно для того, чтобы этот замысел осуществился?

– Моя уверенность в успехе крепнет день ото дня потому, что хочу своим портретом рассказать вам как можно больше о вас самой. Вы очень сложная натура, и именно это мне больше всего нравится.

– Что ж, попытайтесь, а мне надо срочно переодеться и бежать в институт! - резким движением руки, предотвратив попытку художника двинуться следом, Ирина вбежала в свой подъезд. Одолев одним махом три этажа, устало облокотилась о перила, унимая гулко бьющееся сердце.

Дома же, упав на диван, долгим отсутствующим взглядом кружила по пыльным подвескам хрустальной люстры до тех пор, пока не удалось отключить свое сознание от внешнего мира и дать душе небольшую передышку.

Уже поздним вечером, устав от лекций, профсоюзного собрания и уборки в запущенной квартире, удобно устроившись перед  что-то бормочущим телевизором, принялась воссоздавать разговор с художником:

– Антон Михайлович назвал меня "роковой женщиной", совершенно не зная того, насколько прав! И ещё он высказал уверенность, что при помощи портрета сможет узнать сам и объяснить мне какую-то тайну, которая дов-леет над моей Судьбой! Итак, он произнес: "Роковая женщина" ... Будто ин-туитивно почувствовал силу рока, который сделал отметину на моём лице. Конечно, многие понимают, что рок есть в жизни каждого, что он сродни клеткам рака, но только в одном случае обстоятельства препятствуют его проявлению, в другом же, напротив, способствуют. И благоприятствование року называется РОКОВЫМИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ. Но если не пойти у них на поводу и хотя бы попробовать защититься, отыскать собственными силами иммунитет против этого невидимого чудовища? К счастью, я знаю немало случаев, когда над роком была одержана победа. Ну, например, история, которую мне вчера вечером поведала женщина в поезде:

"– Я четыре раза подряд рожала мертвых детей. Но страстное желание му-жа иметь наследника, вопреки всем запретам врачей, побудили меня сделать ещё одну попытку. Эти роды оказались самыми трудными. От большой потери крови потеряла сознание, а когда оно вернулось, врач показал мне прелестного мальчика! Мой первенец стал для нашей семьи самым любимым ребенком, - ведь после я сумела благополучно родить ещё двух дочек! И наше отношение к сыну не изменилось, когда спустя некоторое время мы узнали, что он ребенок одинокой молодой женщины, которая умерла сразу же после родов из-за травмы, полученной по пути в больницу. ...

"Моей попутчице врачи помогли одолеть власть рока, подарили уверен-ность в собственных силах. Мне же надеяться не на кого и поэтому я сама должна отыскать оружие против новых несчастий! И я его отыщу!" – с эти-ми оптимистичными мыслями Ирина уснула, забыв поставить будильник на семь утра.

Антон Михайлович, проводив взглядом женщину в черном, примостился неподалеку от её дома на сломанном стволе дерева, приспособленном  под скамью, достал из пиджака небольшой альбомчик и принялся по памяти делать наброски к портрету "Роковой". Он вспомнил, как в их первую поездку в трамвае у неё, огорченной его настойчивостью, беспомощно свисала с ремешка сумки маленькая кисть руки. В какой-то момент его поразило ощущение, будто в каждой лунке ногтя отдается пульс её сердца - настолько ногти были прозрачны и изящны даже при мимолетно брошенном взгляде. Да и все существо этой невероятной женщины было переполнено какой-то особой мелодии, осмыслить которую можно лишь доверившись не разуму, а интуиции.

Все эти летние месяцы, то долгие из-за безнадежности увидеть и пригла-сить в студию Ирину, то до несправедливости короткие, когда ему казалось, что ещё день-другой, и он сломит её сопротивление, - все же одаривали ху-дожника удачами. Несколько альбомчиков, величиной с ладонь, хранили на своих страницах драгоценные детали, подмеченные верным и опытным глазом творца. Самые удачные перекочевали на листы картона. Их уже накопилось вполне достаточно для того, чтобы в недалеком будущем стать той картиной, о которой впоследствии знатоки искусства скажут:

–  Он со своим талантом не мог не создать этого полотна!

Однако для завершения портрета художнику все же был необходим хотя бы один сеанс. И какая-то внутренняя убежденность подсказывала, что такой день не за горами и поэтому необходимо быть во всеоружии, чтобы не упустить счастливой возможности.

Эта вера в успех крепла день ото дня. И что-то в поведении очаровавшей его женщины подсказывало: наступит для них обоих СЧАСТЛИВОЕ ЗАВТ-РА и прекратит его беспомощное кружение по городу, безмолвие телефонной трубки в её квартире, странные недомолвки, обрывающие только что нача-тый разговор в самом неподходящем месте в те редкостные минуты, когда удавалось пройти рядом несколько метров шумного проспекта или же её небольшой улочки.

Разбросав по полу мастерской в очередной раз наброски, сделанные по памяти в самом начале знакомства, он обнаружил сходство незнакомки с пугливой птицей. Но вдруг явственно ощутил, что в последующих рисунках пугливости почти не осталось, ей на смену пришла раскованность и даже некоторое кокетство.

–  Что-то в душе этой женщины происходит. Она похудела, и кожа на лице истончилась. От этого внутреннее свечение, исходящее от всего её облика, стало почти осязаемым. Да и глаза словно бы подобрели... К тому же избегать меня в последнюю неделю она стала не так рьяно, а словно по инерции, лениво... – размышляя подобным образом, Антон встал к мольберту и принялся подрисовывать волосы Ирины, будто отнесенные в сторону резким порывом ветра.

Как-то, прямо на его глазах, тяжелый пук темных волос соскользнул с ее затылка и начал медленно, будто сытая змея, распрямляться по её спине. Конечно, эта деталь не осталась без внимания художника. Тотчас же, почувствовав неполадки в прическе, Ирина достала из сумочки несколько запасных шпилек и быстрым порхающим движением рук вновь водрузила на затылок пышный узел волос.

Эта бытовая подробность, приукрашенная фантазией художника, натолкнула его на неожиданную мысль: уж если он пишет "Портрет роковой женщины", то на нем должен присутствовать и её рок! Причем, непременно в роли побежденного!

Наконец день, когда приглашение Антона Михайловича было принято, настал! Легкость, с которой эта своенравная женщина согласилась прийти в мастерскую, поразила художника, и, вспомнив все свои мытарства, мужчина с легким сарказмом подумал:

– Господи, как  в конце концов все в жизни просто! – а даме, степенно идущей рядом, в самое ушко растроганно прошептал:

– Я знал, что вы чудо! Прелесть! Богиня!

–  Знали? – замедлив шаги, с тревогой спросила Ирина Александровна, – А что вы обо мне ещё знаете?

–  Лишь то, что вы мне позволили...

–  И, наверное, заметили, что я вас не утруждала лишними подробнос-тями своей биографии.

–  К сожалению...

– Просто не хочется, чтобы от моей откровенности вам стало неуютно, холодно.

–  Неужели подобное возможно? - преградив дорогу спутнице, спросил Антон и требовательно взглянул в её темные глаза. Холодок озноба пробежал по спине - стена отчуждения, которую он с таким терпением и искусством все это время ломал, вновь в своей изначальной незыблемости возникла между ними. Но, тем не менее, за полчаса прогулки, художник и его будущая модель успели договориться о встрече в мастерской не позднее десяти часов следующего дня.

Едва только забрезжил рассвет, Антон Михайлович, забыв о своей привычке с утра подольше понежиться в постели, побежал на рынок за цветами и фруктами.

Оказавшись в условленное время в мастерской Антона, молодая женщина не проявила интереса ни к коллекции старинной посуды, которой так гордился хозяин, ни к картинам, продуманно к её приходу развешанным по стенам, ни к великолепному букету фантастически больших ромашек в глиняном кувшине, ни к фруктам, будто бы небрежно, а на самом деле тщательнейшим образом разбросанным на куске золотистого шелка.

Без единого слова, ещё более восхитительная, чем обычно, женщина обо-шла стол и уселась в приготовленное для позирования кресло в полуметре от мольберта. Тщательно расправив плиссировку юбки и проверив на ощупь состояние прически, вопросительно взглянула на художника. Но его рядом не оказалось, он хлопотал в дальнем конце просторной мастерской - снимал с бутылки шампанского шуршащий пергамент, прежде чем положить её в хо-лодильник. Гостья ободряюще улыбнулась не столько Антону, сколько себе и  сконцентрировала свое внимание на огромных напольных часах, увенчанных старинными башенками. Золотой диск маятника неспешно отсчитывал время...

Уже неделю назад Ирина приняла решение. С этого дня её поступки, нес-мотря на душевные переживания, шли по строго намеченному плану, в ко-тором все было ясно, кроме одного пункта: до или же после позирования рассказать художнику о своей жизни? Но едва она переступила порог мас-терской, увидела разложенные в дальнем конце студии наброски к собствен-ному портрету – поверила в целительную силу искусства – и приготовилась к работе.

Ощущая необыкновенный душевный подъем, Антон Михайлович, одетый в безупречный светло - серый костюм и кипельно белую рубашку вместо обычной холщовой блузы, встал к мольберту и принялся быстрыми точными движениями кисти корректировать уже прилично прорисованный контур женского портрета. В эти минуты он ощущал волшебную сосредоточенность. Весь добытый неустанным трудом и талантом опыт, сконцентрировался на кончике кисти. Она была проводником и поводырем всех его мыслей, чувств, провидицей чего-то с нетерпением ожидаемого.

Время остановилось. Художнику казалось, что эмоции опережают разум - он не успевает осмыслить происходящее. Глаза его светились, а сквозь смуглость загорелой кожи пробивался румянец. Вскоре был сброшен пиджак, распахнут ворот рубашки, а бабочка безжалостно засунута в карман брюк.

В противоположность жару, испытываемому в эти минуты художником, женщина сидела неподвижно. Какой-то странный холод сковал все её члены, она не могла, даже если бы захотела, пошевелить ни рукой, ни шеей. Более того, у неё появилось ощущение, что сердце перестало биться, а грудь дышать. И какая-то часть сознания, покинув бренную телесную оболочку, оторвалась от всего земного и парит в недоступной для привычного восприятия выси.

Вновь пробили старинные часы, но ни художник, ни женщина не услышали их грустного звона. Ведь часы всегда напоминают об уходящем времени, а они, напротив, стремились его остановить, остаться в нем!

Луч солнца, пробившись сквозь складку гардины, медленно задвигался по мастерской, пощекотал брюшко истощенного тюбика и затаился в углу незавершенного зимнего пейзажа...

И когда в душе художника осталось силы лишь на последний штрих, портрет всей своей неожиданной завершенностью властно сказал:

–  Всё! Готово! – лишь после этой неслышной команды глаза художника, утратив сосредоточенность, тут же подобрели, зажглись ласковыми зелены-ми огоньками. Ирина очнулась, будто после сеанса гипноза, и какое-то время не могла понять, где находится, что с ней происходит. Но доброжелательная улыбка Антона отогрела её и вызвала ответную улыбку. Однако продержа-лась она на лице Ирины недолго. Руки гостьи потянулись к сумочке и быстро извлекли из неё фотографии трёх молодых мужчин.

Без единого слова она протянула их художнику, который тем временем присел рядом и принялся с любопытством рассматривать снимки.

–  Этот мужчина - мой первый муж. А этот, в черном строгом костюме, - второй. Снимок сделан за несколько минут до начала брачной церемонии... А это последняя фотография моего третьего мужа - хирурга. Кто-то из друзей снял его для стенной газеты сразу же после труднейшей операции. Отсюда и капельки пота на лбу и усталая улыбка...


Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 45; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!