Когда молитесь Богу псалмами и гимнами, старайтесь, чтобы произносимое устами входило в ваше сердце. (2.3)



 

В наше время такая молитва — большая редкость, особенно среди греков. Грек, да и всякий современный человек, чье внимание устремлено на внешнее, при­вык проводить жизнь в активной деятельности, всем

 

 

 

интересоваться. Личность человека настолько разде­лена, что он одно говорит, другое слышит, а третье у него на сердце: смотришь на него и не знаешь, о чем он думает. Но мы напряжем свое внимание, так что­бы произносимое устами входило в сердце, наполняя его умилением. Поем мы, например: «Господи, воззвах к Тебе...» — пусть же и сердце взывает: «Слава Тебе, Боже!» — прославляя Господа. Все зависит от воли че­ловека, его устремления. Проверьте себя, когда пой­дете в церковь. В вашем сердце должно быть то, что произносят уста или слышит ухо. Часто ли вы об этом вспоминаете? Нечасто. Посмотрите на животных: они понимают, что значит для них пастбище. А мы, когда идем в церковь, думаем ли о том, что должны быть не­посредственными участниками богослужения?

 

Пойте только то, о чем прочли, что это дол­жно петь, а чего не написано петь, того не пойте. (2.4)

 

Здесь мы видим прообраз богослужебного Типи­кона. Блаженный Августин жил в те времена, когда священные тексты, даже текст литургии, еще до кон­ца не сформировались. Каждый епископ и священник мог совершать свою собственную анафору, произно­сить свои собственные прошения на ектении. Суще­ствовали разнообразные литургии и последования. Каждый выбирал то, что хотел. «Нет, — говорит свя­той, — так не будет порядка, но начнут вкрадываться еретические мнения, появятся расколы. Если вы хо­тите сохранить единство монастыря, полюбите устав. Это не значит, что вы должны стать формалистами: буква убивает человека. Будьте людьми духа. Однако храните устав, потому что это фундамент монастыр­ской жизни».

В основе своей церковный устав всегда был еди­ным. Но при этом уставы каждого отдельного брат­ства имели и по сей день имеют свои отличительные особенности, показывающие, что у каждой общины свое дыхание и история, тот или иной интеллектуаль­ный, духовный и социальный уровень монахов. В каж­дой монашеской общине, как правило, собираются люди сходного душевного склада, подобные друг другу психологически. По лицу монаха можно понять, из ка­кого он монастыря. А лицо и вообще внешность чело­века непосредственно связаны с душой. Облик монаха и его душевное устроение неким образом создают представление у окружающих не только о нем самом, но и о характере братства и об уставе его монасты­ря. Пусть же никто из братии не дерзает менять этот устав, иначе братство поколеблется. Видите, сколько усилий нужно приложить для создания настоящей мо­нашеской атмосферы?

Поскольку речь зашла о богослужебном уставе, скажем еще несколько слов. В конце Божественной литургии, при чтении благодарственных молитв по святом причащении, должны, конечно же, присутство­вать те, кто причастились, но могут оставаться и те, кто не причащался. Подлинно духовному человеку не­возможно, придя в церковь, не верить, не чувствовать, что он причащается Христу — как через молитву, кото­рую он творит, так и через участие в том, что читается, поется и совершается. Невидимый Святой Дух Своим присутствием наполняет все. Возможно ли, чтобы Он не наполнил и нас? Следовательно, все мы «прияхом Духа Небесного» и все «видехом свет истинный», так что и тому, кто не причащался, хорошо было бы воз­благодарить Господа, остаться послушать молитвы. Причастившийся же тем более не должен уходить, кроме случаев, когда есть особая причина и особое благословение.

 

***

 

Святой Августин сказал нам о богослужении и теперь приступает к рассмотрению очень важных сторон монашеской жизни — поста и воздержания, в которых выражается несение креста. Монах не рас­поряжается ничем, он может лишь избрать смерть, взять свой крест во имя Христово. Это единственное, что Бог оставляет на волю человека.

 

Покоряйте плоть постом и воздержанием в пище и питии, насколько позволяет ваше здоровье. Кто не может поститься, не дол­жен хотя бы есть вне трапезы, кроме случаев болезни. (3.1)

 

Блаженный Августин, как свидетельствуют его устав и правила, был одного духа со всеми отцами Восточной Церкви, устроителями монастырей. Го­воря о посте, святой обращается к общему преданию Церкви, но в то же время он имеет в виду свой личный жизненный опыт. Он противостоял плоти всем своим существом, прибегая ко всем средствам воздержания. Призыв «покоряйте плоть» вполне естественно звучит из уст святого, в жизни которого было столько бурь и борений. Для обращения к Богу ему нужно было поистине укротить плоть. И как только он осознал та­кую необходимость, ему это удалось, благодаря посту и воздержанию в пище и питии.

Под постом блаженный Августин подразумевает посты, установленные Церковью. Но для монаха не­достаточно одних установленных постов, он должен всегда подвизаться в воздержании от пищи и пития, насколько позволяет ему здоровье. Так, с одной сторо­ны, есть правила Церкви, оберегающие единство Тела Христова, а с другой — индивидуальность каждого че­ловека, делающая его неповторимым. Различия между людьми столь велики, сколь велико расстояние между вершиной горы и дном моря. Особенностям харак­теров, здоровья, условий жизни нет числа. Поэтому, соблюдая общеустановленные посты, каждый из нас сверх того должен найти свою меру воздержания. Эту меру всякий христианин определяет соответственно своему здоровью, а монах руководствуется еще и мне­нием игумена.

Итак, соблюдения канонического поста недоста­точно. Это всего лишь некое мерило, вспышка све­та, искра, освещающая для нас опыт и дух Церкви, показывающая нам, что чем более преуспевает хри­стианин, тем более желает воздерживаться и жить по­добно ангелам; чем больше стяжевает Духа Святого, тем больше хочет жить по правилам духовной жизни.

У слова «воздержание» нет множественного числа, воздержание одно. Однако в зависимости от рассуж­дения игумена и усердия подвижника, вполне понима­ющего, что он делает, воздержание может возрастать, становиться все более строгим. Воздержание без по­нимания его смысла всегда губительно, человек тогда находится в опасности уподобиться демону. А смысл воздержания таков: я выражаю свой плач и боль о том, что я все еще не просто грешник, но грешник нерас­каянный, и прошу у Бога покаяния как дара. Если без Бога я не могу ни пожелать, ни сделать чего-либо, то тем более — жить духовной жизнью. Я не могу обма­ном присвоить себе Духа Святого и заявить, что сей­час я каюсь.

Покаяние — это дар Божий, но его исходной точ­кой является наша воля. «Покайтесь» означает: со­крушите самих себя, свою плоть, дух, душу, чтобы привлечь Божественную благодать. Только если будет сокрушена индивидуальность человека — не уникаль­ность творения Божия, но противодействующая Богу воля, — только тогда можно прийти к покаянию. Я все время усиливаю свое воздержание и умножаю слезы, чтобы показать Богу, насколько я черств и нераскаян. А если я этого не делаю, тогда мой голос не поднима­ется выше потолка моей комнаты, тогда я ничего не достигаю. Нечестивый, стоит ему только понять, что он грешник, может тотчас получить помощь от Бога, и его молитва взойдет на небо. Но молитва благо­честивого, который еще не осознал ужасающую чер­ствость своего сердца и свою исключительную нераскаянность, не поднимется выше земли. Даже если все святые прострут руки к небу, они не смогут вознести на небеса молитву этого человека, не смогут ему помочь.

Мерило воздержания — рассуждение, принимаю­щее в расчет здоровье человека. Даже такой строгий подвижник, как отец Ефрем Катунакский, когда видел, что послушник не в силах исполнять работу, советовал ему подкреплять себя пищей. Он не предлагал такому брату поститься или делать поклоны. И причина этого очевидна. Когда работа как служение ближним пере­стает занимать должное место в нашей жизни, тогда в душу входит чувство обособленности, лишающее нас ощущения Божия присутствия. Служение очень важно, без него я не могу быть членом общежития. Моя дея­тельность на каком-либо поприще должна быть видной для всех, чтобы братья могли на меня рассчитывать и были готовы целовать мне руки за успешные труды. Следовательно, если я могу успешно, с полной отда­чей трудиться на послушании и при этом упражняться в подвиге молчания, значит, избранная мной мера по­ста и воздержания мне подходит.

Наше стремление подчинить себе плоть не озна­чает, что она наш враг. Плоть принадлежит нам, она часть нас самих, однако она не должна господствовать над нашей волей. Наоборот, плоть должна подчинять­ся воле, так чтобы мы могли приказывать своему духу и душе что хотим. Надо только учитывать свои физи­ческие возможности. Кто-то может питаться один раз в день, другому нужно есть дважды. Неспособность строго подвизаться не означает, что нельзя подвизать­ся вовсе. Таким образом, подчинение плоти заключа­ется в том, что мы подчиняем плоть нашей воле, дела­ем ее орудием Святого Духа.

Мера воздержания зависит также от места, вре­мени, среды, климата, от состояния, в котором мы находимся. Каждый святой отец определял для своей паствы, как ей питаться. Святитель Афанасий Вели­кий жил в довольно жарком климате и потому совето­вал христианам употреблять немного масла, что было необходимо в условиях той местности. В другой мест­ности не требуется даже масла. Недопустимо, однако, желая воздерживаться, одновременно употреблять напитки, которые дают телу крепость. Кроме того, мы не должны руководствоваться своим эгоизмом. Чем более человек пренебрегает покаянием, чем в более бедственном состоянии себя видит, тем более великие принимает решения, тем строже начинает воздерживаться и поститься всякий раз, когда хочет изменить свою жизнь. В подвиге он никогда не руко­водствуется рассуждением. Не желающий каяться хо­чет всегда поститься или бдеть целую ночь. Ему надо сразу все. Поэтому блаженный Августин и настаива­ет на том, чтобы мерилом для тебя было хотя бы твое здоровье. Воздерживайся в такой степени, чтобы ты мог участвовать в жизни братства, исполнять свое по­слушание и правило.

Но не будем забывать, что слово «плоть» означа­ет и плотское мудрование, образ мыслей душевного человека. Воздержание и пост ослабляют мятежные порывы человеческой души, и тогда человек может подчиняться воле Святого Духа. Возникающие у нас помыслы, например несогласие с каким-то решением монастыря, желание, чтобы о нас заботились, давали хорошую пищу и одежду, — все это исходит прежде всего от плоти. То же можно сказать и о гордости. Од­нако та гордость, при которой человек высокомерен или склонен всех поучать — уже не плотская, а бесов­ская. Если, например, я не могу попросить у брата про­щения и жду, когда он сам скажет мне: «Прости», то у меня бесовский образ мыслей, потому что я не только не смиряюсь, но откровенно и добровольно проти­водействую Святому Духу: ни во что не ставлю зако­ны, данные Христом Церкви, заповедь новую. В сущ­ности, я не признаю того, что мир есть пространство Церкви, а мы — члены ее Тела.

«Кто не может поститься, не должен хотя бы есть вне трапезы, кроме случаев болезни». Хотя ты не мо­жешь, говорит святой, поститься, ты должен есть только ту пищу, которую подают на трапезе. Желание иной пищи ведет человека к своеволию и своенравию. Впрочем, игумен может разрешить готовить на трапе­зу одно блюдо для больных, другое — для постящихся и третье — для всех остальных.

Если ты болен, можешь есть и вне трапезы. Ко­нечно, больной — это не тот, кто просто чувствует слабость или легкую боль в желудке. Речь идет о том, кто прикован к постели или о том, кто не переносит какой-то пищи. Например, у брата аллергия на яйца, и, если он съест на общей трапезе яйцо, то может уме­реть. Такому нужно есть что-то другое, отдельно от прочих братьев. Иначе говоря, игумен, который лич­но общается с монахом и хорошо его знает, может ока­зывать ему снисхождение. В женском монастыре это определяет главным образом игумения. От игумении зависит все происходящее в обители, именно она — движущая сила, ось монашеской общины.

Конечно, большинство болезней происходят от потери душевного мира, бывают следствием уныния, многословия, осуждения, гордости, упрямого сво­еволия, навязчивых желаний. Но поскольку монах не сразу понимает, что причина болезни — в его душе, то мы соглашаемся с его убеждением в том, что он болен. Мы даем ему еду, какую он хочет, до тех пор пока его дух не воспрянет и брат не посмотрит на себя трезво; а тогда через пять минут исчезнут и слабость и болезнь.

Некоторые утверждают, что и пост может привести к болезни, но это неверно. Падший человек по самой своей природе, истерзанной страданиями, мучается, отчего болезнь и поражает все члены его тела. Бессилие поднять свой крест, противление, изнеженность, при­страстие к еде — вот что вызывает болезнь, а не пост. Церковный пост сообразован с физиологией человека и никогда не делает его больным, не вредит желудку; те, кто утверждают обратное, ищут отговорки.

 


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 88; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!