Если братьям нужна одежда или обувь, то ответственные за вещи должны выдавать их без промедления. (5.11)



 

Одежду и обувь братьям нужно выдавать в уста­новленный срок. Монах, ответственный за рухольную, пусть не медлит с выдачей, оправдываясь тем, что был слишком занят или не смог переговорить с игуменом. Он должен найти возможность выдать вещь в уста­новленный срок. Конечно, этот срок назначает мо­настырь, а не настырный брат, который хочет, чтобы с его просьбой было по пословице: «Сказано — сдела­но». Тому, кто требует что-то срочно ему выдать, мы этого не даем. Брат-рухольный согрешает, если вы­дает такому просимое. Этим он делает брата духовно немощным. Но и затягивать с выдачей нельзя.

 

Не спорьте. Прекращайте спор как можно быстрее, чтобы гнев не превратился в нена­висть, сучок — в бревно и человек не оказал­ся преступником, потому что, как написано: «Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца», (6.1)

 

Если один всегда служит, а другой принимает ус­луги, то первый устает, а второй, как правило, ста­новится требовательным, отчего, естественно, возникают споры. Если такое случится, говорит святой Августин, постарайтесь сразу примириться, пото­му что спор приведет вас к гневу, гнев превратится в ненависть, а ненависть, по слову Господа, равно­значна убийству. Противоречие или отказ — это смер­тоносная стрела. Кто отказывает ближнему, тот его не любит. Любящий брата отвечает «да» и находит при этом способ поступить правильно. Даже если я скажу «нет» из любви, то окажусь преступником. Ближнего я должен принимать без оговорок, только так я само- умаляюсь и делаюсь подобным Господу.

Итак, спеши уступить первым. В противном случае между тобой и братом возникнет разделение, вы оби­дитесь друг на друга, станете врагами и, может быть,

 

 

 

уже никогда не сможете наладить отношения. Пусть даже правда на твоей стороне, но, как бы то ни было, согласись с ближним, потому что для всякого правиль­ным является его собственное мнение. Никто не рас­положен выслушать ближнего и признать его правоту. Нужно обладать крайним смирением и беспредель­ным самоумалением, чтобы самому стремиться узнать истину от другого. Ты можешь сказать правду только в том случае, если человек тебя упрашивает, молит, па­дает тебе в ноги. Если же он не просит, оставь при себе свою правду и справедливость и позволь ближнему идти своей дорогой. Ты не можешь изменить его созна­ние. Никто не согласится отдать свою свободу. И поэто­му святой Августин продолжает:

 

Если кто-то обидит брата: оскорбит его, скажет ему злое слово или оклевещет, то пусть вспомнит, что должен как можно ско­рее уврачевать зло, сделав огорченному что-нибудь приятное. Но и обиженный должен прощать брата и не спорить с ним. (6.2)

 

Кто-то, например, утверждает, что святой Серафим Саровский выше апостола Павла, а я возражаю, что Па­вел первый после Единого Бога. Без сомнения, своим противоречием я уязвляю брата. Что уж говорить о тех случаях, когда я его унижаю или на него клевещу! Кле­вета — самое большое зло, которое можно причинить человеку. Оклеветанный или униженный брат чувству­ет смятение. Его жизнь, отношения с людьми, молит­ва выходят из обычного русла, он не может сохранить внутреннего мира. Как мне теперь себя повести? По­просить у него прощения? «Простите» ничего не стоит. Извинился — и уже не стыдно? Нет, я должен позабо­титься о том, чтобы сделать брату что-то приятное. Это значит, что я должен раскаяться, смириться, сделать все возможное, лишь бы человек перестал чувствовать себя уязвленным.

Впрочем, обычно мы не осознаем, что ранили ближнего. Мы думаем, что совершаем дело Божие, что Христос нам поручил защищать истину. Но это не так: тот, кто творит дело Божие, всегда пребывает в мире, спокойствии, ведет себя достойно и никогда не пита­ет к ближнему вражды. Если же я обидел брата, мне нужно отречься от себя; отныне я буду перед ним сми­ряться, и он со своей стороны пусть постарается меня простить. Такой настрой у нас обоих поможет восста­новить единство в братстве. В противном случае мы останемся отдельными личностями, вместо того что­бы составлять одно целое.

 

Тот, кто не желает просить прощения, при­чем от всей души, не получает никакой поль­зы от своего пребывания в монастыре, хотя мы его и не прогоняем.

 

Если ты не можешь попросить прощения, а значит, не понимаешь, что должен жить в согласии со всеми, уверяю тебя, говорит святой, ты напрасно проводишь время в монастыре. Конечно, мы не прогоняем тебя, но твоя жизнь тут не приносит тебе никакой пользы. Только тот способен жить в монастыре, кто подчиня­ется ближним и умывает им ноги; кто смиряет свое мудрование и желает одного — жертвовать собой ради другого; кто чувствует, что он один виновен и грешен, а все прочие — святые и праведные. Тому, у кого нет такого сознания, нет смысла оставаться в обители. А если все же есть какой-то смысл, то лишь в осозна­нии того, что он потерпел крушение и неудачу и дол­жен покаяться и попросить прощения.

 

Храните себя и от резких слов. Если они вы­рвутся у вас, не медлите уврачевать эти са­мые уста, нанесшие рану.

 

Не говорите ближнему таких слов, которых он не сможет понести. Если же у вас вырвется резкое слово, то врачуйте свои уста, а не огорченного вами человека. Он уже обиделся. Ты выстрелил в птичку, и она упала. Большинство наших слов и разговоров ранят людей. Следи за своим языком, потому что речь показывает, что кроется в сердце.

 

Но если ради исправления младших кому-то из вас по долгу послушания придется сказать суровое слово, вам не обязательно просить у них прощения, даже если вы чувствуете, что преступили меру строгости. Чрезмерное смирение может подорвать ваш авторитет среди тех, кто должен вас слушаться. Про­сите лучше прощения за всех у Господа, Ко­торый знает, как вы любите тех, кого ис­правляете, может быть даже больше, чем нужно, (6.3)

 

Тот, кому дана административная или духовная власть, может допустить ошибку, преступить грани­цы духовных полномочий. Если ты игумен, проистамен или старший на послушании, то, конечно, ты не вправе из-за своей духовной немощи вести себя грубо с подчиненным. Если ты себя так ведешь, потому что не умеешь поговорить, уступить, объяснить, то перед Богом ты тем самым грешишь. Тем не менее ты не обя­зан просить прощения у обиженного, говорит святой

Августин, потому что твое смирение может ему и не помочь. То, что он вынудил тебя обойтись с ним грубо, означает, что он сам был раздражен, и теперь демон, которому он дал место в своей душе, перетолкует ему твое смиренное поведение на свой лад. Вместо того чтобы восхититься величием твоего смирения, брат будет думать, будто ты признал свою ошибку. Поэто­му не позорь свою власть, через которую ты представ­ляешь Бога, оставайся на высоте божественной и тре­буй от подчиненного послушания, не проси прощения.

Прав всегда старший, руководитель. Если я, игу­мен, посылаю на работу двух братьев, одного из кото­рых назначаю старшим, то второй должен все делать так, как скажет старший. И даже если его распоряже­ние будет ошибочным и странным, оно единственно правильное, потому что именно он, а не подчиненный, действует от лица Бога. Во всяком споре прав тот, кто отвечает за дело. Его мнение не обсуждается. Един­ственный способ пересмотреть распоряжение ответ­ственного за дело — это улучить удобный момент и не­заметно сходить к старшему над ним, к игумену. Тогда игумен позовет его (но так, чтобы другие не поняли, зачем его зовут, потому что нельзя подвергать позо­ру власть) и попросит исправить ошибку. Лучше нам вместе со старшим упасть с кручи, чем сделать добро, воспротивившись власти. Ниспровержение авторите­та власти — это бесчестие для Бога даже в светском обществе, что уж говорить о монашеской общине.

«Просите лучше прощения за всех у Господа, Кото­рый знает, как вы любите тех, кого исправляете». Итак, если старший ошибся, он не должен просить прощения, потому что нарушение иерархических отношений — зло, худшее первого. Пусть лучше старший обратит свой взор к Богу и испросит у Него прощения и себе, и всем братьям. Сердцеведец Бог знает, что старший поступил так по любви, и обратит зло в добро. А вот уничижение власти, несомненно, Бог никогда не сде­лает поводом к добру. Это необыкновенно мудро. И по­этому человек, не ставший настоящим послушником, не подчинившийся во всем старшему над ним, никог­да не станет святым! Если он не научился подчинять­ся сердечному желанию, воле своего брата, если он не уничижил себя, но считает себя богом наравне с Бо­гом истинным, то он всегда будет противником Богу. Он не сможет стать даже просто распорядителем. И если его поставят руководить, он окажется настоя­щим самодуром. Горе попавшим под начало того, кто сам не научился слушаться! Для него человеческие ка­тегории: рациональность, справедливость — заменяют единого Бога. Его связь с Богом не настоящая, не бытий­ная. Он поклоняется не Богу, но человеческим доводам и поэтому на небо взойти не может. По этой причине святой Августин и высказывает замечательную мысль: не уничижай данную тебе власть. Если ты ошибся, плачь пред Господом, твоим Создателем, Которому от­крыты глубины твоего сердца, и Он все обратит в доб­ро. Твоя уступка или взаимные объяснения унизят вве­ренную тебе Богом власть, и тогда добра не жди.

Приведем пример. Я поручаю брату какую-нибудь работу и объясняю ему, как ее сделать. Если он в ответ предложит мне свой способ и я ему уступлю, то с этого момента я говорю уже не от лица Бога, а с позиций обычной человеческой логики. И неважно, ошибся я или нет, прав я или неправ, согласны ли мои слова с волей Божией, — это останется между Богом и мною. Брат не может судить, правильно ли мое распоря­жение. Если он хочет судить о деле сам, то пусть сам и становится начальником. Пусть уходит из монасты­ря и набирает свое войско. Без сомнения, он станет падшим денницей. В этом наставлении святого Авгу­стина — глубокая мудрость, только так монастырь бу­дет твердо стоять на ногах.

Святые отцы говорят, что судить о старце можно лишь до тех пор, пока его не выберешь. Выбрал старца? С этого времени нет у тебя ни права суда, ни собствен­ной мудрости: тебя направляет рассуждение, пусть и безрассудное, твоего старца. С мирской точки зрения может показаться, что ты упадешь вместе с ним. Как сказано в Ветхом Завете, горе народу или городу, в ко­тором правит молодой царь, то есть человек незрелый, немудрый. Однако в монастыре действует благодать Божия и все устраивает. Только там, где в дело вмеши­вается «я» и «мое», может случиться непоправимое.

 


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!