Глава 2. Делегация и цессия по римскому праву и романо-германским цивилистическим теориям 14 страница



 Также и векселедатель переводного векселя не может противопоставлять векселедержателю возражения, основанные на их отношениях к держателям, предшествующим кредитору. Например, добросовестному держателю нельзя противопоставить возражение, касающееся незаконности или неосновательности попадания векселя в оборот. Даже если векселедатель рассчитывал выдать вексель в обмен на деньги или товар, а после выдачи ничего не получил, он может упрекнуть в этом только того держателя, кому он этот вексель непосредственно вручил, но никак не его последователей.

 То же самое правило относится к индоссантам, авалистам и акцептантам-посредникам. Если они по совершенным ими сделкам - индоссаментам или авалям - не получили от своего непосредственного контрагента того, на что вправе были рассчитывать, это не основание пятнать теми же упреками и их преемников. Да, об этом дефекте отношений валюты лица вправе сообщить прямому должнику и вправе просить задержать исполнение по векселю, но лишь в одном случае - если требование об исполнении предъявит именно то лицо, которое участвует в дефектных отношениях. Если же за платежом придет его преемник, то никаких возражений (кроме сугубо личных) прямой должник ему выставить не может.

 Большое внешнее сходство с конструкцией делегации представляет и сам переводной вексель. "Институту "чистой делегации" суждено было обширное применение в дальнейшей истории. Если рабовладельца К1 заменить средневековым флорентийским менялой (трассантом), а должника D венецианским банкиром (трассатом), нового же кредитора К2 сыном флорентийского торговца (ремитент), обучающимся в качестве студента в Венеции, - то перед нами переводный вексель" *(180), - пишет один из отечественных романистов. И сходство это не только внешнее. Выше мы видели, что лицо, принявшее на себя делегационное обещание в форме акцепта переводного векселя, не может противопоставлять держателю векселя возражения, основанные на своих отношениях с векселедателем - делегантом, т.е. не может противопоставлять возражений из отношений покрытия. Про отношения валюты ничего не сказано, и это служит опять-таки косвенным подтверждением того, что на их дефекты можно ссылаться, но только тогда, когда (а) отношения покрытия - это дарение акцептанта транссанту, а дефекты отношений валюты таковы, что исключают долг или дарение трассанта ремитенту, и (б) отношения валюты незаконны или безнравственны.

 Таким образом, акцепт переводного векселя - есть делегационное обещание в пользу конкретного лица или конкретных лиц (приобретателей, поименованных в векселе) и основание для презумпции делегационных обещаний в пользу всех последующих формально легитимированных лиц *(181).

 Рассмотренные правовые конструкции - публичная достоверность, переводной вексель и индоссамент - на сегодняшний день являются едва ли не единственными конструкциями, имеющими чистую (классическую) делегационную природу *(182). Современными исследователями предприняты попытки использования конструкции делегации также и для объяснения юридической природы банковского перевода и безналичных расчетов *(183). Ошибочность такой квалификации, по крайней мере, в отношении данных институтов в их современном состоянии, была убедительно показана еще в конце 20-х гг. ХХ века М.М. Агарковым *(184).

 в) Проблемы современного практического использования института делегации

 В настоящее время возможности практического применения делегации в качестве самостоятельного гражданско-правового института существенно ограничены. Конечно же, наука гражданского права несоизмеримо богаче всякого гражданского законодательства. Русская и советская цивилистика знали, а российская знает множество институтов и конструкций, ни словом не упомянутых ни в Гражданском кодексе, ни в иных актах гражданского законодательства, но, несмотря на это, успешно применявшихся прежде и применяющихся теперь. В этом смысле делегация являет собой знаменательное, но весьма неприятное исключение из констатированного общего правила. Именно отсутствие в положительном законодательстве самых минимальных указаний о тех чертах института делегации, которые, по крайней мере, законодатель считал бы для делегации бесспорными, препятствует хоть сколько-нибудь его широкому распространению и применению. Подобно тому, как в недалеком прошлом делегация была институтом, потерянным наукой, в настоящее время делегация продолжает оставаться институтом, потерянным для практики.

 Причина этого явления коренится, на наш взгляд, в первую голову, во внедоговорной природе делегации.

 Действующий российский ГК, провозглашающий, как это хорошо известно, одним из своих руководящих начал принцип свободы договора (ст. 421), воздерживается от введения принципа свободы односторонних сделок. Вероятно, в этом факте, будь он взят сам по себе, не было бы ничего страшного - ст. 156 Кодекса, согласно которой "к односторонним сделкам соответственно применяются общие положения об обязательствах и о договорах постольку, поскольку это не противоречит закону, одностороннему характеру и существу сделки", несомненно, позволила бы распространить принцип свободы, установленный ст. 421 ГК, и на односторонние сделки. Однако в п. 2 ст. 154 ГК содержится норма, прямо препятствующая подобной возможности, ибо, согласно ее содержанию, односторонней "...считается сделка, для совершения которой в соответствии с законом, иными правовыми актами или соглашением сторон необходимо и достаточно выражения воли одной стороны" (выделено мной. - В.Б.). Ясно, что если безграничная по определению свобода договора лишь стесняется общим содержанием законодательства, то рамки свободы односторонних сделок, напротив, широки лишь настолько, насколько они имеют прямое нормативное либо, в крайнем случае, договорное закрепление. Существование односторонних сделок, возможности совершения которых прямо не предусмотрено ни законом, ни иными правовыми актами, ни соглашением, невозможно. Делегационное обещание (в его общей форме) относится как раз к числу именно таких вот односторонних сделок - юридических актов, не имеющих нормативного закрепления. Да, законодательству известны частные случаи делегационных обещаний, в частности такие, как выдача и индоссирование ценной бумаги, но заключать от подобных единичных случаев к общей конструкции делегации в целом конечно же, нельзя.

 Интересен и следующий факт. Практически все современные законодательства считают единственным инструментом активного сингулярного преемства в обязательствах договор уступки требования (цессии), а единственным инструментом преемства пассивного - договор о переводе долга (иногда, в общем, по недоразумению называемый договором делегации). Иные случаи сингулярного правопреемства составляют институт так называемой законной цессии, т.е. происходят не иначе, как по основаниям, прямо предусмотренным законом. Естественно, что договорная природа сингулярного обязательственного преемства не позволяет отождествить его основания (договоры уступки и перевода) с односторонней сделкой (делегационным обещанием), а тот факт, что делегационного обещания нет и среди оснований для cessio legis, не приводит, ясное дело, ни к какому иному выводу, кроме того, что по действующему российскому ГК делегационное обещание не может служить основанием к сингулярному правопреемству в обязательственных правах и обязанностях, если только такая возможность не будет прямо предустановлена соглашением сторон - участников того или другого конкретного обязательства. Ясно, что практика свидетельствует лишь о том, что возможность заключения такого рода соглашений сама по себе еще недостаточна для того, чтобы о делегации вспомнили и обратились к ней для обслуживания потребностей хозяйственной жизни. Что же нужно еще?

 На наш взгляд, необходимо адекватное законодательное нормирование данного института. Пусть оно будет на первом этапе самым минимальным, если угодно - фрагментарным, направленным лишь на то, чтобы подсказать участникам имущественных отношений, что вот, дескать, есть и такой институт - помните о нем! - но, самое главное - оно должно быть адекватным. Предшествующее изложение не позволяет говорить о делегации как об элементарной конструкции гражданского права; скорее, наоборот: ни сама делегация не может быть отнесена к числу гимназических элементов цивилистики, ни, уж тем более, этого нельзя сказать об объясняемых с ее помощью институтах и обслуживаемых с ее помощью потребностях. Эти обстоятельства свидетельствуют, с одной стороны, о том, что делегация не возродится сама по себе - ее надо целенаправленно возрождать; с другой - о том, что она не может быть "вписана" в российское законодательство как новый цельный самостоятельный институт, по крайней мере, пока. В настоящее время не только достаточно, но и желательно "привязать" ее к каким-либо уже известным институтам гражданского законодательства.

 Представляется, что нормативная база для применения института делегации, в самом элементарном виде, может быть создана путем внесения всего трех изменений и двух дополнений в Гражданский кодекс. Вот они:

 1) Статья 403, устанавливающая в качестве общего правила ответственность должника по обязательству за действия третьих лиц, если иного не установлено законом, может быть дополнена указанием типа ", договором или односторонней сделкой о возложении на них (принятии ими на себя) обязанностей должника". В результате будет создана почва для совершения посторонними обязательству лицами односторонних сделок, направленных на принятие на себя чужих долгов - обещаний пассивной делегации как в титулированном, так и в ее чистом виде *(185).

 2) Статья 430, ныне трактующая о договорах в пользу третьих лиц, может быть изменена в том смысле, чтобы она гласила об обязательствах в пользу третьих лиц, в том числе и тех, которые приобрели статус кредиторов в силу соглашений или односторонних сделок. Поместив ее в главе об исполнении обязательств (а не о договорах), мы подготовим почву для регламентации активной делегации.

 3) Из статьи 414 о новации обязательств необходимо исключить указание о том, что новое обязательство, возникающее взамен прекращаемого, должно быть непременно обязательством между теми же лицами, что и прекращаемое.

 4) Наконец, необходимо дополнить раздел о перемене лиц в обязательствах: (а) статьей, содержащей указание на возможность такой перемены в результате односторонней сделки - делегационного обещания, введя в ней соответствующую терминологию и отослав к указанным выше статьям 403, 430 и 414, и (б) статьей об условиях действительности делегационного обещания и возражениях делегата делегатарию. При разработке первой из статей, предлагаемых к включению в ГК, вполне можно обойтись существующей терминологией, взятой из римского права и романо-германской цивилистики. А вот разрабатывая вторую статью - об условиях действительности делегации и возражениях делегата - необходимо определиться, какую из теорий делегации мы положим в ее основу. На наш взгляд, наиболее полной и последовательной в этом смысле является теория А.С. Кривцова.

 Вместе с тем при ее изучении у нас возник ряд практических проблем, преодоление которых в рамках данной теории оказалось невозможным, что и вызвало появление в настоящей монографии следующего  параграфа.

 

 § 6. Поправки к теории Кривцова

 

 В сущности, все наши поправки сводятся, скорее, к уточнениям, нежели принципиальному изменению выводов А.С. Кривцова. В самом общем виде все они уже были намечены выше при изложении вопроса об использовании теорий делегации.

 а) О природе делегационного обещания

 А.С. Кривцов и практически все иные цитируемые исследователи говорят о договоре делегации. Рассматривая делегацию в римском праве, мы отмечали, что делегация со временем обрела форму стипуляции - договора особого рода, выделенного именно по признаку внешнего выражения, признаку формы, но вместе с тем разновидностью стипуляции все же не стала. Еще раз подчеркиваем: непосредственным основанием правоотношений делегации является односторонняя сделка должника (делегата), состоящая в даче делегационного обещания, адресованного конкретному лицу - кредитору (делегатарию). Конечно, само по себе такое обещание не будет делаться на пустом месте - скорее всего, оно будет спровоцировано заинтересованным лицом *(186); точно также понятно, что без его принятия со стороны кредитора - существующего при пассивной делегации и нового при делегации активной - оно не даст юридического эффекта. Поэтому о делегационном обещании можно говорить лишь как об одном из элементов сложного юридического состава, приводящих к установлению делегационного обязательства. Но во всяком случае ясно, что правоотношения, возникающие между делегатом и делегатарием (делегационное обязательство), ни в коем случае не есть договорные правоотношения. Договорными могут быть правоотношения, являющиеся основанием делегации, - отношения покрытия и валюты, но не обязательственные правоотношения, сложившиеся в результате делегации. Делегационное обещание может иметь значение акцепта оферты и, следовательно, приводить к заключению договора, но только между делегатом и делегантом (т.е. оформлять отношения покрытия), а не делегатом и делегатарием.

 Ошибочность трактовки делегационного обещания как предложения заключить договор, адресованного делегатом делегатарию, видна из следующего. Оферта предполагает определенный срок и способ ответа на нее, т.е. нуждается в принятии, особом волевом акте. При неполучении ответа установленным способом в течение этого срока, т.е. при непринятии оферты, она считается неакцептованной и теряет силу; правоотношений при этом не возникает, договора не заключается. Оферта может быть отозвана контр-офертой, при условии, что контр-оферта будет получена ранее, чем оферта. Но ничего подобного в делегации не происходит. Правоотношения делегации считаются установленными с момента дачи делегационного обещания, цель которого - установить обязательственное право определенного содержания для известного лица (делегатария). Подобно всем односторонним сделкам для действительности делегации достаточно волеизъявления одной стороны - делегата. Раз изъявив эту волю, делегат не может взять свое обещание назад, не может сделать одностороннюю контр-оферту. Делегационное обещание бесповоротно, разве только сам делегатарий выразил бы волю на отмену сделанного ему делегационного обещания. Оно не нуждается в принятии делегатарием, достаточно его восприятия - особого познавательного, но не волевого, не юридического акта *(187). Давший делегационное обещание делегат оказывается связанным самим этим фактом перед делегатарием, даже если последний никак не выразит принятия этого обещания. Более того, делегатарий не может быть признан субъектом сделки делегации - сделка-то односторонняя!

 "Субъектами односторонних сделок, - пишет В.С. Толстой, - являются лица, совершающие их, в отличие от лиц, к которым эти сделки обращены (адресатов). Для адресата правовые последствия наступают непосредственно на основе односторонней сделки и независимо от его действий" *(188) (выделено мной. - В.Б.). "Следует также отметить, - продолжает Б.Б. Черепахин, - что принятие права, установленного односторонней сделкой, отличается от акцепта договорной оферты тем, что одностороння сделка порождает право для лица, принявшего его, независимо от этого принятия, тогда как предложение заключить договор определенного содержания без его принятия не порождает соответствующих прав и обязанностей" *(189) (выделено мной. - В.Б.). Далее ученый разъясняет свою мысль: оферент и акцептант преследуют своими действиями возникновение прав и обязанностей, но не тех именно, которые порождаются отдельно взятыми их односторонними актами - соответственно, офертой и акцептом.

 О.С. Иоффе подчеркивает, что для односторонних сделок характерно также отсутствие зависимости их действительности и последствий от действий лиц, к которым они обращены. На примере завещания он указывает, что юридическая сила такового определяется "...всецело и исключительно волеизъявлением его автора" *(190), т.е. волеизъявлением составителя завещания, независимо от того, примет ли назначенное наследником лицо наследство или откажется от него. "То же самое следует сказать и обо всех других односторонних сделках, требующих от лиц, к которым они обращены, совершения определенных действий, для того чтобы воспользоваться вытекающими из них правами. Такого рода действия на действительность односторонних сделок и их юридическую природу никакого влияния не оказывают" *(191).

 Имея в виду содержание сделки делегационного обещания, можно без колебаний сделать вывод о ее односторонней природе.

 Вывод Б.Б. Черепахина о том, что правопреемство по обязательствам, основанное на односторонних сделках, может иметь место только в виде исключения, а именно - на основании завещания, принятия наследства и отказа от него *(192), но не на основании делегационного обещания, не должен служить основанием для опровержения наших рассуждений, ибо он был сделан в эпоху, когда рассуждения о делегации вообще и делегации как основании перемены лиц в обязательствах речи быть просто не могло.

 Нельзя расценивать делегационное обещание и как акцепт предложения делегатария, адресованного последним делегату. Хотя внешняя стипуляционная форма свидетельствует о том, что делегационное обещание дается в ответ на вопрос делегатария ("Обещаешь дать?" - "Обещаю"), тем не менее квалификация вопроса как оферты, а ответа как акцепта неправильна. Делегационное обещание дается делегатом не потому, что об этом его спросил делегатарий, а потому, что ему предложил сделать это делегант - на то оно и делегационное обещание. Иное обещание, так или иначе связанное с личностью делегатария, просто не будет обещанием делегационным. Интерес делегата в делегационном обещании обусловлен личностью делегатария ровно настолько, насколько принятие и исполнение делегационного обещания будет выгодно для самого делегата (т.е. его интересуют в этом смысле отношения покрытия) и делеганта (т.е. его может волновать, приведет ли делегация к тому, чего хотел делегант, распоряжаясь принять делегационное обещание, отношения валюты). Сам делегатарий интересен ему только как лицо, действующее в интересах и за счет делеганта, причем делеганта, который делегату небезразличен. В этом смысле делегационное обещание нужно считать, скорее, положительным ответом на предложение (приказ, просьбу, распоряжение) делеганта, акцептом оферты о заключении договора с делегантом, договора об уплате в пользу третьего лица на основании особой односторонней сделки (делегационного обещания).

 Таким образом, трактовка делегационных отношений как договорных не только неверна, но и, как нам представляется, объективно невозможна.

 б) О роли отношений покрытия

 Обращает на себя внимание, что в рассуждениях А.С. Кривцова о влиянии отношений покрытия на действительность делегационного обещания явно упущен вопрос о случае недобросовестности делегатария. Излагая взгляды ученого по этому вопросу, мы указали, что "даже зная об отсутствии или дефекте отношений покрытия делегатарий тем не менее может претендовать на реализацию своего права требования, ибо возможность оказания делегатом делеганту кредита сохраняется всегда. Имея на руках документ с чистым делегационным обещанием, делегатарий вправе рассчитывать, по крайней мере, на этот кредит". Так ли это?

 Представим себе следующую ситуацию. Некая организация, отвечающая всем признакам несостоятельности (банкротства), вступает в сговор с одним из своих кредиторов с целью оказания последнему преимущества перед другими кредиторами в удовлетворении требований. Для этого потенциальный банкрот находит третье лицо, которое ничего не знает о состоянии его дел, согласное приобрести у него имеющееся имущество (нередко - собственные же ценные бумаги). Заключается договор купли-продажи, по которому имущество переходит в собственность покупателя. Затем банкрот делает покупателю делегационное распоряжение - предлагает ему принять делегационное обещание перед собственным кредитором по исполнению его, банкрота, обязательств, за счет той суммы, которую покупатель должен уплатить ему по договору купли-продажи имущества. Делегационное обещание дается, затем исполняется. Избранный кредитор банкрота оказывается удовлетворенным, а имущество оказывается в собственности ничего не подозревающего третьего лица. Дальше возможны два варианта: приобретенные ценные бумаги стремительно обесцениваются, либо сделка купли-продажи оспаривается кредиторами банкрота как противозаконная и имущество у покупателя отбирается. Отношения покрытия, таким образом, рухнули.


Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 277; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!