Государственное законодательство по охране и реставрации памятников в дореволюционной России 18-19 вв.
Основные понятия научной реставрации: памятник, диагностическое исследование, превентивная консервация, оперативная консервация, реставрация.
Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) — объекты недвижимого имущества (включая объекты археологического наследия) и иные объекты с исторически связанными с ними территориями, произведениями живописи, скульптуры, декоративно-прикладного искусства, объектами науки и техники и иными предметами материальной культуры, возникшие в результате исторических событий, представляющие собой ценность с точки зрения истории, археологии, архитектуры, градостроительства, искусства, науки и техники, эстетики, этнологии или антропологии, социальной культуры и являющиеся свидетельством эпох и цивилизаций, подлинными источниками информации о зарождении и развитии культуры.
Диагностическое исследование. Заключается в определении состава и состояния сохранности культурной ценности, идентификации, определении размеров и природы изменений и деформаций; оценке разрушений; определении характера и объема необходимого реставрационного вмешательства. Это включает также изучение сопутствующей документации.
Превентивная консервация. Заключается в опосредованных акциях, направленных на сдерживание и прекращение процессов разрушения путем создания оптимальных условий сохранения культурной ценности в соответствии с ее социальной ролью. Превентивная консервация осуществляется с соблюдением корректного обращения, использования, транспортировки, хранения и экспонирования культурной ценности.
|
|
|
Оперативная консервация. Заключается главным образом в прямом воздействии на культурную ценность с целью прекращения дальнейшего разрушения.
Реставрация. Заключается в прямом воздействии на поврежденную или разрушенную культурную ценность с целью обеспечения, насколько это возможно, понимания и уважения эстетической, исторической и физической целостности объекта.
Профессиональный кодекс Европейской организации консерваторов и реставраторов.
Профессия реставратора складывалась постепенно. Отечественное определение — «художник-реставратор» — отражает давнюю традицию, характерную для всей европейской культуры в прошлом. Реставрацией и починкой живописи всегда занимались сами художники. В России издревле иконописцы «возобновляли» древние иконы и стенописи. Документы сообщают, что прославленные Андрей Рублев и затем Дионисий восстанавливали поврежденные временем чудотворные иконы. В XVIII в. приехавшие в Россию иностранные живописцы Пфанцельт, Иоганн-Фридрих Грот принесли с собой искусство реставрации картин, писаных масляными красками на холстах, что позволило основать в императорском Эрмитаже первую в стране мастерскую реставрации живописи. С тех пор реставраторов в Эрмитаж набирали из учеников Академии художеств.
|
|
|
Однако в течение всего XIX в. профессия реставратора была неким производным от профессии художника. В негласной табели о рангах иконописно-реставрационных мастерских, откуда вышли многие реставраторы иконописи старшего поколения, «расчищалы» и «подфурники» занимали низкое место по сравнению с мастером-иконописцем — знатоком древних стилей. Такое понимание профессии сложилось благодаря убеждению, что главная задача реставратора состоит в восстановлении разрушенного произведения искусства в его первоначальном виде.
Современная концепция профессии реставратора, признанная международными документами, заметно отличается от традиционных представлений о реставраторе как кудеснике. Образ мастерового-чудотворца, обладающего тайным знанием, как возродить из пепла утраченные шедевры, как вернуть первозданный вид произведению, ушел в прошлое. На смену пришло новое представление о реставраторе.
|
|
|
Его фундаментальная функция, как гласит профессиональный кодекс Европейской Конфедерации Организаций Консерваторов-реставраторов (Е.С.С.О. — Е.К.О.К. European Confederation of Conservator-Restorers' Organizations), состоит в сохранении культурных ценностей в их эстетическом и историческом значении и физической целостности ради современных и будущих поколений. Отныне никакие другие цели воздействия на памятник культуры не могут считаться корректными.
Документ, принятый представителями всех европейских некоммерческих организаций реставраторов 11 июня 1993 г., включает в себя Определение профессии, Этический кодекс и Основные требования к профессиональному образованию. Они были составлены на основе определения профессии, принятого ЮНЕСКО (The Conservator-Restorer: a definition of the profession. ICOM-CC, Copenhagen, 1984).
В преамбуле Кодекса дается определение предмета реставрационной деятельности. «Объекты, которым общество придает значение, в частности, художественной, исторической, документальной, эстетической, научной, духовной или религиозной ценности, называются "культурной ценностью"; они составляют материальное и культурное наследие и передаются последующим поколениям. Поскольку забота о них поручается обществом консерватору-реставратору, он несет ответственность не только перед культурной ценностью, но также перед владельцем или законным хранителем, автором или создателем, обществом и последующими поколениями».
|
|
|
Кодекс определяет роль консерватора-реставратора:
«Фундаментальная роль консерватора-реставратора состоит в сохранении культурной ценности для пользы нынешнего и будущих поколений. Консерватор-реставратор вносит свой вклад и содействует пониманию и уважению культурной ценности в физическом единстве ее эстетического и исторического значений.
— Консерватор-реставратор берет на себя ответственность и осуществляет диагностические исследования, консервацию и реставрацию культурной ценности, а также документацию всех процедур.
Более того, в компетенцию консерватора-реставратора входит:
— совершенствование консервационно-реставрационных программ и исследований культурной ценности;
— подготовка технических отчетов о культурной ценности, исключая любые суждения о рыночной стоимости;
— руководство исследованиями, связанными с консервацией-реставрацией;
— совершенствование образовательных программ и участие в обучении консервации-реставрации;
— распространение информации, полученной в результате обследования, реставрации или исследований;
— способствовать более глубокому пониманию проблем консервации-реставрации.
<...> Раздел 2. Отличие от смежных областей деятельности.
Консерватор-реставратор не является ни художником, ни ремесленником. В то время как художник или ремесленник вовлечены в создание новых объектов или в практическое поддержание их функционирования, консерватор-реставратор обязан предохранять культурные ценности.
Раздел 3. Профессиональная подготовка.
Стандарты профессионального образования и подготовки консерватора-реставратора должны быть на уровне университетского образования или соответствовать ему».
Кодекс профессиональной этики включает в себя разделы, описывающие обязательства консерваторареставратора по отношению к культурной ценности, к владельцу или законному хранителю, к коллегам и к профессии. «<...>
Раздел 2. Обязательства по отношению к культурной ценности.
Статья 5. Консерватор-реставратор уважает эстетическое и историческое значение и физическую целостность культурной ценности, доверенной его заботе.
Статья 6. Консерватор-реставратор в сотрудничестве с коллегами других профессий, участвующих в работе, принимает во внимание требования социального использования объекта в процессе проведения консервации-реставрации.
Статья 7. Консерватор-реставратор должен работать в соответствии с высшими стандартами безотносительно любых суждений о рыночной стоимости культурной ценности. В условиях когда обстоятельства могут ограничить действия консерватора-реставратора, уважение к этическим нормам кодекса не может быть скомпрометировано.
Статья 8. Консерватор-реставратор должен принимать в расчет все аспекты превентивной консервации прежде, чем начинать физическое действие в отношении культурной ценности и должен ограничивать действие только необходимыми мерами.
Статья 9. Консерватор-реставратор должен применять только те продукты, материалы и процедуры, которые в соответствии с настоящим уровнем знаний не принесут вреда культурной ценности, окружению или людям. Ни сама акция, ни примененные материалы не должны по возможности препятствовать последующим исследованиям, консервации-реставрации или анализам. Они также должны быть совместимы с материалами культурной ценности и должны насколько возможно быть легко и полностью обратимы.
Статья 10. Документация, относящаяся к культурной ценности, должна включать записи о диагностическом исследовании, консервационном и реставрационном вмешательстве и другую относящуюся к делу информацию. Документация становится частью культурной ценности и должна быть доступна.
Статья 11. Консерватор-реставратор должен предпринимать только такие действия, которые входят в его компетенцию. Консерватор-реставратор не должен ни начинать, ни продолжать действия, противоречащие интересам сохранения культурной ценности.
Статья 12. Консерватор-реставратор должен стараться обогащать свои знания и мастерство с целью постоянного повышения качества своей профессиональной работы.
Статья 13. В случаях необходимости консерваторреставратор консультирует историков или специалистов в области научных исследований и обменивается с ними всей необходимой информацией.
Статья 14. В чрезвычайных ситуациях угрозы сохранности культурной ценности, безотносительно своей специализации, консерватор-реставратор оказывает всю возможную помощь.
Статья 15. Консерватор-реставратор не удаляет никакие материалы, принадлежащие культурной ценности, до тех пор, пока это не становится необходимым для ее сохранности или существенно противоречит исторической и эстетической ценности объекта. Удаляемые материалы при возможности должны быть сохранены, а процедура удаления полностью документирована.
Статья 16. В случае если характер социального использования культурной ценности не совместим с условиями ее сохранности, консерватор-реставратор должен обсудить с владельцем или законным хранителем возможность замены объекта его копией (репродукцией). Консерватор-реставратор дает рекомендации по правильным процедурам воспроизведения оригинала, исключающим возможность его повреждения.
Раздел 3. Обязательства по отношению владельца или законного хранителя.
Статья 17. Консерватор-реставратор должен в полной мере информировать владельца обо всех необходимых действиях по консервации-реставрации и важности последующего ухода за объектом.
Статья 18. Консерватор-реставратор соблюдает профессиональную конфиденциальность. При необходимости ссылок на определенную культурную ценность он должен получить согласие владельца или законного хранителя.
Раздел 4. Обязательства по отношению коллег и профессии.
Статья 19. Консерватор-реставратор должен поддерживать дух уважения к достоинству кол\ег и профессии.
Статья 20. Консерватор-реставратор должен в рамках своих знаний, компетенции, свободного времени и технических возможностей принимать участие в обучении стажеров и помощников. Консерватор-реставратор несет основную ответственность за работу, выполняемую его ассистентами и стажерами под его руководством.
Статья 21. Консерватор-реставратор должен делиться своими знаниями и опытом с коллегами, делая свой вклад в совершенствование профессии. Статья 22. Консерватор-реставратор способствует лучшему пониманию профессии среди представителей других профессий и широкой публики.
Статья 23. Записи и результаты исследований, относящиеся к консервации-реставрации культурной ценности, за которую консерватор-реставратор ответственен, являются его интеллектуальной собственностью и предметом договора с работодателем.
Статья 24. Участие в коммерческой деятельности с культурными ценностями не совместимо с профессией консерватора-реставратора.
Статья 25. Для поддержания достоинства, чести и доверия к профессии консерватор-реставратор должен применять только приемлемые и информативные формы публичности в связи со своей работой».
Документ, определяющий основные требования к профессиональному образованию консерватора-реставратора, не ограничивает существующие национальные традиции в разных странах, но формулирует базовые критерии этого образования. Важнейшим условием является университетский уровень образования при сбалансированности теоретических и практических дисциплин: «Единственным признаваемым способом образования и подготовки в консервации-реставрации является полное образование на университетском уровне или эквивалентном ему, включая практическую подготовку».
Другим документом, устанавливающим основные критерии реставрационного образования, стал так называемый «Документ Павии», принятый специалистами из разных стран Европы в октябре 1997 года в г. Павия, Италия. В нем были подтверждены основные положения Кодекса Е.С.С.О. и дано новое определение профессии консерватора-реставратора. Он «должен участвовать в процессе принятия решений от начала консервационно-реставрационного проекта, и он/она должен брать на себя, в сотрудничестве с другими партнерами, ответственность в пределах своей компетенции (в частности, в области диагностики, описания, осуществления и документирования консервациошю-реставрационных операций)».
Эти определения последних лет констатируют, что реставратор из художника-ремесленника окончательно превратился в специалиста, «принимающего решения», которые могут заметно повлиять на вид и состояние произведения, а следовательно, на качество культурного наследия.
Государственное законодательство по охране и реставрации памятников в дореволюционной России 18-19 вв.
История выявления, собирания памятников отечественной культуры, создания правил и условий их сохранения для будущих поколений российских людей насчитывает почти три столетия. Известны попытки и в более раннее время «поправить» разрушающиеся храмы, а точнее — воспроизвести их на прежнем фундаменте. В 1453 г. таким образом была «восстановлена» новгородская церковь св. Иоанна (XII в.) в Опоках. В 1471 г. В.Д. Ермолин, с именем которого связан ряд обновлений и строительств церквей в Москве и Владимире, «собрал изнова» рухнувший Георгиевский собор XIII в. в Юрьеве-Польском и, как сообщал летописец, «поставил как и прежде». На самом деле это был уже новый храм, включавший отдельные элементы и материалы прежнего.
Документы Петровской эпохи свидетельствуют о принципиально новом отношении Российского государства к памятникам отечественной культуры. Пример Европы с ее картинными галереями, кунсткамерами, кабинетами естественной истории, поразившими Петра во время его знаменитых путешествий, побудил молодого русского царя немедленно приступить к поискам всего диковинного, замечательного, что сохранила российская земля, прежде всего «куриозных писем оригинальных, также книг исторических рукописных и печатных», хронографов и жалованных грамот. Нужны были свидетельства прошлого, которые позволили бы составить в будущем достоверную российскую историю.
Смысл необходимости поисков письменных источников был ясен. С вещественными памятниками дело обстояло сложнее, хотя и они с самого начала вызывали острый интерес. Искали все «гораздо старое и курьезное». Один из первых Петровских указов имел название, свидетельствующее о расплывчатом пока представлении о разыскиваемых предметах — «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей... о даче за принос оных награждения и о штрафах за утайку». Его краткий текст пояснял лишь, что предмет поиска — «...все, что зело старо и необыкновенно» [1, с. 14].
Петр I вновь и вновь возвращается к требованиям, уже более конкретным и строгим, о поисках материалов, относящихся к российской истории: «...во всех монастырях... осмотреть и забрать древние жалованные грамоты и другие куриозные письма оригинальные, также книги исторические рукописные и печатные...». Следует указ сибирскому губернатору от 16 февраля 1721 г.: «...куриозные вещи, которые находятся в Сибири, покупать... настоящею ценою и, не переплавливая, присылать в Берг- и Мануфактур-коллегию; а во оной потому ж не переплавливая, об оных докладывать его величеству...» [1, с. 25 —26]. В этих Петровских указах содержится важнейший тезис о сбережении вещественной памяти о прошлом. Следующим логическим шагом должно было стать создание первых музеев.
В 1714 г. был открыт первый в России публичный музей — Кунсткамера, где, наряду с естественно-научными экспонатами, были выставлены и археологические находки.
При Оружейной палате, издавна ведавшем запасами оружия, предметами дворцового обихода, строительными и живописными работами в Кремле, создан первый в России дворцовый музей. По приказу Петра I составляются новые описи Мастерской палаты, хранилища личных вещей и платья царской семьи, а также Образной палаты, где хранились иконы. Заказываются специальные шкафы «со стеклянными окнами» для размещения всего, «чем пользовались предки». Указом 1720 г. это собрание было объявлено как Древлехранилище царской семьи. В 1806 г. Оружейная палата стала публичным дворцовым музеем (вторым в России после Кунсткамеры).
В 1803 г. Эрмитаж, начало коллекциям которого было положено еще в XVIII в., фактически становится дворцовым музеем с элементами новой музейной организации: разделение коллекций на 4 отделения, фонды которых возглавлялись хранителями. Позднее, в 1852 г. создается публичный музей историко-художественного профиля «Новый Эрмитаж». Петр I собирал и личные коллекции — картины, античную и западноевропейскую скульптуру, резные камни. Как известно, сподвижники Петра также обладали обширными библиотеками, собственными музеумами соответственно вкусам: у В.Н. Татищева было собрание древностей, у Я. Брюса— кабинет «курьезитетов», у кн. Д.М. Голицына — картинная галерея. При открывшейся в Петербурге в 1757 г. Академии «трех знатнейших художеств» был создан музей, в основу которого легла коллекция западноевропейской живописи гр. И.И. Шувалова, одного из основателей Академии. Именно здесь начало складываться собрание отечественной живописи. При Екатерине II был основан музеум в Иркутске, прообраз будущих краеведческих музеев.
Сбор сведений о древних церковных зданиях и других достопримечательных сооружениях предусматривался в связи с деятельностью Академии наук по составлению Российского атласа, с работами по составлению ландкарт, с изысканиями по географии и истории России.
Петр I, разделив Россию на губернии, поручил Я. Брюсу составить полную географию государства. Были затребованы подробные сведения из городов об их историческом существовании и настоящем положении.
В 1739 г. В.Н. Татищевым были сформулированы 198 вопросов «для истории и географии Российской», среди которых были и вопросы о материальных памятниках. При Елизавете Петровне вновь была предпринята попытка собрать официальным путем сведения об отечественных древностях. Для переиздания Российского атласа Академия наук затребовала от Священного Синода предоставления «списка всем синодальных строениям во всем Российском государстве, соборным и приходским церквам, также и всем монастырям по всем городам и селам...» [2, с. 40 —41].
Священный Синод откликнулся указом от 19 июля 1759 г. о составлении и присылке в Синод описаний и планов монастырей и церквей для передачи их в Академию наук [2, с. 40 — 41]. Такие описания поступали из епархий до конца 1760-х гг.
Все возрастающий интерес к отечественным памятникам, большинство которых составляли памятники церковные, сказался и на отношении государства к древним храмам и монастырям, о чем свидетельствуют многие документы этого времени. В большинстве своем это высочайшие распоряжения и определения Святейшего Синода. В былые века монастыри и церкви существовали по издревле установленным правилам. Обветшавшие здания чинили по мере надобности, перестраивали, сносили и строили новое на том же месте, росписи подновляли. Работы в особо чтимых храмах описывались и описания сохранялись, чтобы ими можно было воспользоваться при последующих исправлениях. Отныне царствующие особы уделяют много внимания подобным заботам, главным образом, конечно, в столичных храмах и монастырях. Так и в 1730 г. составлялись по изустному высочайшему указу ведомости о недостаточности святых образов и церковной утвари в Московских соборах, а также о имеющихся в них ветхостях. В 1725 г. были освидетельствованы описи всех московских соборов, и эти описи стали основой для последующих регулярных проверок. Сохранились документы о подобных проверках и в епархиях, где, правда, в опись часто включалось все имущество — святые иконы и оклады в одном ряду с хлебом и воском. Но и при таких хозяйственных ревизиях особо выделялись вещи древние, драгоценные или связанные с известными историческими событиями или лицами.
Сохранилось также множество документов разных уровней, связанных с обыденными постоянными заботами о сбережении церковных строений от пожаров, краж и тому подобных напастей. Исправление большинства храмов носило по-прежнему стихийный характер, но мероприятия по обновлению святынь, столичных крупных соборов и монастырей специально подготавливались и проводились в течение длительного времени. Одним из наиболее значительных в XVIII в. было обновление Кремлевских соборов в 1767 — 1773 гг. Один из интереснейших, связанных с ним документов — известный рескрипт Екатерины II с рядом требований к предстоящим работам, наказом «...чтоб все то живопиство написано была таким же искусством, как древнее, без отличия...» [2, с. 44]. Точнее сформулировал смысл работ архиепископ Московский Амвросий, который сообщал в своем письме советнику Екатерины, что после очистки от пыли и грязи стен и сводов начали «духовные иконники красками и позолотою обновлять, или лучше сказать, вновь по старым толко следам помянутой собор писать» [2, с. 44 — 45]. Поновление как настенной живописи, так и икон представлялось в XVIII в. единственно возможным способом сохранения древней живописи.
Поновление древних особо чтимых икон иногда было предметом специального рассмотрения Святейшего Синодом. Так, определением 1742 г. Святейший Синод ограничил вынос из костромского Успенского собора древней чудотворной иконы Федоровской Богоматери, разрешив лишь три выноса в течение года. Постановление было принято по обращению архимандрита Ипатьевского монастыря Пимена, опасавшегося, «...чтоб за ветхостью... иконе от частых хождений не учинилось бы какого наивящего повреждения...» [2, с. 27-28].
На содержание ризниц и церковные починки в Московских соборах с 1775 г. отпускалось 300 рублей в год. Необходимость выделения государственных сумм на обновление других храмов обсуждалась в каждом случае особо. При этом принимались во внимание достоинства храма, прежде всего его древность. Так, определение 1786 г. содержит драматическое повествование о том, как была решена судьба Успенского собора XVI в. в Дмитрове. Сенат в ответ на просьбу об отпуске казенных денег на «исправление» собора запросил Синод, стоит ли его «починивать», если он остался сверх штата, а в городе достаточно других церквей. Все решил ответ преосвященного Переславского Феофилакта, который настаивал на сохранении собора: «...в рассуждении ее (церкви) древности и пространного здания и употребленного на оное не малого иждивения и притом в соблюдение достопамятной древности... оставить ее... и починить казенной суммой...» [2, с. 58-59].
XVIII в. был чрезвычайно важным этапом формирования отечественного законодательства по охране памятников. Он подготовил почву для значительных достижений в этой области в следующем столетии. Документы этого времени носят в подавляющем большинстве своем конкретный частный характер и не складываются в сколько-нибудь четкую систему, которая могла бы обеспечить государственную защиту памятников истории и культуры. Но интерес и забота, проявленные по отношению к ним первыми лицами государства, в такой стране, как Россия, уже сами по себе были примером для подражания, возбуждая любопытство сограждан к этому предмету.
Древность памятника становится тем качеством, которое дает право постройке, письменному или вещественному памятнику на особое внимание.
Это внимание не ограничивалось средой образованных людей, но достаточно широко распространилось в различных слоях русского общества, о чем свидетельствуют, в частности, немногочисленные сохранившиеся образцы жизнеописаний людей того времени. Леонтий Травин, автор «Записок», составленных в 1806— 1808 гг., сообщал о присылке в строящуюся его иждивением церковь колокола, добавляет: «...а другой, старинный, вылитый еще в 7112-м (1604) году при царе Борисе Федоровиче Годунове, оставил при церкви любопытного древности знания» [3, с. 30].
В документах XVIII в. неоднократно декларируется требование исправить, починить поврежденное так, чтобы было как прежде. Характерен в этом отношении Указ Елизаветы Петровны 1759 г. «О исправлении городовых стен в Москве, ворот, башен и ивановской колокольни без всякой отмены противу старой фасады». Установленных правил возобновления древних, в том числе церковных зданий, не было, поновление как стенописей, так и икон представлялось единственно возможным способом их сохранения. Но необходимость таких правил уже осознавалась. В проекте кодекса духовно-гражданских законов России 1770 г. уже значился пункт «О правилах исправления (и) починки храмов, в ветхость приходящих, и прочего церковного строения» [4, с. 78].
Уже в первые десятилетия XIX в. был сделан настоящий прорыв во многих направлениях деятельности по охране памятников. Основные среди них — организация научных обществ, музейное строительство, начало сбора и систематизации сведений об отечественных памятниках и появление первых государственных законодательных актов и разного рода узаконений по их охране. В 1804 г. при Московском университете создается Общество истории и древностей российских, в 1834 г. — Археографическая комиссия при департаменте народного просвещения. И хотя оба они имели конкретные цели — критическое исследование и издание летописей, публикация материалов, найденных экспедициями Академии наук, — их вклад в пробуждении интереса российского общества к памятникам отечественной истории трудно переоценить.
Материалы о российской истории, археологических находках, памятниках старины регулярно появлялись на страницах крупнейших журналов — «Вестника Европы», «Сына Отечества», «Русского вестника», «Отечественных записок».
На рубеже веков и в начале XIX в. особо остро ощущается рост интереса российского общества к собственным историческим и культурным корням. Поиски письменных и вещественных тому свидетельств становятся той идеей, которая вдохновляет многих образованных людей. Всеобщий интерес к прошлому приобрел особую остроту в атмосфере, порожденной победой 1812 г. Сказалось и общее для Европы увлечение идеями романтизма. Издание «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина побудило волну энтузиазма в поисках новых исторических свидетельств.
Идеи поиска исторических корней захватили и увлекли многих, в том числе широко известных людей, входивших в элиту тогдашнего русского общества. Среди них — государственный канцлер Н.П. Румянцев, адмирал П.В. Чичагов, президент Академии художеств А.И. Мусин-Пушкин, митрополит Евгений (Болховитинов) и ряд других выдающихся российских граждан.
Важную роль в изучении российских древностей сыграл «Румянцевский кружок», объединивший уже известных, а также молодых ученых. Среди них филологи Ф.П. Аделунг, А.Х. Востоков, И.Ф. Калайдович, археографы Н.Н. Бантыш-Каменский и П.М. Строев, библиограф В.Г. Вихман, этнограф П.И. Кеппен и др. Члены кружка В.Г. Вихман и Ф.П. Аделунг выступили в печати с проектами создания единого всероссийского музея древностей. Аделунг предлагал организовать в Москве «храм рукой истории», который включал бы 4 отдела — первый представлял бы посвященные России книги, карты, планы, материалы архивов, статуи, картины, гравюры и т. п. Второй — археологические находки на территории Российской империи, монеты, медали. Третий отдел — этнографические материалы, четвертый — «произведения природы и искусства» [5, с. 54-75].
Призывы к розыску новых исторических свидетельств, сохранению и изучению различного рода знаков и памятников прошлых времен принимали подчас неожиданные формы. В «Русском вестнике» за 1819 г. была опубликована статья смоленского гражданского губернатора К.И. Аша, в которой не только отмечалось значение памятников для отечественной истории, но содержался призыв к изучению, выяснению обстоятельств их создания, а также к сохранению для потомства памяти о недавнем потрясении — событиях 1812 г. Любопытно, что в томе переписки митрополита Евгения с государственным канцлером Н.П. Румянцевым был обнаружен экземпляр листовки-обращения К.И. Аша к населению смоленской губернии, соответствующий тексту статьи в «Русском вестнике». Он прилагался к письму Н.П. Румянцева от 8 марта 1819 г. с припиской: «Вы, конечно, Преосвященный Владыко, похвалить изволите печатную прокламацию Смоленского г. губернатора... не угодно ли вам будет что-либо подобное предписать?». На что митрополит Евгений отвечал 21 марта: «Дай Бог, чтобы воззвание Смоленского Гражданского Губернатора имело успех в Смоленске... А во Псковской губернии я не нахожу, к кому бы можно было обратиться с таковым же воззванием. Я и по церковным древностям здесь не мог ничего во многих местах доискаться» [6, с. 17]).
Ответ митрополита Евгения лишний раз напоминает о той атмосфере равнодушия и инертности, в которой дело сохранения отечественных памятников тем не менее не только продолжалось, но и было поддержано рядом новых важных постановлений. К числу важных для истории музейного строительства документов принадлежит именной Указ от 10 марта 1806 г. «О правилах управления и сохранения в порядке и целости находящихся в Мастерской и Оружейной палате древностей». Особенно примечательны указания императора, касающиеся непосредственно хранения: упразднялась так называемая обронная, куда раньше складывались обломки золотых и серебряных вещей, с предписанием «чтобы впредь всякий вывалившийся из своего места камень или жемчуг тотчас был вставлен и поврежденная часть исправлена без наималейшего отлагательства». При продаже исключаемых из хранения вещей строго следить, чтобы то, что «хотя ветхо и по прежнему худому надзору приведено в дурное состояние, но составляет древние трофеи, заслуживающие их сбережение» [1, с. 75 — 77].
Среди немногих документов времени правления Александра 1 имеется ряд конкретных постановлений по восстановлению Москвы после пожара 1812 г. В его замечаниях на «вновь прожектированный план столичному городу Москве» 1813 г. говорится: «1. Лавки на Красной площади (со входу в Воскресенские ворота направо), закрывающие вид Кремля, уничтожить. 2. Лавки, закрывающие вид здания церкви Василия Блаженного, равномерно уничтожить же; но самую церковь оставить и поддержать ее в прежнем виде. 3. Стены Кремля и Китая города поддержать в первобытном их положении» [1, с. 82].
В 1822 г. Комитетом министров обсуждался вопрос «о средствах к сохранению древних достопамятностей Тавриды». Речь шла о нескольких памятниках: мечетях в Евпатории и Феодосии, мавзолеях при Эски-Юрде, укреплениях Балаклавы, Манкупа, Судака и др. Было решено, что «...не столько заслуживают сбережения остатки построений турецких и татарских, ближайших к нашему времени, как построения греческие и генуэзские». Были предложены и способы сохранения мечетей и поддержания Эски-Юрдских мавзолеев.
К 1820-м гг. относится появление первых общегосударственных актов, к середине века складывается уже целый комплекс правил и распоряжений, касающихся охраны отечественных древностей. 9 марта 1826 г. Николаем I утверждено «Положение Комитета Министров о правилах устроения церквей», включавшее и правила перестройки и починки церковных здании. Положение учитывало мнения Св. Синода и Управления МВД, в ведении которого находились тогда вопросы строительства, утверждение планов и фасадов церквей.
31 декабря 1826 г. был издан один из наиболее известных в истории отечественного законодательства по охране памятников документов — указ «О доставлении сведений об остатках древних зданий в городах и воспрещении разрушать оные». Он был адресован губернаторам, а также направлен обер-прокурору Св. Синода. Появление этого указа не было формальным делом, следствием его было оживление в российских губерниях работы по розыску и обследованию древних зданий.
В циркуляре МВД, сообщавшем об императорском указе, разъяснялось, что «воля его величества... чтобы строжайше было запрещено таковые здания разрушать... Буде есть возможность, снять с таковых зданий планы и фасады в нынешнем их положении... При сем вам нужно будет приказать отыскать в архивах... и в записках городских прежних времен... а) когда и кем оные построены или перестроены; б) по какому случаю или для какого намерения; в) если они не полны, то сколько, когда и почему они разрушены; г) из каких материалов строены; д) какие в них достойные примечания или отличные от обыкновенных вещи или части оных находятся; е) ...и наконец, можно ли их поддержать починкою, не переменяя их древних планов и фасадов» [1, с. 97-98].
Некоторые губернаторы при пересылке требуемых сведений «испрашивали разрешения — исправить или починить оные по сделанным на листе сметам?». Высочайшая воля по этому поводу была выражена лаконично и впоследствии неоднократно обыгрывалась в литературе: «Разрушать их не должно, но и чинить ненужного не надобно; а поддерживать одне ворота или такие здания, в которых есть нужные помещения».
В указе от 14 декабря 1827 г. далее следует текст, поясняющий слова императора: «...когда признаете нужным исправить какое-либо древнее здание, на основании сего высочайшего повеления, и когда исправление таковое не может быть произведено на счет суммы, ежегодно на исправление и поддерживание казенных зданий ассигнуемое, присылать в МВД планы, фасады и сметы... с обстоятельным описанием повреждений и ветхостей и с изъяснением, для чего именно исправление оных нужно» [7, с. 185].
Эти указы и циркуляры имели определенный резонанс и в практике сохранения, например, церковных памятников, о чем свидетельствуют церковные распоряжения разного уровня. Так, митрополит Московский Филарет в 1829 г. в резолюции на прошение разрешить сломать трапезу с приделами и колокольней Благовещенской церкви на Бережках написал: «Как церковь хорошей древней архитектуры, каковые здания по Высочайшей воле должны быть сохраняемы, а на плане оно заменяется совершенно новой фасадой, то консистории учинить надлежайшее сношение для сочинения плана приделов, который бы не уничтожал древнего вида главной церкви» [8].
Исполнение указов и циркуляров растянулось на много лет, поскольку сбор сведений шел в основном на уровне чиновников, практически без участия специалистов. Тем не менее в 1838 г. было издано «во всеобщее сведение» «Краткое обозрение древних русских зданий и других отечественных памятников», составленное чиновником Статистического управления МВД А.Г. Глаголевым (при участии А. Ратшина) [9].
Это был первый свод отечественных памятников, выявленных в результате исполнения указа 1826 г. «Отечественные записки», приветствуя выход в свет «Краткого обозрения» и деятельность Археологической комиссии, незадолго до этого получившей наименование Императорской, выражали уверенность, что «...теперь невредимы останутся для нас, вечные времена, все памятники зодчества и письменности в России» [10].
Важнейшее значение для упорядочения практики перестройки и починки древних зданий имела публикация в изданном в 1832 г. Своде законов Российской империи первого строительного устава. Раздел «О исправлении и починках казенных строений» содержал два пункта: о строжайшем воспрещении разрушать остатки древних зданий и памятников и об исправлении лишь тех из древних зданий, где есть какие-либо помещения, в прочих починиваются лишь ворота. То есть формулировка точно передает распоряжение императора в Указе от декабря 1827 г., не воспроизводя поясняющего текста управляющего МВД. Она сохранилась и в тексте Устава строительного 1909 г. Устав был действующим живым документом, оперативно реагировавшим на все вновь издаваемые указы и распоряжения. Его появление, разумеется, не исключало практику произвольных перестроек, поновлений, но давало законодательные основания для их ограничения. К сожалению, в том же 1832 г. произошла реорганизация системы правительственных учреждений, и дела по охране памятников были переданы из МВД в Главное управление путей сообщения, к названию которого добавлено было: «...и публичных зданий».
К началу 1830-х гг. относится и внедрение «национального» стиля в архитектуре. Основным автором проектов сооружений в новом стиле стал архитектор К.А. Тон, автор многих церковных зданий в Петербурге. Среди его московских построек — Оружейная палата, Большой Кремлевский дворец, храм Христа Спасителя.
Вопрос о необходимости составления и издания специальных собраний фасадов и планов древних православных церквей возникал неоднократно. Еще в 1826 г. в ответе Синода на предложенный МВД проект правил устроения церквей говорилось: «...Поелику во многих местах прихожане изъявляют желание строить церкви сообразно древним оным видам, то Святейший Синод находит необходимо нужным к изданной от МВД книге, под названием "Собрание планов, фасадов и профилей для строения каменных церквей" составить несколько таковых планов по примеру древнейших православных церквей» [11].
В Высочайше утвержденном докладе 1828 г. уточнялось: «...5) дабы удобнее и в тех губерниях, где еще недовольно сведущих и опытных архитекторов, вести построение церквей правильное, издать и разослать по епархиям для руководства собрание планов и фасадов церквей, составленное по наилучшим и преимущественно древним образцам церковной архитектуры...» [12, с. 27].
В 1834 г. обер-прокурор Синода предложил вновь вернуться к этому вопросу. В определении от 26 марта говорилось «...о доставлении в Синод планов и фасадов церквей, как более других отличаются древностью и красотой стиля». 16 января 1835 г. на заседании Синода было сообщено о Высочайшем соизволении на поручение архитектору К.А. Тону составить чертежи по наилучшим и преимущественно древним образцам церковной архитектуры.
Постройки в новом стиле, которые должны были убедить собственных граждан и Европу, что Россия верна своей древней национальной культурной традиции, были оценены значительной частью общества с определенным скепсисом. В новой архитектуре видели напоминание о деспотизме Николаевского правления.
В то же время получили распространение своеобразные реставрации ряда старинных построек.
Два самых известных примера — реставрация Теремного дворца в Кремле под руководством архитектора P.P. Рихтера, начавшейся в 1836 г., и позже — палат Романовых в костромском Ипатьевском монастыре в 1862 г. Эти работы, хотя и являлись по сути новоделами, были хорошо встречены публикой, зрителя удовлетворила эта воображаемая старина.
«Николаевская эпоха стала в известном смысле переломным временем по отношению к отечественной истории и ее материальным остаткам. Значение древностей, как памяти о прошлом, было признано не только все еще достаточно узким кругом образованного общества, но и властью, которая осознала их как одно из средств своего политического влияния на настроение подданных. Этим объяснялось принятие целого ряда распоряжений по выявлению и охране древностей... внедрению национального стиля в архитектуре» [2, с. 76-77].
Известный цикл высочайших указов и последовавших за ними определений Святейшего Синода 1841 — 1842 гг. был реакций на волну неудачных переделок храмов и реставрации древней живописи. Это немедленно нашло отражение в первом Уставе духовных консисторий 1841 г., а затем во втором Строительном уставе. Первым в этой цепи указов было Высочайшее повеление от 1 февраля 1841 г.: «...чтобы отныне как при создании в Москве новых церквей, так и при обновлении ныне существующих, при сооружении в них новых приделов и при всех важнейших внешних и внутренних переделках, от коих... зависит или вящее украшение, или же нарушение древнего вида церквей, проекты... были всякий раз установленным порядком представляемы на Его Императорского Величества усмотрение» [2, с. 79]. 22 февраля последовал соответствующий указ Синода.
Осенью 1842 г. Николай I приостановил работы по возобновлению живописи в Успенском соборе КиевоПечерской лавры, после чего последовало два указа Синода, на основе которых было сформулировано добавление к ст. 180 Устава строительного: «Ни к каким обновлениям в древних церквах и во всех подобных памятниках не приступать без Высочайшего разрешения. Вообще древний как наружный, так и внутренний вид церквей должен быть сохраняем тщательно, и никакие произвольные поправки и перемены без ведома высшей духовной власти не дозволяются» [1, с. 109—110].
Высочайшее повеление от 31 декабря 1842 г. было попыткой взять сохранение храмов с древней живописью под государственную опеку, но эта попытка не была подкреплена никакими конкретными законодательными актами. Направлять в Высочайшее рассмотрение документы на все предполагаемые работы по возобновлению древней живописи было задачей заведомо нереальной. Списков памятников не было, а потому не было известно, какие именно из них требуют чрезвычайной, первоочередной заботы. Один из показательных документов, свидетельствующих о попытках взаимодействия правительственных учреждений в вопросах охраны памятников— Указ Сената 1848 г. «О наблюдении за сохранением памятников древности», принятый по рапорту главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями, о повреждении древней крепостной стены в Коломне и о предложении разобрать ее ветхую часть. Высочайшее повеление: «...Стену эту поправить и содержать в надлежащем состоянии.. . Строго воспретить разрушать памятники древности и непременно блюсти за их сохранением» [13].
К середине XIX в. в России сложилась система государственных законоположений по охране памятников. Российское общество (речь идет о его образованной части), хотя и очень медленно, включалось в работу по их изучению и сохранению. Оно созрело до осознания необходимости объединения в особые сообщества по интересам, которые с большим успехом могли способствовать выявлению, сохранению* и изучению памятников отечественной истории и культуры. Кроме уже известных Общества истории и древностей российских и Одесского общества истории и древностей в 1846 г. основано Археологическо-нумизматическое общество (в будущем оно обычно именовалось археологическим). Одним из его членов, известным археологом Иваном Петровичем Сахаровым, была издана в 1851 г. «Записка для обозрения русских древностей», которая предназначалась для широкого крута любителей древностей. Это был первый опыт систематизации отечественных памятников древностей [1, с. 121].
Время правления Николая I (1825—1855 гг.) действительно можно назвать переломным в отношении государства к памятникам древности. Впервые в отечественной истории государство реагировало на возникающие проблемы охраны памятников не только своими распоряжениями и указами, но и поручило государственному учреждению (сначала МВД), затем Главному управлению путей сообщения и публичных зданий) надзор за охраной памятников старины. Охрана древних церковных и монастырских построек осложнилась существенными разногласиями представителей научных кругов, чиновников государственных учреждений и Св. Синода в оценке памятников и допустимости их переделок. Действие распоряжений и указов светской власти распространялось на городские храмы и монастыри. Сельские храмы и монастыри продолжали находиться в полной зависимости от воли и разрешения епархиального начальства.
Царствование Александра II (1855— 1881 гг.) было отмечено бурным развитием законотворческой деятельности, в том числе установлением юридических норм, регулирующих сохранение отечественных древностей. Возникают научные общественные организации, ставившие своей целью изучение и охрану памятников, в их числе: Археологическо-нумизматическое общество в Петербурге (1846 г.), Московское археологическое общество (1864 г.), Историческое общество в Петербурге (1866 г.), позднее — Историческое общество Нестора летописца в Киеве (1872 г.). Они привлекают к своей деятельности общественные, научные, художественные силы, обращают внимание правительства на проблемы сохранения культурного наследия, предлагают собственные проекты по охране памятников старины.
Знаменательным событием, свидетельствующим о признании сохранения отечественных памятников на государственном уровне, было учреждение Императорской Археологической комиссии при Министерстве императорского двора. Целью ее создания было заявлено: «1) разыскание предметов древности, преимущественно относящихся к отечественной истории и жизни народов, обитавших некогда на пространстве, занимаемой ныне Россиею; 2) собрание сведений о находящихся в государстве как народных, так и других памятников древности; 3) ученая оценка открываемых древностей» [1, с. 121]. В обязанности Комиссии входило: «изыскание» древностей, в частности, раскопка курганов, наблюдение за открытиями предметов древности, поощрение за представление в Комиссию находимых древних вещей. При этом оговаривалось, что «денежное вознаграждение за них определяется не только ценою золота, серебра или иного вещества, из которого оне сделаны, но и археологическим достоинством их и редкостью» [12, с. 32]. Лучшие из вещей передавались в Императорский музей Эрмитаж или другие «высочайше назначенные» места. Но задачи, которые ставила перед собой Археологическая комиссия, не могли обеспечить необходимых перемен в деле охраны древностей.
После реформы 1861 г. последовал 20-летний период преобразований. Пришли новые люди с новыми воззрениями и идеями, с желанием воплотить их в российскую действительность. Одна из таких идей касалась судьбы отечественных древностей. Центральной фигурой возникшего в начале 1860-х гг. движения за сохранение отечественного культурного наследия стал граф Алексей Сергеевич Уваров. Он организовал группу преданных этой идее людей, в том числе многих видных ученых (Ф.И. Буслаева, И.Е. Забелина, Д.И. Иловайского, М.П. Погодина, И.И. Средневского и др.). На ее основе было создано Московское Археологическое общество — МАО, сыгравшее первостепенную роль в попытках организации охраны отечественных памятников.
В название Московского, основанного А.С. Уваровым, общества, как и Петербургской комиссии, было включено определение «археологическое». Первоначально под археологией понимался розыск древностей (главным образом античных), позднее— наука об исторических древностях вообще (не только находимых в земле). А.С. Уваров так определял объект археологии: «Археологическим памятником следует признать только тот остаток вещественный, только то письменное известие или устное сведение, которое поясняют нам культурное состояние древнего быта какого-либо народа в известную эпоху» [14, с. XXX].
Главный вопрос, к решению которого приступило МАО, — принять неотложные меры к обеспечению защиты отечественных памятников от разрушения и уничтожения. В своем выступлении на I Археологическом съезде в Москве в 1869 г. он с горечью констатировал: «...Сколько раз вносились в закон наш строжайшие распоряжения для охраны отечественных памятников, а между тем наши памятники сохраняются не лучше и подвергаются тем же опасностям...» [1, с. 136]. Свои надежды общество возлагало на археологические съезды.
На I Археологическом съезде в Москве в марте 1869 г. рассматривался подготовленный ИМАО «Проект мер к сохранению памятников старины». Прежде всего предлагалось по возможности систематизировать памятники по разделам: «1. Памятники архитектуры, к которым принадлежат здания как каменные, так и деревянные, и все искусственные насыпи, как то: валы, городища и курганы. 2. Памятники письменности, то есть рукописи и старопечатные книги. 3. Памятники живописи: иконы, стенописи и пр. 4. Памятники ваяния, резьбы и изделия из золота, серебра, меди и железа» [1, с. 142-143].
Отмечалось, что наиболее уязвимы памятники первого и третьего разрядов, которые по самому существу своему подвергаются более разрушению как от климатических условий, так и от неразумного понимания их достоинств, «...прежде всего необходимо охранить памятники архитектуры и живописи и для чего обратить на них особое внимание археологических обществ». Должны быть подготовлены списки по памятникам 1-го и 3-го разрядов. Подготовленные списки должны быть рассмотрены особой комиссией из депутатов археологических обществ, с участием академиков императорской АН, депутатов университетов и духовных академий, а также ряда чиновников МВД и чиновников высших ученых учреждений гражданского и духовного ведомств.
Комиссия составляет общий список памятников древности, распределяя их на два разряда: в первый вносятся памятники «первой важности», которые не могут быть ни исправляемы, ни перестраиваемы или иным образом изменяемые, без особого на то Высочайшего соизволения.
На исправление памятников второго разряда требовалось разрешение МВД или Святейшего Синода.
Археологические общества, составившие списки памятников, несут ответственность за их сохранение. Они избирают в каждую губернию для наблюдения и хранения памятников одного или нескольких блюстителей.
Основные тезисы этого документа были сохранены в Проекте положения об охране памятников старины, одобренном на II Археологическом съезде 12 декабря 1871 г. Понимая, что при всех неоспоримых достоинствах проект нуждается в покровительстве и поддержке, А.С. Уваров обращается с письмом к министру народного просвещения Д.А. Толстому. Рассматривая причины неудач прежних правительственных распоряжений по этому предмету, он объясняет их в значительной степени тем, что «...оценка достоинства и хранение древних памятников большею частью возлагались на обязанность таких лиц, которые очень мало, а иногда и вовсе не были подготовлены к занятиям подобного рода, отчасти же и потому, что у этих лиц не было ввиду прямых указаний на то, что именно должно подлежать охранению [ 12, с. 44]. Это обстоятельство со всей очевидностью показывает необходимость составления списков памятников на основании уже собранных материалов. «Окончательный же свод всех собранных сведений и данных и обработку их предполагается возложить на особую постоянную комиссию, которой будет представлено также дальнейшее развитие и ведение всякого дела».
В сноске к этому тексту поясняется: «Подобные комиссии существуют за границею и им наука обязана сохранением многих драгоценных памятников». Отсылка к опыту европейских стран знаменательна и свидетельствует о том, что Россия шла в это время уже в общем с Европой русле организации охраны памятников. Начиная с первой в Европе комиссии для хранения древностей Дании в 1807 г., такого рода учреждения возникли в большинстве стран (1834 г. — Греция, 1835 г. — Бельгия, 1837 г. — Румыния, 1840 г. — Испания, 1850 г. — Австрия, 1853 г. — Пруссия), их образование продолжалось и на протяжении последующих 20 лет. Хорошо понимая специфику своего отечества, Уваров высказывает свое убеждение втом, что «...успешное ведение дела и сохранение для науки памятников старины возможно только в таком случае, если бы его императорскому высочеству государю наследнику благоугодно было принять означенную комиссию под ближайшее свое покровительство. В противном случае и новый проект не принесет никаких полезных результатов и примкнет к тем мерам правительства к охранению памятников, которые остались и остаются мертвою буквою» [ 12, с. 44].
При Министерстве народного просвещения была учреждена особая комиссия из представителей от академий наук и художеств, ИАК, Святейшего Синода, а также от всех археологических обществ, под председательством князя А.Б. Лобанова-Ростовского. Был разработан подробный проект ее деятельности, состоящий из 28 пунктов, подписанный А. Лобановым-Ростовским, А. Божковым, К. Веселовским, П. Лерхом, А. Розановым, Н. Григоровичем, гр. А.С. Уваровым и другими.
30 июня 1877 г. последовал краткий отказ министра финансов выдать ассигнования на нужды Комиссии по охране исторических памятников. Учреждение Комиссии откладывалось до «более благоприятного времени».
Уже через полгода последовало прискорбное событие, в очередной раз продемонстрировавшее неотложность наведения порядка по охране памятников в Российском государстве. Граф Уваров обратился к обер-прокурору Синода по поводу недопустимых действий Владимирского епархиального начальства, дозволившего варварские «исправления» в Покровской церкви 1165 г. близ Боголюбова. Масляной краской были закрашены древние фрески в куполе и на всех внутренних стенах. Снаружи церковь обвязана железом, утраченные изваяния заменены новыми грубой работы. Эти действия были вопиющим нарушением и статьи 207 Устава строительного (1857 г.). Синод признал недопустимость случившегося. Последовало определение Синода «О запрещении переделывать и разрушать архитектурно-исторические памятники, находящиеся в ведении епархии». Однако подобные случаи неоднократно обсуждались в будущем в прессе, в том числе и на страницах «Церковного вестника».
После отклонения проекта «Положения об охране исторических памятников», подготовленного комиссией А.Б. Лобанова-Ростовского, необходимы были новые усилия в упорядочении дела охраны российских древностей. Уваров, воспользовавшись учреждением в Москве Императорского Российского Исторического музея, предложил сделать его одновременно и центральным органом по охране памятников [1, с. 143— 144]. Когда вопрос решался на Государственном Совете, графа Уварова уже не было в живых, его дело продолжила и возглавляла в течение 32 лет его супруга, графиня Прасковья Сергеевна Уварова. Обществом под ее руководством было достигнуто многое в научной, методической, публикаторской деятельности, в области обследования древностей. Казалось бы, ИМАО уже заняло место общероссийского центра по сохранению памятников.
Но неожиданно на первый план выдвигается ИАК (Императорская Археологическая комиссия), которая, согласно ее уставу 1859 г., и должна была выполнять эту функцию, но долгое время занималась почти исключительно регистрацией и изучением археологических находок, организацией экспедиций. В январе 1887 г. ИАК через президента АХ ходатайствовала о предоставлении ей исключительных прав: 1) на производство и разрешение раскопок на казенных, общественных, городских и церковных землях; 2) сохранение и возобновление монументальных памятников древности (совместно с АХ); 3) городские и общественные музеи должны сообщать ИАК об имеющихся собраниях древности и о новых поступлениях. Высочайшее повеление от 11 марта 1889 г. предоставило ей эти права. Реставрация монументальных памятников древности должна была производиться по соглашению с АХ [1, с. 168].
В том же 1887 г. министр народного просвещения И.Д. Делянов обратился с просьбой в Кабинет министров о подтверждении указов об охране памятников церковной старины «от истребления, порчи и самовольных переделок». Приведя примеры вопиющего варварства (даже в Москве и Подмосковье), он предложил вернуться к идее проекта комиссии А.Б. ЛобановаРостовского об основании Императорской Комиссии по сохранению исторических памятников. Ее создание в свое время было отклонено из-за отсутствия средств. Не надеясь и сейчас на выделение государством нужных сумм, И.Д. Делянов предложил высочайше подтвердить необходимость неукоснительного соблюдения статей 207, 209 Строительного устава, «воспрещающих без высочайшего разрешения приступать к каким-либо обновлениям в древних церквах... чтобы все необходимые переделки... каких бы то ни было казенных древних зданий и сооружений делались не иначе, как с разрешения высшего начальства того ведомства, в котором оные состоят...» [1, с. 216], а также заключения одного из археологических обществ.
Новый статус и оживление деятельности ИАК побуждают ИМАО искать свою «нишу» в деятельности по охране отечественных памятников. Выход был найден П.С. Уваровой — собственным решением она создает в 1890 г. в составе ИМАО новое звено — Комиссию по сохранению древних памятников, заявив, что эта комиссия существует в ИМАО уже с 1870 г.
Новая Комиссия теоретически не была конкурентом ИАК, поскольку ее главной заботой были проблемы охраны историко-культурных объектов. Свои решения она основывала: 1) на данных из консисторий и других ведомств, обращающихся в ИМАО; 2) на сведениях, собранных членами комиссий; 3) на осмотрах памятников. Члены Комиссии вели реставрационные работы. В Правилах Комиссии особо оговаривался вопрос о древних объектах, сноса которых нельзя избежать. В этих случаях предписывалось снять с памятников рисунки, сделать планы, фотографии и т. п. с тем, чтобы сохранить данные о них для будущих исследователей.
Результаты деятельности ИМАО, прежде всего Комиссии по сохранению древних памятников, членами которой в разное время были такие знатоки отечественных памятников, как И.Е. Забелин, А.А. Мартынов, А.В. Орешников, К.М. Быковский, И.П. Машков и др., были впечатляющи. 1901 г. — 40 заседаний, рассмотрено 240 дел, в 1907— 1908 гг. более 80 заседаний, 685 дел. С 1890 по 1917 г. проведено около тысячи заседаний, рассмотрено почти 7 тыс. дел.
В сентябре 1901 г. по губерниям, областям, городам России был разослан очередной циркуляр МВД, который вновь требовал представить сведения о количестве исторических памятников, созданных в основном не позднее начала XVIII в. Оказалось, что в стране 4108 таких памятников. Но никто не мог гарантировать — полный это список и можно ли быть уверенным в сохранности этих памятников? Новый Строительный устав 1903 г. не изменил ситуацию. Согласно примечаниям к ст. 2 «памятник признается древним, если со времени его сооружения прошло не менее 150 лет». Памятники разделяются на две категории: памятники местного значения и памятники государственного значения. Памятники обеих категорий никаким видоизменениям не подлежат и поддерживаются за счет учреждений, в ведении которых состоят. Реставрация древних памятников производится с разрешения ИАК по соглашению с Императорской Академией художеств. Обычный ремонт может быть разрешен местным начальством, но по соглашению с историческим или археологическим обществом, либо местной архивной комиссией. Значение памятника (государственное или местное) по представлению губернатора определяется МВД «по соглашению с Императорской Археологической комиссией и по сношению ее с Императорской Академией художеств».
В 1908— 1909 гг. появляется ряд документов, свидетельствующих об оживлении интереса к сохранению памятников со стороны различных слоев российского общества. Среди них проект положения о Синодальной архивно-археологической комиссии, преобразованной из прежней Комиссии по разбору и описанию архива Святейшего Синода. Наряду с прежними обязанностями ей поручалось наблюдать за сохранением, описанием и реставрированием памятников старины, находящихся в ведения Святейшего Синода. Ее ведению подлежат все музеи или древлехранилища духовного ведомства и все ученые общества, также находящиеся в ведении Святейшего Синода. Во всех губернских и важнейших уездных городах, богатых церковной стариной, учреждались церковно-археологические комитеты.
Возобновляется работа Особой комиссии для пересмотра действующих постановлений относительно охраны древних памятников и зданий, созданной в 1904 г. В связи с этим министр внутренних дел П.А. Столыпин обратился к министру иностранных дел с просьбой доставлять в МВД образцы законодательных актов по охране исторических памятников в странах Западной Европы [ 12, с. 230].
Важнейшим событием, свидетельствующим о появлении принципиально нового взгляда на охрану российских древностей, стало основание в 1909 г. Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины (ОЗС). В первой статье его Устава говорилось: «Общество имеет целью защищать памятники искусства и старины, имеющие художественное, бытовое и историческое значение, от разрушения и искажения, а также сохранить их в России». О новом понимании проблем охраны памятников свидетельствует Примечание к этой статье: «Под словом "искажение" общество понимает всякое изменение внешнего или внутреннего вида памятников... не вызванное крайней необходимостью. Признавая необходимость самого заботливого ремонта, Общество считает реставрацию, как восстановление первоначального вида памятника, нежелательной и допускаемой лишь в особо исключительных случаях» [2, с. 229]. Если ранее при определении ценности памятника рассматривались главным образом его историческая ценность, то теперь поставлен вопрос об оценке его с точки зрения художественной и бытовой значимости.
С начала 1910-х гг. в ряде городов создаются отделения Общества (в Новгороде, Ярославле, Ростове Великом, Казани, Орле, Туле, Вильно и Варшаве), а также организуются (при небольшом количестве участников) кружки. Появляется реальная общественная сила, заинтересованная в оказании действенной помощи в сохранении памятников. «Принципиально новым в деятельности ОЗС явилось то, что ему удалось за счет собственных и привлекаемых по общественной подписке средств наладить систематическое проведение ремонтных и реставрационных работ... В то время как археологические и ученые общества самим своим существованием были обязаны правительственным субсидиям и даже не могли мечтать о собственных средствах для проведения работ на памятниках...» [2, с. 229].
По инициативе и настоянию Общества Св. Синод дал разрешение на «кружечный сбор для реставрации Ферапонтова монастыря. На средства Общества произведен ремонт Московских ворот в Иркутске. Благодаря его усилиям собраны средства на реставрацию дворца в Батурине и ряда других памятников. Велась работа по пропаганде памятников искусства и старины посредством публикаций в периодической печати, издания книг и брошюр, устройства выставок. Информационный раздел журнала «Старые годы» был посвящен главным образом судьбам отечественных памятников.
В 1911 г. правительство вынесло на рассмотрение Государственной думы проект «Закона о мерах по охранению памятников древности» и «Положения об охране памятников» после длительного изучения его в МВД. Создавалась вертикальная структура управления во главе с Комитетом по охране древностей при МВД, в задачи которого входило: «1) объединить дела охраны древностей на всем пространстве Империи, в частности, объединить деятельность местных органов; 2) распределять между сими последними денежные пособия для развития их охраняющей деятельности; 3) иметь в целях более успешной охраны памятников отдельные ведомственные интересы; 4) образовать орган охраняющей власти; 5) наблюдать за точным исполнением закона об охране древностей на всем пространстве Империи» [1, с. 277].
Органами Комитета на местах должны были стать уже действующие учреждения (епархиальные историко-археологические комитеты, губернские ученые архивные комиссии, научные общества и т. п.).
Министр внутренних дел А.А. Макаров, представлявший проект в Государственной думе, определил его целью выработку точно установленных норм материального архива охраны древностей и создания особых учреждений, ведающих этой охраной. Он заметил, что «было бы неосторожно, во-первых, слишком широко ставить вопросы материального права такой охраны, а во-вторых, придавать строю охраняющих древности учреждений какие-либо слишком определенные формы, поскольку в массе населения нет еще достаточно ясного сознания о важном значении дела охраны древностей, так что в этом отношении населению могут быть предъявлены только более или менее скромные требования, и с тем, что имеющиеся в русском обществе наличные археологические силы уже так или иначе ведут дело охраны древностей, причем вообще круг лиц, которые могли бы принести действительную пользу делу, является весьма и весьма ограниченным» [15, с. 23]. Это свидетельствует о том, что правительство трезво оценивало ситуацию в стране, принимая во внимание ее многоукладность. Необходимо было учитывать и интересы владельцев различных видов имущества. Непросто было решать вопрос, например, о степени подчинения действию закона церковных памятников.
Многие положения проекта Положения вызвали резкую критику со стороны ИМАО, ОЗС, Академии художеств, Всероссийского союза художников. Как насмешка над усилиями общества по сбережению отечественных памятников были восприняты предложенные в проекте суммы для обеспечения их сохранения. В журнале «Старые годы» задавался вопрос: «Не скрывается ли за скромностью испрашиваемых сумм бутафорская охрана, отписка людей, не заинтересованных по существу, не понимающих, нечувствующих, что вопрос о памятниках старины, как и все вопросы культуры, дело первостепенной государственной важности, на которое также естественно должны быть отпущены достаточные средства, как на армию и флот?» [15].
Всероссийский союз художников в Петрограде, открывшийся в декабре 1911 г., отмечал мизерность финансирования, расценив соответствующие положения проекта как «крайне легкомысленные», «фальшивую декорацию охраны памятников» [1, с. 289 — 304]. Острой критике был подвергнут проект со стороны ИМАО, ОЗС, АХ. Особенно много вопросов вызвали положения проекта о материальном обеспечении охраны памятников, о составе и деятельности Комитета по охране древностей, о структуре местных учреждений охраны, об охране церковных памятников, о возрасте памятников, подлежащих охране, точнее о верхнем временном пределе, позволяющем рассматривать их памятники. Свой вариант проекта «Закона об охранении памятников старины в России» опубликовало ИМАО. Предлагалось установить верхний предел подлежащих государственной охране памятников — до половины XIX в. Во главе всей деятельности по охране стоит Центральный комитет по охране древностей при МВД. Основная работа о сохранении памятников поручается ученым обществам, возглавляющим археологические округа. Подчеркивалась недопустимость вывоза памятников за границу. Церковные памятники подлежали действию закона. Этот проект не имел дальнейшего развития [ 1, с. 289 — 304].
Проект же законоположения 1911 г. перерабатывался неоднократно. Последний его вариант относится к 1913 г. В нем значительно были увеличены ассигнования на охрану памятников. Что касается охраны церковных памятников, исключался особый порядок их регистрации и охраны. Подвергался корректировке срок давности памятников, дающий право постановки на государственную охрану. При этом соответствующий текст был перенесен из примечания в пункты IV отдела Закона: «В случаях нетерпящих отлагательства, и при условиях, угрожающих целости и безопасности самого памятника, на церкви и часовни, построенные и после 1725 года» [12, с. 86]. Это давало возможность сохранить какой-либо нецерковный памятник в случае угрожающей ему опасности.
В новом проекте были учтены многие предложения, содержавшиеся в критических на него отзывах, однако он так и не был доведен до утверждения в Государственной думе. Вступление России в Первую мировую войну на время отвлекло внимание от проблем охраны отечественных памятников, но вскоре стали появляться сообщения об участившихся случаях их расхищения и гибели, в частности, письмо генерала А.В. Жирковича от 2 апреля 1916 г., в котором он выражал озабоченность «равнодушным отношением военных и гражданских властей к судьбе архивов, частных коллекций, музеев и библиотек в угрожаемых захватом неприятеля районах Империи... считал необходимым издать в срочном порядке закон о признании всех предметов старины национальной собственностью и провести учет всех без исключения памятников старины...» [12, с. 89].
С лета 1916 г. началась организационная работа по созыву особого совещания по рассмотрению вопросов, связанных с принятием законопроекта. В декабре оно приступило к работе, но было прервано началом Февральской революции 1917 г.
Дата добавления: 2020-01-07; просмотров: 2885; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!