ДИСЦИПЛИНА СОГЛАСИЯ: КАК РЕАГИРОВАТЬ НА РАЗЛИЧНЫЕ СИТУАЦИИ
Глава 11
О СМЕРТИ И САМОУБИЙСТВЕ
Я должен умереть. Если уже, я умираю, а если через некоторое время, сейчас я завтракаю, поскольку настал час завтрака, и вот тогда я умру.
«Беседы Эпиктета», I.1
Древние стоики много думали о смерти. Хотя слово «думали» не совсем верно. Они осознавали существование смерти1 и то значение, которое придают ей люди, но при этом придерживались очень необычного и спокойного взгляда на нее.
Должен признаться, мысль о смерти всегда глубоко тревожила меня. В моей жизни был период, когда я думал о ней почти каждый день, а иногда и по несколько раз на день. Возможно, у вас сложится впечатление, будто я угрюм и склонен к депрессивным мыслям. Но это не так, я всегда был оптимистом и старался по максимуму наслаждаться тем, что посылает мне фортуна (а она посылает мне довольно много хорошего). Кроме того, я биолог и знаю, что смерть — это естественный результат того эволюционного пути, который избрали наши далекие предки миллиарды лет назад. (Вот если бы мы были, например, бактериями, то умирали бы не от старости, а от несчастных случаев, правда, как бактерии мы не могли бы философствовать о жизни и смерти.) Тем не менее меня не на шутку волновала мысль о том, что однажды мое сознание перестанет существовать. Но все начало меняться, когда я впервые прочитал высказывание Эпиктета, приведенное в начале этой главы. Я усмехнулся и подумал: «Какое невероятно беззаботное отношение к тому, что большинство людей страшится в жизни больше всего!»
|
|
|
Эпиктет объясняет, почему людей так беспокоит мысль о смерти: «Право же, для чего родятся колосья?2 Не для того ли, чтобы и поспеть? Но вот они поспевают. А не для того ли, чтобы и быть сжатыми? Не обособленными ведь они родятся. Так значит если бы они обладали сознанием, то они должны были бы молить о том, чтобы им не быть сжатыми никогда? А никогда не быть сжатыми — это для колосьев проклятие. Знайте, что вот так же и для людей не умереть — проклятие. Это все равно что не созреть, не быть сжатыми. А мы, поскольку мы как раз те самые, которые и должны быть сжаты и вместе с тем понимаем это самое, что мы жнемся, возмущаемся этим! Это потому, что мы и не знаем, кто мы такие, и не приучили себя к тому, что касается человека, как искусные наездники — к тому, что касается лошади».
В этом интригующем отрывке Эпиктет высказывает три ключевые взаимосвязанные идеи. Во-первых, мы ничем не отличаемся от других живых существ: как и для колосьев, наше предназначение — созреть и быть «сжатыми». Стоики воспринимали идею судьбы более прямолинейно, чем многие из нас сегодня, поскольку они верили в некое космическое Провидение. Но даже с самой современной научной точки зрения мы — один из миллионов живых видов на планете, вероятно, одной из миллиардов пригодных для жизни планет во Вселенной.
|
|
|
Во-вторых, говорит Эпиктет, мы так удручены перспективой собственной смерти именно потому, что, в отличие от колосьев и других живых видов, способны осознать это. Однако мы не в силах изменить природу вещей — мы можем изменить только наше отношение к ним. Эта линия рассуждений подводит нас к фундаментальной стоической идее о дихотомии контроля: смерть не «подчиняется» нашим решениям (однажды она неминуемо наступит), но мы, безусловно, можем повлиять на свое отношение к ней. Именно над этим можно и нужно работать.
Из этой второй идеи вытекает третья: аналогия между изучением человеческой и — странное сравнение! — лошадиной природы. Эпиктет напоминает, что мы боимся смерти только по причине своего незнания: если бы мы лучше знали и понимали человеческую сущность — как искусный наездник знает и понимает природу лошадей, — мы бы не относились так болезненно к перспективе своей смерти.
Понимая, что вышеприведенные доводы могут не переубедить твердолобых учеников вроде меня, Эпиктет, как хороший учитель, меняет тактику: «Так думаешь ли ты о том3, что суть всех зол, неблагородства и малодушия у человека — это не смерть, а скорее страх смерти? Так вот, против него ты, у меня, упражняйся, сюда пусть будут направлены все рассуждения, упражнения на деле, чтения на занятиях, и ты узнаешь, что только так люди становятся свободными». Эту же идею выдвигали и другие стоики, например Сенека и мыслители последующих эпох, находившиеся под влиянием стоицизма, — такие как Монтень4. В этом-то и состоит главное предназначение философии — помочь нам глубже понять человеческую природу и показать, как лучше прожить жизнь, в том числе избавив нас от страха перед смертью. Даже противники стоиков, эпикурейцы, в этом соглашались с ними. Как писал основатель школы Эпикур в своем «Письме к Менекею»: «Стало быть, самое ужасное из зол5, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет».
|
|
|
А болезни? В этом случае главной проблемой является не сама смерть, а процесс умирания. Вот что Эпиктет говорит по этому поводу: «Так что же, если я заболею?6 — Будешь болеть правильно. — Кто будет заботиться обо мне? — Бог, друзья. — Я буду лежать на жестком. — Но как мужчина. — У меня не будет подходящего жилья. — Будешь болеть в неподходящем». Суровый ответ, не так ли? Но в рамках стоической философии такое отношение совершенно естественно и логично. Такова суровая правда жизни: все мы страдаем от болезней, и одна из них в конечном итоге убьет нас. Если у нас есть близкие люди и друзья, которые смогут позаботиться о нас, — это хорошо, поскольку означает, что мы жили правильно и сумели создать тесные связи. Хотя эти люди не смогут излечить нас от болезни или спасти от смерти, они могут сопровождать и поддерживать нас на этом трудном пути. И, конечно, лучше закончить свое путешествие в хорошем доме на мягкой кровати, но все это — мелочи по сравнению тем, что происходит с нами, и не заслуживает нашего внимания.
|
|
|
Эпиктет вносит поправки даже и в само представление о смерти: «Что ты имеешь в виду7 под этим "умереть"? Не изображай это дело в трагическом духе, но скажи как есть: "Вот уже пришло время этой материи распасться обратно на те первоначала, из соединения которых она составилась". И что в этом ужасного? Что может исчезать в мироздании? Что может возникнуть нового, противоразумного?» Опять тот же невозмутимый голос разума, призыв взглянуть на вещи широко, а не сосредотачиваться только на себе. Один из кумиров моего детства, астроном Карл Саган, напоминает, что мы в буквальном смысле — звездная пыль: химические элементы, из которых мы состоим, образовались в результате взрыва сверхновой звезды где-то в районе Солнечной системы и после миллиардов лет эволюции превратились в те самые молекулы, из которых «сделаны» наши тела. Эта мысль внушает трепет, заставляя нас осознать себя настоящими детьми Вселенной. Эпиктет говорит и об обратном превращении: умирая, мы снова превращаемся в космическую пыль, давая возможность новым живым существам занять наше место во Вселенной. Не важно, имеет эта смена смысл или же просто таков порядок вещей: в любом случае мы родились из космической пыли, в нее же и вернемся. И это — повод еще больше ценить тот ничтожный по космический меркам временной интервал, который нам дан для того, чтобы мы жили, ели, пили и любили. Сожалеть о том, что это время закончится, не просто иррационально, но и совершенно бесполезно.
Однако некоторые технооптимисты (они называют себя «трансгуманисты») не верят в смерть, Они считают ее болезнью, которую можно вылечить, и вкладывают в эти попытки немалые деньги. Особенно много «трансгуманистов» среди белых мужчин-миллионеров в Кремниевой долине, где расположены ведущие мировые технологические компании. Пожалуй, самая известная и влиятельная персона среди технооптимистов — Рэй Курцвейл, футуролог (так называются люди, верящие в то, что они могут изучать и прогнозировать будущее). В настоящее время Рэй занимается в компании Google разработкой программного обеспечения, способного понимать естественный язык.
На счету Курцвейла ряд важных достижений, включая разработку первой оптической системы распознавания текста, напечатанного любым шрифтом. Но в последние годы он преследует более глобальную цель — достичь бессмертия путем загрузки сознания в компьютер. Он утверждает, что это будет возможно уже в обозримом будущем (самому Курцвейлу сейчас 69 лет). Полагаю, что нам следует поторопиться с этим делом, пока не наступила технологическая сингулярность — так математик Станислав Улам назвал переломный момент, когда компьютеры станут умнее людей и начнут двигать научно-технический прогресс самостоятельно, а возможно, даже вопреки нашим решениям.
Я не собираюсь здесь вдаваться в объяснения8, почему затея с «загрузкой» человеческого сознания в компьютер маловероятна, а идея сингулярности основана на фундаментальном непонимании природы разума. Меня больше поражает гипертрофированная самоуверенность таких людей, как Курцвейл, и других последователей этого культа — ведь они возносят себя до уровня богов, ставят выше законов природы, и их не смущает тот факт, что они попусту растрачивают столько денег и сил, вместо того чтобы направить их на решение злободневных мировых проблем. Они не задумываются даже об этических и экологических последствиях в случае успеха их усилий (что, к счастью, маловероятно), а последствия эти были бы катастрофическими. Кто получит доступ к новым технологиям и сколько будут стоить подобные услуги? Если мы сумеем стать физически бессмертным — альтернатива загрузке сознания в компьютер, — то будем ли мы иметь детей? Если да, то как наша и без того больная планета выдержит и прокормит постоянно растущее население, производящее все больше отходов? Нам предлагают выйти за пределы Земли и колонизировать другие миры, хотя мы до сих пор не знаем ни одной другой обитаемой планеты в нашей галактике и не имеем понятия, как до них добраться, если они есть. Чем больше я думаю о трансгуманизме, тем чаще вспоминаю слово «гибрис» — гордыня, спесь, придуманное древними греками для обозначения именно такого образа мышления.
Мне кажется, что Курцвейл и ему подобные просто любой ценой не хотят покидать вечеринку, несмотря на то что они уже в полной мере насладились ею. Вот цитата Эпиктета, где он обращается словно бы непосредственно к Курцвейлу: «"Нет, но я хотел бы еще быть на празднестве"9. Да ведь и посвящаемые в мистерии — продолжать быть посвящаемыми в мистерии, пожалуй, и зрители в Олимпии — смотреть других атлетов. Но всеобщее празднество имеет предел. Уйди, удались как благодарный, как совестливый. Дай место другим. Должны родиться и другие, так же как и сам ты родился, и, родившись, иметь место и обиталище подходящие. А если первые не уходят, что остается другим? Что ты ненасытен? Что тебе все недостаточно? Что ты создаешь тесноту в мироздании?» Таким образом, мы подошли ко второй, гораздо более сложной и деликатной теме этой главы, о которой много размышляли стоики и которая, мне кажется, стала очень актуальной в современном мире: к вопросу о самоубийстве.
На уик-энд 23‒24 июля 2016 года10 художница-перформанист Бетси Дэвис устроила вечеринку, собрав у себя дома человек тридцать близких друзей и родственников. Праздник удался на славу: гости играли на виолончелях и губных гармошках, пили коктейли, ели пиццу и смотрели один из любимых фильмов Бетси — «Танец реальности». Вечером в воскресенье они разъехались, а Бетси полюбовалась с веранды заходом солнца, после чего в присутствии своей сестры, опекуна и массажиста выпила коктейль из морфина, фенобарбитала и хлоралгидрата, составленный ее личным врачом (который тоже принимал участие в этой мрачной церемонии), и мирно скончалась.
При жизни Бетси страдала боковым амиотрофическим склерозом (БАС), также известным как болезнь Лу Герига. Она почти полностью потеряла способность управлять своими мышцами и в 41 год не могла не только заниматься творчеством, но даже чистить зубы и чесаться, не говоря уже о том, чтобы стоять. Ее речь была настолько невнятной, что люди с трудом ее понимали. Поэтому, когда в Калифорнии приняли закон об ассистированном самоубийстве, она решила уйти из жизни достойно. Это прекрасная душещипательная история. «Если это для тебя нецелесообразно11 — дверь открыта. Если целесообразно — терпи. Ведь на все дверь должна быть открытой — и беспокойства у нас нет», — спокойно говорит Эпиктет. «Открытая дверь» была его любимой метафорой12, к ней он часто прибегал, говоря о самоубийстве. Вот как философ ее разъясняет: «Дыму наделали в жилище?13 Если не чересчур, я остаюсь. Если слишком много, я выхожу. Нужно только твердо помнить о том, что дверь открыта. "Не живи в Никополе". — "Не живу". — "Ни в Афинах". — "Ни в Афинах". — "Ни в Риме". — "Ни в Риме". — "Живи на Гиарах". — "Живу". Но мне представляется, что жить на Гиаре — это много дыма. Я удаляюсь туда, где мне никто не помешает жить. Ведь то обиталище всякому открыто».
Прежде чем мы проанализируем эти слова, позвольте мне привести краткую историческую справку о Гиаре, который Эпиктет считал настолько непригодными для жизни, что предпочитал изгнанию туда самоубийство. Гиар — небольшой греческий остров в Кикладском архипелаге, куда во времена Римской империи отправляли возмутителей спокойствия. Одним из них был Музоний Руф, учитель Эпиктета: император Нерон сослал его, скорее всего, по ложному обвинению за якобы участие в заговоре Пизона. (Для Музония это было уже второе изгнание из Рима.) Этот остров с крайне суровым засушливым климатом снова стал местом для высылки неугодных с 1967 по 1974 год, когда в Греции правила военная хунта. На смену сосланным античным стоикам пришли интеллектуалы левого толка — в общей сложности их на Гиаре побывало около 22 тысяч человек. Судя по всему, условия жизни там были все же не такими уж невыносимыми, как полагал Эпиктет: во всяком случае Музоний Руф худо-бедно прожил на острове, пока ему не разрешили вернуться в Рим.
Так вот, в вышеприведенной цитате Эпиктета есть несколько важных моментов, на которых следует подробно остановиться. Для начала: Эпиктет прямо говорит, что решение выйти через «дверь» или воздержаться от этого шага — личное дело каждого и зависит оно от конкретной ситуации. Если ситуация для вас действительно невыносима, вы имеете право уйти. Вторая мысль: дверь должна быть открыта, это избавит нас от всякого беспокойства. Знание, что у нас всегда есть выход, помогает переносить самые суровые испытания и тяжелые периоды жизни. По мнению стоиков, как смерть придает смысл жизни, так и возможность добровольного ухода дает мужество делать правильные вещи. Причем без этой возможности обстоятельства казались бы невыносимыми. А теперь обратите внимание на то, откуда исходит «призыв» уйти. Исследователи Эпиктета утверждают, что философ говорит о Боге, хотя и в очень тонкой манере, дающей простор для любого религиозного или светского толкования.
Напомню, что Эпиктет больше, чем другие стоики, верил в Провидение, то есть в некий разумный замысел в управлении космосом. Но источник этого разума, по Эпиктету, не персонифицированный Бог, который отвечает на человеческие молитвы и обеспокоен судьбой людей. Философ объясняет свою идею с помощью очередной аналогии: «Ведь ноге быть по природе14, скажу я, это быть чистой, но если ты возьмешь ее как ногу, то есть как не обособленную, то ей пристанет и в грязь ступать, и по терниям пройти, а то и быть отсеченной ради целого, — иначе это уже не будет нога. Такое примерно мнение следует принять и относительно нас». Точно так же человек может получить «призыв», образно говоря, отсечь себя от остального (космического) тела. Но как нам узнать об этом призыве? Как нам правильно понять волю Вселенной? Благодаря разуму. Следовательно, это всецело зависит от каждого из нас — изучить ситуацию и решить, слышим ли мы призыв космоса уйти. Иными словами, наши собственные размышления и вынесенные на их основе суждения определяют, пришло время выйти через открытую дверь или же мы должны остаться и продолжить борьбу.
Будучи философами-практиками, стоики оттачивали способность выносить подобные решения. Первым стоиком, совершившим самоубийство, насколько нам известно, был основатель стоицизма Зенон Китийский. В своем труде «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» Диоген Лаэртский излагает несколько разных историй о смерти Зенона. Как я упоминал уже в начале этой книги, согласно одной из этих версий (возможно, она и есть истинная), Зенон, став старым, немощным и больным, решил, что не может больше приносить пользу обществу, и поэтому заморил себя голодом. Для стоиков эта версия важна тем, что делает приемлемой идею о добровольном уходе из жизни при определенных обстоятельствах — раз уж так поступил сам основатель их школы.
В стоическом фольклоре немало подобных историй, но я упомяну лишь о двух из них, чтобы создать у вас более полную картину. Мы уже говорили о Катоне Младшем, который в буквальном смысле выпотрошил себя, чтобы не попасть в руки к Юлию Цезарю. Вторая история — о Сенеке, довольно спорной личности15 даже в стоических кругах. Трудно сказать, жил ли Сенека, соблюдая проповедуемые им философские принципы (что сомнительно, учитывая его близость к деспотичному Нерону). Его изображали и как лицемерного интригана, и как светского святого, но правда, скорее всего, находится посередине: Сенека был несовершенным человеком (как он сам неоднократно подчеркивал это), который пытался делать все от него зависящее в почти невозможных условиях. В первые пять лет правления молодого Нерона Сенеке, как наставнику, удавалось направлять императора и сдерживать его деспотичный нрав (в этот период он фактически был правителем Рима), но затем философ потерял контроль над невменяемым тираном. Когда был раскрыт заговор Пизона, против Сенеки выдвинули обвинение (скорее всего, надуманное). Нерон приказал Сенеке покончить жизнь самоубийством, которое философ и совершил в возрасте шестидесяти девяти лет. Сенека мог бы сопротивляться (что, впрочем, было бы бесполезно), попытаться бежать или вымолить помилование, как это сделали многие другие. Но он предпочел достойно уйти, чтобы не запятнать свою честь, ну и чтобы сохранить остатки состояния для своей семьи.
Я привел примеры Зенона, Катона и Сенеки, поскольку они хорошо иллюстрируют пять основных причин добровольного ухода через открытую дверь. Зенон сделал это, поскольку страдал от болей и считал себя бесполезным для общества, что во многом похоже на случай Бетси Дэвис. Катон ушел через открытую дверь по принципиальным причинам, в силу своих политических убеждений. А Сенека, совершив самоубийство, защитил свое достоинство и близких людей, которые от него зависели. (Такими же мотивами руководствовался и Джеймс Стокдейл, когда попытался наложить на себя руки во вьетнамской тюрьме.) Эти причины для совершения самоубийства сегодня интенсивно обсуждаются в военном, нравственно-этическом и медицинском контексте, так что стоики продолжают вносить значимый вклад в развитие нашего взгляда на мир. Мы считаем героями людей, которые готовы пожертвовать жизнями ради всеобщего блага. Все больше стран разрешают или по крайней мере обсуждают легализацию ассистированного самоубийства, как это сделали калифорнийские законодатели, чтобы позволить людям вроде Бетси Дэвис или Зенона Китийского достойно покинуть этот мир. Конечно, здесь есть множество спорных моментов. Например, самоубийство по политическим мотивам может быть как героическим деянием, как в случае Катона Младшего (или Стокдейла, если бы ему удалось это сделать), так и низменным поступком, как в случае сегодняшних террористов-смертников, убивающих невинных людей. Одни люди рассматривают возможность закончить жизнь на собственных условиях как высочайшее право человека, а другие считают это покушением на святость человеческой жизни.
Однако стоический принцип «открытой двери» не должен распространяться на психически больных людей, которым требуется медицинская помощь. Также стоики не одобряли и уход из жизни по незначительным или надуманным причинам. Например, после публикации в 1774 году романа Гете «Страдания юного Вертера» по Европе прокатилась волна самоубийств среди молодых мужчин: они возомнили себя юными Вертерами и бездумно скопировали поведение этого вымышленного персонажа. В результате в некоторых странах книгу запретили. В 1974 году социолог Дэвид Филлипс ввел термин «эффект Вертера» для обозначения всплеска подражающих самоубийств после громкого суицида, совершенного известной личностью или даже героем фильма.
Будучи мудрым человеком, Эпиктет осознавал эту опасность и предостерегал против легкомысленного отношения к принятию решения о собственной жизни: «Вот нечто подобное16 и в душе бывает у тех, кто превратно воспринимает эти рассуждения. Это как один мой друг, без всякой причины решил уморить себя голодом. Узнал я об этом, когда он уже третий день воздерживался от пищи. Я пришел к нему и стал спрашивать, что случилось. — Я так решил, — говорит. — Но все же что именно побудило тебя к этому? Ведь если ты решил правильно, вот мы здесь с тобой и мы готовы содействовать тебе в том, чтобы ты ушел. А если ты решил неразумно, то перемени свое решение». И далее Эпиктет добавляет самое главное: «Останьтесь, не уходите безрассудно»17.
Глава 12
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 139; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!