Глава 11. Постклассическая (современная) философия как философия кризиса европейской культуры 10 страница



Благодаря культуре человек не исключается из природы, а образует ее высшее и заключительное звено. Именно в культуре дает о себе знать тот «мировой порядок», который пронизывает собой все мироздание. А целью развития самой культуры является счастье каждого человека - то,

\088\

что Гердер называет «духом гуманности». «Исследовать дух гуманности - вот подлинная задача человеческой философии... она являет себя и в общении людей, и в государственных делах, и в науках, и в искусствах»18.

Гердеровский рационализм в объяснении истории культуры порывает с эмпиризмом французской историографии, но вместе с тем доводит до логического конца свойственный всему Просвещению исторический натурализм. Суть его - в отождествлении природной и исторической закономерности. Люди могут допускать в своих действиях и поступках какие угодно ошибки и отклонения, но царящая в природе «мудрость» все равно приведет их к желаемой цели. Ответственность за судьбу человека Гердер перекладывает с самого человека на природу, которая и берет на себя главную заботу о нем, оставляя на его долю лишь неукоснительное исполнение ее требований. В результате «история культуры» оказывается частью, продолжением «естественной истории».

Несомненной заслугой Гердера, из-за чего его иногда причисляют к школе немецких романтиков, является сформулированная им идея особых и целостных культурных миров, отличающих один народ от другого. Для Гердера, предвосхитившего более поздние научные открытия, культуры не делятся на высшие и низшие, не соотносятся друг с другом в каком-то иерархическом порядке, а как бы обладают равной исторической значимостью и ценностью. Существующие между ними отношения преемственности не означают вытеснения старых культур новыми, а лишь способствуют общему движению человечества к состоянию счастья и гуманности. Каждая из культур как бы вкладывает в это движение свою лепту, оправдывая тем самым свое право на существование. Можно сказать, что Гердер впервые более или менее отчетливо сформулировал понятие национальной культуры, отметив одновременно, что в каждой из них следует различать культуру образованных слоев общества — «ученую культуру», включающую в себя науку, искусство, образование и просвещение, - и «народную культуру», где главную роль играет религия. Их нельзя отождествлять и бесполезно, даже вредно, пытаться заменить народную (или традици-

\089\

онную) культуру ученой (к чему призывали французские просветители), поскольку именно первая с ее повышенной религиозностью не только лежит в основании последней, но и является наиболее существенным элементом (первоэлементом) любой культуры.

Другим выдающимся достижением Гер дера стала его теория языка, сделавшая его вместе с Вильгельмом Гумбольдтом основоположником современной лингвистики. В «Трактате о происхождении языка» он определяет язык как изначальное природное свойство человека, предшествующее всем остальным. Не язык создан человеком, а человек создан языком. Посредством языка человек выражает свои ощущения и мысли, дает всему название, закрепляет свои открытия и свершения. Именно язык есть отличительное свойство человека как разумного и культурного существа, он позволяет людям вступать в общение друг с другом, воспринимать от прошлого и сохранять для будущего все, что изобрел человеческий ум. Поэтический язык предшествует языку прозаическому с его логически выверенными понятиями и символами. Язык поэзии древнее языка науки и более приспособлен для выражения разного рода внутренних состояний и. переживаний. Он, как и весь человеческий род, делится на национальные языки, взаимно обогащающие друг друга и прогрессирующие в едином для всех направлении. Идеи Гердера о роли языка в культуре положили начало изучению языковой природы культуры, ее осмыслению средствами сравнительного и исторического языкознания.

В целом Просвещение явилось не только начальным этапом формирования культурфилософской мысли, но и качественно новым по сравнению с прошлым типом культурной практики. Хотя просветители и думали, что лишь продолжили в новых условиях традицию греческой и римской античности, освободив ее от мистического налета Средневековья, на деле они восприняли и распространили на познание истории, общества и человека ту линию рационализма, которая сформировалась в науке XVII столетия. Наука в глазах просветителей - главный позитивный результат предшествующей культурной истории. Именно отсюда берет начало философия позитивизма, которая в

\090\

лице одного из своих основоположников, Огюста Конта, в качестве последней стадии мирового развития провозгласит научную, или позитивную, стадию. Абсолютизация роли науки и разума в процессе исторического развития станет наиболее отличительным признаком философии Просвещения во всех ее последующих оценках, хотя сами эти оценки не всегда и не во всем будут однозначными.

По словам авторов «Диалектики Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. Адорно, «программой Просвещения было расколдовывание мира. Оно стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посредством знания » . Рационализация природного и человеческого мира посредством научного знания, его освобождение от власти демонов, духов и богов («расколдовывание мира»), его превращение в объект господства и эксплуатации со стороны человека благодаря сделанным им научным открытиям и техническим изобретениям - вот что, по их мнению, отличает Просвещение от всех других культурных эпох. Просвещение означает в конечном счете подчинение природы власти людей, превращение всего в объект науки (объективацию наличного мира), возвышение и власть над миром субъективного начала. Ставя знание на место мифа, Просвещение утверждает в качестве идеала культуры рационально-технический, или технико-инструментальный, тип мышления и поведения людей. Именно здесь, по мнению авторов «Диалектики Просвещения», заложена причина последующего превращения Просвещения в «культурную индустрию», служащую не развитию свободного духа и индивидуальности, а «обману масс», т. е. предлагающую им в качестве культуры то, что культурой вовсе не является.

Подобная негативная оценка культурных последствий Просвещения объясняется критическим отношением философов более позднего времени к обществу, которое мы называем индустриальным и капиталистическим. Нельзя отрицать, что Просвещение было во многом идейным предвосхищением и оправданием именно этого типа общественного развития. В то же время несомненной исторической заслугой Просвещения стала защита человеческих прав и свобод как в области веры и знания, в духовной об-

\091\

ласти, так и в сфере политики и экономики. Просвещение заложило основы идеологии либерализма, сформулировало основные принципы гражданского общества и правовой демократии. Здесь же корни и утопического социализма XIX века (Сен-Симон, Фурье, Оуэн), которые следует отличать от гуманистических утопий XVI века. Вплоть до сегодняшнего дня Просвещение является синонимом веры в могущество человеческого разума, способного освободить людей как от суеверий и предрассудков прошлого, так и от власти деспотических режимов. Для человека, считающего себя просвещенным, разум, особенно научный, остается высшим авторитетом, покончившим с авторитетом традиций и преданий, т. е. с верой в чужой разум. По словам Г.Г. Гадамера - отнюдь не поклонника Просвещения, - «весь... англосаксонский мир, как и управляемый коммунистической доктриной Восток (это сказано в 1954 году. — В.М.), находятся под влиянием идеала Просвещения, то есть под влиянием веры в осуществляющийся посредством человеческого разума прогресс культуры»20. Правда, задолго до коммунистов русская императрица Екатерина II, состоявшая в личной переписке с Вольтером и Дидро, попыталась осуществить на практике их теорию «просвещенной монархии», но остановилась в самом начале, испугавшись последствий Великой Французской революции. Не только русские западники XIX века в своем большинстве (как либералы, так и социал-демократы), но и большевики испытали на себе прямое воздействие идей Просвещения. В своей защите материализма и атеизма В.И. Ленин не раз использовал доводы и аргументы просветителей (в частности, Дидро), а его высокая оценка эпохи Просвещения хорошо известна. Впрочем, прямая связь просветительской идеологии с теорией и практикой большевизма еще мало изучена.

Завещанная просветителями «вера в разум» сохранится и в последующих направлениях европейской философской мысли. Она лишь будет углублена в своих основаниях: из объекта догматического почитания разум сам станет предметом критического (т. е. столь же рационального) рассмотрения и анализа, уяснения того, на что он реально способен и как именно устроены его способности.

\092\

Безусловное доверие разуму, свойственное первому поколению просветителей, сменится более строгим, критическим отношением к нему, продиктованным желанием не расшатать, а, наоборот, укрепить эту веру. По этому пути пойдет немецкая классическая философия - прежде всего философия трансцендентального идеализма Иммануила Канта, которую впоследствии неокантианцы назовут философией культуры в собственном смысле этого слова.

Глава 6. Философия трансцендентального идеализма (Кант) как философия культуры

Первым, кто понял невозможность обоснования «разумности человека» (культурного идеала Просвещения) с позиции «естественных» человеческих потребностей и интересов, был Иммануил Кант (1724-1804). Тема безусловного доверия к разуму в его философии указывает на ее несомненное родство с просветительской мыслью XVIII века. В этом смысле Кант всегда причислял себя к деятелям Просвещения, а свой век считал «веком Просвещения». Как и все просветители, он непоколебимо верил в то, что имеет характер «положительной истины разума». Однако совершенный им, по его же словам, «коперниковский переворот» в философии означал совершенно новый - критический — подход к истолкованию разума. Впоследствии данный подход будет оценен неокантианцами как философия культуры по преимуществу. По словам В. Виндель-банда, «плодом кантовской критики всегда было вскрытие тех разумных оснований, на которых зиждятся великие области культуры...»1.

Свою задачу Кант видел в разрушении типичной для просветителей иллюзии, согласно которой человек обладает истиной, является разумным существом, коль скоро сознает естественные, эмпирически обусловленные мотивы своего поведения. Подобная иллюзия основывается не на критическом исследовании разума, а на эмпирическом опыте людей, преследующих в своей жизненной практике сугубо эгоистические цели, помышляющих лишь о личной выгоде. Просветители выдавали за истину то, что на деле является простым мнением, основанным на представ-

\093\

лении людей о собственном благе. Поэтому менее всего можно назвать «просвещенным» тот век, в котором люди поднялись до осознания только природных — по существу животных — мотивов своей деятельности.

В обычной жизни люди вообще склонны придерживаться того, что диктует им повседневный опыт, что детерминировано их естественными влечениями и стремлениями. Отсюда их инстинктивная боязнь выйти «за пределы опыта», их явная нерасположенность к самостоятельному мышлению. Люди часто восстают против деспотических форм правления, когда они ограничивают их естественное право на счастье, но охотно мирятся с духовным деспотизмом в образе мыслей, предпочитая, чтобы в этой сфере ими руководили другие. Эта духовная несамостоятельность людей, их неспособность или нежелание в силу «лености или трусости» жить своим умом есть признак их «несовершеннолетия*, обусловленного не недостатком или отсутствием ума, а недостатком решительности или мужества пользоваться им самостоятельно. Вина за это лежит на самих людях, по тем или иным причинам не желающих выйти из состояния несовершеннолетия. «Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий такой-то образ жизни, и т. п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие»2.

Духовная несамостоятельность приводит к духовной зависимости, а последняя есть источник всякой иной зависимости, в том числе и политической. Поэтому путь к совершенному обществу лежит не через революцию, сохраняющую духовную несамостоятельность, а через просвещение, девиз которого: «Sapere aude — имей мужество пользоваться собственным умом!»3 «Посредством революции можно, пожалуй, добиться устранения личного деспотизма и угнетения со стороны корыстолюбцев и властолюбцев, но никогда нельзя посредством революции осуществить истинную реформу образа мыслей; новые предрассудки, так же как и старые, будут служить помочами для бездумной толпы»4. Надежду на лучшее будущее Кант связывает с необходимостью прежде всего духовного реформирования общества, с достижением

\094\

каждым человеком духовной самостоятельности. Просвещение и есть единственно возможный путь такого развития, гарантирующий наступление столь «радостного для наших потомков момента».

Но ведь для самостоятельности мысли также нужна свобода, пусть «самая безобидная», как характеризует ее Кант, - свобода мысли. Насколько велики шансы предоставления такой свободы сильными мира сего? «Но вот я слышу голоса со всех сторон: не рассуждайте1. Офицер говорит: не рассуждайте, а упражняйтесь! Советник министерства финансов: не рассуждайте, а платите! Духовное лицо: не рассуждайте, а верьте!.. Здесь всюду ограничение свободы»5. Перед лицом столь явного запрета на самостоятельную мысль Кант спешит заверить, что речь идет не о посягательстве на право верховной власти приказывать и не на обязанность подданных беспрекословно подчиняться этим приказам. В границах исполнения официальным лицом своих служебных функций не может быть и речи о его уклонении от предписанных ему инструкций и указаний. «Здесь, конечно, не дозволено рассуждать, здесь следует повиноваться»8 . Кант называет это «частным пользованием разума», которое по возможности должно быть ограничено. Лишь после исполнения своих служебных обязанностей человек может свободно обсуждать дела общества, излагать публике свои взгляды. Свобода нужна в рамках «публичного пользования собственным разумом», которое и составляет основу Просвещения. В итоге Кант не находит лучшей формулы Просвещения, чем изречение Фридриха II: «Рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, но повинуйтесь]» В относительно терпимой политике Фридриха II (быстро окончившейся после его смерти) Кант нашел практическое воплощение целей и идеалов Просвещения. «В этом отношении наш век есть век просвещения, или век Фридриха»'.

Мы кратко изложили содержание статьи Канта *Ответ на вопрос: что такое просвещение?» (1784), которая может служить своеобразным введением в его философию культуры. Среди его сочинений нет специальной работы, посвященной проблеме культуры: высказывания Канта на данную тему разбросаны в целом ряде его работ по филосо-

\095\

фии истории, моральной философии, философии права, антропологии. Но помимо этих прямых высказываний вся его философия, как уже говорилось, может быть охарактеризована как философия культуры по преимуществу. Что служит основанием для такой ее оценки? Ответить на этот вопрос можно, лишь разобравшись в сути и смысле предпринятой им критики разума.

Задача такой критики встала перед Кантом как следствие его попытки создать целостную картину исторического развития мира - природного и человеческого - в ранний (докритический) период его деятельности. «Идея развития» была воспринята им из рационалистической метафизики XVII века, и прежде всего из философии Лейбница.

У последнего данная идея основывалась на принципе множественности и качественной разнородности субстанций (монад) и их непрерывности и постепенности в общем ряду развития. Монады представляют собой самостоятельные, замкнутые, неделимые и взаимоисключающие перво-сущности, различающиеся по степени своей сложности и располагающиеся по бесконечно и непрерывно возрастающим ступеням мировой системы. Между этими ступенями нет никакой причинной связи и зависимости; монады не производят друг друга, а как бы изначально согласуются между собой в едином, раз и навсегда данном порядке. Этот порядок есть мировая гармония. Поскольку каждая из монад наделена собственной представляющей (духовно-психической) силой, действующей согласно целям, постольку ее развитие состоит в том, чтобы наиболее полно выполнить свое предназначение и тем самым оправдать свое место в мире. Но поскольку это место и предназначение уже заранее предопределены господствующей в мире гармонией («предустановленная гармония»), постольку развитие монад есть лишь обнаружение того, что заложено в них с самого начала. Идея развития получает у Лейбница метафизическое и телеологическое обоснование. В ней отсутствует естественная связь и происхождение вещей по законам механической причинности. В таком виде она оказалась трудно сочетаемой с опытным, позитивным знанием о мире (прежде всего физикой), как раз и исходившим из принципа причинной обусловленности природных явлений.

\096\

В первую очередь здесь следует назвать Ньютона с его принципом механического притяжения тел (Лейбниц вслед за Декартом признавал в качестве действующей силы лишь силу отталкивания), оказавшего, наряду с Лейбницем, огромное воздействие на формирование взглядов Канта в этот период. Интерес Канта к опытным наукам столь велик, что на данном этапе он со всей определенностью причисляет себя к «натуралистам».

Вместе с тем в естествознании того времени и даже в ее наиболее разработанной части, представленной механикой твердых тел Ньютона, идея развития как таковая отсутствовала. Сам Ньютон претендовал на объяснение устройства Вселенной, но считал невозможным на том же основании указать на первоначальную причину ее происхождения, прибегнув для этого к теории «первого толчка», вызванного актом божественного творения. Возникшее при этом противоречие между существованием физического мира и его происхождением заставляло задуматься о том, почему, если найдено естественное объяснение царящей в мире гармонии, нельзя столь же естественным образом объяснить происхождение этой гармонии. Из стремления примирить между собой Лейбница и Ньютона, согласовать идею развития с механической теорией вырастает кантовский замысел создания естественной истории мира. И в тех пределах, в каких эта теория действительно имела силу - в пределах взаимодействия твердых тел, - данная идея дала блестящие результаты. Речь идет о кантовской теории происхождения Солнечной системы (известной в истории науки как «гипотеза Канта-Лапласа»), изложенной им в работе «Всеобщая история и теория неба», которая должна была стать первой частью задуманной им естественной истории мира. Девизом для Канта стал здесь сформулированный им тезис: «Дайте мне материю, и я построю вам из нее целый мир».

Однако уже в этой работе Кант с чутьем и тактом истинного натуралиста высказывает сомнение в возможности распространения механического объяснения происхождения и развития за пределы неорганической природы. С переходом от механизма к организму, от твердого тела к живому существу такое объяснение утрачивает свою силу.

\097\

«Можно ли сказать, - спрашивает Кант, - дайте мне материю, и я покажу вам, как можно создать гусеницу?» Невозможность такого объяснения становится особенно очевидной при переходе к человеку, который наряду с природой образует еще один важный объект науки. В этом смысле Кант говорит о «двояком поприще», открывающемся перед «познанием мира»: «Это двоякое поприще -природа и человек... Первый предмет обучения я называю физической географией... второй предмет - антропологией»" «Мироведение» включает в себя как «природоведение», так и «человековедение», т. е. антропологию.


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!