Глава 11. Постклассическая (современная) философия как философия кризиса европейской культуры 11 страница
Кант не сомневается в том, что человек в качестве «части земных созданий» подлежит такому же естественнонаучному рассмотрению, как и остальная природа. Естественная история включает в себя и историю человека, наряду со всеми живыми организмами. Однако происхождение последних не может быть объяснено механической причинностью. В отличие от природного механизма живой организм обладает «целесообразным устройством», позволяющим ему приспосабливаться к внешним условиям и обстоятельствам. Подобную способность не объяснишь механической причиной, здесь действует целевая причина, невыводимая из мертвой природы. В пределах естественной истории можно только эмпирически зафиксировать наличие в организме такого «целесообразного устройства», но нельзя объяснить его происхождение. Наука вообще не может ответить на вопрос, откуда же первоначально происходит всякая организованность. «Ответ на этот вопрос, если он вообще доступен для нас, несомненно, находился бы за пределами естествознания — в метафизике**. Соответственно, и человек как разумное существо, действующее согласно им же самим поставленным целям, возводится Кантом в разряд метафизической (сейчас бы сказали - философской) проблемы. Человеческий разум и является, по Канту, главным предметом метафизики, или философии.
Но возможна ли сама метафизика как наука? Это и есть главный вопрос кантовской философии, на который он отвечает своими основными произведениями. Метафизика как наука, согласно Канту, возможна только как «крити-
|
|
|
\098\
ка разума», как критическая философия, раскрывающая разумные (коренящиеся в природе самого разума) основания любой формы человеческой деятельности - теоретической, нравственной (практической) и эстетической. Именно поэтому кантовская критическая философия -философия трансцендентального идеализма — будет впоследствии истолкована неокантианцами как философия культуры по преимуществу.
На вопрос о том, как возможны опытная и теоретическая наука о природе (математика и физика), мораль и искусство, Кант отвечает, обращаясь к самому разуму, к его «способностям», делая их предметом философского рассмотрения, или «критики», устанавливающей для каждой из этих способностей ее границы и возможности. Такой путь противоположен тому, по которому шла «догматическая» (предшествующая Канту) философия, принимавшая за действительный мир то, что непосредственно дано нам в опыте, выдававшая содержание опыта и знания за саму реальность, как она существует сама по себе, за пределами человеческого сознания. С догматической точки зрения предмет знания (природа, например) предшествует знанию, существует независимо от него, безотносительно к нашей познавательной способности. Суть «догматики» — в абсолютном (некритическом) доверии к тому, что содержится в нашем опыте и мышлении без предварительного уяснения происхождения того и другого, что приводит в конечном счете к отождествлению этого содержания с внешним миром.
|
|
|
Критическое решение того же вопроса ставит содержание нашего знания о мире (то, что мы знаем о нем), как и наше существование в нем, в прямую связь и зависимость от устройства и работы нашего разума. Мы не знаем, как выглядит мир не в наших собственных — человеческих - глазах, а в глазах, например, других существ или Бога. Мир сам по себе, за пределами человеческого разума, недоступен нашему познанию, это трансцендентный (или потусторонний) мир, т. е. мир, находящийся по ту сторону нашего сознания. То, что мы называем и считаем природой, также существует не само по себе, а в связи с нашей способностью к теоретическому познанию - чувственному и рассудочному. Все, что вы-
\099\
ходит за пределы нашего опыта и мышления, есть непостижимая и скрытая от нас действительность - «вещь в себе». Она открывается (является) нам лишь в формах нашей чувственности и рассудка, имеющих априорный (доопытный) характер и относящихся не к миру «вещей в себе», ноуменальному миру, а только к нашей способности познания. Здесь предполагается как бы обратный ход - не от предмета к способности, а от способности к предмету, конституируемому этой способностью. Обнаружить такую способность по отношению к науке, морали и искусству (т. е. ответить на вопрос, как они возможны) и составляет задачу критической философии. В отношении науки она решается Кантом в «Критике чистого разума», морали —в «Критике практического разума», искусства - в первой части «Критики способности суждения».
|
|
|
Но как понимать сам разум? В противоположность просветителям, трактовавшим разум сугубо натуралистически, т. е. как от природы данную индивиду естественную способность воспроизводить в сознании природный порядок вещей, Кант усматривает в нем сверхчувственную способность человека как трансцендентального (всеобщего) субъекта к теоретическому познанию и моральному поведению. Сама эта способность определяется им как чистая (лишенная всякого эмпирического содержания), априорная и объективная (всеобщая и необходимая) форма нашей теоретической и практической деятельности. Обнаружить эту форму составляет задачу уже не просто критической, а трансцендентальной философии.
|
|
|
Разум есть единственная известная нам из опыта сила, определяемая в своем существовании не внешними, а внутренними причинами - целями, или идеями. О разуме вообще можно судить лишь по тем целям, которые он ставит перед людьми, обладающими мышлением и волей. В качестве целевой причины человеческих действий и поступков он есть свобода. Человек как разумное существо принадлежит с этой точки зрения к истории не природы, а свободы, которая является чем-то принципиально иным по отношению к первой.
Размежевание природы и свободы есть глубочайшая основа кантов с кой философии. Вопреки тому, что думали о
\100\
природе просветители, она не содержит в себе никакой гарантии разумного устроения человеческих дел. Природа слепа и безразлична к целям человеческого существования - ею движет лишенная всякого смысла необходимость. Потому и человек в плане своего природного бытия еще не может быть причислен к разряду разумных существ. Разумность человека состоит в его способности действовать независимо от природы, даже вопреки ей, т. е. в свободе.
Как чувственное, эмпирическое существо человек, разумеется, также подчинен естественной необходимости, которая внешним образом детерминирует его желания и влечения, побуждает его к определенным действиям, направленным на достижение личного блага. Кант вовсе не снимает этого просветительского тезиса. Но он отказывается видеть в нем объяснение сущности человека как разумного существа, считая, что подобной цели лучше служит инстинкт, а не разум. Человек есть свободное существо, и потому высшим законодателем для него является не природа, а разум. Цели разума в отношении человека и есть цели свободы. Иными словами, источник целей, которые должен ставить перед собой свободный человек, следует искать не в природе и не у Бога, творящего мир по заранее задуманному плану, а в разуме, который дан индивиду до всякого опыта, так сказать, изначально и потому называется трансцендентальным.
Если познание природы (иных наук, кроме как о природе, Кант не знал) находится в ведении теоретического разума, лишь внешним образом очерчивающего границы познания, за которые оно не может выйти, чтобы не впасть в неразрешимые для себя противоречия (антиномии), то практическое назначение разума заключается в его влиянии на волю, в его способности предписывать ей нравственный закон, названный Кантом «категорическим императивом». Суть его - в том долге, который лежит на каждом человеке перед всем человечеством и который свободен от всякой чувственной заинтересованности. Разум дает человеческой воле высшую цель, которая и есть моральное существование человека. У самой морали нет никакой цели, и только она сама является целью для человека. Следуя ей, человек выходит из-под влияния приро-
\101\
ды, освобождается от власти своих чувственных влечений и побуждений. «О человеке... как моральном существе уже нельзя спрашивать, для чего он существует. Его существование имеет в самом себе высшую цель, которой, насколько это в его силах, он может подчинить всю природу, или по меньшей мере он не должен считать себя подчиненным какому бы то ни было влиянию природы, противодействующему этой цели»10. История во «всемирно-гражданском плане» и должна рассматриваться под углом зрения приближения человека к этой цели.
Но ведь человек в любом случае остается существом, находящимся под воздействием своих чувственных побуждений и склонностей. Что же заставляет его подняться от эмпирического к разумному, т. е. моральному существованию, преодолеть земное тяготение своей чувственной природы, освободиться от ее диктата? Есть ли надежда на то, что когда-нибудь человек достигнет цели, которая предписана ему разумом? И не является ли нынешнее состояние человечества с его антагонизмами, войнами и взаимной враждой доказательством скорее удаления от этой цели, чем приближения к ней? В ответе на эти вопросы и содержится фактически все кантовское учение о культуре.
Главное, что характеризует человека, - это способность действовать в силу целей, которые он сам ставит перед собой, т. е. способность быть свободным существом. Подобная способность свидетельствует о наличии у человека разума, ио сама по себе еще не означает, что человек правильно применяет свой разум, во всех отношениях поступает разумно. Однако в любом случае данная способность делает возможным факт культуры. О чем, согласно Канту, свидетельствует этот факт? О том, что человек не только приспосабливается к внешним обстоятельствам своей жизни (подобно всем остальным живым организмам), но приспосабливает их к себе, к своим многообразным потребностям и интересам, т. е. действует как свободное существо. В результате таких действий он и создает культуру. Отсюда знаменитое кантовское определение культуры: «Приобретение разумным существом возможности ставить любые цели вообще (значит, в его свободе) -это культура»11.
\102\
Речь идет здесь, однако, о «любых целях», т. е. не только о «целях самого разума», но и о тех, которые продиктованы необходимостью существования человека как эмпирического существа и не выходят за пределы его чувственных побуждений. Культура в таком понимании охватывает все, что создается человеком в силу его как чувственной, так и разумной природы. Если в своем эмпирическом существовании человек является предметом эмпирического учения о целях, названного Кантом «прагматической антропологией», то как разумное существо он есть предмет метафизического, или чистого, учения о целях - практической философии, или этики. Кантовская телеология (учение о цели) далека вместе с тем от натуралистической и религиозной телеологии, усматривающей источник цели в природе или в Боге. Для Канта таким источником является сам человек как существо одновременно чувственное и разумное. По отношению к первому культура есть антропологическая проблема, ко второму — моральная. В обоих случаях «природа человека» подлежит не механическому, а телеологическому обоснованию, выходящему за рамки естественнонаучного знания12.
Заслугу открытия этой «человеческой природы» Кант до конца своей жизни приписывал Ж.-Ж. Руссо. В этом смысле влияние Руссо на Кант а-антрополога и морального философа так же велико, как влияние Ньютона на Канта-натуралиста. То, что сделал Ньютон по отношению к природе, считает Кант, Руссо совершил по отношению к человеку. «Ньютон впервые увидел порядок и правильность связанными с великой простотой там, где до него находили беспорядок и плохо сочетаемое многообразие, и с тех пор планеты обращаются по геометрически правильным орбитам. Руссо впервые открыл в многообразии обычных человеческих образов глубоко скрытую природу человека и тот скрытый закон, согласно которому, по его наблюдению, провидение находит свое обоснование»13.
Что же так поразило Канта при чтении Руссо? Кант разъясняет это в следующих словах: «Сам я по своей склонности исследователь. Я испытываю огромную жажду познания, неутолимое беспокойное стремление двигаться вперед или удовлетворение от каждого достигнуто-
\103\
го успеха. Было время, когда я думал, что все это может сделать честь человечеству, и я презирал чернь, ничего не знающую. Руссо исправил меня. Указанное ослепляющее превосходство исчезает; я учусь уважать людей...»14 Кант-ученый поражен той силой и красноречием, с какими Руссо-моралист утверждает изначальность и превосходство нравственного чувства над остальными свойствами и побуждениями человеческой натуры15.
Обоснование морального закона как последней цели разума по отношению к человеку есть, как уже говорилось, задача практической философии, или этики. Однако в реальной жизни люди предпочитают руководствоваться не столько моральным долгом, сколько своими вполне земными и чувственно обусловленными побуждениями и мотивами. В качестве таковых они являются предметом «прагматической антропологии». Последняя имеет дело с эмпирическим индивидом, живущим и действующим в конкретной исторической среде, в составе определенного народа, общества, государства, т. е., говоря словами Канта, с индивидом как «гражданином мира». Для этого ей не нужно переноситься в доисторическое состояние, апеллировать к «естественному человеку», о котором мы ничего не знаем. Антропология изучает человека, как он дан в реальном опыте, т. е. как уже сложившееся культурное и цивилизованное существо.
Здесь сразу же обнаруживается различие между Кантом и Руссо, определившее своеобразие кантовской антропологии. «Метод Руссо, — пишет Кант, — синтетический, и исходит он из естественного человека; мой метод — аналитический, и исхожу я из человека цивилизованного»'6. Руссо оперирует не с реальным человеком, как он дан в нашем опыте, а с понятием «естественный человек», во многом искусственно сконструированным, пытаясь эксплицировать из него нравственное начало; поскольку это понятие не соответствует реально существующему, т. е. цивилизованному, человеку, постольку Руссо вполне в духе догматического мышления отвергает цивилизованного человека в пользу естественного. Для Канта существование цивилизованного человека есть эмпирический факт, с которым необходимо считаться при обосновании
\104\
возможности морали. Необходимость нравственного закона должна быть доказана в отношении не вымышленного (естественного), а действительного (цивилизованного) человека, и только в этом случае он будет согласовываться с опытом, а не вступать с ним в противоречие. Если цивилизация и культура, как считал Руссо, отвергают мораль, то она есть удел кого угодно, но только не людей.
И для Руссо, и для Канта человек по самой своей природе есть существо нравственное, однако для первого он является таковым уже в естественном состоянии, тогда как для последнего ему еще предстоит стать таковым. Человек в представлении Руссо - «дитя природы», всем хорошим в себе обязанное только ей. Природа произвела его на свет безгреховным, «невинным», неспособным на дурные поступки, тогда как цивилизация и культура развратили его. Кант резюмирует эту позицию Руссо в следующих словах: «Три сочинения Руссо о том вреде, который причиняют 1) переход нашего рода из естественного состояния в состояние культуры из-за ослабления наших сил, 2) цивилизованность из-за неравенства и взаимного угнетения и 3) мнимая морализация из-за противоестественного воспитания и извращения образа мыслей, - эти три сочинения, говорю я, которые представляют нам естественное состояние как состояние невинности... должны лишь служить его "Общественному договору", его "Эмилю" и его "Савойскому викарию" путеводной нитью для того, чтобы выпутаться из заблуждений зла, в которых наша порода запуталась по собственной вине» ".
Кант вовсе не пытается приписать Руссо желание вернуть человека обратно в естественное состояние; «он хотел, - пишет Кант, - чтобы человек оглянулся назад с той ступени, на которой он теперь стоит». Оглянулся, а не вернулся. Оглянулся, чтобы сравнить свое нынешнее состояние с утраченным и понять всю трудность задачи исправления человеческого рода. «...Не надо выдумывать эту трудность: опыт старых и новых времен приводит в замешательство по этому вопросу каждого, кто мыслит об этом, и возбуждает законное сомнение, лучше ли когда-нибудь будет обстоять дело с нашим родом»18.
Ответственность за падение нравов и «порчу» человеческой природы Руссо менее всего возлагает на самих людей.
\105\
Человек от природы (по своим природным задаткам) добр, «негативно добр», как комментирует это положение Кант, добр в смысле отсутствия в его поступках злых умыслов и намерений. Опасность зла для человека исходит не от него самого, а от плохих «воспитателей» - политиков, философов, моралистов, художников, т. е. от тех, кто, представляя культуру, направляет человека по ложному пути, подает ему дурные примеры, развращает его. В «Эмиле», содержащем целую систему воспитания, Руссо предлагает заменить «плохих воспитателей» хорошими, создать специальные школы, в которых человек с момента своего рождения был бы огражден от дурного влияния среды, а его развитие шло бы по пути выявления свойственных ему от природы естественных задатков и наклонностей.
Но где взять таких воспитателей? — спрашивает Кант. Ведь те, кто взял на себя роль воспитателей, сами должны быть предварительно кем-то воспитаны. «Школы поэтому необходимы; но для того, чтобы они были возможны, необходимо воспитать Эмилей»19. В итоге вся проблема воспитания оказывается в каком-то заколдованном круге. Разбирая теорию Руссо, Кант вынужден поэтому констатировать, что «такие воспитатели, как Жан Жак Руссо, являются ненастоящими воспитателями»2", а «проблема морального воспитания для нашего рода остается неразрешимой»21.
Кант, как и Руссо, не отвергает необходимости воспитания человека; вопрос лишь в том, кто и как должен воспитывать его. Надежда на добрых воспитателей отпадает ввиду отсутствия таковых. Поэтому человек должен воспитывать себя сам. Способность к самовоспитанию и есть свидетельство его разумности. Однако сама эта способность присуща человеку не как отдельному индивиду, а как родовому существу. В ней дает знать о себе «характер рода», а не индивида, народа или даже расы. Индивид, не осознающий своей родовой принадлежности, своей связи с человеческим родом в целом, не нуждается в воспитании, он вполне доволен тем, каким его произвела на свет природа. Как единичное существо он склонен к состоянию покоя и личного благополучия, которое называет счастьем и в котором видит свою последнюю цель. Правда, в погоне за
\106\
счастьем индивид развивает свои природные задатки с целью удовлетворения своих потребностей и создания полезных для себя благ. В этом, собственно, и состоит его культура. Во всяком случае, так понимали ее французские просветители, полагая, что целью культуры является доставление человеку большего счастья, чем то, которое может доставить ему природа. На этом основании Руссо и критикует культуру, усматривая в ней причину нравственной порчи людей. В противоположность ему Кант, не отрицая того, что люди, создавая культуру, думают прежде всего о собственном благе, признает справедливость этого тезиса только для тех, кто еще не вышел за горизонт обыденного сознания, не уяснил для себя своего человеческого предназначения. Из очевидного и для Руссо, и для Канта факта, что культура еще мало кого сделала счастливым, Кант делает вывод, прямо противоположный выводу Руссо: нужно отвергнуть не культуру, а то ее обуженное (сейчас сказали бы - обывательское) понимание, которое видит в ней только средство благополучной и счастливой жизни. Создавая культуру, люди могут руководствоваться любыми пожеланиями, в том числе и собственного счастья, но отсюда не следует, что эти пожелания и составляют подлинную цель культуры. Культура в своем развитии движима в конечном счете «целями разума», выражающими родовую сущность человека, а не только эгоистическими мотивами отдельного индивида, которыми он руководствуется в своей повседневной жизни.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!