Глава 11. Постклассическая (современная) философия как философия кризиса европейской культуры 14 страница
Современному им обществу романтики противопоставили мир поэтических символов и образов, фантастических грез и прекрасной мечты, целиком созданный воображением художника. В этом мире все подчинено художест-
\126\
венному вымыслу и интуиции, здесь нет места обыденному, житейскому, утилитарному. Только искусство позволяет человеку отрешиться от грубой прозы обыденной жизни, подняться над ее коллизиями и противоречиями. Оно свободно от внешней необходимости, от забот и тягот повседневности, от мелочной расчетливости и мещанской рассудительности. Поэт не руководствуется в своем творчестве никакими рассудочными правилами и отвлеченно-теоретическими схемами. Законом для художественного творчества, как считает Ф. Шлегель, является «произвол поэта, который не должен подчиняться никакому закону» . «Какого же рода философия выпадает на долю поэта? - спрашивает Шлегель. — Это - творческая философия... исходящая из идеи свободы и веры в нее и показывающая, что человеческий дух диктует свои законы всему сущему и что мир есть произведение его искусства»9.
Идея творчества, творимой жизни - центральная в мировосприятии романтиков. Если Шеллинг в своей натурфилософии развил эту идею применительно к природе, трактуемой им как процесс непрерывного творчества, то у романтиков она раскрывается прежде всего на материале истории литературы, понимаемой ими как история духовного развития человечества. Под словом «литература», пишет Шлегель, «мы понимаем все те искусства и науки, те изображения и создания, которые имеют своим предметом саму жизнь и самого человека, но не переходят к внешнему деянию, воздействуют только в мысли и языке и предстают духу в слове и письме без какой-либо иной телесной материи... Все охватывает почти всю духовную жизнь человека»10. Литература определяется им «как совокупность всех интеллектуальных способностей и созданий нации»11.
|
|
|
В центре внимания романтиков находится история духовной культуры (они и стали первыми историками культуры), как она представлена в традиции письменной культуры, давшей начало национальной культуре и гуманитарной науке — в первую очередь филологической. Романтикам мы обязаны появлением «наук о культуре» и первыми опытами изучения так называемых «национальных культур».
\127\
Если в своем понимании культуры просветители делали упор на рационализм, то в противоположность ему романтики на первый план выдвинули историзм, понимая под ним не поступательное развитие по общим законам, выраженное в идее «прогресса», а постоянную смену индивидуально неповторимых образований культуры. Историческому видению романтиков свойственно острое чувство культурной уникальности и самобытности каждой эпохи и народа, их несводимости к единому и общему для всех образцу. В отличие от просветителей, для которых искусство Греции служило эталоном художественного творчества, романтики оценивают его лишь как один из уже пройденных этапов культурной истории. В последней они ценят не всеобщее, а индивидуальное, обладающее качеством новизны и неповторимой оригинальности. Век Просвещения с его культом абстрактного разума для них -антиисторический век, не знающий и не чувствующий подлинного «духа» каждой новой эпохи. В равной мере этот век невосприимчив и к «национальному духу» народов, к их культурному своеобразию12.
|
|
|
Главный интерес романтиков направлен, однако, на познание современности, на установление ее новизны по сравнению с прошлым. По словам Н.Я. Берковского, «они хотят определить лицо эпох, наций, культур и прежде всего и более всего - лицо нового времени в особых, ему свойственных чертах»13. Пытаясь постичь «дух» современности, Ф. Шлегель в статьях «О ценности изучения греков и римлян» и *0б изучении античной поэзии» сравнивает его с греческой и римской Античностью. В этих статьях содержится целостная философия культуры раннего романтизма. Культура определяется здесь как «развитие свободы», как «необходимое следствие всякого человеческого действия и переживания, конечный результат всякого взаимодействия свободы и природы. В обоюдном влиянии, в постоянном самоопределении, происходящем между ними, одна из сил по необходимости должна быть действующей, другая - противодействующей. Либо свобода, либо природа должна дать первоопределяющий толчок человеческой культуре и тем самым детерминировать направление пути, закон возрастания и
|
|
|
\128\
конечную цель всего процесса, будь то развитие человечества или отдельной существенной его части»14. Там, где имеет место примат природы над свободой, культура может быть названа естественной, а в случае примата свободы над природой она является искусственной. Античная культура — естественна, современная — искусственна. Источником первой является «неопределенное желание», источником второй - «определенная цель». В первом случае влечение - «неограниченный законодатель и вождь культуры», рассудок же здесь — «подручник и истолкователь склонности»; во втором — руководящая, законодательная власть принадлежит рассудку: «он как бы высший руководящий принцип, который управляет слепой силой, детерминирует ее направление, определяет порядок всей массы и произвольно разделяет и соединяет отдельные части»15. В этом смысле античное искусство «прекрасно», современное — «интересно».
|
|
|
Нетрудно заметить, что под современной (искусственной) культурой Шлегель понимает культуру эпохи Просвещения с ее повышенной рассудочностью и деспотизмом абстрактной теории над художественной практикой. «Этим господством рассудка, этой искусственностью нашей культуры полностью объясняется все, даже самые удивительные особенности современной поэзии»18. Шлегель выступает здесь как критик современной ему культуры, обвиняя ее в подражательстве античным образцам, в произвольном разделении и смешении используемого материала, в излишнем оригинальничаний, в манерности, характерности и дидактичности, за которым исчезает какое-либо объективное содержание. Ее влечет все интересное - пикантное, пошлое, шокирующее, что само по себе есть «предвестие близкой смерти». Такая культура (искусство прежде всего) далека от всякой объективности (общезначимости), а следовательно, и от прекрасного, которое Шлегель вслед за Кантом определяет как «общезначимый предмет незаинтересованного удовольствия, равно независимого и свободного от давления потребности и закона и в то же время необходимого, совершенно бесцельного и в то же время целесообразного»". Прекрасное не отрицает интересного, а придает ему общезначимый, необ-
\129\
ходимый и устойчивый характер, как бы наполняет интерес объективным содержанием.
Подобный объективный интерес не может быть удовлетворен простым возвращением к естественности (наивности, как сказал бы Шиллер) греческого искусства, в котором природа играла руководящую роль. Влечение, лежавшее в основе этого искусства, было «могучим двигателем, но слепым вождем»: в нем много еще от животности и чисто природного инстинкта, оно лишает человека роли сознательно направляющей силы. Грядущая культура может быть только «объективно-прекрасной» -синтезом «естественного» с «искусственным», «прекрасного» с «интересным». Примером такой культуры служит Шлегелю творчество Гёте, который «споит посредине между интересным и прекрасным, между манерным и объективным»^. Именно Гёте «открывает взгляд на совершенно новую ступень эстетической культуры*™. Переход к ней означает для Шлегеля величайшую эстетическую и моральную революцию, в результате которой свобода наконец получит решающий перевес над природой. На этой ступени свобода не отрицает природу, а включает ее в себя и подчиняет себе. Искусственное перестает наконец замыкаться в самом себе, рассматривать себя в качестве противоположности естественному: «Слепая власть (природы. - В.М.) должна наконец подчиниться разумному противнику»20.
«Единый и всеобъемлющий дух - вот основная проблема и величайшая ценность романтизма»21. «Дух» здесь -синоним «цельности, полноты, свободы всех внутренних сил человека». Романтизм — одновременно и стремление к обретению такого всеединства, и осознание невозможности его адекватного воплощения в искусстве. Противоречие между «бесконечностью духа» и его конечными, зримыми, предметными воплощениями заставляет художника, по мысли Ф. Шлегеля, постоянно «иронизировать» над своим произведением, создавать его с полным пониманием того, что оно есть несовершенное, весьма условное, далеко не адекватное приближение к живущему в его душе идеалу, художественному намерению и замыслу. Принцип «романтической иронии», провозглашенный Шлеге-
\130\
лем в качестве универсального метода искусства, был заимствован им у греков (Сократа) и продуман в соответствии с основной установкой фихтеанской философии о противоречивой природе «я» - субъекта познавательной и всякой иной деятельности. По словам П.П. Гайденко, «ирония... понимается Шлегелем как способ художественного выражения трансцендентализма, то есть обнаружение бесконечного превосходства субъективности над созданным ею объектом — в данном случае над собственным произведением. Художник иронически относится ко всему изображаемому, ибо он постоянно осознает несоответствие замысла и его реализации, несоответствие бесконечности своей субъективности и ее конечного выражения в произведении. Ирония тем самым, по замыслу Шлегеля, должна как бы снимать эту конечность, ибо она резко подчеркивает несоответствие, не давая забыть о нем, не давая "успокоиться в конечном"»22.
Ироническое отношение субъекта к объекту (творца к самому произведению), художественно выраженное в шутке, сарказме, буффонаде или гротеске, вообще в юморе, указывает, с одной стороны, на безусловное превосходство субъекта, заключающего в себе «бесконечность», над объектом, и с другой - на относительность (релятивность), несерьезность, ограниченность и обусловленность объекта. В иронии, пишет Шлегель, «все должно быть шуткой и все всерьез, все чистосердечно откровенным и все глубоко притворным... Она содержит и пробуждает чувство неразрешимого противоречия между безусловным и обусловленным, между невозможностью и необходимостью исчерпывающей полноты высказывания. Она самая свободная из всех вольностей, ибо благодаря ей можно возвыситься над самим собой, и в то же время самая закономерная, ибо она безусловно необходима»23. «Гармоническая банальность», как Шлегель характеризует просветителей, «не знает, как отнестись к этому постоянному самопародированию, когда вновь и вновь нужно то верить, то не верить, пока у нее не закружится голова и она не станет принимать шутку всерьез, а серьезное считать шуткой»24. Сочетание шутливого и серьезного, их переход друг в друга и характеризует принцип «иронии», идущий от Сократа и
\131\
склоняющий художника к постоянному самопародированию. Одновременно оно создает тот дух радости и веселья, который свойствен любому творчеству, свободному от внешнего принуждения, в том числе и морального. Ирония есть проявление абсолютной творческой свободы субъекта, не признающей над собой никаких ограничений.
При всем неприятии абстрактного, рассудочного рационализма и отвлеченного морализирования романтики тем не менее остаются в границах классического философского сознания. Отталкиваясь от Канта и Фихте, они лишь переосмысливают свойственный их философии принцип трансцендентализма, понимая под ним не априорные формы рассудка и разума, делающие возможным теоретическое познание и моральное поведение, а ничем не ограниченную свободу человека, как она дает знать о себе в жизни и художественном творчестве. Художник с его ироническим отношением к собственным созданиям возвышается и над ученым, и над просто добродетельным человеком, над противоположностью науки и морали, над чертой, разделяющей теоретический и практический разум, являя собой по сравнению с ними нечто более всеобщее и необходимое - свободу как принцип «я», как трансцендентальное условие человеческой субъективности. И нет ничего выше этого принципа. Искусство, следующее этому принципу, т. е. избегающее излишнего теоретизирования и морализирования, и есть романтическое искусство. Свою задачу оно видит в отображении внутренней жизни художника, автора, который в представлении романтиков и есть основное действующее лицо художественного произведения.
Если целью классического искусства, как его понимали просветители, является создание совершенного произведения, в котором автор должен раствориться целиком и без остатка, так сказать, умереть в своем творении, то для романтиков любое произведение — лишь бледная копия авторского замысла, никогда полностью не исчерпывающий себя рассказ художника о себе, о том, что живет в его душе, что его волнует и вдохновляет. Различие между поэтом-классиком и поэтом- романтиком очень точно поясня-
\132\
ет выдающийся литературовед В.М. Жирмунский. «Классический поэт, - пишет он, — имеет перед собой задание объективное: создать прекрасное произведение искусства, законченное и совершенное, самодовлеющий мир, подчиненный своим особым законам. Как искусный зодчий, он строит здание; важно, чтобы здание держалось, подчиненное законам равновесия; если здание укрепилось по законам художественного равновесия, цель поэта достигнута, он создал произведение искусства, прекрасное и совершенное. Классический поэт принимает в расчет лишь свойства материала, которым пользуется, и тот художественный закон, по которому расположен этот материал. Момент субъективный при этом в рассмотрение не входит: какое нам дело до «личности» и «психологии» зодчего, когда мы смотрим на созданное им прекрасное здание?
Напротив, поэт-романтик в своем произведении стремится прежде всего рассказать нам о себе, «раскрыть свою душу». Он исповедуется и приобщает нас к эмоциональным глубинам и человеческому своеобразию своей личности. Он ликует от радости или кричит и плачет от боли; он проповедует, поучает и обличает, имеет тенденцию если не всегда грубо-сознательную, то по крайней мере желание подчинить слушателя своему чувству жизни, показать ему, что раскрылось поэту в непосредственной интуиции бытия. Поэтому оно интересно в меру оригинальности и богатства личности поэта и в соответствии с тем, насколько глубоко раскрывается эта личность в произведении»35.
Для классического поэта искусство - автономная, замкнутая на себя, существующая по своим особым законам область творчества, «самодовлеющий и самоценный мир прекрасных форм», для романтика же оно ценно по мере своего приближения к жизни, являясь лишь ее ограниченным и часто искаженным подобием. В конечном счете глубинная суть романтизма состоит в поиске не совершенного искусства, а совершенной жизни. И никакое искусство, равно как и философия, не могут заменить человеку эту жизнь. Они могут лишь на какое-то мгновение приблизить его к ней, но не способны полностью отразить и выразить ее суть, до конца исчерпать ее содержание. В своей таинственной, непостижимой глубине и
\133\
сложности она являет собой «жизнь духа», которую художник лишь угадывает, чувствует в своей душе, но никогда не воплощает адекватно в своих созданиях. Как писал Александр Блок в своей статье «О романтизме», «подлинный романтизм не был отрешением от жизни; он был, наоборот, преисполнен жадным стремлением к жизни, которая отрылась ему в свете нового и глубокого чувства, столь же ясного, как остальные пять чувств, но не нашедшего для себя выражение в словах; это чувство было непосредственно унаследовано от бурных гениев, которые приняли в душу, как бы раздутую мехами, всю жизнь без разбора, без оценки»36. Романтизм, по определению Блока, «есть жадное стремление жить удесятеренной жизнью; стремление создать такую жизнь. Романтизм есть дух, который струится под всякой застывающей формой и в конце концов взрывает ее»27. Для Блока «романтизм и есть культура, которая находится в непрерывной борьбе со стихией»2". Заявленная романтизмом тема жизни - духовно беспокойной, рационально непостижимой, иррациональной в своей основе и лишь приблизительно схватываемой художником - найдет свое продолжение в постклассическую эпоху в философии жизни.
Из всех искусств романтики выше всех ставили и более всего ценили музыку. Только в музыке искусство приближается к тайне жизни, к самым глубинным основам бытия. Под музыкой они понимали не только музыкальное творчество великих композиторов, от Баха, Моцарта и Бетховена до Берлиоза, Шумана, Шуберта, Листа, Шопена и других, но и достигаемую живописными и литературными средствами особую музыкальность изображения и слова, являвшуюся в их глазах наиболее важным признаком художественного совершенства. Романтический культ музыки как сути самой культуры, ее жизненной силы и заключенного в ней творческого начала найдет впоследствии свое продолжение в философии Фридриха Ницше.
Но все же главным признаком человеческой гениальности романтики считали способность проникать в смысл разных культур, передавать и выражать этот смысл на языке собственной культуры, что может быть осуществлено посредством искусства литературного перевода и свя-
\134\
занного с ним понимания письменно фиксированных текстов, называемого герменевтикой. Понять культуру равносильно тому, чтобы проникнуть в тайну индивидуальной жизни, ибо культура по сути своей исторична, т. е. существует в своих особых (национальных) проявлениях и воплощениях. Каждый народ - неповторимая историческая индивидуальность со своим строем души и характера, только ему присущим взглядом на мир, со своими ценностями и нормами поведения. Это понимал уже Гердер, но только романтики придали данному тезису характер конкретной программы исследования в области гуманитарных и исторических наук. С них начинается научное изучение мифологии, религии, фольклора, языка, литературы. В этом смысле романтики, как никто, выразили самосознание европейского человека в условиях формирования национальной культуры, если угодно, его национальное самосознание. Недаром наши ранние славянофилы стали прямыми продолжателями романтизма на русской почве, в чем и состояло их коренное отличие от русских западников - носителей идей Просвещения. Славянофилы твердили о национальной самобытности русской души, русские западники - о всеобщности европейского разума, не знающего для себя никаких исключений.
Просветители и романтики - две архетипические фигуры в любой национальной культуре. Если для просветителей главным в национальной культуре является то общее, что объединяет и связывает ее с другими культурами, то романтики ценят прежде всего ее отличие от других культур, ее особенность и своеобразие. И каждые по-своему выразили то, что действительно характеризует существование человека в эпоху складывания национальных культур. Правда, и для романтиков, поскольку они оставались в пределах классики, вопрос о том, каким образом многообразие национальных культур сочетается с поступательным ходом истории, с ее общим смыслом и содержанием, остается в силе, сохраняет свое значение. Однако в своей систематической и логически продуманной форме ответ на этот вопрос будет дан все же не ими, а Гегелем, который попытался в своей философии подняться над противоположностью просветительского (рационального) и роман-
\135\
тического (духовного) видения культуры, представить ее как тождество субъекта и объекта, мышления и бытия, логики и истории, системы и развития.
Глава 8. Философия культуры абсолютного идеализма (Г.В.Ф. Гегель)
В постановке проблемы культуры Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831), как и его предшественники, отталкивается от современной ему исторической ситуации, которая, как он считает, была подготовлена всем ходом мировой истории. Однако в отличие от них он рассматривает эту ситуацию не как комбинацию внешних обстоятельств, в которых индивиду надо утвердиться с помощью собственного разума, а как определенное состояние самого сознания, как духовную ситуацию, в которой разум разыгрывает сам с собой очередную партию. Вовлеченный в эту игру, индивид сам оказывается одним из «образов сознания» в процессе его движения к «абсолютной форме знания». Будучи с самого начала включен в это движение, являя собой его «конкретную форму», индивид до определенного времени даже не догадывается об этом. Он склонен отождествлять себя с тем «образом сознания», который характеризует его наличное состояние. Когда на смену данному образу приходит другой, т. е. когда сознание претерпевает определенное изменение, меняет свою форму, индивид отодвигает первоначальный образ в прошлое, трактует его как ложный, ошибочный и потому преодоленный. Так возникает абстрактная противоположность истинного и ложного, свойственная сознанию большинства, не способного выйти за рамки своего наличного бытия, взглянуть на процесс в целом, т. е. со стороны не только его результата на данный момент, но и его конечной цели.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 181; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!