I. Еврейское судопроизводство 18 страница
Такой характер рабского состояния у евреев не имеет ничего общего с рабским состоянием у других народов древнего мира, напр. у римлян. В противоположность рассмотренному правовому положению рабов у евреев, “у римлян рабы считались pro nullis... pro mortuis... pro quadrupedibus; положение их было даже хуже положения домашнего скота. Они нс имели ни голоса в государстве, ни имени. ни племени, ни даже списка. Они считались неспособными чем бы то ни было обижаться и не могли приобретать себе ничего ни покупкой, ни по наследству. Исключая того, что называлось их pcculium, все, что только они приобретали, принадлежало их господину; они не могли ни защищать, ни защищаться на суде, и всецело были исключены из сферы всякого гражданского права; они не признавались правоспособными на брак и в то же время не имели пощады в случае незаконной связи. Их можно было продать, передать, заложить, подобно всякому другому имуществу; имением они считались и, как с имением, с ними распоряжались”[389]. “За малейшее и самое невинное оскорбление господина их подвергали жестоким бичеваниям и осуждали на тягчайшие работы; и самый последний тиран, член господского дома, разгневанный действительным или воображаемым оскорблением, мог во всякое время пригвоздить раба ко кресту и умертвить его самою медленною, мучительною смертью. Рабами по преимуществу были несчастные пленники. Эти жалкие пленники, как свидетельствует древняя история, или подвергались беспощадному мучению, или с аукциона продавались в рабство. Тут иногда бросали их в глубокие рудокопни, осуждали на пожизненный невыносимый труд во тьме и отчаянии; иногда запирали в частные рабочие дома, осуждая на самые тяжелые и низкие работы; работа в поле и дома, работа без отдыха возлагалась на рабов. Наконец, последним попранием всякого человеческого достоинства в рабе служило клеймение лба знаком вечного бесчестия и публичного позора. Нельзя подумать о гаком презрительном, жестоком обращении со своим ближним, родственным существом без чувства самой горькой жалости и негодования”2. Из этого сопоставлс- ния римского рабства с еврейским видно, насколько Моисеево право гуманнее и справедливее в отношении к обездоленным, беспомощным членам в человечестве.
|
|
|
VIII
В Моисеевом государстве кроме рассмотренного класса рабов из чужеземцев был и класс рабов из евреев. Этот вид рабов, по-ви- димому. вовсе нс должен бы иметь места в свободном государстве избранного народа, так как рабство, как ненормальное явление, выражение государственно-общественного и нравственного неравенства, по-видимому, исключалось государственно-общественными и экономическими законами Моисея. Мудрый законодатель при основании своего государства принял все меры к тому, чтобы сделать его царством “равенства”, в котором бы всем и каждому в отдельности предоставлены были все условия нравственного и материального развития — развития нс в ущерб одних другим, как это было во всех древних государствах, а развития равного для всех. С этою целью он уничтожил все искусственные разделения народа на классы и состояния с различными правами и привилегиями, сделал всех членов государства полноправными членами его. объявил всех равными перед государством и законом, наделил равными земельными участками и постановил такие законы, которые должны были не допускать нарушения установленного равенства. Откуда же после этого такое вопиющее нарушение его. как рабство свободных граждан в таком свободном государстве? Ответить на этот вопрос можно только указанием на общую участь великих идей, которые, попадая в среду грубой, неупорядоченной массы, никогда нс сохраняют в себе той чистоты и силы, какими они обладали при выходе из творческого духа их великого создателя: грубая масса своим воздействием всегда ослабляет их силу, и потому в своем осуществлении они необходимо подчиняются обычным свойствам этой массы. Великая идея равенства, впервые возвещенная Моисеем, потерпела такую же участь. Хотя она призвана была к осуществлению в теократическом государстве, т. с. таком государстве, где в сравнении со всем остальным древним миром всего менее можно было ожидать неблагоприятных для нес воздействий, однако ж и здесь неблагоприятные условия — результат вековой ненормально-исторической жизни — оказались настолько сильными, что великая идея никогда не могла вполне побороть их. Естественно-исторические условия социально-эко- комического развития непрерывно и упорно действовали против нес, и она должна была уступать им: раз установленное равенство мало- помалу переходило в социально-экономическое неравенство — источник рабства. Моисей своим пророческим взглядом предвидел такую неминуемую участь своей идеи и потому старания свои направил к тому, чтобы, насколько возможно, ограничить развитие необходимого зла.
|
|
|
|
|
|
Сущность теократического принципа, под покровительство которого Моисей поставил неприкосновенность личности членов своего государства, выражается в следующем положении: “Сыны изра- илевы. которых Господь Бог вывел из земли египетской, чтобы они нс были там рабами, стали собственными рабами Иеговы, и потому нс должно продавать их, как продают рабов"1. По прямому смыслу этого положения рабство в собственном смысле не должно иметь места в израильском народе, так как оно было бы фактическим отрицанием господства Иеговы. На этот принцип и опиралась Моисеева идея равенства, так как устранением социально-экономического неравенства уничтожался бы первый и главный источник рабства. Ио, как уже было сказано выше, идея равенства никогда вполне нс осуществлялась, естественно-экономические законы неуклонно действовали в противоположном направлении и мало-помалу на место установленного равенства появилось сначала экономическое, а потом и социальное неравенство образовалась, следовательно, почва и для рабства. Сообразно с таким положением вещей законодатель определил и условия для рабского состояния.
|
|
|
Поступление свободного израильтянина в рабское состояние по Моисееву праву обусловливается двумя обстоятельствами: 1) бедностью и 2) преступлением против собственности ближнего — воровством. при неимении средств вознаградить за украденное. Первый случай закон нс определяет положительными постановлениями, а скорее предполагает. “Когда обеднеет, — говорит он, — брат твой и продан будет тебе”[390] [391]. По условиям экономического быта в Моисеевом государстве, до такого состояния бедности, которое могло повлечь за собою “продажу" в рабство, свободный израильтянин мог дойти главным образом продажей своего наследственного земельного надела. Продав свой земельный надел, еврей тем самым лишался главной опоры своего экономического благосостояния, так как в Моисеевом, почти исключительно земледельческом, государстве главным и почти единственным (кроме скотоводства) источником доходов была земля. После такой продажи он оставался совершенно без всяких средств к жизни, и поэтому, чтобы избавить себя и свое семейство от бедствий крайней нищеты, ему оставался единственный выход из беспомощного положения отдаться в рабство, если только нельзя было избавиться от такой необходимости каким- нибудь счастливым оборотом — в форме займа или помощи со стороны родственников.
Некоторые исследователи допускают, что по Моисееву праву израильтянин поступал в рабское состояние и за неоплатные долги, которые он накопил, желая поправить свои расстроенные обстоятельства. Прямых указаний па такое постановление в законе нет, но указанные исследователи выводят его из некоторых определений, по-видимому, предполагающих право кредитора на личность должника. Если в самом деле главным условием поступления в рабство предполагается обеднение1, то по обыкновенной логике условием его могла быть и неустойка в долговых обязательствах. Это особенно ясно, говорят[392] [393] [394], предполагается страдательною формою глагола, выражающего закон о продаже в рабство: “Когда обеднеет у тебя брат твой и продан* будет тебе” и пр., предполагающею постороннее право на личность, подлежащую продаже. Другую основу для своего мнения исследователи видят в том, что при выкупе из рабства требуется взнос суммы по расчету до срока освобождения[395]. Такая сумма, по мнению Зальшюца, могла образоваться только из долгов, так как при свободном поступлении израильтянина в рабство в качестве простого наемника никто не заплатил бы ему вперед за все время его служения, имея в виду возможность его болезни или даже смерти. Но, во-первых, “страдательная” форма глагола — слишком неопределенное данное, чтобы можно было на нем категорически обосновывать какое-либо заключение. Так. например, кроме продажи в рабство за долги, она может давать повод к заключению о том, что семейство израильтянина, лишенное всякой возможности пропитываться. отдавало своего главного кормильца — отца семейства (конечно, с согласия его, на что, между прочим, указывает неустойчивость страдательной формы глагола, переходящей в другом месте в подобном же законе в форму активную — “продастся”, “продаст себя"1 — в работники кому-либо некотором смысле “продавало" его в рабство, чтобы на счет полученной суммы поддержать свое существование до более благоприятных обстоятельств, как, например, до юбилейного года, в который по закону семейство могло получить свой наследственный, проданный по бедности, участок земли и. таким образом, снова иметь самостоятельный источник средств существования. Такою же неопределенностью страдает и вторая посылка Зальшюца. на основании которой он заключает о продаже в рабство за долги. Та предполагаемая законом сумма, которую требуется заплатить владельцу при выкупе из рабства, могла образоваться не из долгов только, как думает Зальшюц. а и другими путями, как. например, указанным выше путем продажи израильтянина в рабство его собственным семейством, с целью поддержать свое существование на проданную сумму. В таком случае при выкупе израильтянина за него вносилась именно эта сумма, полученная за него семейством при его продаже. Зальшюц при своем заключении о том, что эта сумма есть не что иное, как долг, по-видимому, введен был в заблуждение выражением закона, по которому проданный израильтянин нс должен был считаться рабом в собственном смысле, а “должен быть как наемник, как поселенец”[396] [397]. На этом основании он заключил. что если так проданный израильтянин действительно нс раб, а “наемник" (поденный или погодный), то, конечно, никто нс даст ему за работу всю сумму сразу до года отпущения или юбилейного года, как это предполагается законом; а если такая сумма предполагается как бы уплаченной, полученной рабом, так что при выкупе его требуется возвратить ее владельцу раба, то, конечно, эта сумма есть нс что иное, как долг, который требуется уплатить, чтобы освободить израильтянина от рабства. Но дело в том, что хотя закон в видах человеколюбия повелевает смотреть на раба-израильтянина нс как на раба в собственном смысле, а как на наемника и поэтому запрещает налагать на него “работу рабскую”, тем нс менее этот раб- израильтянин не есть в собственном смысле и наемник: в социальном и гражданском смысле он все-таки нс свободный работник, а человек рабского состояния. На это указывает лишение его свободы до определенного законом срока для отпущения рабов, что совершенно несовместимо с положением свободного наемника. А если так, то при покупке израильтянина рабовладелец должен был платить ему или за него семейству не по частям, смотря по времени его работы, нс по дням или годам, а заплатить за него сразу всю сумму до года отпущения или юбилейного года, как это бывает при покупке обыкновенных рабов, принимая на себя всякую невыгодную для него возможность болезни или смерти раба. Такими соображениями ослабляется сила доводов Зальшюца в пользу права кредитора на личность должника. Такое право, говорит по этому поводу Миль- цинср. нс имеет для себя надлежащей почвы в Моисеевом законе, и в раввинских преданиях нет и отдаленнейшего намека на его существование1. Оно совершенно стало бы в противоречие с тем духом гуманности, с которым Моисеево законодательство относится к должнику. Тот закон, который запрещает кредитору удерживать у себя на ночь взятую в залог одежду бедняка[398] [399] или брать в залог необходимый в домашнем хозяйстве предмет, или даже вообще запрещает самому кредитору входить в дом должника, чтобы взять в залог лучшие. по своему усмотрению, вещи[400], — такой закон нс мог личность и свободу обедневшего должника или его детей отдать на произвол жестокосердого кредитора. Защитники такого права в Моисеевом законодательстве ссылаются, между прочим, на исторические примеры захватывания в рабство несостоятельных должников или даже их детей[401]. Но чтобы оценить истинный смысл этих примеров, нужно, говорит Мильципср, обратить внимание на время, из которого мы имеем оба эти примера. Первый взят из времени господства дома Ахава, когда Моисеевы законы вообще не соблюдались, а второй из времени вскоре после возвращения из плена вавилонского, когда еще нс были восстановлены и упорядочены юридические отношения. Кроме того, самое повествование об этих фактах в обоих местах показывает, что действия кредиторов были противозаконны, несправедливы. Па это. по мнению названного выше исследователя, указывают даже и употребленные в обоих приведенных местах выражения, на библейском языке часто означающие вопль против понесенной несправедливости[402]. Несостоятельны также указания и на другие места, будто бы подтверждающие право кредитора на личность должника, на продажу его за долги в рабство. Так. против доказательства этого права на основании Матф. XVIII, 28 уже Калль, толкователь талмудистов в прошлом столетии, справедливо заметил, что: “Ibi non historia scribitur, sed pingitur parabola eaque fortasse ad mores Romanorum adcommodata, qui pridem in Judaea rcrum potiebantur. Apud illos scilicet malac fidci dcbitorcs solcbant vendi”1.
Вторым обстоятельством, обусловливавшим поступление в рабское состояние, было воровство, когда притом укравший нс имел чем заплатить установленное законом вознаграждение потерпевшему. "Укравший должен заплатить; а если нечем, то пусть продадут его для уплаты за украденное им", или, как читается в Вульгате: “Si non habucrit, quod pro furto reddat, ipse venumdabitur”[403] [404] [405]. По закону Моисея. укравший вообще должен был платить потерпевшему вдвое, вчетверо и впятеро против украденного; поэтому когда вор даже был пойман с украденным предметом, то он все-таки нс мог отделаться возвращением этого предмета. — он должен был заплатить установленное законом вознаграждение сверх украденного. Если он нс имел чем заплатить этого, его продавали. Иосиф Флавий говорит, что вор продавался в рабство самому потерпевшему боило? еотсо тоц xaradixaoapevou;', но это едва ли вероятно ввиду нравственных неудобств для такой продажи. Вероятнее, что его можно было продать всякому другому еврею, с чем согласно, между прочим, раввинское воззрение на этот предмет[406]. Гораздо большую трудность в понимании рассматриваемого закона представляет то, продавался ли вор лишь на столько времени, сколько достаточно было для получения суммы, необходимой для вознаграждения потерпевшего, или же продавался в рабство в собственном смысле, т. с. до установленного законом отпущения для всех рабов из евреев. Текст, по-видимому, даст некоторое основание думать, что вор продавался только “за украденное им", avTi тои хЛеццатос;, по выражению текста LXX. Между тем свидетельство Иосифа Флавия дает повод к другому заключению. “Videlicet Лист, quodsi non fit solvcndo, vendi, non tamcn exteris, ncc in servitutem perpetuam, sed vindicandum in libertatem anno septimo"[407]. Это свидетельство, указывающее на право проданного в рабство вора на освобождение в седьмой год, даст основание прсд- полагать, что вор продавался нс на столько лишь времени, сколько достаточно было для получения суммы, необходимой для вознаграждения потерпевшего от воровства, но в рабство — в том смысле этого слова, как оно определено было законом для израильтянина.
В определении правового положения еврея в рабском состоянии Моисеево законодательство является полным выразителем теократического принципа, по которому “рабы Иеговы” нс должны быть “рабами людей” в древнем, строгом смысле этого слова. Уступив естественным социально-экономическим условиям, необходимо приводившим к развитию рабства, законодатель, ограничив эти условия до наивозможно меньшего их числа, в то же время употребил все старания к тому, чтобы положение подвергшихся действию этих условий членов теократического государства было наивозможно менее похоже на действительное рабское состояние. С этою целью он вслед за постановлением, допускающим возможность поступления еврея в рабство по причине бедности, присоединяет и определение его правового положения и вместе требование гуманного обращения с ним. “Когда обеднеет у тебя брат твой и продан будет тебе, то нс налагай на него работы рабской. Он должен быть у тебя как наемник, как поселенец”1. Исследователи Моисеева права, соглашаясь в признании духа гуманности, веющего от этого постановления, однако же, различно объясняют точный смысл его. Талмудисты, а за ними Мильцинер и др. под требованием “не налагать на раба- еврея работы рабской” подразумевают требование “не налагать унизительных работ, которые обыкновенно исполнялись действительными рабами, напр. следовать за господином в ванну и нести за ним одежды, или развязывать и подвязывать ему сандалии, мыть, умащать, или укладывать в постель”[408] [409]. Такое понимание в некотором отношении имеет свое основание, так как по нему еврей освобождался от перечисленных, считавшихся рабскими, работ. Но исполнение этих работ, хотя бы и считавшихся рабскими, нс могло быть обременительным для раба, разве только в нравственном отношении, так как постоянно напоминало бы ему о его рабском состоянии. Гораздо основательнее другое объяснение[410], по которому под “рабской работой" разумеется тяжелая, непосильная, в собственном смысле рабская работа, какую, например, исполняли евреи в Египте[411]. Такую мысль предполагает взгляд законодателя на раба-еврея как на “наемника”, под которым разумеется свободный работник, избирающий себе посильную работу. Эта же мысль проглядывает в следующем за рассматриваемым законом выражении теократического принципа. по которому евреи “рабы Иеговы, которых он вывел из земли Египетской”, т. с. освободил от тех тяжелых работ, которыми их там обременяли. Наконец, заключительное постановление этого закона: “не господствуй над ним с жестокостью” или, как оно выразительнее читается у LXX: ои Kacareveu; aoxov ev рб/Оср1, не оставляет более места для сомнения в том, что законодатель, запрещая налагать на раба-еврея “работу рабскую”, имел при этом в виду ту тяжелую, рабскую работу, какою обременяли израильтян в Египте и от которой избавил их теперь Иегова[412] [413]. Из этих постановлений видно. какими заботами законодательство окружает еврея в его рабском состоянии. Ограничение тяжелых условий его рабского состояния доведено почти до отрицания самого рабства, так что еврей и в этом состоянии не переставал быть свободною личностью, как и каждый другой израильтянин нс в рабском состоянии. Личность его была неприкосновенна. Если господин наносил ему оскорбление или повреждение. то он имел право на то же вознаграждение, какое закон определяет за оскорбление свободного гражданина. Постановление, изложенное в Исх. XXI. 26 и 27 ст., раввины по справедливости относят только к рабу из чужеземцев, так как раб-еврей и без того, как увидим дальше, освобождался через шесть лет или в юбилейный год, и потому отпущение за побои с нанесением повреждения членам было бы недостаточным для него возмездием за оскорбление[414]. Раб- сврсй даже и в имущественном отношении рассматривался как свободный наемник, так что господин его нс имел права на его имущество. приобретенное им помимо узаконенной работы для господина. например посредством находки, подарков, заработка жены и пр. Это предполагается законом о выкупе из рабского состояния израильтянина у поселенца, которым выкуп возлагается на родственников, — “или если будет иметь достаток сам выкупится”[415], добавляет закон. В 2 Царств. IX, 2, 10 рассказывается о богатом рабе Саула, имевшем хорошее хозяйство и двадцать рабов. Как член теократического государства, еврей и в рабском состоянии пользовался всеми преимуществами, установленными законом для свободных граждан этого государства. Так, он пользовался покоем в субботний день и участвовал в семейных и общественных торжествах при принесении жертв1. В одном только отношении, говорит Мильцинср, положение раба-сврся скорее походило на положение раба-чужеземца, чем свободного гражданина, именно, что его брак в рабском состоянии с данною ему господином в сожительство рабынею признавался не религиозно-гражданским, а рабским браком[416] [417] [418], так что дети от этого сожительства оставались навсегда во владении у господина, как его домочадцы. Но и такое постановление скорее касается личности рабыни', чем раба, так как закон нс говорит, чтобы это сожительство для еврея имело характер принудительного со стороны господина.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!