I. Еврейское судопроизводство 15 страница

Так как долговые обязательства в Моисеевом государстве вызы­вались гнетущей нуждой, то законодательство всеми мерами стара­ется облегчить эти обязательства. Так. оно запрещает обычное при этих обязательствах взимание процентов или роста и вообще всякие корыстные виды. “Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его. пришелец ли он или поселенец, чтобы он жил с тобою. Нс бери с него роста и прибыли, и бойся Бога твоего. Сереб­ра твоего нс отдавай ему в рост, и хлеба твоего нс отдавай ему для получения прибыли'*¹. Много спорили относительно справедливос­ти и целесообразности такого узаконения. Проценты, по воззрению политико-экономической науки, душа долговых обязательств: толь­ко ими и вообще выгодами мотивируется отдача известной части своего богатства или денег другому в пользование. Без видов на вы­годы немыслимы долговые обязательства. Справедливость взимания процентов определяется тремя условиями: 1) опасностью потерять отдаваемую сумму, требующей вознаграждения за риск: 2) выгодою, которую извлекает должник из занятой суммы, следовательно, уча­стием кредитора в доставлении возможности этой выгоды и 3) воз­награждением за ту выгоду, которую мог бы извлечь сам кредитор из отданной взаймы суммы^{[319] [320]}. Эти условия справедливости взимания процентов с отданного взаймы капитала как бы противоречат Мои­сееву узаконению, категорически запрещающему всякий “рост" и “прибыль". Но это только по-видимому. На самом деле все эти ус­ловия, по-видимому, неизбежные в долговых обязательствах, в об­ласти социальных отношений членов Моисеева государства теряют свое значение. Так, опасность потери отданной взаймы суммы уст­ранялась надежным обеспечением земельным участком, которым владел каждый израильтянин, а следовательно, и должник, и. кроме того, заем обеспечивался широко развитою, как увидим ниже, сис­темою залогов. Второе условие справедливости взимания процен­тов, именно та выгода, которую извлекает занявший из занятой сум­мы. кажется справедливым только там, где корыстолюбие является преобладающею страстью. “Весьма незначительная доля справед­ливости, — справедливо говорит Михаэлис, — в том, что я должен захватить частичку из той прибыли, которую получает другой без всякого ущерба для меня, хотя и посредством моих денег. Ведь я нс требую же вознаграждения от другого за свечу, которую он зажигает от моей свечи, хотя он при взятом у меня свете зарабатывает деньги. В таком же положении находится тот. кто без всякого со своей сто­роны труда и опасности отдаст другому взаймы лежащие у него без употребления деньги — quasi lumen de suo lumine accendere facit”¹. Это соображение получает еще больше значения в Моисеевом госу­дарстве, где, как было сказано выше, заем делался нс для спекуля­ции, а ввиду гнетущей нужды и бедности. Такое воззрение, конеч­но. всего естественнее и живее могло быть в теократическом госу­дарстве, в царстве гуманности и высшей справедливости^{[321] [322]}.

Некоторое затруднение в оправдании Моисеева законодательства, по-видимому, представляет третье условие справедливости взима­ния процентов — именно необходимость вознаграждения за ту вы­году. которую извлек бы сам владетель при помощи отданных взай­мы денег или вообще своего имущества. Но и это затруднение уст­раняется особенностями социально-экономического устройства Мо­исеева государства. Большую выгоду капиталы приносят только там. где есть возможность для них быстрого оборота, именно при значи­тельном развитии торговли и духа спекулятивных предприятий. Та­ких условий не было в Моисеевом земледельческом государстве. Поэтому капиталы, частью в виде серебра, а большею частью в виде сырых продуктов — хлеба, плодов и пр., должны были лежать у владетеля их без употребления, подвергаясь ржавчине, гниению и истреблению от мышей, червей и других вредных насекомых. При таком порядке вещей естественно, что капиталисту' выгоднее отдать свой капитал в заем другому под верное обеспечение, чем оставлять его у себя, так как должник, обязанный возвратить долг в таком же количестве и того же качества, как он и занял, явится хранителем капитала от всякой порчи. Таким образом, в условиях социально- экономического устройства Моисеева государства третье условие справедливости взимания процентов, неизбежное при наших совре­менных европейских порядках, совершенно теряет свою силу, так как капиталист, отдавая свой лежащий без употребления капитал, ничего нс теряет, а. напротив, выигрывает, сберегая его тем от зна­чительной порчи.

Таковы закон о долговых обязательствах и условия исполнения его в отношении к израильтянину в области социально-экономичес­ких порядков Моисеева государства. Другой характер принимает за­кон в отношении к иноземцу. Вслед за запрещением отдавать капи­тал в рост израильтянину, закон прибавляет: “Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост”¹. При первом взгляде на такое различие в законе по отношению к израильтянину и иноземцу — различие, клонящееся в пользу первого и в ущерб последнего, — можно усмотреть в этом узконациональную исключительность за­кона, исключающего всякого нсизраильтянина из пользования вы­годами национального израильского учреждения. Но такой взгляд не вполне основателен. Правда, исключительности в законе нельзя вполне отрицать: опа по необходимости является уже вследствие того, что Иегова царство свое, с его особенными началами, учредил только среди и для сынов израилевых; но в данном случае различие в законе о долгах, делаемое законодателем по отношению к инозем­цу, вызывается не национальным себялюбием, преобладавшим у всех народов древнего мира, а естественными особенностями условий, в которые поставляются долговые обязательства по отношению к ино­земцу. Здесь долговые обязательства выходят из области социаль­но-экономического строя Моисеева государства, давшего им рас­смотренную нами характеристическую особенность, и вступают в область обыкновенных экономических условий, а вследствие этого опять получают законную силу те условия справедливости взима­ния процентов, которые потеряли се благодаря особенностям соци­ально-экономического строя в Моисеевом государстве. Так, отда­вая свой капитал иноземцу, например богатому негоцианту из Тира или Сидона (ведь в большинстве случаев только таковые могли от­правляться за займом за границу), заимодавец подвергал целость его значительной опасности, во всяком случае, гораздо более значитель­ной, чем как отдавая его внутри страны под верное обеспечение. Отсюда справедливость требует вознаграждения за риск. В данном случае получает силу и второе условие, требующее взимания про­центов. Если богатый спекулянт из Сидона па занятые у изранльтя-

Втор. XXIII. 20. нина 10 талантов серебра ловким оборотом приобрел еще столько же, то таким приобретением он обязан никому иному, как израиль­тянину. так как без его одолжения вся ловкость и изворотливость спекулянта были бы напрасны¹. Будет ли несправедливо, если он вознаградит израильтянина за одолжение? Конечно, нет. Свое обык­новенное значение получает, наконец, и третье условие справедли­вости взимания процентов в отношении к иноземцу. Правда, капи­тал. находясь у владельца, мог и не принести ему лично выгоды, как это было показано выше, но в данном случае получает особенное значение общественный государственный интерес. Если капитал и не находил выгодного употребления лично для владетеля его. то. во всяком случае, он мог всегда найти выгодное для общества или го­сударства употребление в виде ссуды бедным членам общества для поправки их материальных обстоятельств. Да и помимо этого запас­ный капитал в государстве всегда полезен, так как он всегда мог служить гарантией против общественных бедствий голода и пр. По­этому вывоз капитала за границу для государства составляет если нс прямой, то косвенный ущерб, за который оно имеет право полу­чить вознаграждение, в данном случае в форме процентов в личное пользование владельца капитала. Мы предполагаем случай, когда капитала нс находил выгодного употребления в стране лично для владельца его; если же он находил такое употребление, то справед­ливость взимания процентов с иноземца бесспорна.

Разница в законе о долговых обязательствах в отношении изра­ильтянина и иноземца достаточно оправдывается и разностью мо­тивов и целей заключения долговых обязательств тем и другим. В то время как иноземец, богатый негоциант из Тира или Сидона, за­нимал капитал для торговых целей, в видах смелой спекуляции и, может быть, легкой наживы, для накопления к богатствам новых богатств, израильтянин занимал только по нужде, в видах поправле­ния своих плохих экономических обстоятельств, как это предпола­гает закон, называя всегда должника “бедным братом”, “нищим бра­том”, “бедным из народа” и пр.^{[323] [324]} Отсюда понятен нравственно-со­циальный мотив, требующий разницы в законе. Если для первого заем был делом жажды приобретения, а для последнего делом необ­ходимости. то и взимание процентов для первого не составляет тя­жести, между тем как “для последнего оно было бы невыносимым бременем. Что законодатель имел в виду эту разницу в положении заключающих заем, видно из того, что тот же иноземец, но живу­щий в Палестине, следовательно, в области социально-экономичес­ких условий теократического государства, пользуется в законе о дол­гах теми же преимуществами перед действительным иноземцем, т. е. случайно заезжающим в страну, какие предоставлены израиль­тянам. "Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то под­держи его, пришлец ли он, или поселенец, чтобы жил он с тобою. Не бери с него роста и прибыли"¹. В силу той же разницы в положе­нии занимающих законодатель, предоставляя заключение займа ино­земцем доброму, свободному соглашению его с заимодавцем, счи­тает нужным в деле заключения займа бедным израильтянином или пришлецом присовокупить особенное нравственное увещание к бо­гатым, чтобы они нс отказывали в просьбе о займе. “Нс ожесточи сердца твоего. обращается законодатель к богатым. и не со­жми руки твоей пред пищим братом твоим. Но открой ему руку свою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается"^{[325] [326]}.

Заем обеспечивался залогом. Система залогов в Моисеевом за­конодательстве имеет широкое развитие, хотя происхождением сво­им обязана правовым обычаям народа. Законодатель только регули­рует установленную обычаем систему залогов, устраняя из нее те ненормальности, которые тяжелым бременем ложились на должни­ка и поощряли алчность кредитора. Ненормальности эти могли со­стоять в том, что алчный заимодавец, пользуясь безвыходностью положения бедняка, просящего у него взаймы, мог захватить в залог или ценные вещи (если были таковые), стоимостью много раз пре­восходящие долг, с целью, в случае неустойки должника, восполь­зоваться ими. или же предметы первой необходимости, лишение ко­торых делает жизнь бедняка еще безотраднее. Поэтому законода­тель предписывает некоторые ограничения относительно орания за­логов. Так, кредитор нс имеет права сам входить в дом. чтобы взять залог, а должен был ждать на улице, пока ему вынесет залог сам занявший. “Если ты ближнему своему дашь что-нибудь взаймы, то нс ходи к нему в дом, чтобы взять у пего залог; постой па улице, а тот, которому ты дал взаймы, вынесет тебе залог свой на улицу”^[327]. Практическая важность этого узаконения заключается в том. что оно защищало должника от наглой жадности заимодавца, который, вой­дя в дом, пользуясь безвыходностью положения должника, мог зах­ватить самую лучшую, попавшуюся ему на глаза, вещь в доме и взять ее вместо условленного залога, или же даже вместе с залогом в ка­честве благодарности за одолжение, нс встречая сильного протеста со стороны стесненного обстоятельствами бедняка. “Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захождения солнца возврати ее. Ибо она есть единственный покров; опа одеяние тела его: в чем бу­дет он спать?”¹ Здесь, очевидно, ограничивается право брать в залог у бедняка вещи первой необходимости. — в данном случае верх­нюю одежду, как это видно из другой редакции этого закона во Вто- роз. XXIV, 12 и 13 ст. Чтобы понять значение этого закона, “нужно принять во внимание. говорит Зальшюц. что одежда (верхняя) на востоке еще и теперь часто состоит из простого, четырехуголь­ного куска материи, который служит вместе и одеялом ночью, за­щищая спящего на открытом воздухе от ночных, очень значитель­ных холодов и внезапно появляющихся с Ливана холодных порыви­стых ветров, легко причиняющих смертельную простуду”^{[328] [329] [330] [331]}. Эту одеж­ду днем не носили, так как благодаря ее значительной тяжести и неудобству покроя в ней неудобно было ходить, а тем более рабо­тать; поэтому должник легко мог отдать се в залог на день¹, но нс мог обойтись без нее на ночь. Еще более ограничивается право брать залог от вдовы. “У вдовы нс бери одежды в залог”'. — категоричес­ки заявляет закон, абсолютно запрещая брать в залог одежду у бес­помощной вдовы. Такое же абсолютное запрещение простирается на предметы первой необходимости. Так, напр.. запрещается брать в залог ручную мельницу, служившую в древности, нс знавшей боль­ших механических мельниц, необходимою принадлежностью каж­дого домохозяина, удовлетворявшею потребности приготовления дневной пищи. “Никто нс должен брать в залог верхнего и нижнего жернова^[332], ибо таковой берет в залог душу”^{[333] [334]}, — прибавляет законо­датель. указывая тем на тяжесть лишения для должника предмета первой необходимости в хозяйстве, в жизни. Михаэлис справедливо предполагает¹, что это узаконение, конкретно выраженное на приме- рс ручной мельницы, распространяется и на другие предметы первой необходимости в хозяйстве, как. напр.. земледельческие орудия, рабо­чие животные и т. п., хотя законодатель прямо и не говорит об этом¹.

На случай неустойки должника и недостаточности для погаше­ния займа взятого залога заимодавец имеет обеспечение во всем иму­ществе должника движимом и недвижимом. Законодатель не го­ворит об этом прямо, но это ясно предполагается узаконенными ус­ловиями отчуждения владения. Если главным условием этого соци­ального явления представляется обеднение^{[335] [336] [337]}, то по обыкновенной логике условием его могла быть и неустойка в долговых обязатель­ствах как одна из форм “бедности”.

Система залогов, как она представлена выше, могла бы развить из долговых обязательств социальное зло. которое бы всею своею тяжестью легло на бедных членов государства. 11о такою она не мог­ла стать благодаря мудрому закону, которым законодатель ограни­чил область долговых отношений. Он и в области долговых отно­шений ввел такое теократическое учреждение, которое призвано было периодически восстановлять нарушенное естественно-эконо­мическими условиями нормальное отношение между членами тео­кратического государства. Это — упомянутое уже выше учрежде­ние года прощения. “В седьмым год делай прощение”, — говорит закон^[338]. Выше уже было сказано о совпадении этого "седьмого года” с субботним годом. Теперь перейдем к разбору частных определе­ний этого закона и к указанию его теократического и социально- экономического значения.

Лаконически объявив об учреждении года прощения, законода­тель тотчас же объясняет сущность этого установления. “Прощение же состоит в том, — говорит закон. — чтобы всякий заимодавец, который дал взаймы ближнему своему, простил долг (буквально: ос­лабил руку свою) и не взыскивал с ближнего своего или (по-еврей­ски — и) с брата своего, ибо провозглашено прощение (отпущение, ослабление, rcmissio) ради Господа”^[339]. Таков текст этого знаменито* го, беспримерного в истории законодательства, Моисеева закона о прощении долгов. Прямой смысл закона, как он является на первый взгляд в приведенном (синодальном) тексте, очевидно, тот, что в седьмой год должно было производиться полное прощение долгов, абсолютное прекращение права заимодавца требовать с должника данную ему взаймы сумму, одним словом, полное прекращение вся­ких долговых отношений между ними¹. По, так понимаемый, этот закон настолько возвышен и так не согласен с нашею современною меркантильною справедливостью, что остается совершенно непоня­тен большинству новейших исследователей Моисеева права, кото­рые поэтому стараются дать ему другой смысл, именно тот. что про­щение состояло не в абсолютном прекращении права заимодавца требовать с должника данную ему взаймы сумму, а только в прекра­щении этого права в продолжение седьмого года, после которого заимодавец опять входил в свои права и опять мог требовать с дол­жника занятую им сумму. Так объясняют этот закон Михаэлис. Заль­шюц. Элер. Пасторет, Винер. Смит² и др. Основанием для такого понимания служат обыкновенно соображения Михаэлиса, по кото-

алагечоец, бп ётхёхлптак a<peot< Kupt'w rw Oew oou. По Вульгате : Scptimo anno facies remissioncm, quae hoc ordine celebrabitur. Qui debetur aliquid ab amico vel proximo ac fratre suo, repctcrc non potent, quia annus rcmissionis est Domino. I Io map- гуму Онкслоса: In anno ultimo septem annorum facies remissioncm. Et hoc est verbum rcmissionis. ut remittat unusquisque ertditor. cui debetur aliquid a proximo suo vcl a fratre suo; quia vocavit remissioncm coram Domino. По еврейско -самаританскому пе­реводу: scptimo quoque anno facies remissioncm. Hacc autem crit rcmissionis ratio: remittat omnis creditor debitum manus suae, quod mutuo dedit proximo suoque non exiget a proximo suo. fratre suo, co quod promulgate est remissio Domini. По сирскому пере­воду: Et post septem annos fac remissioncm. Hacc autem est rcgula rcmissionis. Remitlct omnis creditor, quod illi debet proximus suus: non repetet a proximo suo et a fratre suo, quoniam proclamata est remissio Domino. I Io аравийскому переводу: Et in singulis septem annis fac remissioncm. Hacc autem est expositio rcmissionis. ut remittat quilibet dominus debiti manum suam in iis. quae debet amicus suus. et non cxigat ab amico suo nee a fratre suo. cum jam vocavcrit cam. Remissioncm Deo. Наконец, по немецкому переводу Лютера: Ucbcr sicbcn Jahrc sollst du cin Erlassjahr haltcn. Also soils abcr /ugehen mil dem Erlassjahr: Wenn einer seinem Nachsten etwas borget, der soil es ihm crlasscn. und soil cs nicht einmahnen von seinem Nachsten Oder von seinem Bruder, denn cs heisst das Erlassjahr dem Ilcrm. Cm.: Waltonus. Biblia Polyglotta. MDCLVII an., а немецкий текст в Polyglolten-Bibel von Stier und 7%e//«,1863. Втор. XV, 1              2.

¹ В смысле полного прощения долгов понимают этот закон талмудисты и ев­рейские ученые. См.: Knobel. Kurzgcf. cxeg. Handbuch.I. c.

² Michaelis. M. R. III. § 158. Saalschiitz. Кар. 15. § 1. Oehler в Herzog's R.-cncyclopadic. Art. Sabbath-and Jobcljahr. Pastoret. Moy sc commc legislatcur et moralislc. P. 234. Witter. Bibl. Rcalworl. Art. Sabbatjahr. Smith. Dictionary of the Bible. Art. Sabbatical year.

рым “полное прощение долгов в седьмой год, с одной стороны, сде­лало бы бедность легким ремеслом и слишком потворствовало бы лени и безделью, а с другой стороны — для того, кто мог бы дать взаймы, во всяком случай, служило бы достаточным и справедли­вым основанием отказывать просителям о займе”. “Какой ужасный деспотизм. — восклицает Михаэлис. — нс одного тирана, а многих тысячей, всех, кто только носит рваный костюм, тяготел бы над бо­гатым. О справедливости я уже и говорить не хочу: ее поймет сам каждый, если он будет поставлен в такое положение, что завтра дол­жны уничтожиться все долговые обязательства, а сегодня пришел к нему бедный просить взаймы, отказать которому закон запрещает под страхом прослыть скупым и немилосердным. Я спрашиваю толь­ко: какое государство могло бы устоять при таком праве? Кто имел бы желание приобретать и быть богатым, если он через каждые семь лет должен был подвергаться налог}' со стороны каждого бедняка. Богатый непременно вынужден был бы или оставить (и чем скорее, тем лучше) ту страну, где существуют такие несправедливые зако­ны, или же притворяться бедным, как это и бывает в деспотических государствах, где жадный деспот под всевозможными предлогами старается присвоить себе состояние богатых людей”¹. На основании таких соображений приходят к указанному пониманию закона. Но, как легко видеть, эти соображения выходят из неправильной точки зрения на предмет. Все названные исследователи смотрят на иссле­дуемый закон с современной точки зрения, прилагают к нему масш­таб наших обычных социальных отношений и упускают из виду рез­кие особенности социального строя Моисеева государства. Отсюда и происходит кажущаяся невозможность прямого понимания зако­на, кажущаяся несправедливость его, — то же явление, которое уже было отмечено нами при рассматривании Моисеева закона о невзи- мании роста.

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 124; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!