I. Еврейское судопроизводство 11 страница




хождению своему ненормальное явление. Далее — это ненормаль­ное явление повело к другим ненормальностям: обезземеленные мел­кие собственники по необходимости поступили в рабскую зависи­мость от фараона, отдались ему на всю его волю, сделались его ра­бами “от одного конца Египта до другого”, и эта рабская зависи­мость выразилась тяжелым налогом в пользу фараона, равным пя­той части доходов. Так как. далее, земля отдавалась земледельцам в аренду, то естественно, что она отдавалась не равномерно каж­дому, а смотря по состоятельности каждого. Отсюда новая ненор­мальность, в силу которой более состоятельные земледельцы могли в свою очередь производить захват земли, оставляя менее состоя­тельных или вовсе без земли, или с самым недостаточным количе­ством ее и повергая их. таким образом, во всевозможные бедствия нищеты. Таким образом, египетский социальный порядок землевла­дения. как результат народного бедствия, вел еще к большим народ­ным бедствиям, к страшному развитию нищеты. Совершенно иного характера воззрение Моисеева законодательства на землевладение. По этому воззрению, земля есть собственность одного Пеговы не в силу захвата се у прежних собственников, а по праву Творца. Эту свою вековечную собственность Иегова по свободному выбору да­рит израильскому народу, налагая на него за это известные, указан­ные в договоре обязательства. Давая землю израильскому народу, Иегова нс предоставляет се всем случайностям личного захвата, как это было у египтян, захвата, необходимо вносящего с собой нера­венство и несправедливость, но вводит равномерное распределение земли “по числу имен” мужского пола*. Таким образом, как в соци­альном порядке землевладения у египтян господствует вполне есте­ственно-исторический закон захвата со всеми его несправедливос­тями и бедствиями, так, напротив, в законе Моисеевом господству­ет теократический принцип, в силу которого высшая идея справед­ливости подчиняет себе естественно-исторический закон и на место самовольного захвата вводит принцип равномерного распределения земли во владение. Сущность теократического принципа в данном случае составляет одинаковое право всех членов Моисеева государ­ства на землю.

Когда народ израильский был исчислен по поколениям и семей­ствам в мужской линии. Иегова сказал Монсею: “Сим в уделе долж­но разделить землю по числу имен”. “По жребию должно разделить землю; по именам колен отцов их должны они получить удел”[230] [231]. В этих повелениях заключается сущность аграрных законов Моисея, определяющих экономическое положение народа. Более частное оп­ределение этого общего закона выражается в следующем повелении: “кто многочисленнее, тем дай удел более, а кто малочисленное, тем дай удел менее: каждому должно дать удел соразмерно с числом во­шедших в исчисление”1.

Итак, основное положение аграрных законов Моисея — равно­мерное. чуждое всяких пристрастий в пользу каких-либо влиятель­ных классов или личностей распределение земли “по числу имен”. Но при такой ясности общего принципа распределения земли пред­ставляется. однако же, несколько затруднений для определения того, как, в частности, производилось распределение. Закон не ясно вы­ражается: “по числу имен”[232] [233]. Что нужно здесь разуметь под “име­нем” и какое “число” их? Закон, очевидно, находится в связи со сде­ланным исчислением народа израильского, и потому смысл его нуж­но определять по тому способу, как производилось самое исчисле­ние. Исчисление, как видно из Числ. XXVI. 2, поведено было совер­шить по “семействам” или буквально по дому отцов их (ad donium patrum suorum), между тем оно совершалось, как видно из дальней­ших стихов, по коленам и по поколениям, так как. прежде всего, назывался родоначальник колена, а потом перечислялись происшед­шие от него поколения (mischpachath). Семейства же, именно тс еди­ницы. по которым поведено было совершить исчисление, в законе нс названы. Трудно объяснить такую несообразность повеления с исполнением, а между тем такое объяснение пролило бы значитель­ный свет на рассматриваемый предмет. По-видимому, это затрудне­ние можно объяснить только тем предположением, что исчисление производилось и по семействам, но они нс названы в таблице по их неудобной для генеалогической таблицы многочисленности: вмес­то семейств указаны только более крупные единицы — колена и по­коления, из которых каждое обнимает собой несколько семейств. Такое предположение находит себе подтверждение в том. что среди поколений указаны и некоторые семейства, почему-либо обратив­шие на себя внимание. Так, между прочим, указано семейство Сал- паада, принадлежащее к поколению Хеферову. семейство, полу­чившее известность благодаря известному делу, поднятому дочерь-


ми Салпаада. А что действительно Салпаад был родоначальником не поколения, а семейства, это с достаточною основательностью мож­но выводить из Числ. XXVII, 4, где дочери его говорят: “за что ис­чезать имени отца нашего из племени его?” Из этих слов видно, что племя или поколение (mischpachath), к которому принадлежал Сал­паад, могло существовать и без Салпаада и его наследников, следо­вательно, он нс родоначальник этого племени, а только представи­тель одного из семейств, принадлежащих к этому племени. Исчис­ление, таким образом, надо полагать, производилось по всем степе­ням расчленения народного организма — по коленам, племенам и семействам, причем названы были имена представителей всех их, хотя в таблицу занесены имена представителей только первых двух степеней. Если же теперь закон после исчисления говорит: “сим в удел должно разделить землю по числу имен”, то ясно, что здесь разумеется то “число имен”, которое вошло в сделанное исчисле­ние, — число имен колен, поколений и семейств. Самая меньшая степень расчленения народного организма по этому исчислению есть семейство; следовательно, семейство и было принято за низшую еди­ницу, до которой нисходило деление земли. Такой порядок деления опять подтверждается делом дочерей Салпаада. Они просят себе “удел среди братьев отца” их1, т. с. тот удел, который причитается на семейство Салпаада, среди других семейств, принадлежащих их дядям, которые, как видно из текста, получили наделы для своих семейств. Так как закон нс указывает других единиц при разделе земли, то можно думать, что раздел ограничивался только этими тре­мя. и надел, определившийся для семейства, как меньшей единицы, нужно считать низшею земельною единицею, за которую уже нс про­стиралось деление, определенное законом. Но это нс значит, что де­ление не простиралось далее и на самом деле. Указанная земельная единица есть низшая только в общественно-юридическом отноше­нии и установлена в соответствие низшей степени расчленения на­родного организма семейству. Но как семейство естественно де­лилось на несколько частных домов или хозяйств, то нет никаких оснований отрицать, что и надел семейства делился соответственно числу этих хозяйств, хотя в то же время как эти отдельные дома или хозяйства не принимались во внимание законодательством, так рав­но нс принимались им во внимание и эти мелкие наделы, выделен­ные для отдельных домов или хозяйств из общего надела, принад­лежащего семейству. Такое частное деление закон предоставляет


усмотрению отдельных общин и обычному праву, и оно могло нис­ходить до самой низшей единицы — надела на каждое отдельное лицо. Различие этого частного деления от узаконенного или офици­ального, по-видимому, состояло в том, что единицы последнего де­ления были устойчивы и постоянны, а единицы частного деления постоянно изменялись сообразно изменению количества и состава наличных владетелей. Указаний на личное поземельное владение в законе много. Так, напр., личное владение землею предполагается законом о юбилейном годе, в котором говорится о продаже и выку­пе частных владений, принадлежащих отдельным личностям1. Так как личности органически входят в семейства, племена, колена, то и земельное владение из ряда участков, составляющих личное владе­ние, правильно слагается в земельные единицы, составляющие об­щинное достояние семейств, племен, колен. Но эти последние сво­им правом на землю должны были служить нс к ограничению прав личного владения, а, напротив, как более прочные в сравнении с лич­ностью общественные единицы, должны были служить гарантией личного владения, строго наблюдая за целостью своего владения. Целость коленного владения узаконена определением, “чтобы удел сынов Израилевых не переходил из колена в колено”[234] [235] [236], что достига­лось законом, нс допускавшим возможности перехода наследства из одного колена в другое. Равно и племя должно было строго наблю­дать за своим владением', что выражалось в особом назначении гое- лов, на обязанности которых было посредством выкупа сохранять целость племенного владения. Такая градация прав на земельное вла­дение превосходно обеспечивала неприкосновенность как общин­ной, так и личной собственности. При таком порядке вещей и ввиду того, что Моисеево государство должно было быть по преимуще­ству земледельческим и что, как само собой предполагалось, каж­дый израильтянин будет сам обрабатывать выпавший на его долю участок земли, члены государства будут состоять из свободных зем­ледельцев собственников, все жители государства, ввиду плодо­родия палестинской почвы, если и нс могли быть слишком богаты­ми, то могли иметь значительную — приблизительно равную — сте­пень благосостояния и материального довольства. Но. как замечает ученый исследователь Моисеева права Зальшюц[237], такова уже при­рода человеческих отношений, что такая равномерность состояния и связанная с ней личная независимость не может долго вполне со­храняться. Естественные бедствия, семейные и личные несчастья, неодинаковая степень предприимчивости и бережливости в различ­ных членах общества и множество других причин быстро приводят к тому, что из одинаково состоятельных людей начинают выделять­ся более состоятельные и менее состоятельные. При дальнейшем развитии этого отношения между менее состоятельными выделяют­ся такие личности, которые, нс имея достаточно средств для надле­жащей обработки земли и в то же время имея гнетущую нужду в удовлетворении своих потребностей, вынуждаются продать свой участок, который, естественно, переходит в руки более состоятель­ных и делает их уже богатыми. Таким образом, при неограничен­ном господстве естественно-экономических условий распределения богатства, или при господстве известного в экономической науке принципа бесконтрольного развития (получившего техническое на­звание — принципа laissez passer, laissez faire), первоначальное эко­номическое равенство сменяется неравномерностью в распределе­нии материальных благ. В то время как одни все более и более бед­неют, другие все более и более накопляют богатства, и в конце кон­цов являются поразительные крайности нищеты (пауперизм), с од­ной стороны, и чрезмерного богатства (плутократия) — с другой. Такая ненормальность распределения материальных благ есть вели­чайшее социальное зло и служит причиною внутренних смут, ос­лабления и разрушения государства, как это было, напр., в Римской империи и как это отчасти заметно в государствах Западной Европы в настоящее время. Многие законодатели старались положить пре­граду развитию этого зла, но старания их большею частью были тщетны. Эта великая попытка есть и в Моисеевом законодательстве, но здесь она имеет характер нс попытки только, а и действующего закона.

Чтобы воспрепятствовать развитию указанного социального зла. Моисеево законодательство ограничивает право личной исключи­тельной собственности. Это ограничение достигается различными узаконениями, которые при предоставлении значительной свободы личному владению имеют тенденцию поставить рядом с ним, не про­тивореча и нс вредя ему, в известных пределах общее пользование личною собственностью. Таково определение, по которому каждо­му предоставляется свободное пользование плодами с чужой нивы или виноградника, хотя это пользование ограничивается личным по­треблением в данное время, с запрещением делать запас: “Когда вой- дсшь в виноградник ближнего твоего; можешь есть ягоды досыта, сколько хочет душа твоя, а в сосуд твой не клади. Когда придешь на жатву ближнего твоего; срывай колосья руками твоими, но серпа не заноси на жатву ближнего твоего”1. Это определение, конечно, име­ет в виду странников и бедных, но оно же могло служить противо­весом стремлению накоплять чрезмерные богатства. Но эта мера име­ла только второстепенное значение в противодействии развитию крайней нищеты. Большее значение в отношении к сохранению эко­номического равенства и недопущению развития крайностей паупе­ризма и плутократии имеет другое узаконение, также ограничиваю­щее право личного владения. Таково узаконение о неотчуждаемос­ти земельного владения. “Землю не должно продавать навсегда; ибо Моя земля (говорит Иегова); вы пришельцы и поселенцы у Меня”[238] [239]. Теократический смысл этого закона тот. что Иегова, как единствен­ный собственник земли и даритель ее избранному пароду, нс предо­ставляет пользование землею всем случайностям естественно-исто­рических условий, необходимо ведущих к указанному социальному злу, но эти условия подчиняет принципу высшей справедливости, по которому должно постоянно поддерживаться и развиваться пер­воначально установленное равенство. Теократический принцип в этом отношении соответствует другой политико-экономической те­ории — теории государственного вмешательства, по которой госу­дарство должно взять на себя задачу регулировать экономические отношения граждан. Моисеево законодательство, как сказано выше, достигает этого ограничением права личной собственности. Еврею- собственнику можно было продать свой участок только на извест­ное время, после которого участок опять по закону без всякого воз­награждения должен был возвратиться к первоначальному владете­лю или к его наследникам. Такое законоположение практически осу­ществлялось в знаменитом учреждении системы субботних годов.

II

Система субботних годов имеет величайшее теократичсски-эко- номическое значение в системе Моисеева законодательства. Осно­вываясь на общем значении в ветхозаветном мировоззрении “суб­боты”, как дня покоя от деятельности в воспоминание завершения


творческой деятельности Иеговы и как дня засвидетельствования “доброты" творения, система субботних годов имела своим высшим назначением служить периодически правильным пунктом возвраще­ния социальных отношений, в своем развитии уклонившихся от нор­мы. в их первоначальное состояние. Она. так сказать, призвана была служить возрождающею силой, приводящей расстроившиеся чело­веческие отношения в ту норму, в которой они были поставлены при первоначальном установлении их и от которой они уклонились под влиянием естественно-исторических условий. Эта система бес­примерна во всемирной истории и учреждение се возможно было только в теократическом государстве, где теократический принцип, принцип высшей идеи справедливости, господствовал над принци­пами греховных, естественно-исторических условий, всецело подав­лявших развитие остального, внезаветного человечества. Система субботних годов состояла из двойной градации, которая, начинаясь седьмым годом, оканчивалась пятидесятым, завершавшим собой сед­мицу седьмых годов (7x7) и служившим разделительным пунктом, после которого начиналась новая седмица седьмых годов. Каждый седьмой год носит название “субботнего года”, и каждый пятидеся­тый — название “юбилейного года”.

Главное постановление Моисеева законодательства относитель­но субботнего года есть требование покоя для земли. “Земля долж­на покоиться в субботу Господню. Шесть лет засевай поле твое и шесть лет обрезывай виноградник твой и собирай произведения их; а в седьмым год да будет суббота покоя земли, суббота Господня; поля твоего не засевай, и виноградника твоего не обрезывай”1. Те­ократический смысл этого закона указан выше: он определяется об­щим значением субботы, и по отношению к земле выражается в вос­становлении той цельности, той девственности (если так можно вы­разиться), какую она имела при творении (по отношению к евреям при распределении земли), но которой она лишилась в продолже­ние обработки и истощения ее. Но с теократическим значением суб­ботнего года связывалось много и других его значений, имевших социально-экономический характер. Так, “покой земли”, повторяясь периодически, в агрономическом отношении имел значение пара, удобрения земли. Удобрение почвы (в собственном смысле) в древ­ности было неизвестно. Поэтому оставление земли в покос, при зна­чительном развитии скотоводства, доставлявшего естественный ма­териал для удобрения почвы (так как стада целый этот год постояп-


но могли оставаться на полях), служило лучшим средством восста­новления истощенной растительной силы земли. Еще важнее и ха­рактеристичнее в отношении к общему воззрению Моисеева зако­нодательства на землю и собственность другой закон о субботнем годе, или, точнее говоря, дополнение первого закона о покое земли. Запретив в седьмой год обработку земли и посева на ней, закон про­должает: ”Что само вырастет на жатве твоей, нс сжинай, и гроздов с необрезаиных лоз твоих не снимай: да будет это год покоя земли. И будет это в продолжение субботы земли всем вам в пищу, тебе и рабу твоему, и рабе твоей, и наемнику твоему, и поселенцу твоему, поселившемуся у тебя: и скоту твоему, и зверям, которые на земле твоей, да будут все произведения сс в пищу*'1. Этим законом все про­изведения земли, выросшие[240] [241] без искусственного ухода за ней, пре­доставляются в общее пользование всем, которые только нужда­ются в них. даже тс. которые в обычное время, ограничиваемые ус­ловиями права собственности, не имеют права воспользоваться ими без дозволения владетеля или собственника. Теократическое значе­ние этого закона состоит в том. что им как бы восстановлялся тот период человеческой жизни, когда люди, нс испорченные еще гре­хом и не зараженные узкоэгоистическими инстинктами, обособля­ющими человека в сферу личных интересов, часто затемняющих даже сознание общечеловеческого братства, нс поделенные еще на классы по роду и состоянию, жили общею жизнью и пользовались благами природы па правах полного равенства. Из такого теократи­ческого значения этого закона понятно и его социальное значение. Предоставляя частную собственность в общее пользование, закон достигал этим двоякой пользы — в социально-экономическом и со­циально-нравственном отношении. Естественно-исторические усло­вия. как они ни подавлялись и как их действие ни регулировалось теократическим принципом, быстро вели к неравномерному распре­делению материальных благ и мало-помалу приводили к обособле­нию богатых от бедных, производили социально-экономическое не­равенство со всеми его бедствиями. Рассматриваемый закон сгла­живал в известной степени образовавшееся неравенство. Уничтожая на целый год право исключительного пользования плодами земли со стороны собственников и предоставляя пользование ими всем нуждающимся в них, делая их общим достоянием, закон тем самым лишал богатых собственников возможности в продолжение целого года накоплять богатства к богатствам (что, конечно, для них, пользу­ющихся значительным количеством рабочих рук и земельных учас­тков, было несравненно удобнее и легче, чем для бедняков). А меж­ду тем бедные и все обездоленные в суровой житейской борьбе, ли­шившиеся своих поземельных участков, будучи вынуждены продать их богатым, теперь могли свободно пользоваться произведениями всех нив и виноградников. Эта мысль ясно выражена в другой фор­ме того же закона: “В седьмым год оставляй землю в покое, чтобы питались убогие из народа твоего, а остатками после них, — при­бавляет закон, — питались звери полевые”, как известно, тоже час­то лишающиеся, благодаря алчности человека, необходимой, назна­ченной им природой, пиши. “Так же поступай с виноградником тво­им и с маслиною твоею”1. В социально-нравственном отношении этот закон имел то благодетельное влияние, что предоставление плодов в общее пользование способствовало поддержанию и возбуждению сознания братства людей, часто затемняющегося развившимся не­равенством по положению и состоянию, и препятствовало сильно­му развитию узкого, своекорыстного себялюбия, уединяющего че­ловека от всех благородных порывов человеколюбия в сферу лич­ных интересов.


Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!