Газетно - журнальный информационный

Текст

 

В современной переводоведческой литературе практически отсутствуют исследования, посвященные специфике перевода газетно-журнальной публицистики, что неудивительно: ведь в пере­водческой практике задача их перевода ставится довольно редко. Картина несколько изменилась с появлением переводных мате-

93

 

риалов на медийных интернет-сайтах, однако серьезных исследо­ваний о переводе этих материалов пока нет. Поэтому мы вынуж­дены опираться на собственный анализ их специфики.

В глобальном тексте газеты и журнала преобладают тексты, основная цель которых - сообщить новые сведения. Разновидно­стей таких текстов много: краткие информационные сообщения (заметки), тематические статьи, объявления разного рода, интер­вью. Другим распространенным видом газетно-журнального тек­ста является эссе (аналитическая публицистика), где основную роль играют не сами сведения, а суждения о них и форма их подачи (речь об эссе пойдет ниже).

То обстоятельство, что перечисленные тексты являются ча­стью глобального текста газеты или журнала, представляется нам важным для определения стратегии их перевода: ведь в этом глобальном тексте есть свой единый стиль, своя идеология, своя тематическая направленность. Этим глобально-текстовым при­знакам не подчинены в составе журнала (газеты) разве что рек­ламные вставки. Правда, в некоторых специальных журналах встречается реклама, прямо или косвенно связанная с глобаль­ным текстом (например, реклама образовательных учреждений в журнале, посвященном иностранным языкам; молодежная рек­лама в журнале для подростков).

При определении специфики газетно-журнального информа­ционного текста прежде всего попытаемся выявить его источник. Формальное авторство такого текста часто указано. Вместе с тем мы привыкли к тому, что краткие информационные сообщения публикуются без указания конкретного автора. В чем же дело? Может быть, авторство не важно? При проведении стилистиче­ского анализа разных информационных текстов выясняется, что тексты, написанные разными авторами, не имеют никаких черт индивидуального авторского стиля. Характерные черты стиля этих текстов подчиняются законам речевого жанра газетно-жур-нальной публицистики и создаются в рамках определенных кон­венций. Автор (если он назван) представляет позицию редакции, которая может совпадать с позицией, например, какой-либо по­литической партии или же быть достаточно независимой.

Реципиенты газетно-журнального текста - широкие массы населения, хотя некоторые издания имеют более узкую возраст­ную, сословную или тематическую ориентацию. Широта чита­тельской аудитории порождает необходимость доступности текста, и комплекс языковых средств, используемых в нем, за два с половиной века существования этого жанра выстроился таким образом, что в современном воплощении идеально выполняет

94
свою задачу. Ведущим признаком газетно-журнального текста является клишированностъ средств языкового выражения, а ос­новным средством ее создания - устойчивая (в рамках данно­го речевого жанра!) сочетаемость. При этом в термин «клише» мы не вкладываем никакого негативно-оценочного смысла. Име­ется в виду именно промежуточный статус оборотов речи - меж­ду свободной сочетаемостью и фразеологической связанностью: «демографический взрыв», «мрачные прогнозы», «нельзя пере­оценить», «кризис доверия». Из таких еще не устойчивых в об­щеязыковом смысле, но очень привычных читателю блоков, как из детского конструктора, складывается газетно-информацион-ный текст. Такие клише организованы, как правило, по принципу метафоры, но их образность уже отчасти стерлась, она стала привычной, и каждый образ такого рода служит для читателя своеобразным сигналом, создающим общий фон повышенной эмоциональности восприятия, однако этот фон не выступает на первый план и не мешает воспринимать когнитивную информа­цию. Подавляющее большинство клише содержит простую оце­ночную коннотацию по шкале «хорошо»/«плохо», например: «безудержная гонка вооружений» (плохо); «мастер своего дела» (хорошо); и то, что читатель находит в тексте комбинацию зара­нее известных оценок, облегчает понимание суммарной оценки события, которую дает корреспондент.

О какой же оценке идет речь, если главная задача газетно-журнального текста - сообщить новые сведения? Дело в том, что эти сведения лишь на первый взгляд могут показаться объектив­но поданными, в реальности же они подаются под определен­ным углом зрения, читателю навязывается определенная пози­ция. Не случайно газеты и журналы часто использовались как мощное средство идеологического давления. В любом информа­ционном сообщении, даже спортивном, можно уловить, на чьей стороне автор. В газетно-журнальном тексте безусловно содер­жится совершенно объективная когнитивная информация. Выра­жена она независимыми от контекста языковыми средствами: это цифровые данные, имена собственные, названия фирм, организа­ций и учреждений. Однако их выбор (упоминание одних данных и неупоминание других), их место в тексте, порядок их следова­ния (например, порядок следования имен политических деяте­лей) уже обнаруживают определенную позицию.

Не все средства эмоционального воздействия, несущие эмо­циональную информацию, лежат в этом тексте на поверхности. Несомненно, встречаются здесь и слова с оценочной семантикой («чудовищное преступление»), и синтаксические структуры, ак-

95

 

туализирующие оценку. Но часто прямая оценка отсутствует. В газетно-журнальном тексте довольно отчетливо выступает ос­новной стилистический фон - фон письменной литературной нормы языка с некоторыми чертами устного ее варианта. Тради­ционно доля разговорной лексики и устных синтаксических струк­тур в массовой периодике в разных странах (а значит, и на разных языках) различна. Более академичны и близки к письменной литературной норме немецкий и русский газетно-журнальные стили, значительно более свободны английский и особенно аме­риканский.

Специфику газетно-журнального варианта письменной лите­ратурной нормы, помимо некоторых отступлений в сторону уст­ного варианта, составляют прежде всего уже упомянутые клише и фразеологизмы. Их перевод - особая проблема, ведь передача их пословно, как правило, невозможна, поскольку они представ­ляют собой единый образ, а значит, их следует рассматривать как единое семантическое целое, а замена их словами в прямом зна­чении также нежелательна: исчезнет атмосфера привычных чи­тателю образов и заранее заданных оценок и он может потерять к тексту всякий интерес. Таким образом, часть коммуникативно­го задания — навязывание определенной позиции — не будет выполнена. Как же передавать клише и фразеологизмы? Техника передачи «настоящих» фразеологизмов - идиом, пословиц и по­говорок - давно разработана. Переводчик рассматривает их как семантическое единство и пытается отыскать в языке перевода аналогичный фразеологизм, желательно с той же степенью семан­тической связанности в языке перевода. Это означает, что, пред­положим, идиоме, где образность затемнена («бить баклуши»), он пытается подобрать в переводе эквивалент тоже с затемненной формой. Если такого эквивалента в языке перевода не сущест­вует, он идет на то, чтобы понизить степень семантической спаянности и заменяет идиому на фразеологическое единство, где образность сохраняется (если представить себе, что идиома «бить баклуши» в языке перевода отсутствует, то ее семантику мы сможем передать фразеологическим единством «маяться дурью»). Но при переводе фразеологизмов в современном газет­но-журнальном тексте от переводчика требуется предельное внимание, потому что существует такой феномен, как дефор­мация и контаминация фразеологии. Самый простой вариант деформации - неполнота состава. «С кем поведешься...» - так на­зывается одна из статей на политическую тему; подразумевается пословица «С кем поведешься, от того и наберешься». В таком случае при переводе после того, как эквивалент найден, перевод-

96

чику необходимо воспроизвести принцип неполноты, то есть, про­ще говоря, оборвать пословицу в тексте перевода, но так, чтобы сохранилась семантика подлинника. Контаминация, то есть пере­плетение двух фразеологизмов, вроде: «Не плюй в колодец, вы­летит - не поймаешь» (контаминация двух пословиц: «Не плюй в колодец - пригодится воды напиться» и «Слово не воробей, вылетит - не поймаешь»), требует от переводчика опять-таки воспроизведения приема: когда эквиваленты найдены, их придет­ся переплести. Это всего лишь два примера, на деле вариантов изменения состава фразеологизмов значительно больше, и зада­ча переводчика - заметить изменение и постараться отразить его в переводе.

Значительно сложнее обстоит дело с передачей клише, по­скольку многие из них не зафиксированы в словаре. Без опыта хорошего владения текстовой спецификой в равной мере как на языке оригинала, так и на языке перевода переводчику никогда не догадаться, что русское «закулисные сделки» и немецкое «Kuhhandel» (буквально «торговля коровами») - это одно и то же.

97

Еще более замысловатую проблему представляет высокая аллюзивность газетно-журнального текста. Выражается она в том, что журналисты используют в качестве тех готовых «кирпичи­ков», о которых говорилось выше, скрытое или явное цитирова­ние хорошо знакомых всем читателям фрагментов текста из известных кинофильмов, мультфильмов, популярных песен, звуковой и письменной рекламы - короче говоря, опираются на широкий вербальный контекст всех источников массовой инфор­мации. Вывод один: переводчик обязан стремиться как можно лучше знать этот контекст. Тогда хотя бы часть скрытых цитат он расшифрует и постарается воспроизвести или прокомментиро­вать их в переводе. Здесь, однако, мы сталкиваемся со сложной ситуацией, о которой много спорят теоретики и практики: а надо ли передавать эту аллюзивность, если читатель перевода все рав­но не владеет широким контекстом СМИ? По нашему убежде­нию, расшифрованная переводчиком глубина содержания текста, его аллюзивный подтекст имеет право быть переданным, более того, у переводчика как раз нет права лишать читателя этой глу­бины, но прямой цитаты, предположим из сериала, будет, пожа­луй, недостаточно. Восполнить недостающий контекст поможет внутренний комментарий в переводе, что-нибудь вроде: «Чем дольше зреет, тем слаще будет», как гласит одна популярная в Германии реклама срочных банковских вкладов, где скрытой цитатой является текст рекламы «Die besten Friichte reifen am langsten» (буквально: «Лучшие плоды созревают дольше всех»).

7 - 9346

Впрочем, как уже отмечалось, это вопрос спорный. Не исключено, что переводчик изберет более академический вариант комменти­рования - сноски. Так или иначе, приведенные примеры пере­водческих проблем, связанных с таким текстом, свидетельствуют о том, что в сложных случаях (в особенности, если текст отлича­ется повышенной аллюзивностью) мера его переводимости ко­леблется между II и III группами.

Помимо фразеологизмов, клише и скрытых цитат эмоцио­нальная информация в газетно-журнальном тексте передается с помощью широкой палитры синтаксических средств. Во-первых, это длина и сложность предложения. Короткие фразы позволяют резко увеличить динамику повествования, а контраст коротких простых и длинных сложных предложений позволяет выделить необходимое. Как правило, выделяется таким образом оценка, заключенная в короткой фразе. Во-вторых, это инверсия, позво­ляющая выделить в предложении главное. Изредка для усиления эмоциональности используется также парцелляция, то есть отде­ление части предложения и оформление его как отдельного.

Особую роль в газетно-информационном тексте играют так называемые модные слова. Это могут быть слова иностранного происхождения, только входящие в язык (такие, как в современ­ном русском языке «маргинальный», «офис» и мн. др.), или ста­рые слова, но неожиданно расширившие диапазон сочетаемости (как в русском слово «стилистика»: «стилистика мебели», «сти­листика автомобиля» и т. д.). В любом случае это слова, частот­ность употребления которых сегодня высока. Модные слова повышают доверие читателя к тексту (этим же средством активно пользуется реклама), подчеркивают актуальность информации. Однако если они не имеют международной популярности, то при переводе на другой язык не будут производить впечатление мод­ных. Что же делать переводчику? Как передать это функциональ­но важное средство? Пожалуй, здесь мыслима только лексическая компенсация, то есть введение в текст перевода модных слов языка перевода, точнее, замена при переводе нейтральных с точки зрения «модности» слов на модные, то есть перенесение функцио­нального параметра модности на другую лексему.

Вернемся к примеру на контаминацию двух пословиц: «Не плюй в колодец, вылетит - не поймаешь». Здесь проявилась еще одна значимая черта газетно-журнального текста - наличие иронии, которая помогает расставить акценты в выражении автором оцен­ки. Ирония - скрытый комизм, который строится, как известно, на сопоставлении несопоставимого (семантически, стилистиче­ски и т. п.). В газетно-журнальном тексте она часто базируется,

98

 

например, на использовании лексики высокого стиля в нейтраль­ном или близком к разговорному контексте. Так или иначе, пере­водчику придется для передачи этого средства попытаться вос­произвести принцип контраста, то есть найти среди вариантных соответствий такие, которые контрастируют по тому же принципу. Итак, учитывая коммуникативное задание газетно-журналь­ного информационного текста, сообщить новые сведения, навязав их определенную оценку, - мы можем сделать вывод, что он за­нимает промежуточное положение между примарно-когнитивны-ми и примарно-эмоциональными текстами.

 

Законодательный текст

Законодательный текст до сих пор не попадал в поле зрения теоретиков перевода и с точки зрения типологических характери­стик не описывался, несмотря на обширный опыт его перевода на разные языки. Он упоминается лишь в связи с переводом юриди­ческой терминологии (см., напр.: Гамзатов, 20G1), а также включа­ется в практические пособия по юридическому переводу (Артемюк, 1998; Сущинский, 1998; Томсон/Мижинский, 2004 и др.), однако его лингвотекстуальное и транслатологическое описание отсут­ствует. Ни один из исследователей не включает законодательный текст в свою версию классификации типов текста, ориентирован­ной на перевод (см.: Snell/Hornby, 1999; Reiss, 1983). Из текстов юридического дискурса отдельно рассматриваются лишь тексты патентов (Gopferich, 1999) и судебных приговоров (Kupsch-Losereit, 1999). Вместе с тем законодательный текст занимает свое, особое место в текстовой коммуникации и обладает чертами, не позво­ляющими причислить его ни к научным, ни к каким-либо другим текстовым разновидностям.

Законодательный текст имеет черты сходства как с научным текстом, так и с текстом инструкции, поскольку несет и познава­тельные, и предписывающие функции. Такое коммуникативное задание имеют законы, включая Основной закон (Конституцию), а также все подзаконные акты. Они регулируют отношения лю­дей в человеческом обществе в рамках одной страны. К этому же типу текстов относятся конвенции международного права.

Источником юридических текстов являются профессионалы-юристы, которые порождают эти тексты в соответствии с устрой­ством общества. Но, какими бы ни были законы по содержанию, по своим типологическим признакам они как тексты достаточно однородны. Комплекс средств, который для них характерен, обес-

                                                                                               99

печивает полноценную передачу информации реципиенту. А ре­ципиентом в данном случае является любой взрослый гражда­нин страны, ведь для него закон - это руководство к действию. Однако гражданину страны для понимания (толкования) любого закона, за исключением, может быть, Конституции, требуется помощь специалиста.

Рассмотрим значимые для перевода особенности законода­тельного текста, опираясь на виды информации, которые в нем содержатся.

Когнитивную информацию несут в первую очередь юридиче­ские термины. Они обладают всеми характерными признаками терминов (однозначность, отсутствие эмоциональной окраски, независимость от контекста), но некоторая доля их (например, в русском: «референдум», «частная собственность», «потерпевший», «правонарушение» и др.) известна не только специалистам-юри­стам, но и всякому носителю языка, так как область применения их выходит за рамки законодательного текста.

Объективность подачи информации обеспечивается далее преобладанием абсолютного настоящего времени глагола и пас­сивными конструкциями, а ее всеобщий характер - преобладаю­щей семантикой подлежащего, где, наряду с существительными юридической тематики, чрезвычайно распространены существи­тельные и местоимения с обобщающей семантикой («каждый», «никто», «все граждане»).

Предписывающий характер информации передается с помощью глагольных структур со значением модальности необходимости и модальности возможности («не могут», «должен осуществлять­ся» и т. п.). Предписательность содержится и в атемпоральности текста (презентные формы).

Юридические термины выступают на общем фоне письменной нейтральной литературной нормы языка в ее канцелярской раз­новидности.

Синтаксис законодательного текста отличается полнотой структур, разнообразием средств, оформляющих логические связи. Частотны логические структуры со значением условия и причины, причем эти значения эксплицированы специальными языковыми средствами («в случае, если», «по причине» и т. п.). Необходи­мость полно и однозначно выразить каждое положение, избегая двусмысленных толкований, приводит к обилию однородных членов предложения и однородных придаточных. Преобладает прямой порядок слов. Длина предложения в основном невелика; законодательный текст относится к тому небольшому числу типов текста, где встречаются простые нераспространенные предложения.

100

Компрессивность законодательному тексту не свойственна. Для него не характерны сокращения, скобки, цифровые обозна­чения. Числительные, как правило, передаются словами. Не ис­пользуются также указательные и личные местоимения и другие средства вторичной номинации, которые в научном тексте выпол­няют функцию средств формальной регрессивной когезии и уве­личивают плотность информации. Преобладает тавтологическая когезия, то есть повторение в каждой следующей фразе одного и того же существительного.

Некоторые юридические термины имеют архаичную окраску, и их использование в тексте создает колорит высокого стиля («отрешение от должности», «жилище неприкосновенно» и пр.). Этот эмоциональный оттенок законодательного текста связан с его высоким статусом в обществе и отражает отношение к нему людей. Благодаря лексике высокого стиля эта эмоциональная информация передается реципиенту. Особенно отчетливо воз­вышенная окраска ощущается в преамбуле Основного закона (ср. преамбулы американской Декларации независимости, Ос­новного закона Германии, Конституции Российской Федерации и др.), где высокий стиль передается также с помощью синтакси­ческих и графических средств (риторический период; заглавные буквы: «Отечество», «Родина»; расположение текста на странице).

Сам характер применения законодательного текста, которым мы пользуемся в случаях, когда человеку надо узнать, что ему делать можно, а что нельзя (то есть что предписывает закон в данном случае), определяет иерархию важности видов инфор­мации в коммуникативном задании данного типа текста. Комму­никативное задание можно, очевидно, сформулировать следующим образом: предписать определенные действия на основе детально­го их описания и вызвать чувство почтения к тексту.

Итак, при наличии в законодательном тексте трех видов ин­формации: когнитивной, оперативной и отчасти эмоциональной, безусловно доминирующей является оперативная информация. Соответственно текст относится к разряду примарно-опера-тивных, а по степени переводимости может быть причислен к I группе.

Религиозный текст

Введение отдельной рубрики «Религиозный текст» призвано преодолеть некоторую традиционную субъективность, которая существует при рассмотрении текстов такого рода в ряде иссле-

101

 

дований (позицию К. Райс в этой связи мы уже упоминали в дан­ной главе). Зачастую принято рассматривать Библию как особый тип текста, а ее перевод - как особую разновидность перевода. Вместе с тем в многовековой текстовой культуре существует ряд текстов, предназначение которых аналогично предназначению текста Библии, и, очевидно, именно с этим связана специфика перевода таких текстов. Поэтому под наименованием «религиоз­ные тексты» мы будем объединять все священные письменные тексты, такие, как Библия, Коран, Талмуд и др., почитаемые в существующих ныне религиях и не утратившие в связи с этим своей коммуникативной актуальности.

Все эти тексты возникли в незапамятные времена. Все они не раз переводились на другие языки, и новые переводческие версии возникают все вновь и вновь. Но все они действительно отмече­ны, как правило, печатью особого подхода к тексту.

Для выявления причин такого подхода воспользуемся нашей обычной схемой описания типов текста. Итак, начнем с комму­никативного задания. Его можно сформулировать как передачу с помощью такого текста особых религиозных ощущений и пред­ставлений, весьма субъективных, поскольку объективными они кажутся только представителям данной веры, а также передачу основанного на них поучения. Следовательно, такой текст несет в себе эмоциональную и оперативную информацию. Мы находим в религиозном тексте некоторые из знакомых нам по другим текстам языковых средств оформления этих видов информации: формы повелительного наклонения глагола, особые оперативные формулы («сказал Пророк...»), эпитеты, повторы, синтаксический параллелизм и др.

Когнитивной же информации в научном смысле слова в таких текстах, казалось бы, нет, поскольку приводимые в религиозных текстах сведения с научной точки зрения не вполне достоверны. Однако все примеры перевода религиозных текстов показывают, что переводчики неизменно предпочитают так называемый «вне-контекстуальный» перевод, или, проще говоря, перевод слово за слово, пословный перевод. И это связано, по-видимому, не только с древними традициями и с теорией иконической природы сло­весного знака (см.: Алексеева, 2004, глава «История перевода»), ведь переводчики и сейчас, в наши дни при переводе религиоз­ного текста выбирают путь пословного перевода. Дело, наверное, в особом статусе таких текстов, каждое слово которых восприни­мается верующим как абсолютная истина, как когнитивная ин­формация. Поэтому их и стараются передать так, как обычно передают термины, то есть с помощью однозначных эквивален-

тов. Именно поэтому религиозные тексты обладают высокой сте­пенью переводимости, и мы отнесем их к I группе.

Но, по сути дела, реципиент-верующий, на которого ориенти­рован религиозный текст, воспринимает информацию как абсо­лютную истину благодаря особым, возвышенным чувствам, которые пробуждает в нем этот текст, то есть через свои эмоции; поэтому мы можем считать, что текст несет прежде всего эмоцио­нальную информацию. Немаловажную роль играет и поуче­ние, извлекаемое из текста реципиентом, действенность кото­рого усиливается эмоциональной информацией. Следовательно, религиозный текст может быть отнесен к разряду примарно-эмоциональных текстов с отчетливыми оперативными компонен­тами.

Проповедь

Не так уж часто переводчику приходится переводить пропо­ведь - текст, представляющий собой обращение священника к пастве (мы будем опираться в данном случае на материал хри­стианских проповедей) и давно существующий как в устном, так и в письменном оформлении. Но текст этот настолько специфи­чен, что никакой опыт перевода прочих текстов не поможет пе­реводчику, если вдруг такая задача будет перед ним поставлена. Расширение миссионерства делает эту задачу в наши дни вполне актуальной.

Главной задачей такого текста является наставление, поуче­ние, которое строится на двух когнитивных пунктах, объединяю­щих источник (а это священник, выступающий от имени своей церкви) и реципиента (верующие). Это, во-первых, объективные сведения об окружающем мире и типичные бытовые ситуации. Сюда входят известные реципиенту и новые для него события в области политики, культуры и т. п., а также хорошо знакомые или новые случаи из повседневной жизни разных людей, которые священник использует как основу для своего поучения. Во-вто­рых, это текст Священного Писания, который верующим хорошо известен. Итак, коммуникативное задание складывается из эмо­ционально окрашенного сообщения или напоминания этих сведе­ний и сообщения на этой основе убедительного поучения.

Средства реализации коммуникативного задания применяются в достаточно строгих рамках проповеднического канона, который мы можем приравнять к речевому жанру. Во всех современных европейских языках, которыми пользуется христианство, одной

 

102

103

из основных стилистических примет этого канона является ис­пользование строгой письменной литературной нормы в разно­видности, близкой к высокому стилю. Этот возвышенный тон вполне соответствует возвышенному религиозному чувству, ко­торое испытывает верующий к ритуалу своей веры, а проповедь является одним из его компонентов (вспомните аналогичные причины, вызвавшие к жизни черты высокого стиля в законода­тельном тексте). Следует отметить, что в русской традиции оформ­ления проповеди особенно много архаичных черт, поэтому при переводе архаичную стилизацию подлинника приходится усили­вать. При этом переводчику необходимо ознакомиться с текстами других аналогичных проповедей и на языке оригинала, и на языке перевода.

Второй важной особенностью проповеди является обязатель­ное использование цитат или скрытых цитат из Священного Писания. Их переводят, извлекая готовые фрагменты текста из имеющегося на языке перевода канонического текста Библии. Стиль самой Библии, содержащий большое количество архаиз­мов, подчеркивает общий возвышенный тон проповеди. И стано­вится понятно, почему переводчику при переводе проповеди лучше избегать модернизмов, то есть сугубо современных слов, -из-за опасности возникновения комического контраста между очень современным и очень старинным словом.

Эмоциональное воздействие проповеди строится не только на использовании высокого стиля, но и на некоторых рито­рических синтаксических средствах, таких, как риторические вопросы, восклицания, риторический период. Но передача этих особенностей эквивалентными средствами обычно трудностей при переводе не вызывает. Доминантами перевода текста пропо­веди являются лексические и синтаксические средства верхней границы письменной литературной нормы, близкой к высокому стилю. Они передаются с помощью вариантных соответствий и трансформаций. Библейские имена и топонимы передаются не транскрипцией, а традиционным эквивалентным соответст­вием. Цитаты из Библии воспроизводятся по каноническому тексту.

Таким образом, в зависимости от разнообразия языковых средств, оформляющих информационный комплекс текста про­поведи, мера его переводимости может быть различной. Особен­но следует отметить случаи устного перевода проповедей, где потери могут быть достаточно велики.

 

104

 

Инструкция

Инструкция существует уже много веков и претерпела долгий путь развития, специализации, а также интерференции с другими речевыми жанрами. Так что есть в современном арсенале инст­рукций пограничные варианты, вбирающие некоторые черты других типов текста. Чтобы описать характерные признаки инст­рукций, не будем привлекать все подвиды, а воспользуемся удоб­ной упрощенной классификацией:

1. Потребительская инструкция к товарам (инструкция к те­
левизору, к велосипеду, к детскому питанию и мн. др.).

2. Аннотация к медикаментам.

3. Ведомственная инструкция (правила заполнения доку­
ментов и правила поведения клиентов: таможенная декларация,
пожарная инструкция и др.).

4. Должностная инструкция (правила поведения работника
в данной должности).

Макро- и микроструктуры инструкции как типа текста до­вольно подробно описаны Петером А. Шмиттом (Schmitt, 1999: 210-211), который отмечает также отдельные культурно-специ­фические конвенции в составе инструкций (например, разную меру подробности при описании механического переключения передач в американских и немецких инструкциях). Автор конста­тирует, однако, что эти расхождения есть то единственное, что может быть учтено при переводе и приведет к изменениям в нем. Все прочие компоненты состава текста инструкции при переводе сохраняются. Лингвокоммуникативную специфику инструкций автор не затрагивает. Мы же обратимся прежде всего именно к ней.

Основное предназначение инструкции: сообщить значимые объективные сведения и предписать связанные с ними необходимые действия, регламентировать действия человека. Значит, комму­никативное задание, которое несет текст инструкции, - сообще­ние сведений и предписание действий. В связи с этим заданием выработалась оптимальная система языковых средств, оформля­ющих текст инструкции, и, чтобы в них разобраться, привлечем обычные пункты нашей схемы анализа.

Начнем с реципиента. Для кого предназначен текст инструк­ции? Как и огромное количество порожденных человеком тек­стов, он предназначен для любого взрослого носителя языка, даже необязательно гражданина данной страны. Любой человек может стать потребителем товара, пациентом, клиентом какого-либо ведомства или работником в определенной области. Следователь­но, язык инструкции должен быть понятен любому, и специаль-

105

ной подготовки, особой (скажем, профессиональной) компетент­ности не требуется. И действительно, в инструкции не встреча­ется сугубо специальных терминов, известных только профессио­налам. Некоторое исключение составляет, пожалуй, аннотация к медикаментам, при чтении которой больному иногда не обой­тись без словаря, но ведь она и предназначена-то одновременно и для врача (профессионала!), и для пациента.

Двойственность реципиента аннотации к медикаментам (кол­лективный реципиент - любой пациент; групповой реципиент -врач) обнаруживается в двойной знаковой структуре текста: не­которые термины даны сразу в двух вариантах - общеязыковом и специальном, второй из них, как правило, помещен в скобках (нем. Herzklopfen/Palpitationen; рус. зуд/парестезия и т. п.), в тексте используются латинские включения, которые понятны только групповому реципиенту (врачу) и не должны быть понят­ны коллективному реципиенту (пациенту).

Текст инструкции никогда не имеет подписи автора, зато все­гда указана фирма-изготовитель товара, министерство или ве­домство. Эти инстанции и являются фактическим источником инструкции, но порождают они ее по строгим правилам речево­го жанра, регламентированным иногда даже специальными пра­вовыми документами. В стройной системе: законы - подзаконные акты - инструкции - последняя ступенька налаживает самый прямой и конкретный контакт с гражданами, и языковые сред­ства, доступные каждому гражданину, его надежно обеспечивают.

В информационном составе инструкции когнитивная инфор­мация занимает важное место. Это все сведения о том, как функ­ционирует прибор, из чего состоит продукт, для чего служит лекарство, чем занимается фирма и т. д. Здесь встречаются соот­ветствующие термины из различных областей знаний (техниче­ские, медицинские, экономические), а также специальная лексика из разных сфер деятельности (почтовая, таможенная, спортивная и др.). Однако ведущую роль в тексте инструкции играет все же предписывающая, оперативная информация: она не вызывает эмоций, ее просто нужно принять к сведению. Этому соответст­вуют языковые средства: в текстах инструкций много импера­тивных структур, отражающих разную степень императивности (от «Настоятельно советуем..!» до «Не прикасаться!»), при этом частотность определенных средств императивности зависит от традиций жанра инструкций в каждой стране (например, немец­кие инструкции выражают императивность в целом более интен­сивно, чем русские). Эмоциональность косвенно передается структурой императива; эмоционально окрашенная лексика в ин-

106

струкциях не встречается, синтаксическая эмфаза - тоже. По сути дела, инструкции дают человеку четкие распоряжения и предпи­сания, действуя не на его эмоции, а на его рассудок. Этот очень важный момент ставит переводчика в весьма ограниченные рам­ки при поиске средств перевода.

Вдобавок инструкции, как тексты, имеющие юридическую силу, пользуются некоторыми средствами юридического специаль­ного текста: в первую очередь - юридическими терминами, устой­чивыми оборотами речи, принятыми в юриспруденции, особыми синтаксическими структурами. Их особенно много в тех разделах инструкций, которые действуют как юридический документ (на­пример, в разделе «Гарантия» потребительской инструкции).

Средства увеличения плотности информации в инструкции представлены неравномерно. В разделах, связанных с использова­нием специальной терминологии (например, в техническом опи­сании прибора), могут использоваться терминологические со­кращения - прежде всего это обозначения единиц-мер (скорость, теплопроводность, напряжение и т. п.). В целом же в тексте ин­струкции встречаются лишь общеязыковые лексические сокра­щения («и т. д.», «и др.»); синтаксических средств компрессии не отмечается. Это, по-видимому, связано с тем, что основная задача инструкции - донести фактическую и предписывающую инфор­мацию до реципиента полно и недвусмысленно.

Как и в других текстах, где доминируют когнитивная или оперативная информация, в инструкции фоном, на котором вы­ступают термины и специальная тематическая лексика, является письменная литературная норма, причем применяется ее консер­вативный вариант с целым рядом устаревших оборотов речи. Вариант этот часто называют канцелярским стилем. Канцеляр­ский стиль традиционно используется в инструкциях, деловых и юридических документах, поэтому столкновение с ним сразу настраивает читателя на серьезный лад, на необходимость вос­принимать содержание как руководство к действию. Кроме того, сухой канцелярский стиль надежно блокирует эмоциональную информацию, делая предписание максимально эффективным. Так что здесь он играет свою важную положительную знаковую роль и должен быть воспроизведен в переводе.

При сугубой конкретности содержания инструкции свойствен­ны некоторые черты, свидетельствующие об обобщенности содер­жания. Так, в них отмечается повышенная номинативность (русский пример: из двух вариантов - «если есть» и «при наличии» - инст­рукция обязательно выберет второй). Впрочем, номинативность такого рода - также характерная черта канцелярского стиля.

107

А есть ли в инструкции эмоциональная информация? В по­следнее время в тексты инструкций все шире стали внедряться рекламные и просветительские компоненты содержания, расши­ряя тем самым коммуникативное задание инструкции. Типичным примером такой интеграции может служить практически любой текст аннотации к медикаментам. Здесь вы обязательно найдете описание выгодных сторон данного препарата с элементами гиперболизированной положительной оценки, которая всегда свойственна рекламе. В особом разделе аннотации или даже в виде приложенной к ней отдельной книжечки простым, а иногда и образным языком излагаются сведения о работе того органа, нормальная функция которого у пациента нарушена; при этом появляются лексика с эмоционально-оценочной окраской, кли­шированные образы, то есть характерные признаки публици­стики. В потребительских инструкциях стал появляться раздел, посвященный экологичности товара, и в этом разделе можно на­блюдать как признаки рекламы, так и признаки публицистики. Однако в основном тексте инструкции средства выражения эмо­циональной информации отсутствуют.

Мера переводимости текста инструкции довольно высока (I группа), и случаи расширения текста крайне редки.

По составу информации все тексты инструкций можно отне­сти к примарно-оперативным.

Рецепты ( кулинарные и др .)

Рецепты (кулинарные: в поваренных книгах и на упаковке пищевых продуктов и др.) довольно редко выступают в качестве объекта перевода, однако они представляют собой яркий образец примарно-оперативного текста, поэтому их краткая характери­стика представляется весьма полезной. Рецепты настолько близки к инструкциям, что по большинству параметров могут рассмат­риваться как одна из их разновидностей.

Коммуникативным заданием текстов рецептов является предписание определенных действий. Оперативная информация здесь абсолютно доминирует и представлена, как и в инструк­ции, прежде всего формами повелительного наклонения глагола и лексикой с семантикой необходимости или возможности. Эмоциональная информация в текстах рецептов отсутствует. Когнитивная информация представлена в основном существи­тельными конкретной семантики; специальные термины отсут­ствуют.

108

 

 

Рецепт, как и инструкция, в принципе ориентирован на лю­бого носителя языка, то есть на некомпетентного реципиента, и его конвенциональные признаки, прежде всего фон письменной литературной нормы, нацелены именно на такого читателя. Ис­точником рецепта может быть признан фактический автор текста как представитель специалистов в данной области (групповой реципиент).

Мера переводимости определяется наличием в рецепте экзо-тизмов и других компонентов непереводимости: в этих случаях возможно расширение текста (II группа).

 

---

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 826; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!