Этап II : текст и перевод ( динамическая парадигма )
Начало исследованиям в рамках динамической парадигмы было положено концепцией Юджина Найды, которую сам автор назвал концепцией динамической эквивалентности (Nida, 1964). Ю. Найда, как известно, впервые предложил при рассмотрении модели перевода учитывать реакцию реципиента на текст, а затем, формулируя совместно с Тэйбером (Nida/Taber, 1969) трехфазную модель перевода (анализ-трансфер-синтез) выдвинул в качестве необходимого условия учет специфики конкретного текста.
В этот начальный период часто случалось так, что ученые тех или иных школ манифестировали необходимость привлечения понятия «текст», однако концептуально их взгляды по-прежнему оставались в рамках статической парадигмы. Так, представитель уже упоминавшейся ранее Лейпцигской школы теории перевода Альбрехт Нойберт, рассматривая понятие эквивалентности, уже в 1973 году требует учета коммуникативной ситуации и типа текста в языке (но не в тексте!) перевода, отражая представления того времени: текст - один из уровней языка. Кстати, именно Нойберт формулирует в том же труде свое понимание типов текста, широко использующееся последующими переводоведами (К. Райе и др.): «Типы текста - исторически сложившиеся в языковом сообществе более или менее устоявшиеся образцы коммуникации» (Neubert, 1973: 133). После опубликования работы Нойберта текст как целое впервые объявляется релевантной единицей эквивалентности.
|
|
Окончательное становление динамической парадигмы в изучении перевода происходит под воздействием формирующейся на протяжении 70-80-х годов лингвистики текста, которая изменила вектор рассмотрения лингвистических феноменов, переходя от системного сопоставления языков к сопоставлению текстов, и тем самым запустила новый механизм в развитии теории перевода. Причем речь идет не только о методологическом влиянии, но и о непосредственном вкладе в разработку взглядов на перевод, вкладе, который мы находим в трудах В. Дресслера и Э. Косериу. Э. Косериу, в частности, обсуждая предложенное Вине и Дарбель-не понятие единицы перевода, заявляет, что именно текст - истинная единица перевода: «Переводятся только тексты; при этом тексты порождаются не только с помощью языковых средств, но в разной мере также с помощью внеязыковых средств. Это основополагающий принцип, от которого в переводе (равно как и в тео-
рии перевода) зависит все» (Coseriu, 1981: 31). В. Дресслер, от-лываясь о новой стадии, на которую поднялся спор о непереводимости с появлением лингвистики текста, метко описывает суть того явления, которое затем станет известно в теории перевода как компенсация: «То, что невозможно на уровне предложения, может быть компенсировано на уровне текста» (Dressier, 1974: 63). 11озднее, анализируя то новое, что принесла в теорию перевода лингвистика текста, австрийский исследователь Эрих Прунч справедливо отметит: «На уровне текстового единства разрешается противоречие между теоретической невозможностью пере-нода и успешной переводческой практикой» (Prunc, 2001: 139), и далее: «Асимметрии языков на уровне систем противостоит креативное решение целевых конфликтов в конкретных текстах, то есть на уровне текста» (там же). Впрочем, сам Э. Прунч, подчеркивая важность понятия «текст» для теории перевода, понимает его вполне традиционно как «набор слов, связанных по правилам грамматики» (Prunc, 2001: 18).
|
|
Свой вклад в разработку нового подхода внесли и российские ученые. А.Д. Швейцер и В.Н. Комиссаров, оперируя аппаратом коммуникативной лингвистики 70-х годов, приближаются к включению понятия «текст» в свои модели, хотя текст видится им последовательностью высказываний, поэтому в концепции функциональной эквивалентности А.Д. Швейцера коммуникативной функцией наделяется высказывание как минимальная единица коммуникации (Швейцер, 1973), а уровни эквивалентности В.Н. Комиссарова, хотя формально и опираются на коммуникативную ситуацию, но опорой для их разграничения все же служат функции языка (по Р. Якобсону) (Комиссаров, 1973).
|
|
Симптоматична позиция видного российского теоретика перевода Я.И. Рецкера, который уже в 1974 году декларирует позицию: переводятся тексты, а не язык, речь, а не язык (Рецкер, 2004: 10), но на деле во всех своих дальнейших рассуждениях оперирует преимущественно понятиями, связанными с языковой системой. Исключение делается, пожалуй, лишь для грамматических трансформаций, выбор которых автор ставит в зависимость от жанра текста (Рецкер, 2004: глава третья).
В дальнейшем российские ученые редко обращаются к текстовой специфике материала перевода. При обобщении процесса и результатов перевода преимущественное место вплоть до конца 90-х годов уделяется языковым закономерностям, в частности лексическим и грамматическим. Это оборачивается некоторой односторонностью взгляда на переводческие проблемы: на переднем плане всегда объективные закономерности, не зависящие от твор-
36
37
ческого выбора переводчика, а случаи, когда необходимо принять переводческое решение, отходят на задний план. В качестве материала традиционно избираются художественные и публицистические тексты, что сужает масштаб обобщений, поскольку в основном речь идет о феноменах, которые не характерны или не частотны для других типов текста. Именно узостью такого рода отличается великолепная работа B.C. Виноградова (Виноградов, 2001), целиком построенная на упомянутом выше материале.
|
|
Позиции российских авторов в исследованиях последних лет характеризуются двойственностью относительно места теории текста в системе переводческих обобщений. Часть авторов: Н.К. Гарбовский, В.В. Алимов, - вообще не применяют теорию текста, типологию текста и коммуникативную лингвистику в своих обобщениях и вслед за Ж. Вине-Ж. Дарбельне, Я.И. Рецкером, Л.С. Бархударовым, на которых опираются, рассматривают всю специфику перевода в рамках системы языка (Гарбовский, 2004; Алимов, 2004). Другие, как СВ. Тюленев (Тюленев, 2004), широко применяют теорию текста, а при обсуждении конкретных текстов совмещают текстовую типологию с теорией функциональных стилей (ук. соч., глава 11); либо подробно останавливаются на роли лингвистики текста в формировании теории перевода, но далее почти не пользуются теорией текста как базой для своих обобщений: так, В.В. Сдобников и О.В. Петрова в своей «Теории перевода» включают понятие текста в определение перевода (Сдобников, Петрова, 2006: 87), однако понятие типов текста не применяют вовсе, говоря лишь о жанрово-стилистическом разнообразии и не останавливаясь подробно на разграничении жанров текста.
Этапным можно считать применение теории текста для уточнения понятия эквивалентности. Уровень текста впервые включает в состав структуры эквивалентности в 1979 году В. Коллер (Roller, 2001: 216). Предлагая пять аспектов эквивалентности: денотативный; коннотативный; текстонормативный; прагматический; формально-эстетический, - он первым выделяет параметры эквивалентности, возможные только при рассмотрении текста во всей его цельности. В качестве третьего аспекта он указывает эквивалентность на уровне текстовых норм, то есть того, что позже стали называть конвенциями текста - негласными правилами, в рамках которых он организован. Тем самым Коллер отграничивает коммуникативную функцию текста, понимаемую как настройка на реципиента, от прочих его признаков.
Позже, в новом, переработанном издании своего труда, опубликованном в 1992 году (Roller, 1992: 272-291), В. Коллер предлагает классификацию жанров текста (Gattungen), ориентирован-
38
иую на перевод. Все тексты он разбивает на д в е группы, обладающие, на его взгляд, качественными различиями: фиктивные тексты (Fiktivtexte) и специальные, или деловые, тексты (Sachtexte), полагая, что эти две группы принципиально различаются теми ожиданиями, которые связывает читатель с их эквивалентностью. Под фиктивными текстами автор концепции понимает литературные тексты, а деловые тексты разбивает на три группы: 1) утилитарные; 2) популярные; 3) специальные. Различия между отдельными текстами определяются, по Коллеру, исходя из четырех критериев:
1. Критерий социальной санкции/практических последствий
(изменения, вносимые в литературный текст, не могут иметь
существенных для жизни социальных последствий, даже если
текст грешит сильными искажениями; в текстах деловой коммуни
кации ошибки грозят серьезными социальными последствиями).
2. Критерий фикциональности (литературные тексты вы
мышленны и не соотносимы с реальностью; деловые тексты пе
реводчик обязан ориентировать на реальность).
3. Критерий эстетичности (литературные тексты восприни
маются в эстетическом ракурсе, поэтому переводчик должен пе
редавать языковое экспериментаторство; деловой текст должен
быть узуально корректен).
4. Критерий внутрилингвистических, социокультурных и ин
тертекстуальных значений (значимы только в литературных
текстах и при переводе зачастую влекут за собой необходи
мость изменения денотата; в деловых текстах их передача невоз
можна, поскольку денотативная эквивалентность в них обяза
тельна).
Классификация, предложенная В. Коллером, представляется слишком обобщенной, не рассматривает и не привлекает всего разнообразия текстов. Базовый параметр разграничения - ожидания реципиента - явно недостаточен, чтобы представить специфику каждого конкретного текста и на основании этой специфики выстроить механизм, позволяющий создать в переводе текст, эквивалентный подлиннику как единица коммуникации.
Гораздо большей стройностью обладает типология текстов, предложенная Катариной Райе. Первая версия такой типологии, ориентированной на перевод, появляется в 1974 году (Reiss, 1974). К. Райе делит тексты в зависимости от коммуникативной функции, опираясь на функции языка, по К. Бюлеру: информативные, экспрессивные, оперативные, и подробно описывает одну группу -оперативные тексты. На протяжении 70-90-х годов К. Райс пытается усовершенствовать свою классификацию, стремясь охва-
39
тить все разнообразие существующих текстов, что не удавалось ей в первой версии классификации, и добавляет четвертую группу - аудиомедиальные тексты, но тем самым нарушает единый критерий собственной классификации. Поскольку при построении нашей собственной классификации типология, предложенная К. Райе, используется в качестве непосредственной точки отсчета, мы вернемся к более подробному ее рассмотрению в следующей главе.
Значительную роль в рассмотрении текстов в связи с их переводом сыграла теория речевых актов, которая в первоначальной версии Дж. Остина и Дж. Серля требовала от переводчика учета отдельных его составляющих, в частности распознавания в тексте индикаторов иллокуции (например, частиц и перфор-мативных глаголов, на что указывают, например, X. Хениг и П. Кусмауль (Hönig/Kussmaul, 1999:76-83). На наличие законченных текстов, выражающих речевые акты и специфику их передачи при переводе впервые указывает М. Снелл-Хорнби, сравнивая английские и немецкие тексты вывесок и определяя различия в их языковом оформлении, релевантные для переводчика (Snell-Hornby, 1984).
Подчеркивая необходимость создания единой, непротиворечивой классификации текстов, ориентированной на перевод, М. Снелл-Хорнби в работе 1988 года (Snell-Hornby, 1988) справедливо критикует традиционный научный метод классифицирующих построений, основывающийся на бинарных оппозициях, антитезах и дихотомиях. Действительно, в области речевой реализации языка, где речь идет о живых текстах, любое строгое дихотомическое разграничение представляется ущербным, неспособным охарактеризовать реальную картину структуры и функционирования текстов. Ведь даже строго конвенциональные тексты в своем реальном воплощении вариативны, а значит, нуждаются в выработке подвижного алгоритма переводческих действий и учета этой подвижности при создании транслатологической классификации. М. Снелл-Хорнби предлагает заменить «типологию» прототипологией, предполагающей подвижные границы, позволяющей отказаться от строгой категоризации и, таким образом, моделировать признаки текста как спектр феноменов, располагающихся вокруг ядра, фокуса. Идея прототипологии при построении транслатологической классификации способна, на наш взгляд, полноценно представить текст в рамках динамической парадигмы.
■ Ft |
■
Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 471; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!