Этнографические данные о генетической связи тотемизма с охотой и охотничьей маскировкой

⇐ ПредыдущаяСтр 38 из 260Следующая ⇒

В основе изложенной выше концепции возникновения тотемизма лежит положение о том, что вид животных, ставший тотемом человеческого коллектива, был первоначально главным объектом охотничьей деятельности членов этого коллектива. Это положение находится, на первый взгляд, в непримиримом противоречии с твердо установленным этнографической наукой фактом, что у многих племен существовал запрет убивать и поедать тотемное животное. На основании последнего многими учеными был сделан вывод, что табуация тотема является существеннейшей чертой тотемизма, изначально ему присущей. Отсутствие подобного рода табуации у целого ряда племен было истолковано ими как явление позднейшее, связанное с начавшимся разложением тотемизма. «В начальной фазе, — пишет, например, М. О. Косвен (1957, стр. 158), — тотемизм предписывает не убивать и не употреблять в пищу животное или растение — тотем. В дальнейшем это предписание изживается». Подобного же взгляда придерживаются Ш. Эншлен (1954, стр. 66), Д. Е. Хайтун (1958, стр. 91) и другие ученые.

Положение об изначальности табуации тотема и ее исчезновении по мере разложения тотемизма привлекает своей простотой. Однако правильным оно признано быть не может, ибо находится в противоречии с фактическим материалом, в частности с данными этнографии австралийцев.

У большинства племен Центральной Австралии тотем в большей или меньшей степени был табуирован. «В настоящее время, — пишут Б. Спенсер и Ф. Гиллен (1899а, р. 202), — отношения между человеком и тотемом являются ясными. Человек очень редко может есть тотем и даже, если ест немного, что позволительно ему, то он осторожен в этом случае; человек эму не ест лучшую часть — жир».

Совершенно иначе поступали тотемистические предки, жившие в эпоху альчера. В преданиях арунта, кайтиш и других племен Центральной Австралии тотемистические предки изображаются охотящимися почти исключительно на свой тотем и без каких‑либо ограничений поедающими его (Spencer and Gillen, 1899а, p. 208—209; 1904, p. 320—322). Более того, в мифах принадлежность к группе, имеющей своим тотемом определенное животное, рассматривается как необходимое условие успешности охоты на представителей данного животного вида. Чтобы охотиться на какое‑либо животное и поедать его, нужно принадлежать к группе, имеющей данное животное своим тотемом. Человек, желающий съесть животное (или растение), не являющееся его тотемом, должен предварительно изменить свой тотем. Его тотемом должно стать животное (или растение), которое он хочет употребить в пищу.

Так, например, в одном из преданий арунта рассказывается о мужчине тотема арунга, который, желая убить и съесть кенгуру, изменил себя в мужчину тотема кенгуру с тем, чтобы добиться успеха в выполнении этого намерения (Spencer and Gillen, 1899a, p. 198). В другом предании целая группа мужчин тотема дикой кошки, пожелав есть плоды сливового дерева, превратила себя в людей тотема сливового дерева (1899а, р. 208, 341; 1904, р. 320).

Все подобного рода мифы, подчеркивают В. Спенсер и Ф. Гиллен (1904, р. 320), интересны тем, что никак не могут быть причислены к преданиям, изобретенным с целью объяснения существующих обычаев, к этиологическим мифам. Напротив, они описывают обычаи, противоположные существующим сейчас, причем описывают их без какой‑либо попытки дать им объяснение. Поэтому их можно понять лишь как рассказы о предшествующем положении вещей, когда отношения к тотему были иными, чем сейчас, когда поедание тотема было совершенно нормальным явлением (Spencer and Gillen, 1899а, p. 209; 1904, p. 320‑321; 1927, I, p. 86).

Эти мифы подтверждают правильность положения о том, что в эпоху возникновения тотемизма существовала определенная специализация охотничьей деятельности человеческих коллективов и что эта специализация определила, какой именно вид животного стал тотемом человеческой группы. На основании их можно сделать вывод, что животное, ставшее тотемом человеческой группы, продолжало долгое время и после этого оставаться главным объектом охоты членов этой группы. В связи с этим можно обратить внимание еще на один факт: представители некоторых тотемистических групп австралийцев объясняли названия своих групп тем, что их предки когда‑то существовали, питаясь главным образом животными или растениями, являющимися теперь тотемами их группы (Spencer and Gillen, 1899а, p. 209).

Австралийские мифы — не единственное доказательство генетической связи тотемизма с охотой. О ней говорят различного рода обычаи и обряды, связанные с тотемизмом. Большое число подобного рода обычаев приведено в работах Б. Спенсера и Ф. Гиллена (1899а, 1904, 1927). Один из таких обычаев состоял, например, в обязанности человека помочь представителям других групп в охоте на своего тотема (1927, I, р. 87). Согласно другому обычаю, человек, убивший какое‑либо животное, не имел права съесть его, не получив на это разрешение членов группы, тотемом которой данное животное являлось. Он должен был принести убитое животное в лагерь группы, тотемом которой оно являлось, и положить у ног представителя этой группы. Лишь после того, как последний съедал кусочек мяса своего тотема, охотник получал право на добычу (1899а, р. 209—210; 1904, р. 159—160; 1927, I, р. 87). Эти обычаи Б. Спенсер и Ф. Гиллен рассматривают как свидетельства о том, что в прошлом члены тотемистической группы обладали почти исключительным правом охотиться на свое тотемное животное.

Но наиболее ярким свидетельством генетической связи тотемизма с охотой является центральная тотемистическая церемония австралийцев, за которой в этнографической литературе довольно прочно закрепилось название интичиумы. Церемония эта варьировала у разных племен, но сущность ее у всех у них оставалась неизменной. Везде цель этой церемонии состояла в умножении путем магических обрядов животного или растения, являвшегося тотемом данной группы, в обеспечении обилия тотемных животных или растений (Spencer and Gillen, 1899а, p. 169, 207).

Такую магическую «заботу» членов тотемистической группы об умножении своего тотема нельзя объяснить, не допустив, что тотем первоначально был основной пищей членов данной группы. О том, что когда‑то предки членов тотемистической группы питались почти исключительно своим тотемом и что интичиума в своей исходной форме была магическим обрядом умножения запасов пищи, говорят все особенности этой церемонии.

Во время интичиумы тотемистической группы личинки длиннорогого жука, например, главарь ударял каждого мужчину, участвовавшего в церемонии, по животу со словами: «Да будешь ты есть много пищи» (Spencer and Gillen, 1899а, p. 172—174). У многих тотемистических групп, если не у всех, интичиума происходила на том месте, где, согласно мифам, предки данной группы имели обыкновение есть свой тотем (р. 173, 194). Во время интичиумы всем членам группы или по крайней мере главарю группы вменялось в обязанность съедать небольшую порцию своего тотема. В противном случае церемония, считалось, не могла привести к достижению желаемого результата (Spencer and Gillen, 1899a, p. 166‑168; 1899b, p. 278; 1904, p. 291; 1927, I, p. 147; Frazer, 1914, I, p. 120; Элькин, 1952, стр. 143 и др.). У некоторых групп, тотемом которых было животное, интичиума была прямо связана с временным возобновлением охоты на тотемное животное. Так, например, после окончания этой церемонии у тотемной группы кенгуру молодые мужчины отправлялись на охоту за кенгуру, в обычное время являвшимся табу. После их возвращения с добычей главарь группы, отведав мяса, натирал всех жиром кенгуру, затем распределял мясо среди мужчин. Это повторялось и на следующий день (Spencer and Gillen, 1899а, p. 204—205).

Обряды, заключавшиеся в церемониальном поедании тотемного животного, известны далеко за пределами Австралии, в частности в Африке, Азии, Америке (Tout, 1905, р. 151—152; Smith Robertson, 1907, p. 226—227, 289—295, 405—406; Briffault, 1927, II, 466‑468).

Все эти данные, вместе взятые, заставили целый ряд ученых прийти к выводу о том, что табуация тотема в тех случаях, когда она имеет место, представляет собой явление вторичное, что тотемное животное первоначально было основным объектом охотничьей деятельности членов коллектива, считавшего его своим тотемом, основной пищей членов этого коллектива. Такого взгляда придерживались, кроме Б. Спенсера и Ф. Гиллена, М. М. Ковалевский (1910, II, стр. 270), Дж. Фрезер (Frazer, 1914, I, р. 111‑120), К. М. Тахтарев (1924, стр. 103‑104), Р. Бриффо (Briffault, 1927, II, р. 462‑471), Н. И. Токин (1928, стр. 28; 1929, стр. 37), Д. К. Зеленин (19376, стр. 7), Дж. Томсон (1958, стр. 32) и др.

Этнографический материал свидетельствует не только о связи тотемизма с охотничьей деятельностью вообще. Он подтверждает выдвинутое выше положение о генетической связи тотемизма с охотничьей маскировкой — ряжением под животное и имитированием его движений. Тем самым он свидетельствует о существовании охотничьей маскировки в эпоху возникновения тотемизма, т. е. в период первобытного человеческого стада. О генетической связи тотемизма с охотничьей маскировкой говорят тотемистические пляски, достаточно полную характеристику которых мы находим в уже упоминавшейся работе А. Д. Авдеева «Происхождение театра» (1959, стр. 70—75).

Тотемистические пляски заключались в том, что человек, надев костюм и маску, придававшие ему внешнее сходство с тотемистическим животным, имитировал действия животного, воспроизводил его походку и движения. Сущность тотемистической пляски состояла в уподоблении человека своему тотему. Надев шкуру и маску тотемного животного и воспроизводя его движения, человек верил, что он реально преображается в свой тотем, уподобляется ему. Члены каждой тотемистической группы воспроизводили внешность и движения своего тотема. Каждая тотемистическая группа имела свою пляску. Тотемистических плясок зафиксировано огромное множество. У народов Африки мы находим пляски, в которых изображаются леопард, антилопа, обезьяна, бык, корова, слон, дикая коза, дикая свинья, павлин, лягушка, пчела и т. п. Североамериканские индейцы квакиютль плясали медведя, ворона, выдру, волка, собаку, кита, касатку, орла. У тлинкитов встречались пляски ворона, волка, лисы, морской чайки, совы, моржа, бобра, медведя, нерпы. В Индонезии отмечены пляски свиньи, тигра, крокодила, в Меланезии — казуара, собаки, акулы, крокодила, летающей собаки и т. п. (Авдеев, 1959, стр. 72—73).

Связь тотемистических плясок с тотемизмом и тотемистическими группами носит настолько глубокий и интимный характер, что у целого ряда народов, в частности у бечуанов, понятие «иметь какое‑либо животное своим тотемом» или «принадлежать к группе, имеющей определенное животное тотемом», выражалось путем словосочетания, означающего «танцевать данное животное» (Willoughby, 1905, р. 297; Ливингстон, 1955, стр. 23). Не менее глубока связь тотемистических плясок с охотничьей маскировкой: с ряжением под животное и подражанием его движениям. Тотемистические пляски, таким образом, тесно связывают тотемизм с охотничьей маскировкой. Существование этих плясок лишний раз свидетельствует об имевшей место в эпоху возникновения тотемизма специализации охотничьей деятельности первобытных человеческих коллективов.

Существование тотемистических плясок отмечено и у австралийцев. Во время тотемистических церемоний, а также инициаций исполнители обрядов, придав себе путем раскрашивания тела и добавления целого ряда деталей (привешивания хвоста, например) сходство, зачастую, правда, весьма условное, с тотемным животным, необычайно искусно имитировали его движения (Spencer and Gillen, 1899а, p. 226—228, 296—317, 343— 344; Howitt, 1904, p. 544—545; Харузина, 1928, 2, стр. 14— 15; «Народы Австралии и Океании», 1956, стр. 220—221). У арунта и лоритья зафиксировано воспроизведение во время церемоний внешности и движений эму, кенгуру, ворона, орла, динго, ящерицы, рыб, имитирование звуков мухи, пчелы.

О теснейшей связи тотемизма с охотничьей маскировкой говорят и данные австралийской мифологии. Выше нами были приведены два предания, в одном из которых повествовалось о том, как человек тотема арунга, желая убить и съесть кенгуру, изменил себя в человека.тотема кенгуру, а в другом — о превращении отряда мужчин тотема дикой кошки в людей тотема сливового дерева. Понять природу этих превращений помогает австралийский миф, в котором рассказывается о совместном путешествии двух женщин, из которых одна принадлежала к тотему хакеа, а другая — к тотему бандикут. Единственной пищей в дороге мог быть только бандикут. Чтобы дать возможность женщине тотема хакеа питаться мясом бандикута, женщина тотема бандикут разрисовала ее сообразно священным изображениям своего тотема. После этого женщина тотема хакеа превратилась в женщину тотема бандикут и получила возможность питаться этим животным.

Если учесть, что австралийцы путем разрисовки своего тела придавали себе сходство с тотемистическими животными или растениями, то сущность описанных выше превращений станет ясной. Как указывал в свое время еще И. И. Токин (1928), превращение людей одного тотема в людей другого тотема представляет собой смену охотничьей маскировки [72]. Это объясняет, почему в австралийских преданиях необходимым условием успешности охоты на животное определенного вида считается принадлежность человека к группе, имеющей это животное своим тотемом.

Животные, являющиеся тотемом группы, были главным объектом охоты его членов. Члены группы обладали наибольшим опытом охоты на свой тотем. Они умели искусно маскироваться под свое тотемное животное, уподобляться ему. Поэтому члены каждой группы наиболее успешно охотились на свой тотем. В том случае, когда они охотились на другое животное, они должны были отказываться от маскировки под свой тотем, от уподобления своему тотему, должны были маскироваться под животное, являвшееся тотемом иной группы, уподобляться чужому тотему и временно становиться подобными членам другой группы. Только этот путь мог привести к успеху их охотничьей деятельности. Если бы они, охотясь на животное, не являющееся их тотемом, продолжали бы маскироваться под свой тотем, уподобляться ему, то неизбежно потерпели бы неудачу.

* * * * *

Возникновение тотемизма — первой формы осознания единства человеческого коллектива — было крупнейшим сдвигом в процессе формирования общественного сознания. Возникнув как отражение объективного единства первобытного человеческого стада, как отражение формирующегося общественного бытия, тотемизм оказал обратное воздействие на процесс формирования общественного бытия, процесс развития первобытного человеческого коллектива. Осознание единства первобытного человеческого стада в огромной степени способствовало дальнейшему росту сплоченности стада, способствовало появлению новых моральных табу, способствовало обузданию зоологического индивидуализма.

Тотемистические воззрения стали своеобразным центром, вокруг которого группировались все существующие и возникающие в первобытном стаде моральные нормы. С возникновением тотемизма была проведена резкая грань между членами данного первобытного коллектива и всеми остальными людьми. Как совершенно правильно указывал целый ряд ученых, в частности Р. Бриффо (Briffault, 1927, II, р. 490) и С. П. Толстов (1935, стр. 26), тотемизм, представляя форму осознания единства коллектива, является тем самым и формой осознания его отличия от всех остальных человеческих коллективов. С возникновением тотемизма была проведена граница между своими (членами данного коллектива) и чужими (всеми остальными людьми). Тем самым был очерчен круг лиц, на которых распространялось действие существовавших в коллективе моральных норм и правил. Нормы и правила, действовавшие в коллективе, распространялись исключительно лишь на членов данного коллектива — лиц, имевших один тотем, тотемистических родственников. С возникновением тотемизма стадная мораль оформилась и приобрела тотемистический характер. С этого момента она по своей форме стала моралью тотемистической.

Приведенные в настоящей главе данные дают определенные основания для вывода о том, что временем становления тотемизма был период первобытного человеческого стада с ограниченным промискуитетом. Первобытное стадо с ограниченным промискуитетом на определенном этапе развития осознало свое единство и стало коллективом, имеющим тотем, тотемистическим стадом. Этот вывод находится в полном соответствии с имеющимися археологическими данными о духовной культуре пралюдей. Так как правильное истолкование этих данных невозможно без ответа на вопрос, какой характер носили взгляды формирующихся людей на окружающий их мир, то следующую главу мы посвятим проблеме возникновения религии.

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 80; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 33 34 35 36 373839 40 41 42 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!