Раздвоение человеческого познания. Возникновение иллюзорного, магического образа мышления

Если в самом начале раздвоения практической деятельности люди, вероятно, не осознавали того объективного различия, которое суще­ствовало между действиями, реально необходимыми для достиже­ния желаемой цели, и опутывавшими их действиями символиче­скими, паразитическими, считая и те и другие в одинаковой мере способствующими достижению результата, то в ходе дальнейшего развития практической деятельности и определяемого им развития мышления это различие стало постепенно осознаваться.

Для успешного развития практической деятельности мало было осознания факта существования связи между действиями и резуль­татом, факта зависимости результата от действия. Потребности развития практики требовали углубления познания существующей между действиями и результатами связи, требовали выявления того, в чем состоит влияние данного действия на результат, как и почему данное действие влияет на результат.

В сфере свободной практической деятельности связь между дей­ствием и результатом была более или менее ясной, В этой сфере человек постепенно приобретал и совершенствовал свои знания о том, как и в какой мере различные его действия влияют на резуль­тат, в чем состоит зависимость результата от действия.

Иначе обстояло дело с символическим, паразитическим образом действий. При всем своем желании человек не мог получить ника­ких знаний о природе связи, существовавшей, по его глубокому убеждению, между символическими действиями и результатом ре­альных действий, о характере влияния, оказываемого, по его убеж­дению, символическими действиями на результат его практической деятельности. И вполне понятно, почему: потому что между симво­лическими действиями и результатом действий не было иной связи, кроме временной и пространственной, потому что символические действия на деле не способствовали достижению результата, не оказывали реального положительного влияния на исход человече­ской деятельности. Однако безуспешность попыток получить зна­ние о связи между символическими действиями и результатами реальных действий, понять природу влияния символических дей­ствий на эти результаты не могла поколебать порожденного и питаемого бессилием человека перед природой убеждения, что возникшие как иллюзорное восполнение бессилия реального обра­за действий символические действия оказывают влияние на ре­зультат реальных действий, что символические действия не менее необходимы для достижения желаемого результата, чем реальные действия.

В результате объективное различие, существовавшее между ре­альными действиями, действительно влиявшими на исход челове­ческой деятельности, и символическими действиями, не оказывав­шими на него влияния, было осознано человеком как различие между действиями, влиявшими на результат естественным обра­зом, ясным и понятным человеку образом, и действиями, влиявши­ми на результат таинственным, непонятным образом. Произошло раздвоение человеческого познания: наряду со знанием о реаль­ных связях, реальных влияниях возникла вера в существование качественно отличных от первых — таинственных, непонятных связей, таинственных, непонятных влияний.

Человеческое мышление является не только объективным про­цессом, но и творческой деятельностью человека, субъективной че­ловеческой деятельностью Именно то обстоятельство, что мышле­ние, как и практика, представляет собой, помимо всего прочего, субъективную деятельность, дает основание говорить о том или ином способе мышления, о том или ином образе мыслительной дея­тельности человека. В отношении практики и мышления, как уже неоднократно указывалось, первичным, определяющим является практика, вторичным, определяемым — мышление. В основе иде­альной мыслительной практики в конечном счете лежит практика материальная, в основе определенного образа мыслительной дея­тельности человека — определенный образ его практической мате­риальной деятельности.

Раздвоение ранее единой живой, реальной практической дея­тельности человека на деятельность реальную и деятельность сим­волическую, паразитическую неизбежно привело к раздвоению и мыслительной деятельности на деятельность, результатом которой является истина, деятельность логическую и деятельность, резуль­татом которой является иллюзорный взгляд на мир, деятельность алогическую, иррациональную.

Практическая иллюзия неизбежно породила иллюзию мысли­тельную. Паразитический, иллюзорный образ практической дея­тельности неизбежно вызвал к жизни и соответствующий ему иллюзорный взгляд на человеческую практику, иллюзорный, пара­зитический образ мысли, качественно отличный от логического способа мышления. Если логический образ мышления состоял в раскрытии реально существующих связей и влияний, прежде всего связей между реальными действиями и результатами, то ил­люзорный образ мысли состоял в приписывании таинственных, непонятных влияний, в первую очередь в их приписывании сим­волическим, паразитическим человеческим действиям.

Возникнув, иллюзорный, паразитический образ мысли образо­вал вместе с породившим его иллюзорным, паразитическим образом действий то, что получило в этнографической науке название маг и и. Магия есть единство иллюзорного, магического образа дейст­вий и иллюзорного, магического образа мысли. Первой формой ма­гии была нерасчлененная подражательная магия, магия подобия действия, из которой в дальнейшем выделилась собственно подра­жательная магия, парциальная магия и инициальная [73].

Будучи порожденным паразитическим, иллюзорным образом деятельности, магический образ мышления в свою очередь оказал большое обратное влияние на развитие магической практики и прежде всего способствовал дальнейшему обрастанию несвободной практической деятельности магическими действиями. В сфере за­висимой практики реально существующую связь между действия­ми и результатом было выявить очень трудно,ибо она опосредство­вана игрой случайностей. С появлением магического образа мысли человек в тех случаях, когда он оказывался не в состоянии вы­явить реально существующую между его действиями и результата­ми связь, приписывал этим действиям магическое влияние на ре­зультат. Это вело в конечном счете к превращению данных, первоначально, возможно, имевших реальное влияние на результат действий, в магические, паразитические.

Как в сфере свободной, так и особенно в сфере несвободной прак­тической деятельности человек нередко терпел неудачу в попытках добиться желаемого результата. В сфере свободной практики чело­век мог выявить и выявлял, какое его действие, как и почему поме­шало достигнуть желаемого результата, и старался воздерживать­ся от таких действий в дальнейшем. В сфере несвободной практики выявление действий, помешавших достижению желаемого резуль­тата, было крайне затруднено, тем более что причиной нежела­тельного исхода деятельности чаще всего являлось неблагоприят­ное стечение случайных обстоятельств. Оказываясь не в состоянии выявить реальные связи между своими действиями и нежелатель­ным результатом, человек приписывал некоторым, бросившимся ему по тем или иным причинам в глаза действиям, чаще всего дей­ствиям, резко отличавшимся от тех, которые имели место в случае, когда желаемый результат был достигнут, отрицательное магиче­ское влияние на желаемый, но не достигнутый результат. Стре­мясь обеспечить успех своей деятельности, человек в дальнейшем стремился воздерживаться от этих действий, приписывая отказу от них магическое положительное влияние на исход деятельности.

Так наряду с магией действия, позитивной или положительной магией возникла магия отказа от действий — отрицательная или негативная магия. Возникновению и оформлению негативной магии способствовало существование моральных запретов — этических табу. Как уже указывалось в главе IX, этические табу предстают перед человеком как запреты, о которых он знает по существу лишь одно, а именно, что их нужно соблюдать, ибо нарушение этих запретов каким‑то неведомым для него образом навлечет на него и на весь коллектив какую‑то грозную, но совершенно непонятную опасность, С возникновением магического образа мышления опас­ность, происходящая от нарушения табу, была осмыслена как от­рицательное магическое влияние. Этические табу, продолжая оста­ваться по своему содержанию социальными, по форме стали маги­ческими. Эти магически осмысленные этические табу можно было бы назвать магико‑этическими. С другой стороны, на возникшие чисто магические запреты стали переноситься некоторые черты этических табу. Так постепенно оформились две категории табу: магико‑этические и чисто магические, сходные по форме, но отличные по содержанию. В дальнейшем развитии многие магико‑этиче­ские табу, потеряв значение как нормы поведения в обществе, пре­вратились в чисто магические. Так, например, в родовом обществе половые производственные табу являются этическими лишь по своему происхождению, по существу же они давно уже стали чисто магическими.

Возникнув на основе магического образа действий и будучи пер­воначально вплетенным в него, магический образ мысли в дальней­шем постепенно приобрел относительную самостоятельность. Что­бы понять его эволюцию, необходимо предварительно хотя бы крат­ко коснуться вопроса о развитии логического образа мышления.

Логический образ мышления не возник сразу в готовом виде. Он мог сформироваться лишь в процессе длительного исторического развития практической человеческой деятельности. «...Практиче­ская деятельность человека,— писал В. И. Ленин (ПСС, т. 29, стр. 172),— миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом». «...Практика человека,— указывал он в другом месте «Философских тетрадей» (стр. 198),— миллиар­ды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики. Фигуры эти имеют прочность предрассудка, аксиоматиче­ский характер именно (и только) в силу этого миллиардного повто­рения».

Формирование логического способа мышления началось с того момента, когда производственная деятельность стала освобождать­ся от своей рефлекторной формы. Протекал этот процесс вначале на основе развития производственной, а в дальнейшем всей прак­тической деятельности. С раздвоением практической деятельности на реальную и иллюзорную формирование логического образа мышления продолжалось на основе первой.

Первоначально главным объектом мышления была практиче­ская деятельность. Предметы внешнего мира были объектами мыш­ления лишь постольку, поскольку они являлись моментами этой деятельности. В дальнейшем развитии происходит отдифференци­рование в человеческом сознании предметов внешнего мира от че­ловеческой деятельности. Предметы внешнего мира, мыслившиеся раньше лишь как моменты практической деятельности, становятся самостоятельными объектами мышления. В последующем объекта­ми мышления становятся постепенно все предметы внешнего мира, не исключая и тех, которые прямо не связаны с практической дея­тельностью человека, весь объективный мир.

Отделение в мышлении предметов, являвшихся моментами практической деятельности, от самой практической деятельности было вызвано потребностями развития этой деятельности. Процесс практической деятельности, не исключая и свободной, не мог не зависеть от качества применяемых и используемых средств и пред­метов труда, от обстановки, в которой он протекал, короче говоря, от условий. Чтобы деятельность человека была подобна той, кото­рая имела место в прошлом, когда был достигнут желаемый ре­зультат, необходимы были средства и предметы труда, подобные бывшим в том случае, нужны были в большей или меньшей степе­ни сходные условия деятельности.

Первоначально подобие условий деятельности рассматривалось как момент подобия деятельности. В дальнейшем требование подо­бия условий деятельности выступило как во многом самостоятель­ное, хотя и подчиненное тробованию подобия деятельности. В ре­зультате закон подобия деятельности — результата превратился в закон подобия условий — деятельности — результата.

Процесс свободной практической деятельности, в ходе которого вырабатывалось убеждение, что для достижения желаемой цели не­обходимы условия, подобные тем, которые имели место в том слу­чае, когда был достигнут результат, подобный желаемому, убежда­ли в то же время, что для успеха действий нет необходимости в аб­солютном подобии условий, что среди условий имеются такие, без которых желаемый результат не может быть достигнут, и такие, которые особой роли не играют.

Все эти обобщения, вырабатывавшиеся в процессе свободной практической деятельности, распространялись на всю вообще практическую деятельность, и так как они и в сфере несвободной практики в определенной степени способствовали достижению же­лаемых результатов, то естественно, что они закреплялись и в по­следней.

В сфере несвободной практики зависимость результатов чело­веческой деятельности от условий, в которых она протекала, была неизмеримо более велика, чем в сфере свободной. Весь ход несвободной практической деятельности все больше убеждал человека в том, что достижение желаемого результата зависит не столько от его собственных усилий, сколько от не зависящих от него обстоятельств.

Вполне понятно, что это порождало у человека стремление во что бы то ни стало выявить, какие именно объективные условия ока­зывают влияние на результаты деятельности, с тем, чтобы принять меры для обеспечения условий, положительно влияющих на исход деятельности, и устранения условий, оказывающих отрицательное влияние, или хотя бы предвидеть исход деятельности.

Однако в силу особенностей несвободной практической деятель­ности выявление связей между условиями и результатом действий, отделение условий, без которых желаемый результат не мог быть достигнут, от условий, не играющих существенной роли, было де­лом очень трудным. Сама несвободная практика не давала объек­тивного критерия, который бы позволил отделить существенные ус­ловия от несущественных, тем более что в сфере этой практики грань между этими условиями носила во многом относительный характер. Все это порождало тенденцию рассматривать всю сово­купность условий, имевших место в случае, когда был достигнут желаемый результат, как необходимую для успеха деятельности.

Бессилие практической деятельности, ее зависимость от слу­чайного стечения обстоятельств обусловливали бессилие логиче­ского образа мышления проникнуть в реальные связи, существовавшие между условиями, в которых протекала несвободная деятель­ность, и ее результатами. И на «помощь» приходил магический образ мышления, представлявший собой иллюзорное восполнение бессилия логического образа мысли, подобно тому как магический образ деятельности представлял собой иллюзорное восполнение бессилия реального образа действия. Всей обстановке в целом стало приписываться магическое влияние на исход человеческой деятель­ности. Вполне понятно, что магическое влияние на исход челове­ческой деятельности стало приписываться и всякому необычному изменению обстановки, всякому необычному событию, причем влияние, противоположное тому, которое приписывалось обстанов­ке в целом.

Так как жизненный опыт первобытного человека, задавленного непосильной борьбой с природой, учил его не столько надеяться на благоприятный исход событий, сколько опасаться различного рода неблагоприятных случайностей, то он чаще всего приписывал та­кого рода событиям не положительное, а отрицательное магическое влияние на исход его деятельности, вообще на течение всей его жизни. Приписывание всем необычным событиям отрицательного магического влияния на жизнь человека, страх перед ними зафик­сирован этнографами у всех племен и народов, стоящих на стадии доклассового обществу (Краулей, 1905, стр. 23 сл.; Леви‑Брюль, 1930, стр. 188—191; 1937, стр. 30—60, 240—242).

С началом приписывания магического положительного или от­рицательного влияния объективным событиям возникло то, что обычно называется верой в счастливые и несчастливые приметы. Важно отметить, что на первых ступенях развития, да в значитель­ной степени и на последующих, приметы рассматривались не столь­ко как явления, возвещающие о наступлении тех или иных счаст­ливых или несчастливых событий в жизни людей, сколько как вы­зывающие своим влиянием последние.

Возникновение веры в приметы оказало обратное влияние на магическую практику, в частности привело к возникновению ново­го вида магии — гадательной (мантики).

В вере в приметы, т. е. в вере в положительное или отрицатель­ное влияние на жизнь людей тех или иных чисто случайных собы­тий в иллюзорной форме нашел свое необычайно яркое выражение факт зависимости исхода несвободной практической деятельности и тем самым всей жизни человека от случайного стечения благо­приятных или неблагоприятных обстоятельств, зависимости чело­века от власти случайностей.

Приписывание магического влияния на исход деятельности всей обстановке в целом не могло не породить стремление к абсолютному воспроизведению всей обстановки, в которой в прошлом был до­стигнут желаемый результат. Но такое абсолютное воспроизведение прошлых условий было совершенно невозможным. Выход был най­ден в абсолютном воспроизведении некоторых из прошлых условий, которым стало приписываться положительное магическое влияние на деятельность и ее результат. Другим условиям, чаще всего тем, которые имели место в прошлом, когда человека постигла неудача, стало приписываться отрицательное магическое влияние. Втягиваясь в магическую деятельность, все подобного рода условия, даже в том случае, если они первоначально имели реальное влияние на исход человеческой деятельности, неизбежно теряли его и станови­лись чисто магическими.

Магическая деятельность всегда была связана с теми или ины­ми материальными объектами, но первоначально ни этим объек­там, ни другим явлениям внешнего мира никакого магического вли­яния не приписывалось. Магическое влияние приписывалось лишь человеческим действиям. В дальнейшем, по мере того, как в ходе самой несвободной деятельности человек все в большей и большей степени убеждался в том, что ее результаты зависят не столько от его собственных усилий, сколько от во многом от него совершенно не зависящих обстоятельств, положительное или отрицательное магическое влияние начало во все большей степени приписывать­ся не столько человеческим действиям, сколько объективным явле­ниям, в том числе и таким, которые не были связаны с человече­ской деятельностью. Объективными явлениями, которым начали приписываться магические влияния на исход человеческой дея­тельности, были не только события, т. е. изменения тех или иных материальных объектов, исчезновение или появление их и т. п., но и сами эти предметы, а также различного рода вещи, втянутые в магическую деятельность, в частности ее условия и средства. Наряду с верой в приметы возникла вера в существование у тех или иных предметов внешнего мира свойства магического влияния на исход человеческой практической деятельности и вообще на судьбу человека — примитивный, архаичный фетишизм.

Возникновение фетишизма привело к тому, что рядом с маги­ческими действиями, которым приписывалось свойство прямого влияния на исход практической деятельности в желаемом направлении, появились магические действия, имеющие своей целью ис­пользование для обеспечения желаемого результата магических свойств материальных предметов, рядом с непосредственной магией возникла магия опосредствованная.

С возникновением веры в приметы и фетишизма магический способ мышления превратился из иллюзорного образа мысли о человеческой деятельности в иллюзорный взгляд на объективный мир.

---

Дата добавления: 2019-03-09; просмотров: 72; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!