Французско-русский десант на Афоне во время Первой мировой войны
Многие обвиняли русскую дипломатию, что она многие годы «не замечала» притеснения русских на Афоне, когда это было выгодно для неё[cvii]. Но началась война, и случилось непредвиденное: несколько монастырей, среди которых особое место занимали Зограф и Ватопед, помогали врагам православной России. Слово известному канонисту С. Троицкому: «Столь же дружно действовали греки и болгары[cviii] в переполнившем чашу терпения союзников гнусном деле снабжения припасами германских подводных лодок. Особенно видное участие здесь приняли болгарский монастырь Зограф и греческий Ватопед. Оба монастыря имеют свои удобные пристани («арсаны»), и оба в течение веков пользовались русскими милостями»[cix]. Кроме того, в Ватопедском монастыре была обнаружена система сигнализации, служащая маяком для немецких подводных лодок, проложенная инженером–немцем за несколько лет до этого. Там же находилась электростанция и база для снабжения подводных лодок. Всего на Афоне было изъято 500 ружей, 130 тыс. боевых патронов, револьверы, динамит, пулемётные ленты. Глава Протата, известный своей ненавистью к русским, заявлял, что «он и все греки до последней капли крови будут защищать Афон от пришельцев ‑ русских ‑ и что предпочитают турок, даже немцев – русским». Он из уважения к своей духовной персоне просил не производить обыск в здании протата, но его не послушали, и было изъято 125 винтовок и 45 тыс. патронов. Германофильские настроения были весьма распространены в то время среди греческих монахов и даже болгарских монахов[cx].
|
|
|
Вопрос о посылке на Афон союзных войск обсуждался два года. Русский чиновник Серафимов[cxi] писал в январе 1915 года: «оккупация союзниками Афона даст нам возможность, если не разрешить окончательно афонский вопрос, то, во всяком случае, вывести его из того положения, в котором он оказался вследствие решения Лондонской конференции послов» [cxii]. С русской точки зрения, конечно, лучше было бы прислать туда русский контингент. Но тогда этот десант рассматривался бы как ответный ход на оккупацию Грецией в 1912 году и стал бы причиной новых неурядиц на Афоне. Пришлось найти нейтрального по отношению к Афону союзника. Эти два года ушли на уговоры французской стороны. Сначала хотели послать англо-французский отряд. Французы хотели занять полуостров Кассандру, а 150 англичан должны были высадиться на Афон и Лемнос. Так же их должны были поддерживать матросы с «Аскольда» (25 человек при двух офицерах)[cxiii]. Высадить русских монахов предполагалось по предложению английского адмирала Робинсона. Французский представитель считал, что можно оставить греческие власти на Афоне, за исключением воинских частей, а для улаживания возможных конфликтов командировать на Афон представителя МИДа.[cxiv] Но Каль разумно отвечал, что посылка чиновника привела бы к тому, что греческое правительство приписало бы России инициативу занятия Афона. Он подчеркнул необходимость удаления всех гражданских властей с Афона[cxv]. Товарищ министра писал генеральному консулу в Салониках, 12 января 1916 года, что возражает против посылки нештатного чиновника Генерального Консульства, который был по национальности грек, и предложил послать неофициально Кохманского Н.В, который пользовался любовью и уважением русских афонских монахов.[cxvi] Всю сложность занятия Афона войсками обрисовал Министр иностранных дел Сазонов послам в Лондоне и Париже 12 января 1916 года: Россия не возражала против отправки отряда на Афон, так как это было продиктовано военными целями. Но считала необходимым избежать при этом каких бы то ни было нарушений и притеснений святогорского status quo. Министр писал, что ему представляется недопустимым объявление церковной автономии «Афонской религиозной общины», пребывающей в течении шести веков под духовным главенством Вселенского патриарха, равно как и установление над Святой Горой Протектората союзников. «Ему казалось достаточным применение к Афону общего режима занятых союзниками областей с сохранением существующих до греческого режима местных порядков и обычаев»[cxvii].
|
|
|
|
|
|
В действительности посылка десанта на Афон никак не выпадала из контекста взаимодействия Греции с Антантой во время Мировой войны. Так что русское Правительство в сущности воспользовалось ситуацией для поддержки русских монахов на Афоне. Оккупация Афона англичанами или французами была в то время неизбежна из-за политической ситуации в Греции. Гордая Греция в действительности подобострастно засматривалась после обретения независимости на Англию и Францию, и испытывала тайную ненависть ко всему славянскому. В первую очередь это относилась к болгарам[cxviii],[cxix] все время предъявлявшим претензии к Греции, но во вторых конечно к России, сила и мощь которой пугали греков, а православная вера вызывала опасение возможного поглощения Российской империи. Между тем греки, потерявшие всякое чувство реальности, видели себя во главе Византийской империи, руссов все теми же варварами, оборонявшими ее границы. Отсюда происходила и подспудная политическая борьба вокруг проливов, которые едва не стали русскими во время Мировой войны благодаря усилиям министра иностранных дел Покровского. Одурманенные своими малыми успехами греки видели себя уже в Константинополе. Некогда великий народ, давший миру античных философов и великих святых, затем не без воли Божией был порабощен Османской империей, причем культура и образованность были почти полностью утрачены, часть районов были охвачены ренегатством по отношению к вере, что и вызвало миссию равноапостольного Космы Этолийского, а в конце XIX века стал терять разум от национальной гордости.
|
|
|
Мегали идеа стала манией, бредом, который привел Грецию к страшному поражению и национальному уничижению в 1922 году.
Впервые Мегали идеа была изложена в речи премьер-министра И. Коллетиса еще в 1844 году, в которой он сказал, что национальное собрание призвано решать судьбы не только Греческого королевства, но и всей греческой нации, рассеянной по миру. До XX века Мегали идеа играла положительную роль в борьбе с турецким гнетом. Но уже в конце XIX столетия зазвучали темы о превосходстве «расы эллинов» над другими балканскими народами, о необходимости гегемонии на Балканах»[cxx].
В 1910 году выразителем Великой идеи становится Э. Венизелос, выдвинувшийся благодаря освободительному движению на острове Крит. Он стал лидером панэллинизма, мечтавшего о расширении националистического государства Греция до размеров Византийской империи. Идея православного государства у греков стала приобретать дешевый вид Рейха. В сферу территориальных притязаний попали Константинополь, западное побережье Малой Азии, Южная Албания, Фракия. В декабре 1914 года Венизелос потребовал в связи с переговорами Антанты с Италией по поводу раздела Азии район Смирны (Измира). Либеральный и демократический политический деятель Венизелос был крайним представителем панэллинизма и целиком был ориентирован на Англию и Францию, которые в перспективе рассматривал лишь средством для создания греческого Рейха не территории Византийской империи.
Интересно проследить возникновение германофильских настроений среди греков, которые сделали необходимостью высадку русско-французского десанта на Афоне. В 192\13 году был убит король Георг I, бывший англофилом. Он был братом императрицы Марии Федоровны, а женат на великой княгине Ольге Константиновне. Что указывало на тесную связь и с Россией. Энциклопедия сообщает, что «Король Георг I был застрелен 5 (18) марта 1913 года в разгар военных действий против Турции психопатом-анархистом Александросом Схинасом в Салониках». Слабо верится, что действия психопата, смогли так умело повернуть колесо истории Греции.
Есть и другая трактовка этих событий: «В ноябре 1912 года, после взятия греческими войсками Салоник, король Константин I прибыл туда. Именно при нем в городе произошел масштабный еврейский погром. Причиной его был тот факт, что евреи активно поддерживали турок в войне. Убийство в марте 1913 года отца королевича, короля Георга I, в Салониках многими и в Греции, и в России было воспринято, как месть евреев и масонов, а так же, как грозный знак грядущих потрясений Мировой войны»[cxxi]. Так или иначе Россия не могла не поддерживать нового короля, бывшего родственником русской Императрицы, и более того сыном русской княгини. Поддержка эта существовала, как ни парадоксально, даже когда германофильские взгляды Константина стали слишком уж очевидны. Вступив на престол, король Константин I в августе 1913 года получил от Германского императора, своего Августейшего шурина Вильгельма II (Константин был женат на двоюродной сестре Вильгельма Софии) Гогенцоллерна чин генерал-фельдмаршала. Король Константин по этому случаю произнес в Берлине речь, в которой заявил, что Греция своими успехами обязана исключительно Германии. "Я не колеблюсь вновь повторить, что нашими победами мы обязаны мощи наших греческих войск и тем принципам ведения войны, которые я и мои офицеры приобрели здесь, в Берлине". Греческое правительство под нажимом Франции было вынуждено дезавуировать короля. Появление короля германофила привело к фактическом к расколу среди греков в 1916 году. Вокруг короля возникла целая прослойка старших офицеров, политических деятелей германофилов. Они превозносили германский милитаризм, ставший якобы гарантом эллинизма. Германия будто бы способствовало передаче Греции Кавалы. (Передача эта обернулась для русских монахов, трудившихся на подворье изгнанием). Константин демонстративно отказался от претензий на Константинополь, считая его сферой влияния Германии. У крестьян своими мирными декларациями новый король обрел огромную поддержку. Афонские греческие монахи, так же как впрочем, и монахи других национальностей в основном происходили из крестьянства, и с особым почитанием относились, как опять же и другие монахи к монархии, считая ее единственно правильной для православного человека властью. Поэтому можно себе представить каковы были германофильские настроения среди греческого афонского монашества.
Но абсурдное сосуществование венизелистов и роялистов, совершенно невозможное во время войны, так как одни поддерживали Антанту, другие их противников хорошо объяснил русский консул Каль: «Разделение страны на два якобы враждующих между собою лагеря, из коих один ‑ якобы германофильский, а другой ‑ явно франкофильский, является, очевидно, наилучшим выходом для маленького государства, принужденного лавировать между двумя европейскими группировками, исход борьбы коих для него еще не ясен». И далее: «несмотря на личную антипатию короля и Венизелоса, порой полную противоположность их политических воззрений, я склонен думать, что антагонизм… далеко не так глубок, как кажется, и каким хотят изобразить его газеты противоположных лагерей. Не допуская мысли о существовании между ними определенного соглашения, я не сомневаюсь, … что между отдельными членами правительств идет обмен мнений и ведутся даже переговоры»[cxxii]. Это лавирование привело к фактическому предательству Сербии, у которой был с Греции договор. Это предательство единоверцев дало возможность Греции выступить в последний момент на стороне победителей, чтобы воспользоваться успехом последних. Но циничный успех политиков вскружил Греции голову и привел к малоазийской катастрофе. Националистические мечты давно уже стали для греческих монахов гораздо выше православной веры. Последняя стала чем-то вроде традиционной одежды, в которую должен быть одет грек. Отсюда совершенно немыслимые для православного человека вещи, которые творились тогда на Афоне. Любые несогласия с греками после оккупации Афона в 1912 году стали опасны. Во время войны эта опасность еще более усилилась. Любой повод мог бы послужить причинной силового решения вопроса.
В то сложное время возникла большая проблема с Крестовоздвиженской келлией. Братия никак не хотела признать старца Лота, выбранного вместо умершего о. Пантелеймона. Смута была столь велика, что генеральный консул просил до приезда в феврале 1916 года Н.В. Кохманского направить в келлию архимандрита Пантелеймонова монастыря Мисаила с целью урегулирования конфликта[cxxiii]. Ему было предложено убедить братию скита признать о. Лота настоятелем хотя бы на период до окончания войны, передать заведование казной наместнику Филарету, удалить из кельи главного зачинщика беспорядков о. Досифея, любимого ученика о. Пантелеймона, бывшего во всех предприятиях доверенным лицом. Он был еще достаточно молод (38 лет) и достаточно опытен (20 лет совместной деятельности со старцем), восприял все его взгляды и принципы деятельности. О. Лот хоть был и старше (45 лет), но гораздо меньше прожил в келлии. Предполагалось в случае неподчинения арестовать двух-трех зачинщиков смуты. Но его миссия успеха не имела. На вопрос, почему они не хотят иметь Лота настоятелем, отвечали: «О. Лот кушает часто с греками (каракальцами – гостями)», если кто просит рясу, подрясник сегодня, то о. Лот выдаст завтра, что он неласков, не разговорчив, не любит братию…»[cxxiv]. О. Лот, став настоятелем келлии, начал проявлять властолюбие, ожидая такого же безропотного повиновения, какое было по отношению к о. Пантелеймону. Встретив возмущение, о. Лот вступил в тайные переговоры с греками, чем вызвал крайнее возмущение. После насильственного удаления его из келлии, он дал подписку Братству Русских обителей не вступать в тайные общения с Каракалом, но тут же начал тайные переговоры с монастырем с целью получения новой омологии, что хотя и было правильным действием, но вызвало новое возмущение братии. Братия стремилась отрешить о. Лота от настоятельства и учредить совет старшей братии с целью ограничения власти настоятеля. Это новшество в келлиотском уставе встревожило не только настоятелей русских келий, но даже Пантелеймонов монастырь. На Афон был послан Кохманский. Было предложение даже ему дать в помощь для ареста зачинщиков часть команды «Аскольда», бывшей в то время на Афоне. Но он отлично справился с задачей и привел к братию к примирению. Не потребовалось даже удаления о. Досифея. Он собрал всю братию и сумел убедить ее в необходимости возвращения о. Лота, проживавшего в келлии св. Артемия. После собрания о. Лот пришел в храм и после молебна обратился к братии со словами раскаяния, после этого все иноки попросили друг у друга прощения и отслужили на могиле о. Пантелеймона панихиду. Было зачитано также завещание о. Пантелеймона и составлен акт, который подписали все монахи. Не желавшим оставаться в келлии монахам было разрешено покинуть её с выдачей на выход 50 рублей[cxxv]. Между тем ситуация на Афоне все ухудшилась. Каль докладывал о том, что болгарский монастырь Зограф «кишит болгарскими и немецкими шпионами»[cxxvi]. Главнокомандующий из-за многочисленных вооруженных греческих банд, составленный из дезертиров и уклонившихся от военной повинности, под предводительством греческих офицеров, преданных королю, запретил снабжать провиантом весь Халкидонский п-ов, включая и Афон. А в греческих монастырях идет борьба среди монахов, приверженцев Короля и Венизелоса. И 26 декабря на заседании продовольственной комиссии, указав на особое положение Святой Горы, Каль просил «комиссию сделать исключение для русских монахов, составляющих около половины всего населения Афона и являющихся русскими подданными, ни имеющими никакого отношения к партийной греческой борьбе и страдающих отсутствием жизненных припасов. Ввиду чисто военного характера вышеуказанного распоряжения, комиссия не сочла возможным удовлетворить моего ходатайства»[cxxvii].
Наконец, в декабре 1916 года было получено согласие и 3(16) января на Афоне высадился франко-русский отряд в составе ста русских солдат и трех офицеров, а также пятидесяти французских пехотинцев и пулеметной команды под командованием капитана Жизеля, профессора международного права внешней юридической школы в Париже. Русской частью отряда командовал поручик Дитш. Команда должна была ночью оцепить Зографский монастырь, провести в нем обыск и удалить из него всех неблагонадежных монахов и подозрительных лиц. 7/20 января 1917 года Зограф был занят. Надо отметить, что в монастыре отряду был оказан радушный приём. Была отслужена литургия, и после нее было возглашено многолетие Государю Императору, Царской семье и болгарскому Престолонаследнику Борису. Болгарские монахи спрашивали поручика Дитша, могут ли они рассчитывать на получение дохода от принадлежащих монастырю бессарабских имений[cxxviii]. После этого команда должна была оцепить греческие монастыри Ивер и Ватопед, вблизи которых были замечены немецкие подводные лодки. По просьбе генерала Саррайля и капитана Жизеля Каль снабдил военную экспедицию, имеющимися у него сведениями и рекомендательными письмами. Прибытие на Афон русского отряда произвело на греков сильнейшее впечатление[cxxix]. События на Афоне освещались в газетах «Голос Руси» и «Биржевых ведомостях». В Ватопеде была обнаружена электрическая станция и база для снабжения подводных лодок. Всего на Афоне было изъято в греческих обителях 200 винтовок и около 30.000 патронов[cxxx]. Но по сообщению от 21 января/3 февраля 1917 года начальника франко-русского отряда в греческих монастырях было захвачено 477 винтовки, столько же штыков, 130000 боевых патронов. Найдены были револьверы, пулеметные ленты, динамит, бикфордовы шнуры, детонаторы для динамита и даже револьверные пули «дум-дум». Около двух греческих монастырей военными патрулями была замечена световая сигнализация. То есть Святая Гора была превращена на время войны в военно-диверсионный центр. Войска заняли почту, телеграф и телефонную станцию. Каль докладывал, что прибытие на Афон русского отряда сильно успокоило и подняло дух нашего монашества, а произведенные им обыски совсем скомпрометировали греческие монастыри и келлии, а в особенности «Кинод», представитель коего клятвенно уверял, что в самом «Киноде» оружия нет и просил из уважения к нему как высшему духовному лицу на Афоне не производить там обыска. В одной башне Кинода найдено 125 боевых винтовок и 45.000 патронов»[cxxxi]. Газета «Русская Воля» (№ 19‑20) писала об изгнании болгарских монахов из болгарского монастыря под Кишиневом, которое произвел о. Питирим по решению Синода, в качестве ответной меры на изгнание и арест русских монахов афонского скита, проживавших на территории Болгарии[cxxxii]. Генеральный консул писал в телеграмме, что русские монахи, воспрянув духом, после прихода отряда хотят воспользоваться его пребыванием для урегулирования и религиозного вопроса, и общего характера и устроить совещание для обсуждения общих нужд.
Офицеры отряда, наслушавшись историй о притеснении русских монахов со стороны греческих монастырей, но не знакомые с внутренним устройством Афона, естественно, очень хотели помочь своим соотечественникам и оказать нашим монахам полное содействие. «Во избежание могущих произойти недоразумений и столкновений на религиозной почве, я счел долгом вызвать сюда (в Салоники) одного офицера и снабдить его следующими инструкциями: предложить нашим монахам воздерживаться от всяких общих собраний, их пожелания и нужды нам точно известны. Разрешение ныне церковных вопросов до окончания войны считал бы не только несвоевременным, но прямо-таки для них невыгодным, хотя бы в отношении их численности. Около половины наших монахов выбыло с Афона и находятся под ружьем. Греческие же монахи как раз теперь пополнились массой военнообязанных, бежавших на Афон, чтобы уклониться от воинской обязанности, которые в случае переписи сойдут за монахов»[cxxxiii].
Каль дал поручение Дитшу проверить главные нужды келлиотов и предоставить ему отчет.
Присутствие отряда сразу позволило решить некоторые проблемы, которые не могли быть разрешены в течение многих лет: постройка зданий, проведение воды, телефонной линии, рубка леса, устройство пристани. Это было вполне возможно под «моральным» влиянием нашего отряда, но «непременным условием мирного их разрешения и без применения насилий или уже тогда под обоснованным предлогом, как-то военных нужд и целей»[cxxxiv]. Благодаря этому для келлиотов стали возможны положительные изменения в хозяйственном устройстве их обителей. Так келлия Петра и Онуфрия после 30-летнего спора с Иверским монастырем, наконец, получила разрешение подвести воду; грузинская келья Иоанна Богослова, в течение 50 лет существовавшая без омологии, наконец, получила и ее, и спустя 30 лет разрешение на освящение храма. Так же были разрешены рукоположения. Насельники кельи смогли подвести воду и начать получать дрова.
Вознесенской келье Филофеевского монастыря разрешили повесить 20-пудовый колокол. До этого Протат отобрал у келлии привезенный в дар 30-пудовый колокол.
Карейские кельи Троицы и Трех святителей получили возможность восстановить водопровод, не задолго до этого перестроенный греками-келиотами с разрешения Протата с большой пользой для себя.
Келье Троицы Ставроникитского монастыря разрешили покрыть сарайчик, чего они добивались 5 лет.
Разрешили и карульцам иметь на своей пристани порту (ворота), что не дозволялось ранее Лаврой.
Начальнику же отряда консул предложил продолжить обезоруживание Афона и по возможности захватить при обысках «компрометирующие греческие монастыри документы»[cxxxv]. К сожалению, не удалось установить, были ли захвачены такие документы. Консул дал указание в важных вопросах обращаться к нему и не проявлять личной инициативы, которая может не понравится генералу Саррайлю, человеку импульсивному «способному во время вспышки отозвать наш отряд»[cxxxvi]. Он уже во время вспышки гнева отозвал начальника отряда и его помощника. Российский МИД считал, что и после разоружения отряд должен оставаться на Афоне, но Венизелос активно хлопотал об его отводе. Греческие монахи, бывшие до этого почти все как один приверженцами короля, ввиду опасности усиления русского элемента превратились в убежденных венизелистов и направили к нему депутацию из трех человек, которые должны были вручить ему сумму денег и потребовать удаления русского отряда или хотя бы замены русской части отряда французскими солдатами. Саррайль запретил выезд этим депутатам по просьбе русского генерального консула. Но те смогли выехать с Афона благодаря греческим офицерам, но все же были арестованы и помещены в концентрационный лагерь. Начальник французского отряда, прозевавшего их отъезд, был смене. Чтобы быть беспристрастным в деле очистки Афона от вредных элементов, Каль приказал удалить с Афона и двух русских монахов, позорящих русское монашество. Каль собирался провести работу с начальником отряда, чтобы тот знал, как угнетаемы были на Афоне русские келлиоты. Под его давлением Саррайль согласился на увеличение русского отряда до 150 человек и назначение еще одного офицера[cxxxvii]. Одновременно давался совет не торопиться с разоружением, так как чем дольше простоит там наш отряд, и тем более упрочится русское влияние на Афоне. По окончании же разоружения греческое правительство будет иметь основание просить об удалении наших войск. Далее Консул просил выделить 30000 драхм для подкупа лиц, которые могли указать, где спрятано греками оружие и патроны и для захвата важных греческих документов, которые могут сыграть для нашего монашества важную роль.
Румынский Генеральный Консул обратился к Калю и попросил водворить порядок в «Продроме», братия румынского скита под давлением Лавры изгнала из скита два с половиной года назад игумена и нескольких монахов, но румынский консул не хотел прибегать к помощи ни Саррайля, ни английского и французского агентов, так как считает афонских вопрос делом исключительно православных держав и вмешательство католических представителей нежелательно, и существует опасность, что греки поставят Венизелосу в упрек, что он допустил высадку отряда. Генеральный консул поручил поручику Дитшу заняться румынским скитом, удалить главных зачинщиков смуты и водворить законное управление.
Посол во Франции Извольский писал, что сообщил представителю при Салоникском правительстве мнение о желательности оставления на Афоне отряда до конца войны и что этот вопрос не касается Венизелоса[cxxxviii]. Таким образом, российская дипломатия работала со всей силой во всех направлениях и всячески помогала русским монахам. Действовала она весьма продумано. Так, поручику Дитшу было дано поручение расположить к отряду многочисленных греческих келлиотов, которые будучи бесправными могли бы выступить на русской стороне при решении некоторых вопросов и дали бы подавляющее большинство голосов, которые понадобились при уничтожении гнета всесильных греческих монастырей, что привело бы к к уравниванию в правах всего монашества на Афоне[cxxxix]. Но 1/14 июня отряд, несмотря на все усилия русской стороны, был отозван. Генерал Саррайль ничего не предпринял для его удержания. Генеральный Консул говорит о том, что это противоречит соглашению между правительствами России и Франции. И это соглашение было утверждено Брианом, что следовало из телеграммы посланной послом во Франции Извольским. Интриги греческих монахов при поддержке представителей французского отряда, по его словам, увенчались успехом. В день ухода уже начались притеснения со стороны греков. И это грозило прямыми столкновениями на Афоне. Генерал Саррайль уверял, что он тут был не причем, и все это делалось по приказу из Франции, и Венизелос этот вопрос не поднимал. Но русские представители отряда считали, что генерал искал популярности у греческого правительства и боялся открытия хозяйственных злоупотреблений. Русские дипломаты стремились доказать ошибочность удаления отряда во всех отношениях, но был уже июль 1917[cxl]…
Но это все, чего удалось добиться за короткое время пребывания отряда. Отряд сменил английский офицер, который хоть как-то сдерживал неприязненное отношение к русским монахам, усилившееся после ухода отряда. И в 1918 году греки попытались уничтожить все эти достижения 1917 года, а именно: разломали водопровод в грузинской келье, сломали порту на Каруле, с другими благодеяниями, полученными в прошлом году, поступили также. Снова пытались утеснять запретом на получение дров и хлеба. Кроме того, имели место факты притеснения и даже избиения каливитов.Русское монашество поспешило приветствовать Временное Правительство, вероятно, считая, что оно добьется возведения скитов в ранг монастырей. Но этому не суждено было совершиться. Можно спросить: какой смысл ворошить все эти факты? Но пришло новое время и русские монахи имеют возможность ехать на Афон и видят там бесправие. Опять строят келлии, в которых им разрешают жить, основываясь на честном слове. И не улучшились настроения в греческой среде: там и поныне уверяют, что монастырь Пантелеймона – греческий монастырь, революция была промыслительна (не помня о том, что потом была Вторая Мировая война, и болгары уже покушались на Афон, и его спасли все те же русские, одержав победу). Не умер, а, пожалуй, еще более обострился национальный вопрос, и Греция ныне с натяжкой может называться православной страной (скандал с Ватопедом). И так далее. Это означает, что вопросы эти рано или поздно встанут.
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!