Опять о «политических страстях и низких инстинктах племенной вражды». Келлия свт. Иоанна Златоуста Хиландарского монастыря

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 8Следующая ⇒

Келлия свт. Иоанна Златоуста, по словам о. Кирилла, вела свое начало от известного русского духовника иеросхимонаха Арсения, подвизавшегося на Афоне с 20-ых годов текущего столетия. О. Кирилл и братия считали его основателем и первоначальником обители. Его ученик о. Митрофан положил начало созданию русского братства в келлии св. Василия Великого. В 1882 г. братство ввиду прискорбных событий должно было удалиться в келлию Иоанна Златоуста[lxii]. Там братия начала заводить у себя ремесла и производства и всеми силами пыталась достичь желаемой цели: обеспечивать келлию трудами своих рук. И только в крайних случаях собирались прибегать к благотворительности христолюбивых россиян. Хорошие отношения с монастырем и свобода использования выделенного земельного участка позволили келлии развить у себя производства оливкового и ароматических масел из афонских трав. Келлия смогла организовать иконописную мастерскую, в которой писалось ежегодно по несколько сот икон в византийском стиле. В келлии строились необходимые помещения, был воздвигнут храм. К началу XX века братство состояло из 73 человек, из которых 11 ‑ священнослужители. Для этого трудно было сразу найти достаточное количество средств и пришлось прибегать к займам в среде иноков-греков, которые под проценты охотно давали деньги. Обратим внимание на этот момент: греки выдавали себя за ревнителей древних уставов и часто пытались ссылаться на букву каких-то старых законов. Но Апостольское правило № 44: «Епископ, или пресвитер, или диакон, лихвы требующий от должников, или да престанет, или да будет извержен». Но именно греки широко занимались тогда время этим явно противным для монашества делом. Для русских просто не было другого выхода, как брать взаймы под проценты, ведь нельзя же было оставить существующие промыслы без капиталовложений. С развитием производств и оборотов увеличивались и потребности келлии и, следовательно, долги. Таким образом, образовалась некая группа греков-кредиторов, которая получала от келлии неплохие доходы, так как братия всегда была с ними аккуратна и своевременно выплачивала проценты. В тоже время келлия с такими производствами и связями была вполне кредитоспособна. Перед братией тогда остро стоял вопрос сбыта продукции. Столь широкая деятельность требовала, чтобы в России кто-то этим занимался. Уже в 1878 году братство было принуждено послать в Одессу двух иноков. В течение почти десяти лет они с успехом выполняли возложенное на них обязанности, рассылая афонские произведения по России и отправляя на Афон необходимые товары и съестные припасы. Но в 1888 году по распоряжению Одесского градоначальника эти иноки были высланы на Афон, а находящиеся при них деньги конфискованы[lxiii]. Чтобы выяснить возможность иметь в России представителей своего братства, которые бы занимались хозяйственными проблемами, и будет ли это разрешаться властями, келлиоты были вынуждены войти в сношение с различными коммерческим и торговыми людьми и при их помощи устроить в Киеве склад икон, масел и других афонских изделий, который стал значительным подспорьем для келлии. Приходилось увеличивать займы и, соответственно, проценты, выплачиваемые заимодавцам. Связь с Россией и развитие производства ‑ все это оказалось важным не только для братства келлии, но и помогло многим русским старцам, которым грозило разорение, и они обращались к о. Кириллу за помощью. Многие были в крайне тяжелой ситуации и говорили, что если они не смогут уплатить нужную сумму к сроку, то их келлии будут по распоряжению протата отобраны и проданы. О. Кирилл не мог отказать таким келлиотам и выручал их. Вот один из сохранившихся списков.

1. Старцу келлии святых Петра и Онуфрия турецких лир ‑ 300

2. Старцу келлии святителя Митрофана ‑ 160

3. Старцу келлии вмч. Димитрия – 270

4. Старцу келлии прп. Саввы Освященного – 50

5. Старцу келлии прп. Сергия Радонежского – 100.

6. Разным старцам каливитам вместе около 100.

При покупке другими русскими келлий у греков обитель святителя Иоанна Златоуста помогала им средствами, выдавая недостающие суммы. Так, старцу келлии Рождества Богородицы было выдано 200 лир, старцу келлии Трех святителей ‑ 100 тур. лир. Остальным всем месте ‑ около 2000 лир. Эта взаимопомощь, которая была необходима русским келлиотам в условиях враждебного окружения, натолкнула о. Кирилла на мысль, что весьма полезно было бы учредить Братство Русских келлий, которое, заботясь о взаимной помощи, могло бы и искать поддержки у представителей русской власти и, в первую очередь, у дипломатов. На подготовку почвы для создания Братства Русских келлий ушло немало средств, а именно 5000 рублей или 588 турецкие лиры. В 1895 году старец келлии Положения Пояса Богородицы проиграл в турецком суде дело о доме, построенным им в Галате. Дом был построен на средства русского народа и теперь должен был перейти к греческому монаху Иоанникию. Тогда старец обратился к нему с предложением передать дом еще не учрежденному тогда БРОА, но уже существовавшему в зародыше. Он предлагал использовать дом для размещения иноков, по нуждам обителей приезжавших в Константинополь, для проходящих обучение и так далее, но главное было ‑ не потерять русское достояние. Дом удалось за собой сохранить, но обитель должна была приобрести совершенно не нужное ей здание, которое с разными расходами обошлось ей в 1000 лир. Все эти расходы, как и несвоевременные ссуды отрицательно отразились на финансовом положении нашей обители.

После последовавшего воспрещения светским людям торговать на Афоне торговля сосредоточилась в руках 2‑3 греческих монахов. После этого цены на продукты первой необходимости значительно выросли. Пришлось в целях экономии инокам ездить за продуктами в Константинополь, что было чрезвычайно невыгодно и неудобно. Видя все это неудобство, старцы предложили о. Кириллу создать что-то вроде потребительской кооперации. А пока она не была создана, организовать магазин, где бы русские монахи могли покупать все необходимое. У него сохранился на этот счет документ. В этом товариществе не было ничего противоречащего монашеским устоям, а интеграция русских иноков в одно целое тоже была весьма полезна. О. Кирилл в 1893 году назначил трех монахов для устройства магазина, и дело пошло так успешно, что скоро некоторым корыстолюбивым лавочникам пришлось снижать цены. Братство келлии свт. Иоанна Златоустого в то время составляло 60 человек, число питавшихся в обители с паломниками и рабочими ежедневно достигало 100 человек, и это особенно подталкивало о. Кирилла к созданию товарищества. Экономия продуктов для такого многочисленного братства имело большое значение, закупка продуктов на 700‑800 человек могла дать экономию в 45‑50 % и даже более относительно тогдашних афонских цен. Но устройство магазина потребовало новых капиталов, находились они, правда, без затруднений, так как греческие монахи теперь уже приходили с предложениями сами. Однако, по настоянию протата и других лиц, духовных и светских, магазин был закрыт в августе 1895 года, и осталось большое количество товара на сумму около 15 тысяч рублей. И эти товары долго не могли найти сбыта, и такая значительная сумма сразу превратилась в мертвый капитал. Многие вкладчики испугались убытков из-за закрытия магазина и взяли свои вклады обратно, и это принесло еще дополнительное расстройство в дела обители. Это послужило главным ударом по финансовому положению келлии, от которого она не могла без посторонней помощи оправиться. После закрытия магазина кредиторы один за другим стали обращаться в келлию с требованием вернуть им вложенные суммы, и это продолжалось в течение одного года. Сначала келлиоты стали выплачивать долги и уплатили около 3000 турецких лир. Но извлечь все деньги из оборота и уплатить все долги означало оставить братию без средств к существованию. Требование об уплате долгов, скопившихся за продолжение всего существования келлии, было вызвано искусственно противниками обоснования монахов русской национальности на Афоне. Келлиоты стали увещевать кредиторов, объясняя, что если они согласятся обождать известное время, они выплатят все вклады с процентами, не разоряя келлии, а если будут предъявлять все требования одновременно, то кроме того, что келлия разорится очень вероятно сами кредиторы понесут значительные убытки.

Все эти увещевания не произвели желательного действия на кредиторов, однако благодаря здравому смыслу некоторых из них, келлия в течение года кое-как сводила концы с концами. Но вот трое из кредиторов (все они были протатскими антипросопами) потребовали от о. Кирилла немедленной уплаты 200 лир, но за неимением в наличности требуемой суммы он уклонился от платежа. Тогда ему сказали, что если он не уплатит требуемой суммы в срок, с ним поступят «по афонскому обычаю». Афонская практика была о. Кириллу весьма хорошо знакома: она заключается не только в продаже построек и недвижимости, но и в выселении братства. То есть выселении из келлии, по его словам «обустроенной, расширенной и приведенной братством в цветущее состояние трудами своих рук и затратами денежных сумм, жертвуемых русским народом за 14 лет». Такое будущее грозило келлии формально только из-за упорства трех кредиторов, требовавших сумму около 200 лир. Давно доходили до о. Кирилла слухи, что партия противников обоснования русских иноков на Святой Горе стремится во что бы то ни стало, разорить это общежитие, но при этом действуя якобы на законном основании. Они поджидали подходящего повода, но о. Кириллу не верилось, чтобы люди, принявшие на себя «тяготы монашеского сана, могли бы строить такие ковы. Нынешний случай представился, а с ним и раскрылись неблаговидные интриги».

«Неужели с нашей келлией может случиться то, чему мы были свидетелями в келлиях Св. Василия Великого, Св. архидиакона Стефана, Святых Козьмы и Дамиана и в других келлиях? Неужели такое разорение в порядке вещей, когда все постройки и движимость нашей келлии св. Иоанна Златоустого стоят нам более 300.000 рублей и кроме того в обороте имеется значительный капитал, который обращаясь в течение четырех-пяти лет, только своим приращением может дать сумму достаточную для расчета со всеми кредиторами? Наконец на основании какого права и закона Священный Протат Афонский может поступать так с иностранными подданными, хотя и принявшими монашество?»[lxiv] Далее о. Кирилл говорит, что поступая «по-афонски», протат руководствуется не соображениями справедливости, а «политическими страстями и низкими инстинктами племенной вражды»[lxv]. Надеюсь, читающие эту книгу уже получили представление, что это значит.

О. Кирилл стремился к упрочению финансового положения келлии. Единственная возможность достичь экономической устойчивости была ‑ развивать производства. Это гораздо лучше, чем собирать деньги через просительные письма. Последний способ совершенно не приветствовался ни посольством, ни Правительствующим синодом, ни правительством. Но достойный путь труда, развития производства не всегда прост, как мы видели из сказанного выше. Показательна и история с типографическим прессом келлии. Пресс, способный печатать визитные карточки, бланки, конверты и другие материалы в 1/8 печатного листа был беспрепятственно отправлен в келлию через турецкую таможню. На право производства на этой машине о. Кирилл взял разрешение в Хиландарском монастыре. Афон пользовался особыми правами в Османской империи, и хиландарцы полагали, что каймакам не может запретить то, что разрешено начальствующим монастырем. О. Кириллу подтвердил это и Генеральный Консул в Македонии. Пресс этот видел каймакам и ничего не сказал. Но через три года 25 мая 1899 г. каймакам вызвал о. Кирилла к себе и попросил срочно доставить пресс. Объяснил все это он требованием из Константинополя. После обращения к русскому консулу в Македонии последовал ответ по телеграфу с указанием обратиться в Хиландарь и протат. После нескольких дней переговоров с членами протата и каймакамом представитель Хиландаря обратился к о. Кириллу и попросил как можно быстрее выполнить требование каймакама, потому что промедление в этом деле вызывает раздражение у турок и вредно отражается на монастырских делах в турецких присутственных местах. Станок перевезли на карейскую таможню, и каймакам просил, чтобы он был бы отправлен туда, откуда был привезен. После же оказалось что солунский вали не отправлял каймакаму никаких указаний на счет станка и уверен, что из Константинополя тот не получал никаких указаний. Из переписки с посольством неясно, удалось ли келлии в итоге вернуть станок, но из-за этой истории она понесла дополнительные потери. И очевидно, что на каймакама воздействовали какие-то другие, непринадлежащие к турецкой администрации, враждебные русским силы.

В 1897 году для Златоустовской келлии Хиландарского монастыря наступили трудные времена. Приходилось опасаться за самое свое существование. Отец Кирилл обратился в МИД и жаловался на притеснения келлии свт. Иоанна Златоуста. Но справедливости ради надо сказать, что имелись и другие проблемы.

На Афоне существовало две русские келлии свт. Иоанна Златоуста: Хиландарского монастыря о. Кирилла и Иверского монастыря о. Константина (Семерникова), ставшего очень известным после Японской войны. Это приводило к различным недоразумениям. Обеим этим келлиям приходили пожертвования из России. Были пожертвования, в которых ясно не указывалось какой именно келлии они адресовались. Этого, вероятно, не знали и сами отправители. Как делить такие средства? Ясно, что старцы заботились не о себе лично, а чувствовали себя ответственными перед братией за распределение средств. Действительно, милостиво уступить их другому ‑ лишить братию необходимых средств на строительство и ремонт келлии, на украшение храма, облачения, да и на поддержание братии. И это значит проявить в какой-то мере безразличие к своим близким. Святейший Синод, узнав об этой проблеме, решил все просто: разделить пополам и все. Но не таково было мнение иеросхимонаха Кирилла. Об этом сообщает в письме в Константинополь от 20 октября 1902 г. наместник келлии о. Варсонофий. Схимонах Константин добивался именно такого раздела как более выгодного для своей братии, его келья в ту пору была менее известна, чем келлия о. Кирилла. Поэтому, по мнению о. Варсонофия, безадресные пожертвования следует делить между Хиландарской и Иверской келлией в отношении 2:1. Именно потому, что келлия о. Кирилла была более известна в России и имела больше деловых отношений с Россией. Делиться надо при посредничестве антипросопа Пантелеймонова монастыря, дабы не было никаких споров. О. Варсонофий приводит статистику прошедшего лета (1902 года): о. Кирилл получил через Хозяйственное управление Синода 420 пакетов, а о. Константин только – 8. Без указания точного адреса пришло 92 пакета на сумму 937 рублей. Представитель Пантелеймонова монастыря решил, что делить 2:1 нужно сумму 544 рубля. Соответственно, о. Константину досталось 188 рублей, и таким он дележом был недоволен и подал жалобу, считая, что надо взыскать с о. Кирилла 700 рублей спорных денег. Вмешался протат и поддержал о. Константина. Это вполне понятно, так как о. Кирилл тогда представлял большую опасность для греческих интересов на Афоне. О. Кирилл же запретил выплачивать эту сумму из почтовых поступлений келлии[lxvi]. Обосновывает протест своей келлии о Варсонофий тем, что благоустройство и значимость келлии Хиландарского монастыря значительно выше келлии о. Константина. В первой проживает 118 душ, а во второй ‑ пока всего 6 душ. Первая имеет иконописную мастерскую, производит оливковое и ароматические масла, у о. Константина ничего этого нет. Первая нанимает помещения на Дафни для приёма паломников, более известна в России и имеет деловые отношения с Россией (иконы, масло). Наконец, среднегодовой доход первой келлии 40000 руб. И каждый год эта келлия раздает паломникам деньгами и произведениями своего труда около 13 тыс. руб! Вторая ‑ соответственно 9000 (годовой доход) и 2800 (тратит на паломников) руб. О. Кирилл, исходя из этого анализа считает, что нужно делить эти пакеты вообще из соотношения 15:1. Еще возможный путь устранения недоразумений – запрашивать, куда были отправлены средства у отправителей. Если через месяц не придет ответ, то тогда уже надо делить. Следует решать такие вопросы при участии русского антипросопа и не допускать, чтобы такие дела выносились в Протат, так как он пользуется любым подходящим моментом, чтобы унизить русских иноков в глазах Вселенской патриархии, Святейшего Синода и инославного духовенства. В основном русские сохраняли хорошие отношения с сербским монастырем. Но так как сам монастырь был неоднороден по составу, и одно время сербская партия оставляла небольшую часть монастыря и порою мнение монастыря было переменчивым.

Келлия Иоанна Златоуста по согласованию с довольно скоро почившим после этого митрополитом Никифором взялась возрождать находившуюся в сложном положении Дечанскую Лавру. При этом келлия надеялась таким образом добиться от монастыря переименования в скит. Скит имеет более существенный вес в афонских делах: он может постригать и рукополагать монахов, не спрашивая на то разрешение монастыря. Но келлии не суждено было стать скитом. Большие неприятности, связанные с занятием лавры, начали сказываться. А Ламздорф в ответ на жалобы келлиотов не преминул напомнить, что Императорское общество не одобряет никем не разрешенного братства келлиотов и в письме указывал на публикацию в «Церковных Ведомостях»[lxvii], сообщавшей о создании братства. О. Кирилл как руководитель и вдохновитель этого братства доказывал Ламздорфу, что эта организация устраивалась с целью поддержки русских интересов на Афоне, «но конечно ничего не мог мне возразить против самовольной его затеи», и против того, что «она выступает за противодействие и подает повод к новым осложнениям»[lxviii]. Время показало насколько прав о. Кирилл и насколько неправы чиновники МИД. О. Кирилл исходил из трезвых соображений, родившихся в ходе продолжительной жизни на Афоне, то есть из опыта. МИД же исходил из каких-то усвоенных со школьной скамьи схем: что православные все братия, и Россия должна оказывать им помощь. Все это так, вернее, должно быть так, но в действительности каждый народ имеет свои черты и, как отдельный человек, подвержен искушениями. Поэтому с иноверными турками иной раз было легче взаимодействовать, чем с «братьями» греками. Эта книга приводит довольно много свидетельств о национальной розни на Афоне.

О. Кирилл отвергал свою причастность к вышеуказанной статье, но она привлекла внимание греков. Газета «Константинополис» разобрала эту статью в ближайшем номере. Было высказано возмущение намеками на противостояние греков русским на Афоне (хотя, что тут возмущаться: правда есть правда), на корыстолюбие греков (то же самое) и в конце выражено сожаление, что такой авторитетный орган как «Церковные Ведомости» верит «отголоскам незаслуженной клеветы»[lxix]. Одним словам, негров надо считать белыми, а белых ‑ неграми. И вывод: надо снестись со Святейшим Синодом в том смысле, чтобы публикации в «Церковных ведомостях» подвергались более серьезной цензуре и не давали повода к соблазну. И не надо высказывать мнений, которые не могут «благоприятным образом отразиться на истинных интересах наших и Православия вообще на турецком востоке». Благоприятно жить в самообмане. Слушайте сказки о дружбе народов, а отцы пантелеймоны и кириллы все выдюжат, как выдюжили русские солдатушки на турецком востоке. Из дипломатических отчетов мы получаем подтверждение уже известным статистическим данным[lxx]:

В Хиландарском монастыре до конца XIX века очень хорошо относились к русским монахам. Без особенных затруднений старцы монастыря разрешили расширять жилые помещения, дали благословение на постройку храма, не препятствовали численному увеличению братства и вообще деятельности келлии. Тут мы видим, насколько разительно отличалось отношение к русским славянских монахов от отношения греческих монахов. Келлия при таких благоприятных условиях расцвела. Число братии быстро умножалось, так как препятствий к постригу новых монахов не было, и на Афоне стали уже поговаривать о том, не собирается ли Хиландарский монастырь наделить эту келлию правами скита. Факт развития келлии был налицо, и ей не доставало только официального признания. И в монастыре понимали, что время выдвигает требование переименования келлии в скит. При этом они намекали келлии, что если бы кто-то из членов Российского Императорского Дома или хотя бы Российский посол обратились в монастырь с такой просьбой, то это ускорило бы дело. Переименование в скит имело бы для братии имело бы большое значение. Хорошее отношение монастыря к русской келлии на Святой Горе довольно редко, и если и сложилось неслучайно, то вполне могло бы стать со временем иным. Зависит оно от политической ситуации в мире, от власти в данном монастыре и от личных отношений с братии келлии со старцами монастыря. Все это может измениться, и эти отношения покоятся только на доброй воле. С переменой правления в Хиландаре могут перемениться и отношения к нашей обители. Вместо сочувствия могут начаться притеснения и возникнуть новые конфликты. Как мы увидим, в дальнейшем действительно стали возникать осложнения. Право на создание скита подкрепляется юридическим актом и подтверждается официальными документами, и эти документы не могут быть изменены по произволу. О. Кирилл, понимая важность этого акта, обратился к послу с просьбой поднять вопрос о переименовании келлии в скит. Если бы не нашлось важной особы, пожелавшей обратиться с этой просьбой к монастырю, сам посол мог бы поговорить со старцами Хиландарского монастыря. А келлия в новом состоянии не только продолжала бы служить интересам России, выполнять все распоряжения Российского правительства, но насаждать образование в среде русских иноков и устроила бы школу с курсом российских духовных училищ, а потом и временную специальную монашескую школу.

В 1903 году келлия по соглашению с сербским правительством взяла под свою опеку Высоко-Дечанскую Лавру в Старой Сербии. Это повлекло за собой резкое ухудшение финансового состояния келлии. Но и отношения с монастырем заметно ухудшились. В Сербии ощущалось значительное сопротивление русскому присутствию в Дечанах.

Дело обстояло так. Крайнее разорение и упадок древней сербской святыни – Высоко–Дечанского монастыря – побудила Рашко-Призренского Митрополита Никифора предложить в 1902 г. управление обителью игумену русской келлии Св. Иоанна Златоустого на Афоне о. Кириллу, который и был приглашен с несколькими монахами келлии. Предложение это было сделано с ведома и согласия Сербского Правительства, поддерживающего тесные постоянные связи с Рашко-Призренской епархией и оказывающего ей материальною поддержку. Сербское правительство считало, что опытным русским монахам удастся поднять материальное благосостояние монастыря и престижем русского имени охранить обитель от участившихся нападений и притеснений со стороны албанской части окрестного населения. Кроме того, считалось, что русским удастся подготовить в среде сербской монашествующей братии, далеко не отличающейся благочестием и дисциплиною, кадры воспитанных в духе строгого Святогорского устава монахов, как для Дечанской, так и для других старо-сербских и сербских обителей.

Предложение было принято о. Кириллом, руководствовавшимся с своей стороны, надеждою добиться, благодаря оказанной сербам услуге, ‑ содействия Сербского Правительства возведению в Скит келлии Св. Иоанна Златоуста. Ведь Хиландарский сербский монастыря на Афоне получал от Сербии значительную ежегодную субсидию.

Несколько русских монахов из келлии было вскоре отправлено в Призрень для дальнейшего следования в Дечаны. Однако на первых же порах возникли затруднения.

Вследствие агитации, поднятой сербской демократической печатью, указывавшею на опасность для национальных сербских интересов переход в русские руки древнейшей сербской святыни, русские монахи были задержаны Митрополитом в Призрене и прибыли в Дечаны лишь после продолжительных неофициальных переговоров Российского Посольства в Константинополе с Сербским Представителем при Оттоманском Правительстве. В переговорах с Королевским Правительством одновременно принимал участие, равным образом в неофициальной форме, и Русский поверенный в Делах в Белграде

Водворившийся в след затем в Дечанах о. Кирилл заключил 14 января 1903 года с Рашко-Призренским митрополитом особое условие, по которому общее руководство предоставлялось русскому игумену, без права, однако отчуждать, какую-либо часть монастырского недвижимого имущества. Наряду с русским игуменом в монастыре остается и игумен сербский, подчиненный о. Кириллу и заведующий лишь сербской братией монастырскими метохами (имениями). За истекшие 6 лет управления о. Кириллу удалось в значительной степени поднять как материальное благосостояние, так и благочестие братии. На украшение монастыря и разного рода благотворения было израсходовано к концу 1908 г. около 90 тыс. рублей, включая в эту сумму 40 тыс. из высочайше пожертвованной ежегодной субсидии, а равно и значительные ассигнования из средств Златоустовской келлии и самого г. Кирилла.

Из принятых русским игуменом мероприятий следует в особенности отметить монастырскую школу с пансионом для мальчиков, а также установление даровой фельдшерской помощи и выдачи денежных субсидий местному православному населению.

Благодаря престижу русского имени, монастырь в значительно меньшей степени подвергается притеснениям со стороны арнаутов. Некоторым исключением стал период Русско-японской войны, когда, ободренные неудачами русского оружия, албанцы стали нередко нападать на окрестные сербские селения, угрожая иногда и самому монастырю. Что касается третьей основной задачи, имевшейся в виду при приглашении в Дечаны русских монахов, а именно подготовка под их руководством сербских иноков для пустующих монастырей, то надежды сербов в этом направлении остались неосуществленными.

Пробившись несколько времени в тщетных попытках подчинить мало религиозных в то время[lxxi] сербских монахов строгому святогорскому уставу, о. Кирилл по-видимому совершенно отказался от выполнения этой части своей миссии, и в настоящее время в Дечанах имеется лишь весьма незначительное количество иноков сербского происхождение. Недовольство сербов занятием Дечан русскими монахами, между тем, не прекращалось, получая разное выражение в отзывах сербской печати, в органах которой появляется от времени до времени крайне враждебные статьи, направленные против деятельности о. Кирилла и приглашающие русских иноков немедленно покинуть монастырь, вернуть сербам их древнюю святыню.

Предвидя неизбежность оставления Дечан о. Кириллом и братией Императорское Министерство еще в 1905 г. снабдило российского посланника в Белграде тайного советника Губастова соответствующей инструкцией, в коей ему поручалось путем переговоров с Белградским кабинетом положить конец недоразумениям с сербскою Лаврою. В основу предложенного соглашения в виду положить согласие Сербского правительства исполнить данное им в свое время обещание содействовать переименованию Златоустовской келлии в скит.

Далее предполагалось ограничить пребывание русских иноков в Дечанах 10-летним сроком, с факультативным правом продолжить оный по взаимному соглашению сторон. При этом предполагалось также (выговорить на случай ухода русских монахов из Дечан, ‑ представление в полное и бессрочное их управление другого монастыря в Старой Сербии или Королевстве, что казалось весьма желательным для поселения этих иноков, которых после ухода из Дечан уже не в состоянии будет приютить келлия Святителя Иоанна. На последнем пункте Императорское Правительство предполагало не настаивать, если бы о. Кирилл счел возможным отказаться от этого пребывания, найдя для своих иноков другое пристанище.

Несмотря на многократные попытки тайного советника Губастого подвигнуть разрешение этого вопроса, ему, однако, не удалось добиться от Сербского Правительства определенного и положительного обещания содействовать разрешению этого дела в удовлетворительном для о. Кирилла смысле, ‑ а именно в смысле возведения Златоустовской келлии в скит. Причиною этого, при несомненном желании сербов удалить русских иноков из Дечан, ‑ является, как намекнул тайному советнику Губастову сербский митрополит Димитрий – крайняя трудность Королевского Правительства.[lxxii]

«В декабре нынешнего года Солунский Сербский консул Лотич привозил на Афон Сербского протоиерея Стефана Димитриевича и представил его в Хиландаре и протате как референта для Хиландаря со стороны Сербского правительства, добиваясь ввести его в состав членов монастырского собора. Однако это ему не удалось, потому что болгарская партия в Хиландаре оказала серьезное сопротивление. Но. О. Димитриевич не теряет надежды и терпеливо выжидает благоприятного момента, а в ожидании получает из Белграда деньги на субсидию Хиландарю и пересылает их по назначению.

Из достоверных источников мне удалось узнать, что именно этому о. Димитриевичу было дано поручение из Белграда настоять, где следует, чтобы о. Кирилла вытребовали из Дечан на Афон так как он де состоит одновременно старцем келлии Св. Иоанна Златоуста и игуменом В. Дечанской лавры быть не может. (Опять та же демагогия, что и с о. Пантелеймоном. Ведь каноны запрещают священнику служить в двух храмах, потому что чаще всего причиной такой «непоседливости» является корыстолюбие. Но в обоих наших случаях можно говорить только о желании помочь братьям, о восстановлении православной святыни – прим. автора).

Ожидая практических результатов действий о. Димитриевича в Хиландаре, на днях я послал туда иеромонаха из братии келлии И. Златоустого. В Хиландаре эпитроп архимандрит Феофил, администратор, присланный из Сербии, заявил посланному, что если о. Кирилл остается старцем келлии на Афоне, то он должен немедленно вернутся. Если же он отказался от звания старца, то в течение сорока дней акт на владение келлии необходимо возобновить, причем вместо о. Кирилла записать старцем новое лицо. Со своей стороны соборные старцы болгарской партии напомнили о переговорах по поводу переименования нашей келлии в скит за взнос в пользу монастыря условленной суммы, оставаясь своего прежнего мнения, что хилендарская <…> не может и не должна платить компенсации за сербские интересы в дечанском недоразумении. Это мнение выразил г. Кохманскому представитель болгарской партии в Хиландаре еще в прошлом году после Пасхи хиландарцы-болгары затем высказали, что они желают освободиться от сербской опеки и если ищут покровительства, то более могущественного, чем сербское. Они снова выдвинули вопрос о переименовании и ожидают от меня категорического ответа.

Из изложенного Ваше Высокопревосходительство извольте усмотреть, что теперь возникает вопрос, оставить ли обитель Св. Иоанна Златоустого на правах келлии или же пользуясь благоприятным настроением соборных старцев Хиландаря из болгарской партии, добиваться переименования келлии в скит. В первом случае перемена документа нам обойдется 10.000 рублей, во втором в 100000 рублей в виду задолжности келлии св. Иоанна Златоуста.

Финансовое положение келлии в настоящее время представляется в следующем виде. Два года тому назад она имела долгов на сумму около 100000 руб., в течение же двух последних лет было погашено долговых обязательств на 21 тыс. 500 руб., то есть более 1/5 всего долга. В этот же промежуток времени келлии пришлось израсходовать на разные предвиденные и непредвиденные расходы Высоко-Дечанской Лавры очень значительные суммы. Если бы В. Дечанская обитель возвратила бы келлии позаимствованное, то при некотором напряжении сил, мы бы устроили дело переименования келлии в скит на предлагаемых болгарской партией условиях без посторонней помощи, но Лавра не в состоянии. Напротив, у нее возникают все новые и новые потребности, вызываемые местными условиями жизни окружного населения как сербского, так и албанского племени. В декабре прошедшего года там была открыта больница и теперь кроме постоянных, в нее является от 20 до 30 амбулаторных больных каждый день. Содержание этой больницы вызывает и побочные расходы, кроме пищевого довольствия амбулаторных больных и сопровождающих их здоровых. Больные албанцы из отдаленных мест поневоле должны останавливаться на ночлег в селении Дечаны, а бедные жители сербы этого села не в силах оказывать и гостеприимства безвозмездно. Отсюда ропот неудовольствия поселян-сербов и возможность озлобления против них албанцев. Во избежание столкновения двух враждующих элементов населения приходится в указанном месте приобрести здание и приспособить его для приема ночлежников. Кроме больницы при обители открывается начальное училище, для которого на приспособление помещения и на содержание учителей потребуются новые расходы. Училище это обитель обязана содержать для писателей села Дечаны и Логаны, которые принадлежат к приходу лавры, и поселяне сербы настойчиво требуют его открытия. Найдется еще много насущно-необходимого, что следовало бы осуществить в древней лавре для того, чтобы придать ей то значение, какое она должна занимать среди местного населения в интересах насаждения и укрепления русского влияния.

Итак, потребности В. Дечанской лавры велики, а средства ее ограничены. Келлия Св. Иоанна Златоустого до сих пор не смогла оказать ей достаточной помощи в денежном отношении не смотря на то, что сама принесла большие жертвы и расстроила свои финансы, а в будущем рассчитывать на ее помощь невозможно. Уже в текущем году она не будет в состоянии уделить лавре такую сумму, как в истекшем году, если не прибегнут к займам, при наличности же интриг со стороны греков и сербов нет надежды заключить займы даже на самых невыгодных условиях. В настоящий момент положение келлии уже очень серьезное и если кредиторы ее войдут в соглашение и все одновременно потребуют удовлетворения, то кризис будет неизбежен. Если все сказанное справедливо, то приходится согласиться с тем, что В. Дечанская Лавра будет в состоянии существовать и приносить посильную пользу, только в том случае, когда в самом непродолжительном времени ей будет оказана серьезная денежная помощь. Единственный источник, на который можно рассчитывать в настоящее время это, по моему мнению, осуществление милостивного сбора в пределах России.

Поэтому я осмеливаюсь еще раз почтительнейше просить не оказать в распоряжении повторить о весьма затруднительном положении русского братства В. Дечанской лавры с просьбою ускорить разрешение на производство иноками ее милостивного сбора по всей России. С чувством глубокого уважения и совершенной преданности имею честь оставаться навсегда Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою и усерднейшим богомольцем.

Иеромонах Варсонофий

Константинополь

20 февраля 1907 г.»[lxxiii]

К сожалению, не только для греческого народа были свойственны проявления национализма. В меньшей степени, но все же от него страдал и братский сербский народ. Этому можно найти объяснение, чтобы собрать все свои силы и добиться освобождения от иноземного и иноверческого ига, нужно было объединение на национальной основе. Этот неизбежный национализм нередко вредил делу православия и вносил рознь в среду православных народов. С самого водворения русских монахов в Дечанской Свято-Троицкой лавре судьба этой обители находилась в центре внимания русских дипломатов. Консул С.В. Тухолка регулярно посылал отчеты в Петербург о состоянии дел в обители. Уже в 1903 году он сообщает о духовном состоянии монастыря. Там был в то время некий монах Гавриил, которого Тухолке удалось освободить от тюрьмы в бытность его в призренской семинарии. Впоследствии, он способствовал переводу монаха в Дечаны в декабре 1903 года. Вот этот сербский монах, видимо, не испытывая особой благодарности к русскому консулу привел туда некоего известного скандалиста Бойко, бывшего учителя. О. Гавриил и сам прежде устраивал скандалы иеромонаху Арсению, бывшему первое время представителем златоустовской келлии в Дечанах, а с появлением учителя они просто напросто стали угрожать о. Арсению. Положение было тем тревожнее, что незадолго перед этим был убит сербский монах в Дечанах о. Виссарион. О. Гавриил и другие сразу стали подозревать его спутника о. Елисея и стали обвинять о. Арсения, что тот подстроил это убийство. Хотя у него не было причин, так как покойный мирно жил с русскими, но уже выдвигалось подозрение, что о. Арсений подговорил арнаутов стрелять по монастырю в ночь на 16 декабря 1903 года. О. Елисей убедил турецкую администрацию, что в монаха стрелял арнаут, которого он видел сам. Сербский старец Феофил поставленный митрополитом за игумена хорошо жил с русскими монахами и многократно просил митрополита убрать Гавриила. Тут возникла новая неприятность: хиландарцы вдруг додумались до того, что о. Кирилл и русские монахи отправились в Дечаны без их благословения, а поэтому не имеют права ни заключать договора, ни вообще посылать туда монахов. То есть келлия во всем должна повиноваться кириархиальному монастырю, даже в такой не вмешавшейся ни в какие каноны и не имевшей прецедентов акции. Афонское право XVIII века совсем уж нелепо смотрелось на рубеже XIX и XX. Следовательно, писали они митрополиту Никифору, следует их немедленно удалить, а договор разорвать. Митрополит переслал это письмо консулу с заявлением, что о. Кирилл обманул его и просил его выступить в защиту «церковных канонов». Тухолка, разумеется, понял, что никакого обмана не было, но дипломатично сказал митрополиту, что этот вопрос должен быть рассмотрен Русским Правительством и Сербским министерством. Вопрос этот поднимался не раз. Так в письме от 30 января 1907 года о. Варсонофий сообщает послу о статье в местной газете «Тахидромис», а 28 января <пришло> извещение о том, что Священный Синод при Константинопольской Патриархии сделал распоряжение о высылке о. Кирилла из Дечанской Лавры на Афоне, потому что на основании правил духовного управления звание игумена лавры несовместимо со званием старца келлии. Из достоверных источников нам сообщили, что распоряжение это будет приведено в исполнение через ипекского мутесарифа.

Нет сомнения, что постановление Синода вызвано происками сербов, которые не могут переварить игуменства о. Кирилла в Дечанской Лавре….» Далее о. Варсонофий акцентирует внимание на том, что о. Кирилл отправляясь в Дечаны, объявил братству келлии, что он слагает с себя обязанности старца и тогда же написал завещание, которое письменно подтверждает его отречение. С этого момента о. Варсонофий принял на себя управление делами келлии. Два года назад была нота сербского правительства по поводу несовместимости этих званий в одном лице, и Посол ответил, что о. Кирилл отказался от настоятельства в келлии св. Иоанна Златоуста и состоит только игуменом в Дечанской обители. И он известил об этом Хиландарский монастырь, Протат и Патриарха[lxxiv]. Сам консул понял, что содержание монастыря потребует больших средств, а у о. Арсения уже боле 150 лир долга. Надо бы сразу постараться выяснить у о. Кирилла в состоянии ли он, по его мнению, содержать монастырь, и если нет то, лучше отказаться сразу. Вначале правительство занимало другую позицию. Митрополит же сильно мешал общине, например, в 1903 году монахи обратились к Тухолке с жалобой, что он запер архивы в сейфе, и нет возможности по обычаю свести счеты в конце года[lxxv]. В феврале 1904 года казалось, что проблемы между русскими и сербскими монахами близки к разрешению. Сербский комитет на тайном заседании принял решении о дечанском вопросе. Посол Зиновьев предписывал русским монахам рассмотреть предложения сербов и поставил представителя келлии в известность. Он в скором времени был вызван для выработки изменений в первоначальных условиях между келлией и монастырем митрополитом Никифором. Одним из следствием будет удаление из монастыря представителя монастыря о. Саввы и заменен о. Обрадом из Ипека, пользующимся хорошей репутацией. Сербское правительство поняло, что нужно оставить русских монахов в Дечанах, и что причина разногласий главным образом в распущенности сербских монахов, которая вполне объяснима, так как турецкое иго привело к упадку сербского монашества. Оно было совершенно незнакомо с организованной иноческой жизнью в обители. «Главными их недостатками нужно считать – зависть, интриги и хитрость, благодаря чему совместная жизнь с ними должна быть действительно тяжелой. Однако, если принять во внимание, что сербы приняли афонских иноков именно для того, чтобы создать, так сказать, обитель-образец для прочих монастырей в Старой Сербии и поддержать эту историческую святыню в глазах арнаутов, то и русским монахам следует относиться особенно осторожно к своей деятельности в Дечанах и стараться выйти из затруднений на первое время примерами кротости и терпения. Тогда как по сведениям, имеющимся в распоряжении миссии, принципы эти применяются ими скорее скупо»[lxxvi]. Тухолка был вынужден пожаловаться митрополиту Никифору на о. Гавриила и требовал уже его удаления. Но митрополит назло Консулу назначил монаха Гавриила письмоводителем монастыря. А в декабре в монастырь пришел еще один учитель Цветко Стоматович, тоже учитель. Он занимался агитацией против русских монахов, и, увы, видимо, именно поэтому был назначен сербским правительством в Дечаны, а бывший учитель Милевой Перич, бывший в прекрасных отношениях с монастырем, был удален. Действуя таким образом, сербское правительство способствовало возникновению ссор и скандалов, а оно бы должно было стремиться их избежать. Тухолка сказал о. Арсению, чтобы тот не вмешивался в дела школы и был осторожен с Цветкой. Но Цветко нечем было заняться, так как здание школы все равно было полуразрушено и кроме того сербы ближайшей деревни сказали, что не отдадут своих детей этому человеку, так как уже имели конфликт с ним. Солдаты по приказу мутесарифа[lxxvii] внимательно следили за этими тремя сербами Цветкой, Бойкой и монахом Гавриилом, что делалось по письму о. Арсения. 15 декабря солдаты сделали обыск в келье о. Гавриила, где были другие два серба и нашли там револьвер, после чего Бойко и Цветку арестовали, заключили в тюрьму в Ипеке. Турецкая администрация следила за этими сербами, потому что считала, что они и замышляли против о. Арсения. Интересно, что Цветко и Бойко были арестованы, а о. Гавриил скрылся в келье и заперся, и этого оказалось достаточно, чтобы избежать неприятностей. Тухолка же походатайствовал перед турками, чтобы сербы не подверглись наказанию, а просто были высланы из этого района. Но Консул писал Послу, что этим случаем надо воспользоваться, чтобы добиться признания за о. Арсением права удалять из Дечан буйных и подозрительных лиц и добиться удаления о. Гавриила, который как черногорский подданный должен был бы уехать в Черногорию. От сербского правительства надо бы потребовать удалить Цветку, вместо него водворить любимого народом Перича[lxxviii]. Сам же Тухолка обратился к мутесарифу с просьбой провести обыск у всех монахов и отобрать оружие, потому что их «дело молиться, а не воевать», и указать ему тоже на право о. Арсения удалять всех подозрительных и буйных, в первую очередь Гаврилы, который первый является источником смут. 16 декабря вечером была слышна стрельба в монастыре. Стреляли видимо арнауты. Тухолке стало известно также, что активно выступал против русских монахов бывший ректор Призренской семинарии о. Стефан Дмитриевич. Таким образом, получается, что на монастырь Дечаны тратятся русские деньги, и это вызывает раздражение у сербов и озлобление, а не чувство благодарности 5 июля 1906 года[lxxix].

Ухода русских же русских был нежелателен по политическим причинам.

В марте 1905 года Тухолка доносил, что о. Кирилл потратил в Дечанах своих около 1500 лир. Расход на нужды братии с 3 февраля 1903 года по 15 ноября 1904 выразился в 1370 лир.

В то же время доход не превышает 1270 лир. Принадлежащие Дечанской Свято‑Троицкой лавре земли и помещения разбросаны по Албании и имеются за пределами Турции в Боснии и Сербии.

В июле 1905 года русские дипломаты жаловались, что Сербия в дечанском вопросе не проявляла той предусмотрительности, которую от нее могли бы ожидать. Кабинет министров часто меняется, но вне зависимости от смены нет никакого продвижения. Неясна заинтересованность Русского Правительства в разрешении конфликта: то ли продвижение русской политики в Македонии, то ли укрепление братства русского и славянского народов, то ли еще неизвестная нам причина, но Министр Иностранных Дел напоминал посланнику в Сербии Губастову, что Россия оказала Сербии поддержку в Битольском инциденте и подарила Сербии 10 млн. ружейных патронов, что можно было бы использовать для разрешения этого вопроса. И надеялся, что Сербия оценит покровительство России. Митрополит Никифор, к сожалению, обладал слишком скверным характером и все время мешал русским монахам, пытался назначить близкого к себе какого монаха Мирона, чтобы внесло бы дезорганизацию в монастырь. Если бы здоровье митрополита не ухудшилось бы, то вероятнее всего Правительство вынуждено было бы обратиться к посредничеству русских дипломатов, чтобы те добились бы его отстранения в Константинополе административным порядком.

В письме Кохманскому от 11 декабря 1909[lxxx] о. Кирилл пишет, что за шесть лет братия достигла 20 человек. Счета он отправил послу Чарыкову, и теперь Тухолка просит разрешить сбор для монастыря и келлии в России. Бюджет составил в 1910 году 1500 лир. По сообщению Тухолки финансовое положение обители было тяжелым: арнаутам надо было платить по его выражению «бакшиш», в монастыре кроме иноков проживало до 20 рабочих, и много ищущих убежища, и о. Кирилл был вынужден закупить многие нужные вещи. Кроме того здание разрушалось и требовало ремонта[lxxxi]. И еще необходимо было содержать школу. А митрополит в то время лишил монастырь всех метохов. Кроме того Тухолка по секрету доносил в Россию, что о. Кирилл без толку тратит деньги на право и налево, и его добротою многие пользуются. Что же такова была натура предводителя русских келлиотов. Не тянул он деньги с России для собственных нужд, а большие проекты, и малые нужды просителей, ставили его в тяжелое финансовое положение.

В 1907 году Консул сообщал, что Дечанский монастырь разорен, так как доходы келлии Иоанна Златоуста сократились, и она уже не может самостоятельно поддерживать сербский монастырь. Вокруг монастыря возникало много нехороших историй, и очевидно, много интриг начиналось в Сербии. Тухолка в своем докладе послу Зиновьеву о поездке в Петербург рассказывал, что докладывал там о как можно более быстром урегулировании дечанского вопроса переговорами с Сербией, ибо сегодняшнее положение чревато многими нехорошими последствиям. Говорил о необходимости дать субсидии о. Кириллу, иначе ему придется покинуть Дечаны. Его Величество по докладу о. Кирилла соизволил выделить о. Кириллу субсидию в 10 тысяч рублей и российским правительством для поддержания обители братского сербского народа с ежегодно выделялось эта сумма1904 по 1909 год.

Хорошо иллюстрируют положение в Дечанской лавре два следующих письма о. Варсонофия.

«Ваше Превосходительство.

7-го текущего апреля нашу келлию на Афоне посетил солунский сербский Консул и на вопрос мой, не заведет ли он на соборе хиландарских старцев речи о переименовании нашей келлии в скит, отвечал, что не имеет никаких инструкций по этому вопросу от своего правительства. Вслед за сербским консулом прибыл на Святую Гору управляющий Российским Генеральным Консульством в Македонии Николай Вячеславович Кохманский и при своем посещении Хиландаря возбудил на соборе вопрос о предоставлении нашей афонской обители скитских прав. На это предложение хиландарские старцы ответили, что Хиландарский монастырь не прочь исполнить просьбу братства златоустовской обители, но это возможно не иначе, как за определенный вклад, так как поступление денежной суммы может помочь монастырю в упорядочении его разоренных финансов. Из такого ответа следует заключить, что Белградское правительство не имеет силы в Хиландаре, старцы же главари партий в монастыре держатся таких же взглядов, о которых я уже несколько раз имел честь докладывать.

Вашему Высокопревосходительству, а именно, что за определенную сумму келлия наша будет переименована в скит. Сумму эту, старцы определяют в 10000 тур. лир, если братство не будет просить прирезки земли; в случае же прирезки земляного участка выше вышесказанная сумма должна быть увеличена еще на 10000 лир. Хиландарцы требуют, чтобы мы взяли эту сумму разом и объясняют, что, имея капитал, они надеются избавиться от сербской опеки. Надо полагать, что соборные старцы и уступят кое‑ что из суммы в 20000 тур. Лир. Конечно, мы поторгуемся.

Покончить дело не трудно, но для это надо иметь наличные деньги. К сожалению денег у нас нет. Необходимую сумму мы могли бы добыть только путем сбора в России. Наш иеромонах о. Арсений на днях представился нынешнему Обер-прокурору Святейшего Синода князю Оболенскому и между прочим спросил князя, можно ли надеяться получить разрешение на производство сбора в России. Князь Оболенский ответил утвердительно, но прибавил, что разрешение может быть дано только после представления Российского Императорского Посла в Константинополе. Момент теперь благоприятный и упустить его было бы нежелательно.

В виду изложенного еще раз осмеливаюсь почтительнейше приказать кому следует сделать представление в Святейший Синод о разрешении братству Высоко-Дечанской Лавры произвести милостивный сбор по всей России.

С чувством глубокого уважения и совершеннейшей преданности имею честь остаться навсегда Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою и смиреннейшим богомольцем. Иеромонах Варсонофий».[lxxxii]

« Ваше Высокопревосходительство!

В 1903 году вслед за тем, как русские иноки поселились в Высоко-Дечанской Лавре, игумен ее о. Кирилл подал докладную записку Его Высокопревосходительству, Господину Российскому Императорскому Послу в Константинополе, в которой было сказано, что если произвести поверхностный ремонт соборного храма и зданий обители, и, если за ним не следует основательных исправлений и переделок с целью приспособления жилых помещений для удобства братства и многочисленных поклонников, стекающихся в обитель из окрестных сел, то следует его признать расходом не производственным. На основательный же ремонт Высоко-Дечанской Лавры, ее храма, трапезной и остальных жилых помещений и хозяйственных построек потребуется сумма, по крайней мере, в три раза большая вышеозначенной. Сельские обыватели окружных сел выражают неудовольствие, что в Дечанской Лавре до сих пор не открыто училище с пансионом для детей беднейшей части населения. Русское братство Высоко-Дечанской Лавры, действительно дало согласие на открытие училища для молодых иноков-сербов, но открыть его не имели возможности за неимением на это необходимых средств. Теперь же из разных официальных и неофициальных источников мы слышим порицание русским инокам, поселившимся в Высоко-Дечанской Лавре за их бездеятельность и исполнение взятых на себя обязательств.

В виду того, что средства Высоко-Дечанской Лавры весьма ограничены и не позволяют предпринять фундаментального ремонта обители, не говоря уже об открытии училищ, игумен и братство Высоко-Дечанской Лавры имеют честь почтительнейше просить Ваше Высоко превосходительство получить у кого следует разрешение на производство в России милостынного сбора. По мнению братства обители, иеромонах о. Арсений самый подходящий человек на которого можно возложить исполнение такой миссии в России.

С чувством глубокого уважения и совершенной преданности имею честь оставаться навсегда Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою и смиреннейшим богомольцем. Доверенный Высоко-Дечанской Лавры иеромонах Варсонофий. Константинополь 14 декабря 1905 года»[lxxxiii].

Из этих писем видно, что келлия упорно добивалась переименования келлии в скит. И восстановление Дечанской лавры в их понимании увязывалась с этим.

По мнению русских, хороший порядок возможен только в киновии. Вот и русские монахи, приходя на Афон, через какое-то время искали келлии и собирали там соотечественников и затем начинали бороться за права киновии. Если обитель была скитом, то все равно она была киновией, все равно она рано или поздно превращалась в общежитие. Вот и получались такие удивительные явления, как общежительные скиты. Чем же такой скит отличается от монастыря? Размерами? Оказывается скит положено считать скитом по некоторым афонским законам, которые регламентируют афонское устройство.

Идиоритмическое устройство вызывало недовольство не только у русских, но и у греческих келлиотов. Монастыри обладают уникальной историей, своими традициями, но в ту пору их занимали далеко не самые духовные люди. Подвижников уже тогда скорее надо было искать в келлиях, чем в общежитиях. Но греческие келлиоты по закону крови поддерживают свои монастыри – уж лучше терпеть несправедливости и поборы, чем запустить на Афон русских. Немного расширившись, келлиоты начинали действовать в духе иосифлянства, занимать другие пустующие обители, создавать издательства, производства, писать иконы, давать образование монахам, даже посылать миссионеров к другим народам. Конечно, это нарушало афонский уклад и вызывало негодование у подвизающихся афонских монахов, и тем более уж у неподвизающихся, эллинистов борцов за освобождение, за возрождение величия греков, эллинистов.

И последнее, что хотелось бы сказать о Дечанском монастыре. Во время Второй мировой войны, Дечанский монастырь был в тяжелом положении из-за неизменного враждебного отношения албанцев. Приходилось искать поддержки даже у оккупантов.

«И вот однажды итальянский полковник известил русского монаха о том, что лавру хочет посетить вице-король Албании Джакомини. Высокий сановник прибыл в сопровождении многочисленной свиты. Будучи католиком по вероисповеданию, вице-король терпеливо выстоял долгий монастырский молебен, после чего был приглашен в трапезную, стены которой украшали портреты русских первоиерархов и очень большого размера портрет св. прав. Иоанна Кронштадтского. Ясно, что после этого визита должна была решиться судьба лавры. Тут надо было бы говорить и говорить русскому церковному дипломату. Но на каком языке говорить, если он не знал ни французского, ни итальянского языка, которыми, в свою очередь, хорошо владел итальянец. Приходилось пользоваться услугами своих противников албанцев, а те, естественно, перевирали слова игумена в свою пользу. И тут произошло то, что принято называть счастливой случайностью. К о. Феодосию подошел пожилой русский монах Герасим и стал что-то говорить на ухо своему игумену. “Почему Вы говорите между собой по-русски и откуда знаете этот язык?” - вдруг проговорил Джакомини на чистейшем русским языке, что заставило русских монахов вздрогнуть от неожиданности. “Да ведь мы сами-то русские”, - чуть не закричал игумен. Все преграды были в один миг сломаны. Слово за слово, и вице-король поведал о. Феодосию о самых счастливых днях своей жизни, проведенных в Петербурге в качестве офицера военной миссии своей страны. О. Феодосий не упустил возможности познакомить итальянца не только с историей монастыря, но и с историей Косова, конечно, упомянув и о том, что истинными хозяевами этой земли являются сербы, и только во времена турецкого владычества началось заселение турками и албанцами. Выслушав все внимательно, расчувствовавшийся вице-король сказал: “Вот где не ожидал я встретить русских! Верю вам, и во всем этом вижу промысел Божий. Косовские святыни были в большой опасности, но теперь не беспокойтесь и живите спокойно. Если же местные албанцы посягнут на ваше имущество или жизни, я прикажу карабинерам выжечь все их окрестные села!” Так русские вторично спасли Высоко-Дечанскую лавру[lxxxiv]».

Борьба с Папаяни

Одним из вопросов послуживших к возбуждению кампании против русских, послужила распря между грекам Папаяни и Фотием. Папаяни был агентом Русского Пароходство и с давних пор владел Дафни. В целях борьбы с русским «засилием», у Папаяни появился конкурент – Фотий. Русских монахов обвиняли, что они ночуют в Дафни, творят там разные безобразия и занимаются пьянством. В этом деле активное участие принял патриарх, который заявил об этот самому послу, чтобы разобраться в ситуации туда был прислан титулярный советник Серафимов. Во время его визита выяснилось, что русские монахи Пантелеймонова монастыря, а также Андреевского и Ильинского скита и некоторых русских келлий имеют на Дафни подворья, но ночуют они на этих подворьях редко - в крайнем случае, и избегают лишних расходов. Боле того они должны давать подробный отчет своей келлии или монастырю. Две небольшие харчевни Фотия и Папаяни не могут служить соблазном для наших монахов, ведь монахи не могут за свой счет пользоваться приготовляемыми там угощениями, так как в общежительных обителях, которыми в большинстве являются русские, у большинства насельников нет собственных денег[lxxxv].

Ну, и, разумеется, ни театров, ни других увеселений, порожденных буйной фантазией Серафимов не заметил. Правда, один из турецких чиновников приобрел граммофон, появление которого вызвало яростные нападки монашествующих на владельца. Серафимов отметил, что виденное им в Дафни не соответствует рассказам патриарха о разгуле.

Все заставило Серафимова считать, что Его Святейшество сознательно ввели в заблуждение и обвинение русских монахов и покровительствующего им Папаяни результат вражды греческого элемента к русским, который уже давно выражен в донесениях Генерального Консульства в Солуни. И эта вражда не прекращается, а только усиливается. И проявляется во всем, начиная от запрещения русскому келлиоту использовать появившийся на территории его келлии родник и кончая попытками терроризировать русских монахов путем вооруженных нападений. Господину Серафимову стала ясна эта картина, после того, как он узнал обстоятельства передачи Ксиропотамским монастырем некому греку Фотию. Из-за этого лишился части участка агент Российского Общества Пароходства Илия Папаяни. Он вместе с другими членами семьи с 1864 года был представителем этого общества на Афоне.

Очевидно, что Ксиропотамский монастырь действовал в согласии с группой греческих монастырей, целью которых являлось, Папаяни, слывущего русофилом, удалить с Афона и передать агентство их ставленнику Фотию, и таким образом захватить важнейшее направление в афонской жизни. Фотий же получил от греческих монастырей денежную помощь, и, в первую очередь, от Ивера. Сначала Фотий в 1907 году сделался агентом двух маленьких греческих пароходных кампаний «Патриотик» и «Хаджи Дауд» и почти сразу же вступил в конкуренцию с Папаяни. Одновременно кампания против Папаяни началась в Главном Агентстве Русского Общества в Константинополе. Увы, он и сам давал повод к развертыванию этой враждебной деятельности. В части арендуемой Фотием находятся правительственные учреждения, пристань и часть домов паломников. Все это давало надежду, что лишившись этой аренды, Папаяни должен будет отступить и покинуть Афон. Однако из-за того, что все паломники и вся денежная часть корреспонденции перевозятся на русских судах, Папаяни удалось выдержать. И он стал строить новую пристань на своей территории. Эта тяжба привела к падению цен и сделала Папаяни более внимательным к русским интересам на Афоне. Но заинтересованные и нравственно и материально в предприятии Фотия греческие монастыри не сдаются и пользуются всяким случаем для достижения своих целей. Поэтому-то они подали это заявление Святейшему Патриарху Иоакиму III о положении дел в Дафни, что бы вызвать нужное давление посольства и поменять русского агента. Иногда даже погода способствовала грекам. Ливень 14 сентября 1911 года произвел сильные опустошения на Афоне и разрушил мост через поток, который служит границей между владениями Фотия и Папаяни. Так как на участке Фотия находятся правительственные учреждения и пристынь, то Папаяни немедленно приступил в к восстановлению моста, но тут подал протест Ксиропотамский монастырь, не желавший соединения своего берега с территорией Папаяни. Около двух месяцев шло разбирательство и восстановить мост стало возможно только благодаря настояниям турецкой властью.

Серафимов же рапортовал и о положении дел в Карее. Скопление здесь монахов, по его мнению, наблюдается из-за пребывания в Карее одновременно и каймакама, и Протата. Кроме того здесь все монастыри имеют свои конаки и кроме того пребывают все монахи в лавки и на ярмарки и вообще по делам. Серафимов не заметил здесь изобилие трудового элемента. Вид монашеского города нарушается большим количеством греческих лавок, существующих с разрешения Протата, который при желании мог бы их закрыть. Русские монахи от этого бы не пострадали, так как довольствуются всем в своих обителях. Серафимов не заметил никакого улучшения отношения к русским, которое характеризовал как враждебное Кохманский еще в 1907 году. Страх же греков перед ростом русского населения только усиливается. Обращение Серафимова к Протату с просьбой содействовать улучшению настроений вызвало поток обвинений против наших монахов. Обвинения сводились к тому, что число наших монахов растет, и они слишком много строят. Указ от 7 июня 1909 года разрешающий в келье иметь до 6 насельников – результат этого настроения у греков. Каймакам Али Талаат Бей с возмущением говорил о ряде мелких придирок к нашим монахам, с помощью которых постоянно тормозят их деятельность на Афоне. И ничто не может говорить об улучшении отношений в будущем. Ничего об изменении status quo Афона ему разузнать не удалось. Вероятнее всего в действительности ничего турками в этом направлении не предпринималось. Он же отметил хорошие отношения, которые сложились между представителями турецкого правительства, начальника таможни и капитана порта в Дафни.

В январе 1912 года Генеральный Консул докладывал послу о результатах командировки. Случаев разгула на Афоне, о которых говорил патриарх обнаружено не было, хотя консул добавил от себя, что случаи пьянства среди русского монашества замечены были, как, впрочем, и случаи неподобающего поведения Генеральное Консульство когда такие случаи происходят ставить это на вид и принимает меры все от него зависящие чтобы это дело прекратить. По результатам поездки Генеральный консул писал, что нельзя согласиться с мнением патриарха, который видит одну из причин нравственного упадка в постоянном там пребывании крестьян, работающих на монастырских постройках. Этот выпад тоже вполне понятен: стройку, столь раздражающую греков, ведут русские, значит, они и виноваты в разгуле. Консул же говорит, что по его данным рабочие ведут себя смирно и не хуже монахов. Из личного опыта пребывания на Афоне могу сказать, что и сегодня рабочие ведут себя если не по-монашески, то довольно скромно. Это нельзя не отнести к очередному улову патриарха и греков. «Не сказалась ли в упомянутом предположении Патриарха навеянная на него греческими монахами досада на постройки наших монахов, для каковых главным образом и требуются упомянутые рабочие». Консул указал на другую возможность дурного воздействия на монахов. Плохое влияние могут оказывать сомнительные личности, приезжающие на Афон и принимаемые на квартиру греческими келлиями в Карее и проживающие там без определенных занятий. По Афонским правилам светские лица на Святой горе могут проживать не более установленного срока, по окончании которого должны либо принять постриг, либо удалиться с Афона. Но, греки допускают разные исключения в этом вопросе. Так в греческой келлии Вознесения в Карее уже 10 лет живет некий русский подданный Климноталь, который не пострижен в монашество, но носит рясу. Этот мнимый монах промышляет писанием прошений и способствует развитию духа сутяжничества в наших монахах. Это все способствует и появлению мелких счетов в среде отшельников. Генеральный Консул заметил, что как раз удаление его было бы весьма полезным. Представитель протата в Солуне иеромонах Козьма распространял слух. Что якобы турецкое правительство собирается отправить на Афон войска, Но Ибрагим Бей ныне перемешенный в Константинополь, сказал, что войска на Афон правительство отправлять не собирается, но для ограждения отчет. правительство намерено к существующему в Карее жандармскому посту добавить еще три в окрестностях Есфигменского монастыря. Заполнены он и будут жандармами. От самих греческих обителей зависит, то, чтобы на Афон не были бы присланы греческие войска[lxxxvi].

Таким образом, патриарх Иоаким III пытался использовать разные небылицы, чтобы убедить посла, что недостойное поведение русских монахов может привести к вводу турецких войск на Афон и изменению положения дел на Афоне. Серафимову, что убедить посла в надуманности этих опасений пришлось проделать путь на Афон. Но в действительности опытному политику и аналитику не требовалось даже двигаться с места. Патриарх, прослывший чуть ли ни русофилом, в действительности был приверженцем более тонкой антирусской политики, чем другие греки. У многих из них прорывалось желание физической расправы с русскими на подобие того, как это было в Крестовоздвиженской келлии. Патриарх немало времени проведший на Афоне и хорошо знавший русских келлиотов из этого знакомства сделал вывод, что с русским бессмысленно бороться с открытым забралом. Из такой борьбы греки вышли бы скорее всего проигравшими да и на века бы дискредитировали греческое православие. Гораздо лучше и эффективнее прикинуться другом, сочувствующим и подбрасывать простофилям русским всякие глупые мысли на подобие безудержного пьянства на Афоне. Вдруг поверят. Во времена доброжелательного патриарха был принят в 1909 году жуткий афонский закон, направленный против его друзей келлиотов. По мнению Герд Патриарх Иоаким не испытывал любви к русским. «Среди афонских бумаг МИД хранятся собственноручные письма патриарха, в которых он резко осуждает некоторых русских монахов за их неподобающий образ жизни и просит русское посольство принять против них срочные меры. «Из числа…факторов, влиявших на изменение нравов и условий монашеской жизни на Афоне, на первом месте, поистине, должны быть поставлены русские монахи. Они стремятся к богатству и наживе, входят в широкое общение с миром, привлекают великие жертвы, приступают к громадным постройкам, …усиливают мирской элемент на Афоне…» ‑ писал Иоаким товарищу обер-прокурора Св. Синода В. К. Саблеру[lxxxvii][lxxxviii]». Очевидно, что любимый в России патриах был сыном своего народа и хорошим дипломатам. Внешне проявляя расположение к любившим его русским монахам, но тайно действовал против них, действуя через русских архиереев и Синод. Его последователи использовали разногласия между учеными богословами и монахами-простецами, что привело к погрому русского Афона в 1913 году. Патриарх Иоаким показал грекам, как надо вести с простодушными русскими, чтобы легко добиваться успеха. Его практике следовали греки весь XX век. В результате этой дальновидной политике русскими были утрачены Андреевский и Ильинский скиты. И под угрозой находился Пантелеймонов монастырь, принадлежность которого России, не признается греками и по сей день.

А русские же испытывали к нему искреннюю любовь. Как уже говорилось, патриарху Иоакиму удалось завязать дружеские отношения с рядом русских архиереев и даже Синод прислушивался к его мнению. Можно сказать, что русские келлиоты в этом случае оказались между молотом и наковальней. У нас нет прямых свидетельств, но видимо именно патриарх Иоаким пытался вызвать гнев русского Синода на келлиотов. Труднее ему было с МИД-ом. Не удалось ему использовать русских мидовцев, которые непреклонно гнули свою линию и помогали русским монахам. Вся комедийность ситуации с о. Пантелеймоном говорит о том, что монастырь, протат, патриарх не случайно отсылала о. Пантелеймона от одного к другому это была продуманная политика. Прибавьте к этому еще иерусалимского патриарха Диомида, то сможете представить себе всю эту картину. И всем им не удалось сломить непреклонного русского старого монаха. Запрещен в священнослужении ни за что, без всяких оснований, о. Пантелеймон был именно патриархом Иоакимом. И не смотря на все протесты на все обращения к разуму он этого запрещения снимать не захотел, понимая всю опасность таких вот русских пантелеймонов для эллинизма. «Во время посещения греческого консула Г. Докоса он тесно с ним общался и давал ему советы касательно тех мер, которые можно принять для поддержания эллинизма»[lxxxix]. Он осуждал русских келлиотов за стремление к «богатству и наживе»[xc], призывал русское посольство принять против них срочные меры и при этом активно пользовался русскими деньгами, просил возмещения «издержек на возобновление почтенной пустынной обители»[xci].

Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 165; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!