Монастырь пророка Илии в Ливане
В 1912 году Антиохийский патриарх Григорий предложил о. Пантелеймону заняться восстановлением еще одной обители ‑ Св. пророка Илии в Шувайя в Ливане. О. Пантелеймон уже, если так можно сказать, вышел на международную арену и был готов помогать православным во всем мире. В Ливане сложилась тяжелая обстановка. Кроме православных в то время в стране действовали марониты, несториане, яковиты. Экономическое влияние Франции привело к образованию в XVIII веке еще одной группы раскольников-униатов мелькитов. К. Д. Петкович, российский консул в Бейруте в 80-х годах XIX века описывает в своей работе, как мелькиты массово обращали православных в унию во времена египетского владычества в Сирии (1832—1841). Фактически, по мнению российского консула, это происходило обманным путем, так как обряд и одежда духовенства мелькитов практически не отличаются от православных, и верующие не замечали подмены. Так что положение православных в этой христианской стране стало весьма сложным.
В 1912 году о. Пантелеймон странствовал по Палестине и Египту, как он подчеркивал в письме к Послу в Константинополе «со соизволения Вашего Высокопревосходительства». В этом письме он рассказывает о беседах с начальником миссии в Иерусалиме архимандритом Леонидом, и говорит, что затрагивал вопрос об Айн-Фаре и писал по этому поводу в Святейший Синод два раза, и оба раза безответно. О. Пантелеймон говорит, что о. Леонид согласился «на наши условия, исправленные по указанию А. А. Дмитриевского (да, да того самого, который немало хулил русских келлиотов и о. Пантелеймона тоже). Это говорит, что о. Пантелеймон прикладывал все усилия, что бы добиться одобрения своей деятельности в Палестине, как у русской, так и у греческой духовной власти. Тогда же он сообщал, что имеет намерение послать своих учеников в Бегементскую духовную семинарию для изучения арабского языка, потому что к каждому вопросу подходил фундаментально. Для него были важны не какие-то сию минутные интересы, а процветание православной Церкви на Востоке. Для этого он самолично ездил в Дамаск и заручился согласием и благословением на это блаженнейшего Григория, патриарха Антиохийского. Его блаженство предложил о. Пантелеймону взять под свое попечительство место близ Дамаска, где по преданию было явление Господа апостолу Павлу (Деян. 9, 3). О. Пантелеймон посмотрел это место и условился вести переговоры о покупке. Побывал он и в Бегементе и ознакомился с условиями жизни воспитанников семинарии. И они показались о. Пантелеймону весьма удовлетворительными. В Триполи[xlix] он встретил инспектора школ Палестинского общества Ивана Ивановича Спасского, и от него узнал, что арабы-христиане весьма нуждаются в духовном просвещении и предлагают земельные участки с просьбой устроить там православные монастыри на новых местах или на развалинах древних монастырей. Одну из таких обителей ‑ Дейн-Натур ‑ они осмотрели со Спасским. Это был хорошо сохранившийся монастырь с готовыми помещениями и церковью, принадлежавший Трипольскому митрополиту. В монастыре находился только архимандрит и две старушки – его прислуга. Но обширные участки земли приносили весьма неплохой доход митрополиту. Тогдашний митрополит Александр был весьма хорошим человеком, на предложение о. Пантелеймона занять Дейн-Натур ответил согласием и собирался не только его уступить русским афонским келлиотам, но и в дальнейшем помогать им. «Моя цель, ‑ пишет о. Пантелеймон в письме послу, ‑ не только устроить здесь общежитие по примеру афонских обителей и показать сирийским христианам образ благоговейного Богослужения и христианского благочестия, которое они давно утратили и теперь, по-видимому, стремятся к нему»[l]. Дейн-Натур находился на свободной территории Ливана, преимущественно православной, и в ведении митрополита Александра, по мнению посольства весьма расположенного к русским. Так что была надежда, что ни с чьей стороны не следует ожидать интриг, но ученик о. Пантелеймона забраковал это место из-за того, что земли, предназначенные для посадки маслин, были открыты для ветра. Вторая причина ‑ громадная арендная плата. И тогда о. Пантелеймон и о. Геннадий обратили внимание на обитель св. Ильи Пророка в Шуваие, богатую землями и находящуюся в непосредственном ведении патриарха. Расположена она была в пяти часах езды от Бейрута, близ того места, где вмч. Георгий победил змия. Создание ее относится к первым векам христианства. К началу XX века монастырь был разделен на две части: православную и католическую (марониты). В библиотеке хранилось много рукописей на арабском и греческом языке. В обители были мощи свт. Макария Тирского и Сидонского, скончавшегося в XVIII веке. Невдалеке было еще два участка земли: один с храмом вмч. Георгия, другой ‑ прп. Антония Великого. Вокруг монастыря проживали православные арабы, и отношение к русским монахам было хорошее.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Патриарх Григорий хорошо относился к русским монахам: «еще при жизни своей я хочу видеть русских, поселившихся в пределах Антиохийской церкви. И если за уступку Вам монастыря Св. Ильи я беру с вас деньги, то только для того, чтобы иметь возможность возражать на многочисленные упреки, которыми будет встречен со стороны многих настоящий мой шаг»[li].
|
|
|
Монастырь был взят в бессрочную аренду. Главной целью прихода русских монахов в монастырь Мар-Илиас, так он назывался на арабский лад, было возродить в этой истинно-православной стране монашество, древние традиции которого к тому времени были в Ливане изрядно забыты. К великому соблазну местного православного населения там процветало инославное монашество: маронитское, греко-католическое и прочее. Множество разных дел и тяжб, свойственных для стран Востока, быстро показало необходимость помощи сведущих людей. Спор и дела эти тянулись подолгу. Особенно трудно было вести тяжбу с соседним маронитским монастырем, который поддерживал «всемогущий на Ливане Патриарх»[lii]. Поэтому монастырю было необходимо иметь драгоманов и именно сведущих в особенностях местной жизни. Когда осталось только подписать акт, то сразу начались интриги в среди высшего духовенства, обиженного тем, что о. Пантелеймон не выбрал монастыря в их епархиях. Но все же 12 июня 1912 года был составлен контракт из 12 пунктов, весьма выгодный для русских[liii]. Русские должны были платить аренду, начиная с 11 года пребывания в монастыре, по 400 наполеандров в год (1 напол. – 40 франков), в предыдущие года должна была делаться значительная скидка.
Водворение русских монахов в монастыре Антиохийской церкви было насущной необходимостью для подъема православного монашества. Тогда как маронитские монастыри и даже униатские монастыри изобиловали духовенством, православные монастыри иногда не имели даже одного монаха. Скоро число братии в монастыре достигло 40 человек[liv]. Сам же о. Пантелеймон был возведен в сан архимандрита Святейшим Патриархом Григорием, что нельзя считать вполне каноничным актом, так как он был клириком Константинопольской епархии[lv]. В отличие от Афона и Святой Земли деятельность о. Пантелеймона здесь была оценена весьма высоко. Генеральный консул Батюшков писал: «Событие это весьма прискорбно (известие о смерти старца – прим. автора), ибо старец, хотя и предоставлял почти все дела своему наместнику отцу Геннадию, вносил тот возвышенный и очищающий элемент чистой веры, который произвел на всех здесь чрезвычайно сильное впечатление»[lvi]. Старец выделял денежные средства на ремонт и постройку новых зданий, присылал монахов до сорока человек, готовил замену вместо выбывших. Сотрудник посольства Гулькевич в ответном письме тоже хорошо писал об о. Пантелеймоне: «Кончина настоятеля Крестовоздвиженской келлии на Афоне действительно является чувствительной потерей для нашего монашества и не только на Ливане, но и на Святой Горе, где покойный о. Пантелеймон является одним из наиболее твердых носителей и защитников Русской Идеи»[lvii]. Наместником в монастыре остался о. Геннадий, в феврале 1914 года, после смерти старца, он приезжал в монастырь Каракалл для обсуждения дел обители. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Императорское Посольство в Константинополе приняло меры к обеспечению монастыря денежными средствами после смерти старца, для чего побудило наследников старца на Афоне еще при его жизни дать обязательство в том, что они будут продолжать заботиться о благополучии монастыря и оказывать ему помощь людьми и денежными средствами. Для поддержания монастыря было признано целесообразным нанять драгоманов. На обратном пути о. Пантелеймон собирался заехать в посольство в Константинополе и изложить свои нужды. В том числе и поговорить о драгоманах. Потребность в них особенно проявилась в то время, когда со стороны маронитских монахов вновь проявились посягательства на земельную собственность монастыря[lviii]. Множество разных дел и тяжб, свойственных странам Востока, быстро показало необходимость юридической и другой помощи. Споры и дела подобного рода тянулись подолгу. Поэтому монастырю было необходимо иметь драгоманов и не просто переводчиков и деловых лиц, но людей пользующихся я доверием у турецких властей. Таких человек в скором времени нашлось двое: Гавриил Михайлович Канделяорт – русскоподанный, член Императорского Православного Палестинского общества и Георгий Табит из маронитов. Последний со стороны матери был православным, а по отцу-марониту имел обширные связи среди католического духовенства.
Генеральный консул Батюшков после смерти о. Пантелеймона получил от о. Геннадия сведения о приходах и расходах монастыря. Вероятно, как обычно в подобных случаях, представители общественности близкие к правительственным кругам беспокоились, как бы монахи не перерасходовали бы средств. Из данного о. Геннадием отчета видно, что положение монастыря было слабым. В монастыре не могли даже обеспечить отопление в кельях, чтобы просушить их. Двукратное путешествие о. Пантелеймона в Сирию обошлось в 2 тысячи руб., да затраты на строительство 8‑10 тысяч. А сбор составил всего 3000 руб., не считая еще выгод от производства масла, пшеницы, винограда, овощей и других сельскохозяйственных продуктов. Консул говорит, что монастырь даже в то время адресовал ему прошение о материальной помощи. Обо всем этом он доложил в письме Обер-Прокурору Синода.
«Что касается взгляда на этот монастырь со стороны Ливанских властей, то он давно уже определился вполне отчетливо, и как сами ливанские власти, так и маронитское духовенство, и даже французское консульство обращается по всем делам в вверенное мне Генеральное Консульство. А о. Геннадий после Афона направился в Константинополь и лично доложил Императорскому Посольству о своих нуждах и способах их удовлетворения»[lix].
Письмо Императорское Генеральное Консула в Бейруте Обер-Прокурору Святейшего Синода от 23 января 1914 года № 63
«В бытность мою в Петербурге я имел случай высказать Вашему Превосходительству всю важность, на мой взгляд, значения, которое могло бы иметь укрепление здесь русского монастыря в арендуемом у Патриарха монахами Крестовоздвиженской на Афоне келлии во главе с настоятелем, только что скончавшимся о. Пантелеймоном и наместником его о. Геннадием, монастыря св. Ильи Шувайя на Ливане.
С первого же дня сказалось впечатление, произведенное благолепным Богослужением, собирающим массы молящихся из довольно даже отдаленных местностей Ливана.
Однако правильной постановке монастыря служит серьезным препятствием печальное состояние построек ветхого, никогда не ремонтировавшегося монастыря, при коем жизнь там зимою совершенно немыслима (до аренды монастыря в нем проживало зимой один‑два монаха).
Это было даже причиной отказа многих монахов от пребывания в Ливане.
С другой стороны необходимо поспешить с открытием, первоначально с открытием хотя бы начальной школы, ибо вся страна считает, что чужеземный монастырь непременно является и рассадником просвещения.
Все это требует значительных основных затрат, которые старец покрывал до сих пор из Афонской обители, но с кончины его произойдет несомненно некоторая заминка, да и при нем монастырь уже задолжал значительные суммы (несколько сот рублей), так что вынужден был остановить работы, и келлии останутся недостроенными, а монахи ютятся в темных и сырых конурках, вызывающих усиленные заболевания.
Наконец и полевое хозяйство первые годы требует значительных затрат, чтобы быть поставленным на рациональную почву, ибо при нынешнем ведении хозяйства доходность земель и угодий непропорционально мала. Вследствие сего я не могу не высказать Вашему Превосходительству, что было бы весьма хорошо в видах поддержания православия в Ливане, являющегося в этой области целью посягательств со стороны католиков и протестантов, немало уже оттягивающих к себе православных; оказать некоторую материальную поддержку монастырю.
Мне, казалось бы, что пособие в течение 3-х лет в размере от полутора до двух тысяч рублей помогло бы им стать на ноги и открыть школу, после чего они были бы в состоянии содержать сами себя и может быть даже расширить школу.
Если бы Вы признали нежелательным, субсидию эту можно было бы передавать через вверенное мне Генеральное Консульство, при условии проверки расходов и наблюдения за ходом школы, каковое можно бы получить Инспекции Императорского Православного Палестинского Общества. Для коей монастырь расположен попутно в имеющуюся в несколько верстах оттуда Школу Общества.
Представляя вышесказанное на воззрение Вашего Превосходительства, позволю себе надеяться, что Вы изволите благосклонно отнестись к этому ходатайству, и не откажите поддержать православие в стране, где целые общины (мелехитов и протестантов) образовались за счет православных при посредстве присылки образованных и преданных делу монашеских орденов и миссионеров»[lx].
Подводя краткий итог, мы видим, что о. Пантелеймон пытался создать некоторое подобие католического ордена, который бы действовал на территории нескольких епархий или даже Поместных церквей. Получалось это, в общем, довольно естественно. Он оказался в чужой, но православной стране, и там ему удалось купить келлию (а так именно и было, хотя слово купить как-то режет ухо в приложении к слову келлия). Он собрал довольно многочисленное братство. Это вызвало испуг у греческого монастыря, который попытался разными путями исправить положение. Хотел, например, отобрать проданную омологию силою. О. Пантелеймон оказался в тяжелом положении: с одной стороны он не мог бросить братства, с другой – жизнь в келлии стала просто невыносимой. А тут подвертывается возможность купить на Святой Земле древнейшую святыню и спасти ее от захвата католиков. И в случае развитии ситуации на Афоне, он мог бы с братством осесть в Иерусалиме. Подобная история была с Пантелеймоновым монастырем, который создал себе дублера на русской земле. Только монастырь боялся гонения от турок, а келлии от греков. Знакомый уже с методами греков, о. Пантелеймон пустился «в иностранные мероприятия», используя дипломатические хитрости. Например, приобрел древнюю обитель не на свое имя, а на имя послушника, который в церковном смысле считался мирянином. По Сен-Стефанскому мирному договору, русские, как и другие иностранцы могли селиться, где угодно. Если бы о. Пантелеймон был бы гражданином Турции, то как православный он полностью попал бы под власть Патриарха, так как по турецким законам Патриарх считался и главою греческого православного народа. Тогда бы ходатайства Патриарха было бы достаточно, чтобы аннулировать покупку Попова. Так как он был русским, то при помощи консула смог реализовать свое право покупать земельный участок в собственность. Власть Патриарха в Порте была огромна. Они пользовались светско-судебной и полицейской властью. Так в берате выданному Константинопольскому патриарху в 1855 году говорится, что султан «благоволил дать новому патриарху полную власть, какую имели его предшественники»[lxi]. И патриарху не оставалось ничего иного, как прибегнуть к своей духовной власти: запретить о. Пантелеймона в служении. В общем это было канонически неоправданно. О. Пантелеймон вел достаточно благочестивый образ жизни, не покупал формально указанного участка земли, если бы и покупал, то он не мог только служить в другой епархии по канонам. Но в этом замечен не был. Ход дальнейших событий показал, что греки пытались «извести» о. Пантелеймона всеми доступными им средствами. Но с помощью Посольства о. Пантелеймон сумел выстоять в этой борьбе, посвятив ей практически всю жизнь и отдав ей все силы. Обратим внимание еще и на тот факт, который говорит в пользу о. Пантелеймона: приобретение монастыря в Ливане. После этого стала очевидна искренность о. Пантелеймона, который ставил перед собой цель укрепление православия на Востоке
Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 199; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!