Тэнгрианские основы народной религии западных бурят-монголов



Сакральное значение горы Орголи и всей прилегающей местности усиливалось тем, что неподалеку находился священный источник (булаг), возле которого совершался родовой обряд жертвоприношения «зухэли», заключавшийся в том, что шкура жертвенного животного вместе с головой и ногами насаживалось на длинный березовый шест, закрепленный комлем в земле, причем голова, увешанная разноцветными лентами, с втиснутой в зубы пихтовой корой, была направлена в сторону восхода солнца, в чем проявляется связь с древнеарийским культом Солнца, сохранившемся в тэнгрианской религии как у тюрков, так и у монголов. Этот обряд у монголов Чингис-Хана считался столь важным для поддержания и укрепления генеалогической линии его «золотого», т.е. «царского рода» (алтан ураг), что от него отстраняли тех сородичей, родословная которых вызывала какие-то сомнения.

Дугаров Б.С. в своем докладе на Конгрессе монголоведов в Улан-Баторе в 2004 г. объяснял наличие в тэнгрианской религии монголо-бурят, в частности в религиозном пантеоне Гэсэриады, Верховного Бога скифо-ариев и туранцев (тюрко-монголов) - имени Хормуст-Тэнгри (Хор-Мазд)  «влиянием Ирана», что выглядит совершенной нелепицей (где Иран, а где – Саяно-Алтай), позднее он под влиянием критических замечаний несколько скорректировал свою позицию, добавив «влияние» манихейства и буддизма (но никак не берет во внимание существование совершенно самостоятельной религии саяно-алтайских народов – Ак Чаяан, называемую также «бурханизмом» /Дугаров Б.С., 2010/), а Дугаров Д.С., игнорируя наличие у народов Саяно-Алтая собственного названия этой этноконфессиональной традиции, вполне адекватно отражающей ее суть и природу, назвал ее «Белым шаманством», объединив в одном названии две несовместимые в религиозном смысле традиции, принадлежащие совершенно разным этносам («шаманство» у тунгусов и тэнгрианская «Белая вера» у тюрко-монголов /подробнее см.: Абаев, «Тэнгранство и Ак Чаяан»… 2004,с. 226-237).

Если следовать этой логике, то тибетскую религию Бон тоже надо назвать «шаманизмом», хотя в этнокультурной традиции тибетцев вообще нет такого термина, поскольку само это слово «шаман» имеет тунгусо-маньчжурское произношение и в эвенкийском языке имеет значение «одержимый (духом)», «неистовый», «безумный» и т.д. Бурят-монгольский же термин «боо», которым обозначается жрец этой этноконфессиональной вариации тюрко-монгольского тэнгрианства (то есть «служитель» тэнгрианского культа) и который восходит к тюрко-уйгурскому бек//бег//баг – «военачальник», «военный предводитель», «богатырь» (от «бага» + «тур»; ср. слав. «буйтур») или, может быть, саха-уранхайскому «бѳгY», в свою очередь связанному с уйгурским «бого»// «боку» - трехглавый Змей-Дракон, главное воинское божество древних эзотерических союзов тюрко-монголов, имя которого «Ажи-Дахака» этимологически связано с Мировым Змеем (монг. Абарга-Могэ, тув. Амарга-Чылан). Поэтому топоним «Бохан» нельзя делать «столицей шаманов», как это принято в народной этимологии, или в интерпретациях тех ученых, которые игнорируют тэнгрианский характер национально-государственной религии уйгур-урянхов и курыкан (кит. Гулигань, особенно ярко проявившийся в культе Небесного Дракона, особо почитавшемся именно у членов тайных воинских союзов, которые как раз и подчинили себе местных «тунгусов» (бур.-монг. хамниганы) в период создания Курыканского каганата (VI в.).

Очевидно, что подчиненные хамниганы не могли навязать тюркоязычным уйгур-урянхам свое наименование этноконфессиональной традиции (т.е. «шаманство»), тогда как между уйгурами и монголами вообще существовало преемственность этнокультурных традиций. Не стали исключением и важнейшие термины этноконфессиональной традиции и религиозной культуры в целом, в результате чего при переходе аборигенного населения на монгольский язык многие тюрко-уйгурские термины проникали и в язык бурят-монголов (начиная с XII в). Вот так скифо-арийский Ажи-Дахака,ставший сначала богом войны в тайно-религиозных обществах тюрко-уйгуров, стал бурятским воинским божеством Ажирай-Бухэ (як. Азырень), сохранив, естественно свою изначальную «асурическую», т.е. «гневную», «суровую», «свирепую», «воинственную» природу древне-арийских и тэнгрианских божеств. Эта преемсвенность выразилась и в том, что, когда Чингис-Хан стал «Великим Ханом», он был объявлен «Грозным небожителем Хажир», в чем еще раз было подчеркнуто наличие у него небесной харизмы и особой магической силы. Этот тэнгрианско-арийский титул, наряду со званием Сына Неба, подчеркивал особый «небесный» статус и «небесное» происхождение всего его рода, от которого произошел сам Великий «Первосвященник» (точнее, жрец) тэнгрианской религии, хотя он, как и Гэсэр, был рожден реальными земными родителями, но обладавшими особыми магическими связями с Вечно-Синим Небом.

Наше утверждение о том, что к истинному тэнгрианству вообще нельзя применять без кавычек, свидетельствующих о большой условности (в сущности, о принципиальной несовместимости с этой национально-государственной религией имперских форм государственности гуннов-хунну, тюрков и уйгуров, тем более - монголов) эти термины – «шаманство», «шаманизм», блестяще подтверждается в трудах Л.Билегта, основанных на анализе «Сокровенного сказания», которое монгольский ученный рассматривает как сугубо тэнгрианский религиозно-философский трактат, облеченный в мифо-поэтическую и нарративно-повествовательную форму (см., напр.: Билегт, 2011). Так, Л.Билегт пишет: «Веру в «Вечное Небо»…прямо соотносить с шаманизмом неправильно с точки зрения методологии, хотя бы потому, что последний описан современным научным методом в конце XIX -  начале XX вв. В самом деле, собственно слова «шаман» или «кам» не отмечены в первоисточнике, а слово «bo'e, bo'es» мы узнаем из современного монгольского языка в словоформе «боо». Между тем, многие современные исследователи «боо», в русской транслитерации «боо», интерпретируют словом «шаман» или «кам» сибирских народов конца XIX века. Любое мировоззрение подвержено трансформациям во времени, причем, судя по религиям мира изменяется до неузнаваемости» (Билегт, 2011, с.34).

В совместной работе с саха-якутской исследовательницей тэнгрианства Л.В. Федоровой мы довольно подробно и обстоятельно рассмотрели этот вопрос о неправомерности использования терминов «шаман», «шаманизм», «шаманство» применительно к «религии кам» (тув. хам), которую мы считаем региональным этнокультурным вариантом «Ак Чаяан», а значит и евразийского тэнгрианства, как мировой религии, другим вариантом которой можно считать пресловутую «религию ариев», в частности, иранский зороастризм (подробнее см.: Федорова, Абаев, 2011, с.172-176). При этом мы отмечали, что главная причина столь грубой некорректности смешения стадиально-типологических форм религии – пережитки европоцентризма империалистического высокомерия по отношению к «малым» народам Сибири (см. также: сайт Фонда по изучению Тэнгри – Tengrifund.ru), к каковым никак нельзя причислять ни бурят-монголов, ни урянхайцев, которые считают себя ближайшими родственниками Чингисхана.

Интересно отметить, что современные урянхайцы Монгольского Алтая утром первого дня праздника Цагаан Сар произносят следующее призывание: «… иршееж хайрла, Монх Тэнгэр Добун минь// Монхжин Алун-Гоо минь// Идээ ундаа зооглогтун// Цойд хайрхан» (Ганболд М., с.171). Об особенно тесных родственных связях урянхайцев с халха-монголами (через общих предков – Добун-Мэргэна и Алан-Гоа), а также об их особо интимных отношениях с самим Небом (опять же благодаря своим полумифическим предкам) свидетельствует также обычай алтайских монгол-урянхов во время грозы «кричать на небо» (там же, с.170). Этот обычай зафиксирован и Рашид ад-Дином, причем в его «Летописях» речь идет о «лесных урянкатах» Восточной Тувы, т.е. о тувинцах-тоджинцах.

Той же цели обоснования наличия у всех монголов (хамаг монгол), в том числе и у бурят, особых связей с Вечно-Синим Небом и его харизматической силой (хушэн, хусэн), которая наделяет небесной харизмой и членов этого рода (борджигин), служила также генеалогическая легенда о Матери-прародительнице Алан-Гоа. Известный из «Тайной истории монголов» эпизод о женитьбе Добун-мэргэна, имя которого явно связано с этнонимом Тоба и с правящей северокитайской династией Тоба-Вэй (386-538 гг.), которая считается преемницей Империи Сяньби, многими учеными рассматривается как отражение реальных исторических событий, имевших место в середине IX – начале X в. (см. «Буряты», с. 17). Имя Алан-Гоа (тувинское Алан-Хоо, якутское Алан-Куо) встречается и в «шаманских» (точнее, тэнгрианских) «призываниях» наших осинских и боханских бурят, опубликованных Т.М. Михайловым под общим название «Хухэ Мунхэ Тэнгэри» (Улан-Удэ, 1996).

Согласно традиционной монгольской генеалогии, родословная «золотого рода» Чингис-Хана вплоть до его прадеда Кабул-хана, когда произошел переход на патрилинейную систему родства, отсчитывалась именно от Алан-Гоа, т.е. через женскую линию родства. А мужская линия родства вообще носит сугубо мифический характер, являясь по сути фиктивной, поскольку Бодончар, предок Чингисхана родился методом непорочного зачатия из «чистых чресел» Алан-Гоа после смерти законного мужа Добун-Мэргэна (считается одновременно предком и монголов, и урянхайцев) от «Желтого Пса», проникавшего в ее юрту в виде луча света через дымоход. Его же реальным отцом считается некий урянхаец («Маалих Баяудаец»), который якобы был слугой Алан-Гоа, но затем стал ее сожителем.

Вообще эта история о Бодончаре («Бодоншар Мунхаг», по Дашняму Л.), изложенная в «Сокровенном сказании монголов», представляется весьма темной, таинственной, что в сочетании с мифологемой Алан-Гоа и ее «непорочного зачатия», обосновывающей генеалогическую концепцию «небесного», т.е. божественного происхождения царского рода Чингис-Хана Борджигин, накладывает отпечаток религиозной «эзотеричности» на этот сакральный текст. Вот почему я предпочел бы использовать в данном контексте буквальный перевод названия этого памятника, который более адекватно отражает его эзотеричесикй характер и глубинные связи с тэнгрианским героическим эпосом – «Тайная история монголов» (ТИМ). Несомненно, такой вариант перевода названия в большей степени помогает понять суть эзотерической тайны, т.е. некоего «секрета», заключенного в мифологеме Алан-Гоа и других мифопоэтических образах, тесно переплетенных, вместе с тем, с реальной историей, в частности с образом Бодончара.

В связи с этим Л.Дашням, ссылаясь на «Сокровенное сказание» (то есть «Тайную историю»), пишет: «…Бодоншар Монхаг – самый младший из трех сыновей, родившихся у Алан-Гоа после кончины Добун Мергена. Аланхоо говорила: «…Но каждую ночь, бывало, через дымник юрты, в час, когда светила (луна), входит, бывало, ко мне светло-русый человек, он поглаживает мне чрево, и свет его проникает мне в чрево»; «… эти сыновья отмечены печатью небесного происхождения» (ТИМ, параграф 21).

Сыновья Добун Мергена Бельгунотай и Бугунотай по этому поводу говорили: «Единственный мужчина в доме – это Маалих Баяудаец. От него – то, должно быть, и эти три сына» (ТИМ, параграф 18). В связи с эти Л.Дашнян отмечает, что «наверное, есть необходимость уточнить, является ли Бодоншар человеком небесного происхождения или же он сын баяудайца. Вместе с тем, неопровержимый исторически факт свидетельствует о том, что Бодоншар является родоначальником поколения Борджигин» (Дашням, 2012, с.3).

В «ТИМ» говорится, что в лесу с Добун Мергеном повстречался какой-то урянхаец и отдал ему мясо оленя. По дороге он еще встретился с каким-то бедняком, который вел за собой сынишку и попросил поделиться этой дичиной, и отдал ему своего паренька. Тогда Добун Мерген отдал ему половину оленьего стегна, а мальчика увел к себе домой; он-то и стал у него жить дома. Человек, который отдал сына Добун-Мергену, представился так: «Я – Малихэй Баивугай» (см. статья академика Дашняма «Некоторые дополнения к истории Бодончара Монхага», Улан-Батор, 2011) [28].

По мнению Л.Дашняма, это достаточно «темная» история и свидетельствует о необычном происхождении Бодончара. Кроме того, про исторического родоначальника рода Борджигин его родственники говорили, что он якобы не совсем нормальный, «дураковатый и тупой», что он все время загадочно молчит, когда сидит в гостях. Л.Дашням же считает, что все это как раз и свидетельствует о его «небесном» происхождении, т.е. его избранности как родоначальника «небесного» рода Чингисхана, который и стал Великим Сыном Неба в соответствии с тэнгрианской традицией избранничества (см. Дашням, там же).

В другой статье академик Дашням, особо выделяя в «Сокровенном сказании» взгляды монголов, связанные с «божественным началом поклонения к небу», пишет: «Причисляя себя к небесному началу, монголы определяют небесную сущность человека. Одним из ярких примеров того, что монголы связывают свою судьбу с Небом-тэнгер, является определение «небесный», которое содержит в себе следующее понятие: «мы – дети космического круговорота, а не только земного…» (Л.Дашням, 2011,с. 148). По поводу саяно-алтайских истоков монгольского тэнгрианства академик Ш.Бира еще в 1986 году указывал: «Нет сомнения, что поклонение небу…возникло сначала среди более ранних представителей алтайских народов Центральной Азии. По крайней мере, хунну, которые представляли западную, хунну-алтайскую ветвь из двух основных ветвей, на которые, как предполагают многие исследователи, распалась древнейшая общность алтайских народов в период между X и V векам и до н.э. (а к другой, восточной ветви, принадлежали тунгусо-маньчжурские племена), поклонялись Небу и Земле еще задолго до нашей эры. А гунны, т.е. хунну, оказавшиеся уже в IV веке н.э. в Восточной Европы, продолжали оставаться верными своему вероисповеданию с его культом Неба. Вполне возможно, что этот культ у древних праболгар (Тангра) по своему происхождению ближе всего стоит к хунну-алтайскому проварианту культа неба, нежели к более поздним его разновидностям, в частности, к тюркской» (Бира, с.6).

В связи с теонимами монголов, которые превратились в этнонимы и топонимы, следует также отметить, что мифологема «Алан-Гоа - Бодончар» как бы разделила все последующие поколения монголов на нирунов (от нуруу – хребет), рожденных из чистых, непорочных чресел Алан-Гоа, называвшихся также «хребетными», поскольку они жили в горно-таежной местности (Саяно-Алтай, Монгольский Алтай, Горная Бурятия, т.е. Восточные Саяны), и дарлекинов (от дархан - кузнец), преимущественно обитавших в степной зоне. Под «хребетными» монголами подразумевались, судя по всему, и предки бурят из рода мангут, в который входил осинско-боханский родовой клан Махутовых, а сам этот род восходит к Хойлдар-сечену, ближайшему соратнику, сородичу и побратиму (анда) Чингисхана, который считался родоначальником легендарных мангутов и урутов, служивших ударной силой его армии. Название же племени мангут (кит. «мэнгу»), появившееся в китайских источниках VIII в., повествующих о событиях VI – VII веков, видимо, и послужило этнонимической основой для самого названия «монгол».

В китайских хрониках имеются интересные сообщения эпохи Тан про топонимы Бохан и этнонимы проживавших здесь где-то в V-VI вв. родов и племен, что позволяет уточнить этимологию некоторых этнических наименований бурят Приангарья. В бурятоведческой литературе топоним «Бохан» иногда интерпретируется как «глава шаманов», «хан шаманов» (от «Боо-Хан» или «боохэн»). Однако, в китайских источниках встречается некое «Владение Бома», название которого можно увязать с монгольским «бома», «боом» - «ущелье», «высокая и отвесная скала, загораживающая проход или узкую долину в горах», а также с этнонимами – теонимами «буумал», «булагат» и «алагуй». Последний вариант интерпретации этого топонима как «Страна пегих лошадей» кажется нам предпочтительнее, т.к. с точки зрения общесибирской топонимики он больше подходит для гористой местности, например, в Восточном Саяне (у эвенков бом – ущелье; в Туве есть небольшая гора «Бома» на дороге из Кызыла в Шагонар), а булагаты, в том числе род алагуй, проживали до этого в Тунке. Про «Владение Бома» в китайских источниках VIII в., повествующих об еще более ранней этнической истории народов Центральной Азии (примерно V – VII вв.), мне впервые сообщил известный китаевед Г.Б.Дагданов, который был уроженцем этих мест (с. Кутанка).

Как я сам выяснил позднее, «Бома» переводится с китайского «Пестрая лошадь», что соответствует весьма популярной у осинско-боханских бурят в древности масти лошадей, от которой и произошел булагатский этноним «алагуй» – «Всадники, ездящие на пегих лошадях» (ср. знаменитый казахский этноним-политоним «Алаш-Орда», а также «Пегая Орда» на Нарыме). Сам общеплемененной этноним «булагат» тоже непосредственно связан с буланой частью лошадей (ср. устойчивое парное сочетание, употребляемое при характеристике этнонимов тюркского происхождения, связанных с древнейшим родом «алат» - «ала-була», указывающее лтибо на конскую масть «буланый в яблоках», либо на смешанную метистую масть «пегих» и «буланых» коней).

А буланая масть коней косвенно указывает и на более архаичную этимологическую связь этпонима «булагат» с саяноалтайским тюркским тотемным «булан» - «лось», который, на наш взгляд, связан с именем мифического предка гунно-булгарского племени – Бал, которые стало и названием предкового рода всех болгар (род Бал//Булюк//Балак//Болек). Название «Владение Бома» связано и с гунно-булгарским племенем басмилов («бас»// «баш» - «голова», «головной», «главный» + «милигэ», «билигэ», «булагат»). Таким образом, этноним булагат нужно связывать не с булган (соболь), а с тюркско-уйгурским «булан» - «лось» восходящим к гунно-булгарскому «бул+гар»// «булан+хор», что более логично и с лингвистической, и с тотемистической точек зрения, а также со скифо-арийским племенным названием «сак» (олень, марал, лось), от которого произошли этнонимы «сагай» (хак.), «саха» (як.), «саая», «сакья» и др. По-видимому, исходная форма этнонима «алат» одновременно восходит как к скифо-арийскому «алан», так и к правящему роду гуннов-хунну «лань», что опять же связано с «царскими скифами» Геродота и с обозначением их родов – «сакалаты» и «паралаты», от которых и происходят этнокультурные и этносоциальные термины «арат», «арий».   

В переводе Ю.А. Зуева китайский текст о «Стране Пегих Лошадей» выглядит так: «Земли Бома [Пегие кони] близки к Северному морю; отстоят от столицы [Китая] на 14 тыс. ли. Проходят пять местностей больших по­колений [було] туцзюе и после этого прибывают. Имеют войска 30 тыс. человек, коней 300 тыс. голов. Той страной правит ицзинь [иркин]. От туцзюе не отличаются. Имеют луки и стрелы, мечи, копья и щиты. Нет [чинов] ночной стражи и дворцовой охраны. Не практикуют наград и пожалований. Пределы их страны: с востока на запад один месяц хода, с юга на север 50 дней хода. Страна крайне холодная. Каждую зиму выпадает столько снега, что деревья не погружаются в него лишь на один — два чи, а с наступлением тепла постепенно оттаивают с солнечной сторо­ны.

С помощью коней и людей [ЦФЮГ: конями] вспахивают землю плугом; сеют пять [видов] злаковых. Любят рыбную ловлю. Промыш­ляют рыбу, оленя, выдру, соболя [ЦФЮГ: и шиншиллу] и др. Мясо идет в пищу, а их шкура на одежду. Мало железных сосудов, поэтому вместо блюд и чашек используют котлы из обожженной глины и ос­нование березовой коры. Следуют за травой и водой [т. е. кочуют]. В местах остановок скла­дывают деревья на манер колодезного сруба, делают берестяную кры­шу и используют под жилье. Лежанки земляные, тюфяки из травы, вроде войлочных, и так спят. Когда трава [вокруг стоянки] кончается, перекочевывают; нет твер­дого местожительства. Лошади цветом все пеги, потому и взято наименованием [народа]. Еще говорят, что на тех лошадях не ездят; делают кумыс, пьют его, вот и всё.

Они с цзегу [киргут] много раз воевали друг друга и взаимно втор­гались. Внешностью из группы [? расы, лэй] цзегу (т.е. хакасских, «енисейских кыргызов» – Н.А.), но их языки друг дру­гу непонятны.

[В ЦФЮГ после слов «наименованием народа»: «Другие говорят, что во всей стране разводят скакунов (?) пегой масти, но на них не ез­дят, а только делают кумыс, пьют его, вот и всё. Так как живут в го­рах, не ладят с цзегу, вторгаются друг к другу и воюют. Внешностью из группы цзегу, но их языки друг другу непонятны. По их обычаям сле­дуют за травой и водой. Нет князя [вана]; ставят малых военных предво­дителей [цзюнь] и старшин [чжан] и повинуются им»].

В середине годов девиза юнхуй [652—653 гг.] при династии Вели­ких Тан отправили ко двору посланника с данью. [Примечание в тек­сте: Туцзюе пегих коней называют хэла; еще известна страна Хэла].

Страна Демонов [Гуй] находится в 60 днях пути на западе от стра­ны Пегих коней. В той стране ночью ходят, а днем прячутся. Одевают­ся в шкуры оленя хуньбо. Глаза, нос и уши такие же, как у людей из Срединного царства [Китая], а рот находится на темени. При еде поль­зуются глиняными сосудами. На их землях не произрастают зерновые. Питаются мясом оленей, свиней [!] и змей.

За 30 дней пути на юг от страны Пегих коней приходят к туциши [тюркеш], а еще за 30 [Н. В. Кюнер: 20] дней пути приходят к яньмо…

Из них Пегие кони и яньмо [нянь] не разводят ни быков, ни бара­нов, ни другого домашнего скота. Их свадебные обычаи одинаковы с туцзюескими [Н. В. Кюнер: В отношении браков: они вступают в бра­ки с туцзюе]. В тех странах много сосны и березы. Ежегодно собирают в оброк шкурки соболя, выдры [? куницы], белки и горностая; преподно­сят старейшинам».

Интересные сведения о проживающих в Приангарье этносах, которые в целом, а иногда в некоторых конкретных деталях подтверждают цитируемый текст, приводит Рашид ад-Дин в своем сборнике летописей, когда он рассказывает о том, как жена Толуя, которую персидские и арабские источники неверно называют Соргоктани (на самом деле ее звали Сахатхан – «якуточка»), отправила в бассейн Ангары специальную экспедицию под предводительством «трех эмиров». Интересно, что Рашид описывает этот эпизод из биографии Сахатхан в разделе «Племя татар», отмечая, что, «когда племена татар, дурбан (видимо, четыре ойратских племени), салджиут (ср. тув. салчаки, а также сельджуки) и катакин объединились вместе, они все проживали по низовьям рек».

Далее Рашид поясняет, что речь идет о левобережных притоках Ангары, из которых наиболее известна р. Иркут, где проживали иргиты (урянхайское племя, упоминаемое еще Геродотом под названием «ирки»): «По слиянии этих рек образуется река Анкара-мурен. Река эта чрезвычайно большая: на ней живет одно монгольское племя, которое называют усуту-манхун. Граница его расселения в настоящее время соприкасается с (пропущено название страны). Та река (Ангара) находится вблизи города по имени Кикаси в том месте, где она и река Кэм сливаются вместе. Город тот принадлежит области киргизов. Утверждают, что эта река (Ангара) в одну область, по соседству с которой находится в море. Повсюдю там серебро. Имена этой области: Алафхим, Адутан, Манху и Балаурнан. Говорят, что лошади их (тамошних народов) все пегие (ала); каждая лошадь сильная, как алагуй четырехгодовалый верблюд; все инструменты и посуда (у населения) из серебра. В этой стране много птиц. Соркутани-беги послала с тысячью людей на корабле (в ту страну) трех эмиров с тысячью мужей они доставили к берегу (из глубины страны) много серебра, но положить его на корабль не смогли. Из того войска больше 300 человек не вернулись обратно, оставшиеся погибли от гнилости воздуха и от сырых испарений. Все эти три эмира возвратились благополучно и жило долго (после того)» («Сборник летописей», с.102).

Племя «Мангуд», «потомки прадеда Темучина 8-го колена Манан Тодона произошли, как отмечал Рашид ад-Дин, от его 7-го сына Начина Баатура, которого звали Манху. Внуком Манху 7-го колена был Хойлдар-Сечен. Особенно интересно для меня упоминание в данном сюжете об экспедиции Сахатхан «монгольского племени усуту-мангун». Здесь речь явно идет о тех же Мангутах, но дело в том, что наше племя Мангут жило и живет до сих пор в долине реки Осы, еще одном левобережном притоке Ангары, т.е. являются «усуту Мангутами» (Здесь Оса – это «ус», «вода»). Мой прадед Махут, родился недалеко от поселка Оса, стоящего на берегу р.Осы, который стал центром Осинского аймака Усть-Ордынского национального округа Иркутской области [29].

Это эпизод из биографии Сахатхан, таким образом, помогает прояснить весьма спорный вопрос о «су-монголах» («водных монголах»), которых не надо относить к тунгусо-маньчжурам, проживавшим на реке «Мангу» (или Аргунь), которых китайцы причисляли к группе «Дунху» - восточные варвары; собственно говоря, этот термин и означает «тунгус», что соответствует бурятскому «Тунка», т.е. «тункинский аймак», расположенный в Восточном Саяне; соседствует с Окинским аймаком, где когда-то, проживало тоджинское племя Ак, а сейчас живут «сойоты», т.е. сояны, и с Закаменским аймаком, где до сих живут бурятские хамниганы, т.е. «тунгусы».

Еще один род тунгусского происхождения – ныне тюркоязычные тувинские Донгаки, название которых явно связано с этнографическим понятием «Дунху», входил в племенной союз кереитов, а после их разгрома был рассеян среди других «коренных» монголов. Вот так (или примерно так) Дунху, среди которых действительно основную массу составляли племена тунгусо-маньчжурского происхождения, разгромленные еще первым императором хунну Батором-Тэнрикутом (монг. Модунь), правителем первой тэнгрианской империи, были ассимилированы монголами Чингис-Хана, которые фактически продолжили политику первого Тэнрикута, т.е. императора Сына Неба, каковым и стал Чингис-Хан. Что касается процесса языковой монголизации автохтонного населения Приангарья, следует согласиться с мнением известного бурятского ученого Д.Д. Нимаева, что этот процесс начинается не позднее VI века нашей эры.

По поводу «пегих лошадей», о которых мы говорили в связи с «владением Бома», здесь следует добавить, что именно такая масть лошадей была весьма распространенной у лошадей токуз-огузов, предшественников северных теле-уйгуров, их сородичей байырхуу (баргуты), а также хонгодоров и курыкан, предков саха-уряанхайцев, а также танну-урянхайцев. Так, в танских хрониках отмечалось, что «лошади байирку сходны с лошадьми курыкан, большая часть сивой масти с черными пятнами, как у леопарда» (Малявкин, 1989, с.139).

Таким образом, на основе вышеизложенного мы можем сделать вывод, что так называемые «западные буряты», проживающие в Прибайкалье и Горной Бурятии (Тункинский, Окинский, Закаменский аймаки) являются наследниками всех предшествующих тюркских каганатов и Объединенного уйгурского каганата (VIII в.), а также северных хунну, но одновременно они являются наследниками Великой монгольской империи (Хамаг Монгол Улс). В духовно-культурной и этноконфессиональной традиции северо-западных бурят сохранились религиозные верования и культы не только сибирских скифо-ариев («религия ариев»), в частности почитание Хормуст-Тэнгри, но и религиозные традиции «Белой Веры» тюркоязычных народов Саяно-Алтая, особенно – теле-уйгуров, урянхайцев, хор-туматов, баргутов и др.


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 160; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!