Характерные черты помогающих отношений
Мой интерес к психотерапии пробудил во мне интерес к различным типам помогающих отношений. Под этими словами я подразумеваю такие отношения, в которых, по крайней мере, одна из сторон стремится к поощрению другой к личностному росту, развитию, созреванию, улучшению жизнедеятельности и сотрудничества. В этом контексте «другой» может быть и человеком, и группой. Иначе говоря, помогающие отношения — это такие отношения, в которых один из участников стремится к тому, чтобы у одной или у обеих сторон произошли изменения в сторону более тонкого понимания себя, в сторону усиления выражения и использования всех своих потенциальных внутренних ресурсов.
Сейчас ясно, что такое определение охватывает широкий спектр отношений, содействующих личностному росту. Сюда, безусловно, включаются отношения между матерью и ребенком, между отцом и ребенком, между врачом и пациентом. Взаимоотношения учителя и ученика зачастую подходят под такое определение, хотя некоторые учителя не стремятся способствовать развитию своих учеников. В помогающие отношения включены почти все отношения «консультант — клиент» в психотерапии, говорим ли мы о консультировании в сфере образования, профессиональном или личностном консультировании. В последнюю из перечисленных областей входит широкий диапазон взаимоотношений между психотерапевтом и госпитализированным психопатом, между терапевтом и клиентом с проблемами или невротической личностью, между терапевтом и все возрастающим числом так называемых «нормальных» индивидов, которые обратились к помощи психотерапии, чтобы улучшить собственную жизнедеятельность или ускорить свое личностное развитие.
|
|
Эти отношения в большей степени складываются при индивидуальном общении. Но мы должны подумать и о достаточно большом количестве взаимодействий человека и группы, которые также можно назвать помогающими. Некоторые руководители в своих отношениях со служащими стремятся способствовать их росту, хотя есть и такие, которые не ставят перед собой такой задачи. Взаимодействия между ведущим психотерапевтической группы и самой группой также принадлежат к данному классу. То же самое происходит и в отношениях лидера общины с ее членами. Характер взаимодействий консультанта в промышленности с группой управления все больше приобретает характер помогающих взаимоотношений. Возможно, вышеперечисленное поможет осознать тот факт, что множество отношений, в которые мы все вовлечены, попадают в данную категорию взаимодействий, направленных на содействие развитию более зрелой и адекватной деятельности.
|
|
Как я могу создать помогающие отношения?
Я уверен, что каждый из нас, работая в области человеческих взаимоотношений, задается похожим вопросом — как применять знания, полученные в результате исследований? Мы не можем следовать их результатам, механически подражая, так как разрушим свои личностные качества, ценность которых была показана в этих исследованиях. Мне кажется, мы должны использовать их для проверки нашего собственного опыта, для формирования новых, нацеленных в будущее личных гипотез, которые мы бы применяли и проверяли в наших дальнейших личных взаимодействиях.
Итак, вместо того чтобы попытаться объяснить вам, как использовать предложенные мною научные изыскания, я бы хотел рассказать о том, какие вопросы возникают у меня благодаря этим исследованиям и моему собственному клиническому опыту. Я бы хотел рассказать, какие предположительные и изменчивые гипотезы направляют мое поведение с тех пор, как я вступил в отношения, которые можно назвать помогающими (со студентами, служащими, с семьей или клиентами). Позвольте мне перечислить эти вопросы и соображения.
1. Могу ли я быть таким, чтобы восприниматься другим как достойный доверия, надежный, последовательный человек в самом глубоком смысле этого слова? И исследование, и опыт показывают, что это очень важно. Но несколько лет назад я обнаружил, уверен, более глубокую и верную формулировку этого вопроса. Я привык к ощущению того, что если я соблюдаю все внешние условия, обеспечивающие доверие ко мне, — пунктуальность встреч, уважение к конфиденциальности беседы и т.д., и если я веду себя последовательно в соответствии с этим на протяжении всех бесед, то эти условия будут выполнены. Но опыт обнажил тот факт, что, если я действую последовательно и однообразно (например, демонстрирую принятие клиента в то время, как я чувствую, что раздражен, или скептически настроен, или испытываю еще какие-нибудь чувства, несовместимые с принятием), люди достаточно быстро начинают ощущать мою непоследовательность и ненадежность. Я пришел к выводу, что заслужить доверие — не значит вести себя последовательно. Для этого нужно быть по-настоящему надежным и искренним человеком. Я употреблял термин «конгруэнтность» в описании того, каким бы я хотел быть. Под ним я подразумеваю следующее: какие бы чувства или отношение я ни испытывал, им будет соответствовать осознание мной этих чувств или отношения. Если это действительно происходит, то в этот момент я становлюсь целостной, интегрированной личностью, и отсюда следует, что я могу быть тем, кем я действительно являюсь.
|
|
|
|
2. С этим вопросом очень тесно связан другой. Могу ли я достаточно полно выразить свое состояние, чтобы это не выглядело двусмысленно? Я уверен, что большинство моих неудач в достижении помогающих взаимоотношений произошло из-за неудовлетворительных ответов на эти два вопроса. Когда я выражаю раздражение по отношению к другому, но не осознаю его, мое сообщение содержит противоречивые послания. В моих словах содержится одно послание, но я еще незаметно сообщаю и ощущаемое мною раздражение, что смущает другого и делает его недоверчивым, даже если он и не подозревает о причине своих затруднений. Когда я как родитель, терапевт, учитель или администратор не могу услышать то, что во мне происходит, и часто из-за собственных защитных механизмов, тогда в результате я терплю неудачу. Это привело меня к выводу, что основное знание для любого человека, который надеется на создание любого рода помогающих отношений, заключается в том, чтобы быть по-настоящему прозрачным и искренним. Если в отношениях с другим человеком я достаточно конгруэнтен, если от меня или от него не спрятаны никакие чувства, относящиеся к нашим взаимоотношениям, тогда я могу быть уверен, что отношения будут помогающими.
Один из способов соблюдения этого правила (он может показаться вам странным) заключается в следующем: если я смогу создать помогающие отношения с самим собой (если я смогу тонко осознавать и принимать свои собственные чувства), то скорее всего я смогу создать помогающие отношения с кем-нибудь другим.
Наиболее сложной задачей из тех, что я знаю, но никогда не выполняю полностью, является такая: принимать себя таким, какой я есть, и разрешать себе демонстрировать это другим людям. Само осознание того, что это является моей задачей, было очень ценным, потому что оно помогло мне обнаружить неполадки в межличностных отношениях, которые становятся все более запутанными, если не направить их снова на конструктивный путь. Это значит, что если я содействую личностному росту других, то я должен расти и сам. Это очень обогащает, даже если причиняет боль.
3. Третий вопрос. Могу ли я позволить себе испытывать положительные чувства по отношению к другому человеку — теплоту, заботу, симпатию, интерес, уважение? Это не так-то просто. Я обнаружил в себе и часто замечаю в других некоторое беспокойство по этому поводу. Мы боимся позволить себе свободно принимать охватившие нас позитивные чувства к другому. Они могут привести к повышению требований к нам самим или мы можем оказаться разочарованы в своем доверии. Поэтому мы и боимся. Ответной реакцией на этот страх является наше стремление построить дистанцию между собой и другими — в виде отчуждения, «профессионального» отношения, безличного отношения.
Я твердо уверен в том, что одной из важнейших причин профессионализации любой области является то, что это помогает сохранять дистанцию. В области медицины мы разрабатываем тщательно продуманные формулировки диагноза, в которых человек предстает как объект. В обучении или в административной работе мы разрабатываем различные способы оценки, и опять человек воспринимается как объект. Я уверен, что таким образом мы удерживаем себя от переживания, например, чувства заботы, которое часто узнается в отношениях между двумя людьми. Настоящим достижением является то, что мы можем научиться (хотя бы в некоторых отношениях или на некоторых отрезках этих отношений) тому, что чувство заботы о другом безопасно, что именно так и нужно относиться к человеку, к которому мы испытываем положительные чувства.
4. Следующий вопрос, важность которого я ощутил на своем собственном опыте: достаточно ли я сильная личность, чтобы позволить себе быть отличным от других? Могу ли я столь же непреклонно уважать свои чувства, потребности, как и чувства и потребности другого человека? Могу ли я самостоятельно, если это необходимо, выразить собственные чувства как нечто сугубо личное, отдельное от его чувств? Достаточно ли я силен в своем отличии от другого человека, чтобы не быть подавленным его депрессией, испуганным его страхом или уязвленным его зависимостью? Достаточно ли твердости в моем внутреннем Я, чтобы устоять и не разрушиться от его злости, не подчиниться его потребности в зависимости и не поработиться его любовью, чтобы существовать отдельно от него со своими чувствами и правами? Когда я свободно чувствую эту силу — быть отдельной личностью, тогда я обнаруживаю, что могу разрешить себе проникнуть намного глубже в понимании и принятии другого человека, потому что уже не боюсь потерять себя.
5. Следующий вопрос тесно связан с предыдущим. В достаточной ли безопасности я нахожусь, чтобы позволить другому быть отдельным от меня? Могу ли я позволить ему быть таким, каков он есть — честным или лживым, инфантильным или взрослым, безнадежно отчаявшимся или слишком самоуверенным? Могу ли я ему предоставить свободу? Или же я чувствую, что он должен следовать моему совету, оставаться зависимым от меня или копировать меня? В связи с этим я думаю об интересном небольшом исследовании Фарсона (Parson) (6), который нашел, что наименее адекватный и наименее компетентный консультант стремится работать с самыми конформными и податливыми клиентами. С другой стороны, наиболее адекватный и наиболее компетентный консультант может взаимодействовать с клиентом на протяжении многих бесед, не вмешиваясь при этом в свободное развитие совершенно непохожей на него личности клиента. Я бы предпочел быть во второй группе и как родитель, и как наблюдатель, и как консультант.
6. Другой вопрос, который я себе задаю: могу ли я позволить себе полностью войти в мир чувств и личностных смыслов другого человека и увидеть их так, как он? Могу ли я настолько полно войти в его мир, чтобы у меня отсутствовало стремление оценивать или судить его? Могу ли я войти туда настолько искусно, чтобы двигаться там свободно, не попирая те смыслы, которые он так ценит? Могу ли я настолько тонко чувствовать, чтобы понять не только явные смыслы его опыта, но и те скрытые значения, которые он видит смутно или нечетко? Могу ли я сделать такое понимание безграничным? Я думаю о клиенте, который сказал: «Когда я нахожу человека, который понимает только часть меня в определенный момент времени, то сознаю, что вновь может возникнуть момент, когда он снова меня не поймет... Всю жизнь я усердно ищу кого-нибудь, кто бы меня понял».
Я нахожу, что мне легче понимать и сообщать это понимание отдельно взятым клиентам, чем студентам в классе или сотрудникам в коллективе, куда я вхожу. Существует сильный соблазн исправить студента или указать сотруднику на его ошибки. Но когда я могу позволить себе смелость понимать других в этих ситуациях, это взаимно вознаграждается. Что касается клиентов в процессе психотерапии, то меня всегда поражал тот факт, что даже минимум эмпатического понимания (пусть неуклюжие и ошибочные попытки ухватить беспорядочную сложность смыслов в речи клиента) помогает. Хотя, несомненно, более полезно, если я могу понять и четко сформулировать смысл его жизненного опыта, который для него был неясен и запутан.
7. Другой сложный вопрос: могу ли я принять все грани личности другого человека, которые он проявляет?
Могу ли я принимать его таким, какой он есть на самом деле? Могу ли я выразить это отношение? Или же я могу принимать его лишь при определенных условиях, одобряя только некоторые из его чувств, а тихо или открыто осуждая другие? Из своего опыта я знаю, что если мое отношение к клиенту зависит от каких-то условий, то он не может изменять или развивать те качества, которые я не полностью принимаю. И когда впоследствии (а иногда слишком поздно) я пытаюсь найти причину, по которой я оказался не способен принять его во всем, обычно она заключается в том, что я был напуган некоторыми его чувствами. Если я хочу более эффективно помогать другим, то я должен развиваться и принимать самого себя во всем.
8. Следующий вопрос затрагивает одну практическую проблему. Могу ли я действовать с достаточной чувствительностью в отношениях с клиентом, чтобы мое поведение не воспринималось как угроза? Работа, которую мы недавно начали, касается изучения сопутствующих психотерапии физиологических показателей. Она подтверждает работу Диттеса, в которой показано, как легко люди начинают чувствовать угрозу на физиологическом уровне. Психогальванический рефлекс — измерение степени кожной проводимости — показывает резкое снижение, когда терапевт отвечает резким словом, не соответствующим чувствам клиента. А на фразу: «Да, ты на самом деле выглядишь расстроенным» — иголка самописца почти срывается с листа. Я стремлюсь избежать даже самых незначительных угроз, и вовсе не за счет сверхчувствительности по отношению к моему клиенту. Это происходит благодаря моей твердой вере, основанной на опыте: если я максимально освобождаю клиента от внешней угрозы, это дает ему возможность работать с внутренними ощущениями и конфликтами, которые он сам считает опасными.
9. Особый и важный следующий вопрос: могу ли я освободить клиента от угрозы внешней оценки? Почти на каждом этапе нашей жизни — дома, в школе, на работе — мы находимся в зависимости от поощряющих и осуждающих мнений других людей: «Это хорошо»; «Это сомнительно»; «Это на пятерку»; «Это неудача»; «Это хорошее консультирование»; «Это плохое консультирование». Подобные суждения сопровождают нас с младенческого возраста до старости. Я уверен, они полезны для таких социальных институтов и организаций, как школы и профессиональные учебные заведения. Как любой другой человек, я тоже слишком часто прибегаю к оценке. Но, согласно моему опыту, оценочные суждения не способствуют профессиональному росту, и поэтому я не верю, что они могут быть частью помогающих взаимоотношений. Достаточно любопытно, что позитивная оценка также пугает, как и негативная. Таким образом, сказав кому-нибудь, что он хороший, вы подразумеваете, что у вас есть право сказать и обратное. Итак, я пришел к выводу, что чем больше я ограждаю отношения от критических суждений и оценок, тем больше это позволяет другому осознать, что локус оценочных суждений и центр ответственности находятся в нем самом.
10. И последний вопрос: могу ли я относиться к другому человеку как к личности, находящейся в процессе становления, или мое и его прошлое ограничивает мое восприятие? Если при встречах я обращаюсь с ним как с маленьким ребенком, необразованным студентом, невротической личностью или психопатом, то каждая из этих концептуальных схем ограничивает то, кем он может быть в наших взаимоотношениях. Мартин Бубер (Martin Buber), экзистенциалист, философ Иерусалимского университета, использовал выражение «утверждая другого», которое имеет очень большое значение для меня. Он говорил: «утверждение значит... принятие потенциальных возможностей другого... Я могу осознать в нем, узнать в нем человека, каким он был... создан стать... Я утверждаю его в себе, а затем и в нем самом по отношению к этому потенциалу, который... сейчас может быть развит и развернут» (3). Если я воспринимаю другого человека как что-то фиксированное, уже диагностированное и классифицированное, уже сформированное в прошлом, тогда я, в свою очередь, подтверждаю эти ограничивающие гипотезы. Если же я принимаю его как находящегося в процессе становления, то усиливаю или реализую его потенциальные возможности.
В этой точке сходятся вместе Верпланк, Линдсли и Скиннер, работающие в парадигме оперантного обусловливания, и Бубер, философ и мистик. В конце концов, они сходятся в общем, но довольно странным образом. Если я рассматриваю отношение только в качестве возможности подкрепления определенного типа слов или мнений в другом человеке, тогда я утверждаю его как объект — механический и поддающийся манипуляции в своей основе. Если же я считаю, что это его потенциальные возможности, то он стремится действовать так, чтобы мое предположение подтвердилось. Если же, с другой стороны, я рассматриваю взаимоотношения как возможность «подкрепления» всего того, чем он является (а именно — личностью с существующим потенциалом), тогда он стремится к подтверждению этой гипотезы. Я же, — используя термин Бубера, — утверждаю его как живого человека, способного к своему творческому внутреннему развитию. Лично я предпочитаю второй класс гипотез.
Заключение
В первой части этой статьи я еще раз рассмотрел вклад некоторых исследований в наши знания об отношениях. Стараясь удержать в уме эти знания, я поставил такие вопросы, которые возникают изнутри, с субъективной точки зрения, когда я как человек вступаю в отношения. Если бы я сам мог утвердительно ответить на эти вопросы, то, я уверен, все отношения, в которые я вовлечен, были бы помогающими, способствующими росту. Но я не могу дать положительный ответ на большую часть вопросов, я могу только работать в этом направлении.
В связи с этим у меня возникло подозрение, что помогающие отношения являются разновидностью отношений, создаваемых только психологически зрелым человеком. Или же, иначе говоря, успешность, с которой я создаю взаимоотношения, содействующие развитию других людей как отдельных личностей, является мерой достигнутого мною этапа в собственном личностном росте. В какой-то степени такая мысль мешает, но она также является многообещающей и стимулирующей. Это означает, что если мне нравится создавать помогающие отношения, то впереди меня ждет удивительная работа длиною в жизнь, направляющая и увеличивающая мои потенциальные возможности в личностном развитии.
Я остаюсь с неприятной мыслью о том, что все разработанное мной в этой главе может быть мало связано с областью ваших интересов и работы. Если так, то я сожалею об этом. Но все-таки я частично утешаюсь тем, что те из нас, кто работает в области человеческих взаимоотношений и пытается понять основные закономерности в этой области, вовлечены в самую ключевую деятельность, существующую в современном мире. Если мы пытаемся внимательно вникнуть в свои задачи как администраторы, учителя, педагоги-психологи, профконсультанты, значит, мы работаем над проблемой, которая определит будущее планеты. Наше будущее зависит не от естественных наук, но от тех, кто пытается понимать и работать с взаимодействиями между людьми — кто пытается создавать помогающие взаимоотношения. И я надеюсь, что те вопросы, которые я сам себе задаю, будут несколько полезны и вам, когда вы осмелитесь по-своему содействовать развитию человека в ваших отношениях с другими людьми.
Литература
1. Baldwin, A. L., J. Kalhorn and F. H. Breese. Patterns of parent behavior. Psychol. Monogr., 1945,58, N 268,1-75.
2. Betz, B. J., and J. C. Whitehorn. The relationship of the therapist to the outcome of therapy in schizophrenia. Psychiat. Research Reports №5. Research techniques in schizophrenia. Washington, D. C., American Psychiatric Association, 1956, 89-117.
3. Buber, M., and C. Rogers. Transcription of dialogue held April 18,1957, Ann Arbor, Mich. Unpublished manuscript.
4. Dittes, J. E. Galvanic skin response as a measure of patient's reaction to therapist's permissiveness. /. Abnorm. & Soc. Psychol, 1957, 55,295-303.
5. Ends, E. J., and C.W. Page. A study of three types of group psychotherapy with hospitalized male inebriates. Ouar. J. Stud. Alcohol, 1957,18,263-277.
6. Parson, R. E. Introjection in the psychotherapeutic relationship. Unpublished doctoral dissertation, University of Chicago, 1955.
7. Fiedler, F. E. Quantitative studies on the role of therapists feelings toward their patients. In Mowrer, O.H. (Ed.), Psychotherapy: theory and research.New York: Ronald Press, 1953, Chap. 12.
8. Greenspoon, J. The reinforcing, effect of two spoken sounds on the frequency of two responses. Amer. J. Psychol., 1955, 68,409-416.
9. Halkides, G. An experimental study of four conditions necessary for therapeutic change. Unpublished doctoral dissertation, University of Chicago, 1958.
10. Harlois, H. F. The nature of love. Amer. Psychol., 1958, 13, 673-685.
11. Heine, R.W. A comparison of patients' reports on psychotherapeutic experience with psychoanalytic, nondirective, and Adlerian therapists. Unpublished doctoral dissertation, University of Chicago, 1950.
12. Lindsley, O.R. Operant conditioning methods applied to research in chronic schizophrenia. Psychiat. Research Reports №5. Research techniques in schizophrenia. Washington, D. C., American Psychiatric Association, 1956,118-153.
13. Page, С. W., and E. J. Ends. A review and synthesis of the literature suggesting a psychotherapeutic technique based on two-factor lelaming theory. Unpublished manuscript, loaned to the writer.
14. Quinn, R. D. Psychotherapists' expressions as an index to the quality of early therapeutic relationships. Unpublished doctoral dissertation, University of Chicago, 1950.
15. Rogers, C. R. The necessary and sufficient conditions of psychotherapeutic personality change. /. Consult. Psycho!., 1957,21,95-103.
16. Seeman, J. Counselor judgments of therapeutic process and outcome. In Rogers, C. R., and R. F. Dymond (Eds.). Psychotherapy and personality change. University of Chicago Press, 1954, Chap. 7.
17. Verplanck, W. S. The control of the content of conversation: reinforcement of statements of opinion. /. Abnorm. & Soc. Psychol., 1955, 51, 668-676.
18. Whitehom, J. C., and B. J. Betz. A study of psychotherapeutic relationships between physicians and schizophrenic patients. Amer. J. Psychiat., 1954, 111, 321—331.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 490; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!