Раздел Ш. Влияние на субъективное

К-2. Да. {Пауза.) Я знаю, было бы хорошо, если бы я могла говорить об этом, но... но горло как
будто сжимается, когда я пытаюсь говорить.                                                   [пациент]

П-2. Ты хочешь рассказать о своей духовной жизни, но чувствуешь в себе какую-то преграду,
когда пытаешься это сделать.                                                                               [пациент]

К-3. Я не понимаю, почему я... почему я... я думаю, что я боюсь, что ты...

[пациент/психотерапевт]

П-3. Твои страхи относительно меня не дают тебе рассказывать об этом.

[пациент/психотерапевт]

К-4. Я знаю, что чувствую не так, но кажется, что так. В смысле, я все время пытаюсь предста­
вить, что ты подумаешь,                                                            [пациент/психотерапевт]

П-4. То, что я могу подумать и есть тот самый блок, который не дает тебе делать здесь то, что
ты хочешь, да?                                                                              [пациент/психотерапевт]

К-5. Я думаю, да. Например, мне интересно, есть ли и у тебя духовная жизнь? [психотерапевт]

П-5. Белль, я был бы рад ответить на этот вопрос как-нибудь потом. Сейчас для нас с тобой
важнее рассмотреть твои чувства относительно меня. С моей стороны есть что-нибудь,
что не дает тебе это сделать?                                                                    [психотерапевт]

Это, как и большинство наших примеров, — очень сжатая версия психотерапевти­ческой работы, которая могла бы включать в себя гораздо более длинный диалог и даже длиться несколько сессий. Цель в данном случае — показать пациентке, что пси­хотерапевт принимает ее колебания, и сами по себе они являются вполне подходящим предметом психотерапевтического исследования. В то же время психотерапевт Совер­шает различные действия для того, чтобы усилить мотивацию пациентки работать с этим блоком: оставляя свою реплику незаконченной (П-1), он мягко подталкивает пациентку завершить ее, хотя бы про себя. Следующие две реплики (П-2 и -3) при­званы помочь пациентке осознать свой интрапсихический конфликт, в надежде, что это снизит возможную тревогу относительно разногласий с психотерапевтом. Затем (П-4) психотерапевт переносит внимание на себя, но так, чтобы связать это с внут­ренним конфликтом пациентки и чтобы у нее возникло предположение, что разговор с психотерапевтом соотносится с желательным уменьшением конфликта.

Заметим, что ключевой вопрос (последнее предложение реплики П-5) точно та­кой же, что и в более раннем примере (П-1 А в эпизоде 8.1), но теперь он ложится на подготовленную почву — пациентку уже побудили перенести фокус внимания с обоб­щенного осознания себя на конкретное отношение к психотерапевту (сужение при параллелировании рамок). Готовность пациентки сделать этот шаг определяется по тому, что она сама перенесла фокус внимания на психотерапевта (К-5).

Другие случаи фокусирования на психотерапевте. Каждый из оставшихся трех случаев можно представить себе как ситуацию, в которой психотерапевт решает, что необходимо некоторое раскрытие себя. Подробный разговор о всех последствиях по­добного шага по масштабам явно превышает размер этой книги. Однако здесь можно привести общие предложения или расставить вехи.

Первое и самое главное: требуется абсолютная честность. Это значит, что в инфор­мации, которая дается пациенту, не должно быть никаких искажений. Наши пациен­ты полагаются на нас, ждут, что мы поможем им в тестировании их реальности. Если в этом отношении мы не аутентичны, мы полностью их предаем. Говорить честно —

Глава 8. Параллелирование локуса                     141

не значит говорить обо всем, что касается предмета разговора. Разумеется, что часто именно в этом и состоит наша ответственность — не говорить всего. Но тогда чест­ность требует, чтобы мы прямо указывали на сам факт умолчания:

Я могу кое-что сказать тебе о том, что тебя интересует, но я не скажу тебе всего, что я знаю об этом, потому что, если бы я это сделал, я нарушил бы конфиденциальность (или сказал бы больше, чем, как мне кажется, нужно в данное время и в данных обсто­ятельствах).

Если это сказано спокойно и твердо, то, как правило, пациент относится к этому с пониманием. Если пациент начнет спорить, упрашивать или попытается нарушить границы, то само по себе это может быть вполне подходящим предметом психотера­певтического исследования (и может рассматриваться как сопротивление; см. гла­ву 10).

Второе — раскрытие непосредственных, относящихся к данной ситуации реакций, более приемлемо, чем обсуждение вещей, которые не относятся к психотерапии с дан­ным конкретным пациентом. Психотерапевт имеет право на неприкосновенность личной жизни, и тот факт, что он просит своих пациентов быть полностью открыты­ми, не налагает аналогичных обязательств на него самого.

Третье — разговор о реакциях по процессу (чувствах и мыслях о самой работе, о том, как она происходит), как правило, более полезен (и больше соответствует дей­ствительным ожиданиям клиента), чем обсуждение деталей личной жизни психоте­рапевта за пределами психотерапии. Конечно, когда внешняя жизнь вторгается в пси­хотерапевтическую работу, важность этого положения снижается.

Четвертое — раскрытие чувств психотерапевта по отношению к пациенту, связан­ных с враждебностью, обидой, желанием наказать, эротическими побуждениями, желанием соблазнить или соперничеством, должно предприниматься только в том случае, если пациент был к этому тщательно подготовлен. Кроме того, психотерапевт должен принять это решение вне сессии, должен располагать временем для того, что­бы, насколько возможно тщательно, проверить свои собственные потребности, моти­вы и намерения. Если такие чувства очень сильны, то, прежде чем хоть сколько-ни­будь затрагивать этот предмет, психотерапевту хорошо бы прибегнуть к супервизии или консультации с коллегами.

Резюме

Когда психотерапевт слушает пациента и решает, когда и как ему ответить, он, скорее всего, обращает внимание на множество вещей помимо очевидного содер­жания: вид эмоции и степень ее выраженности, качество и направленность объясне­ний, описание себя, общие установки и ценности, как их воспринимает психотерапевт, и т. д. Опытный и эффективный психотерапевт действует одновременно на многих Уровнях восприятия и интуиции. Само собой, еще многое из того, что требует внима-

142                      Раздел 111. Влияние на субъективное

ния психотерапевта, невозможно подробно описать или полностью проанализировать так, чтобы это было ясно и очевидно. В этой главе мы определили четыре точки при­ложения особого внимания психотерапевта. Мы назвали их «локусами внимания»: сосредоточенность на отношениях пациента с другими, на отношениях пациента с психотерапевтом, на психотерапевте и на внутреннем мире пациента, на его субъек­тивности

ПУТЕШЕСТВИЕ ПСИХОТЕРАПЕВТА

Я слышал, что в языке хопи¹ нет местоимения первого лица единственного числа, нет «я», «меня», «мое». Есть только «мы», «нас», «наше». Эрих Фромм² указывает на то, что индивидуальность — относительно недавний продукт эволюции человека. На протяжении тысячелетий она была привилегией немногих. Возможно, они даже зна­ли о том, что это ставит их в особую позицию, что это что-то не совсем человеческое, что-то, что всегда несет с собой аромат опасности.

Ну а если индивидуальность — это новейшее приобретение эволюции человече­ских существ, то что же такое личностная субъективность? Мы не должны необосно­ванно ставить знак равенства между чувствами и эмоциями, с одной стороны, и лич­ностной субъективностью — с другой (эта ошибка была описана в главе 6). Люди об­ладали эмоциями на протяжении всей своей истории. Разумеется, всю историю чело­вечества можно рассматривать как историю изменения чувств в масштабе наций, культур и жизней миллионов людей. Как неумолимо доказывает Барбара Тачмен " эмоции влияют на историю гораздо сильнее разума. Конечно, нам всегда была прису­ща врожденная субъективность. Она проявляется в снах, легендах и мифах, великих произведениях культуры, продуктах любого художественного творчества, в креатив­ности в науке и бизнесе и в скромном совершенстве, которое любящее сердце и руки могут внести в любую мелочь — в приготовление пищи, в обустройство жилья, в дру­жескую беседу, в заботу о прохожем.

Конечно, эти проявления субъективности для всех очевидны и обычно о них су­дят по результатам, как и показывает мой перечень. Конечный результат оценивает­ся так, как будто он является суммой своих источников, хотя, на самом деле, чаще всего это просто побочный продукт. Вряд ли великий творческий дух растрачивает свой потенциал на столь очевидное.

Дело в том, что мы опять спутали указующий на луну палец с самой луной. Про­дукт субъективности не есть субъективность⁴.

Тогда что такое наша субъективность?

¹ Язык ацтеко-таоанской семьи аборигенной народности (США), насчитывавшей в конце
1970-х гг. всего сто человек. — Примеч. перев,

² Fromm, 1941, р. 24-39. — Примеч. авт.

³ Tuchman, 1984. — Примеч. авт.

⁴ Вопиющим примером такой ошибки является работа Б. Ф. Скиннера «За пределами сво­
боды и достоинства» (Skinner В. F. Beyond Freedom and Dignity, 1971), в которой свобода и до-
стоинство беспечно приравниваются к той литературе, в которой обсуждаются эти понятия! —
Примеч. авт.

Глава 7. Параллелирование рамок                                          143

Здесь мы можем рассуждать, выдвигать определения, поэтические или философ­ские, но определить это точно мы не можем. Разумеется, не можем. Определить — значит объективировать, объективировать субъективность — значит разрушить самую ее суть.

Возможно, здесь опять онтология воспроизводит филогенетический путь: снова эволюция индивида проходит путь эволюции вида.

Отдельный пациент, скорее всего, захочет говорить о внешних по отношению к нему событиях, силах, людях, обстоятельствах. Он будет стараться объяснить, что находится под влиянием всего этого. Он будет сопротивляться обвинению в том, что он сам выбрал путь, который довел его до нынешнего плачевного состояния, до того, что он неудовлетворен своей жизнью.

Как странно! Почему он с такой же страстью не ищет подтверждения собственной силы? Почему он так настаивает на том, что он жертва, а не автор? Почему кажется, что он предпочитает искать, требовать, молить об освобождении, вместо того чтобы открыть двери своей клетки и выйти на свободу?

Наша культура научила нас детерминизму, она настойчиво объективировала нас, она измеряет нас, обвиняя и порицая, определяя, что хорошо и что плохо. Она хочет быть правой, не испытывать чувства вины и иметь возможность помогать. За это она платит свободой, возможностью выбора и способностью самостоятельно добиваться того, чего мы хотим.

В этой главе мы показали, что, в конце концов, сценой для глубинной психотера­певтической работы должен стать локус интрапсихического, конфронтация человека с самим собой, со своей собственной идентичностью, с тем миром, который он создал для себя. Но мы видели и то, как пациенты направляют наше внимание вовне, на их отношения с другими, на их отношения с нами, их психотерапевтами, а иногда и толь­ко на нас; мы видели, как они сопротивляются погружению внутрь себя, в центр себя, в свою субъективность.

Это сопротивление определяется не только нашей культурой. У каждого пациен­та есть смутное ощущение, что с того момента, как он погрузится внутрь себя, он уже никогда не сможет воспринимать знакомый мир вокруг себя таким же привычным и знакомым. Возможно, они интуитивно чувствуют, что занять трон субъективной ав­тономии значит взвалить на себя жестокое бремя выбора, нести неумолимый груз вины за неиспользование собственного потенциала и всегда жить с неопределенно­стью, двусмысленностью и незавершенностью¹.

Кто не попытался бы увильнуть перед лицом всего этого? Вряд ли это такое пред­ложение, от которого нельзя отказаться — буквально миллионы людей отказываются от него ежедневно и ежечасно. Но воспринимать это так значит воспринимать при­страстно и искаженно.

Когда мы приближаемся к нашему внутреннему центру, мы обнаруживаем, что очень долго жили под бременем ограниченного представления о том, кто и что мы есть. Мы позволили ввести себя в заблуждение оболочке из кожи. Мы думали, что

¹ Экзистенциальной тревоге посвящены работы Мэя (May, 1977) и Тиллиха (Tillich, 1952). -Примеч. авт.

144                       Раздел Ш. Влияние на субъективное

оболочка нашего сознательного представления и есть тот, кто мы есть. Мы думали, что то, что мы видим, те объективные перегородки вокруг нас — перегородки, кото­рые называются временем, местом, обстоятельствами, — на самом деле включают нас в себя.

Слова эти звучат фантастично, но, возможно, они не более фантастичны, чем лю­бое обобщение. Смысл в том, что наша истинная идентичность гораздо больше, чем мы думали. Она включает в себя гораздо большее, чем могут допустить определен­ные нами самими границы. Когда мы думаем о некоторых вопросах, мы слишком ча­сто останавливаем себя еще до того, как начнем исследовать все то, что способно со­брать по этому поводу наше ничем не стесненное сознание. Когда мы общаемся с дру­гим человеком, то позволяем и языку и телу ограничивать нас, и упускаем возмож­ность сделать наше общение глубже, возможность, которую мы иногда ощущаем на короткое время.

РАЗДЕЛ IV

Достижение большей глубины

 

ГЛАВА 9

Соотношение объективации и субъективного¹

Параллелирование (раздел III) обеспечивает чуткое внимание и уме­лые интервенции, но его недостаточно, чтобы добиться от пациента более глубокого участия. В этой главе я предлагаю дальнейшие пути вы­полнения данной задачи.

В интенсивной психотерапии пациент прежде всего стремится описать и понять какие-то проблемы, жалобы, заботы или вопросы. (Я буду исполь­ зовать термин «забота» как аналог всех этих понятий.) Степень серьез­ ности и вовлеченности этих усилий пациента говорит нам о том, насколь­ко искренне он берет на себя ответственность за свою жизнь и насколько умело он уже использует силу своей субъективности. Существует множе­ ство форм представления и исследования пациентами их жизненных во­ просов. В этой главе описываются четыре группы таких форм:

• в основном объективирующие;

• с тенденцией к объективации;

• с тенденцией к субъективности;

• в основном субъективные²'.

Важная задача психотерапии — помочь пациенту стать более непо­средственным и сконцентрированным в борьбе с жизненными проблема­ми, приведшими его в психотерапию. Но, как правило, пациенты дистан­цируются именно от этих проблем и, таким образом, теряют ощущение собственного авторства и силу, необходимую для изменений, которых они так страстно желают. Шкала движения от объективного к субъектив­ному связана с этим часто встречающимся паттерном поведения паци­ентов и с тем, как мы можем помочь тому, кто обращается к нам за по­мощью, лучше справляться со своими горестями.

¹ Данные понятия несопоставимы с точки зрения грамматики, и это сделано намеренно — чтобы привлечь внимание к важному моменту: объективировать заботы человека — значит превратить и эти заботы, и самого человека в объекты, вещи, беспомощные игрушки внешних сил. Говоря о субъективности человека, мы характеризуем состояние бытия, концентрирован­ный взгляд на жизнь человека, в которой он обладает ответственностью и силой.

Важно также и то, что истинная объективность возможна только тогда, когда человек полностью сконцентрирован на субъективном. Только тогда можно наблюдать вещь как она есть — без искажающего влияния самоконтроля, который вмешивается в сознание. — Примеч. авт.

Шкала, вокруг которой выстроена эта глава, является одной из версий шкалы, которую я разработал в 1974 г. в соавторстве с Уильямом Е. Бриджесом — автором замечательного ис­следования человеческого потенциала к изменению Transitions (1980). — Приме ч. авт.

14 8                             Раздел IV. Достижение большей глубины

По мере того как психотерапевт знакомится с этой шкалой, он обнаруживает ее преимущества: наблюдение за тем, как пациент «контролирует» свою заботу, дает воз­можность примерно оценить его вклад в психотерапию, а также наметить шаги для повышения его вовлеченности.

Выполняя тысячи других задач, психотерапевт в любой момент должен осозна­вать, на каком вопросе внутренне сосредоточена работа пациента. Если у него сложи­лось некоторое представление об этом, то он может отмечать, как пациент работает с этим вопросом. В данной главе описаны некоторые пути осуществления пациентами такой работы — не полный каталог, но некоторые из наиболее часто встречающихся. Четыре группы форм описываются в виде континуума — сначала в основном объек­тивированные формы, затем две промежуточные группы, в которых присутствует и объективация и субъективность, и, наконец, только субъективные индивидуальные формы.

Эти группы и представляющие их формы поведения даны в табл. 9.1. Психотера­певту необходимо представлять общий смысл этого измерения, а не стараться меха­нически соотнести поведение пациента и формы, перечисленные в таблице. Наши пациенты не изучали этот предмет, поэтому они неосмотрительно создают все новые и новые паттерны, которые не так легко вписываются в эту схему.

ТАБЛИЦА 9.1 Паттерны представления заботы пациентами

Паттерны, объективирующие заботу

• Называние

• Описание

• Оценивание

Паттерны с тенденцией к объективизации

• Функциональное ассоциирование

• Причинное или аналитическое ассоциирование

• Детализация истории или жизненных событий

Паттерны с тенденцией к субъективности

• Осознавание тела и ассоциирование

• Описание снов и фантазий
Эмоциональное ассоциирование

Осознание в процессе *

В основном субъективные паттерны

• Спонтанное фантазирование

• Свободные ассоциации

• Поиск, ведомый заботой

Мы начинаем с первого интервью, которое дает нам возможность проанализиро­вать различные способы описания пациентом своей заботы.

Глава 9. Соотношение объективации и субъективного  149

Эпизод 9.1

Клиент — Энди Кэмпбелл, психотерапевт — Бланш Натан

(Сцена: офис доктора Натан. Время: первое интервью; пациент и психотерапевт уже встретились, познакомились, обменялись шутками, и доктор Натан спрашивает:)

П-1. Что привело вас ко мне именно сейчас?

К-1. Ну, я уже какое-то время думаю, что мне стоило бы обратиться за помощью, но я все от­кладывал, и...

П-2. Ммм?

К-2. Я полагаю, мне все время казалось, что еще не время. Несколько раз я думал, что... Я спро­сил свою подругу, что она думает по этому поводу, и она сказала, что считает, что мне стоит это сделать. Еще я спросил у моего врача, а он сказал, что иногда психотерапия помогает, а иногда — нет; так что я точно не знаю, но...

П-3. Трудно было понять, что вам следует делать, а?

К-3. Да. В смысле, казалось, что мне... Я не хотел делать проблему из того, что, может быть, и не так важно, но, с другой стороны, это для меня всегда проблема.

П-4. Мне непонятно, что для вас проблема.

К-4. Ах, да. Прошу прощения. Это моя нерешительность. Я имею в виду, что нерешительность — моя проблема. Я, похоже, никогда ни в чем не бываю уверен. Я знаю, у всех это есть... Я, наверное, не должен думать, что я чем-то отличаюсь, но...

П-5. Я понимаю (выжидательно).

К-5. Да. Я привык быть неуверенным. В смысле, вы можете сказать, что я не хочу попасть в глупое положение. Я просто не хочу... но тогда я на самом деле не думаю об этом. Хотя, я не знаю.

П-6. Расскажите мне побольше о своей нерешительности и о том, почему для вас это пробле­ма.

К-6. Ну, просто, когда мне нужно принять какое-то решение, сразу начинаются неприятнос­ти. Вроде как я брожу туда-сюда у себя внутри и никогда не знаю, что будет правильным. Это продолжается уже довольно долго. Я бы хотел быть более уверенным в себе, но не получается. Я думаю, что, возможно, становится хуже.

П-7. Вполне может становиться хуже. Вы сейчас более нерешительны, чем обычно?

К-7. Да, наверное... но, знаете, я не уверен. Иногда мне кажется, что становится лучше, но очень скоро, когда мне надо принять какое-то решение, я снова прихожу в смятение.

П-8. Иногда лучше, иногда хуже?

К-8. Вот-вот. Да, я думаю, что именно так. Ой, меня это просто с ума сводит. Ненавижу это. Это делает меня таким нерешительным — ну просто тряпка какая-то! Но что есть, то есть: похоже, это случается со мной все чаще и чаще.

Энди Кэмпбелл представляет свою проблему на двух уровнях: он рассказывает о ней и одновременно проигрывает ее. Очевидно (но не до конца) последнего он не осо­знает, а Бланш Натан решает пока не обращать на это его внимания. Однако будет полезно посмотреть, как он проговаривает свои жалобы.

Сначала (К-4 и -5) он просто называет их «моя нерешительность». Несмотря на то что он признает, что является «владельцем» этого качества (используя местоиме­ние «моя»), Энди, похоже, обращается со своими жалобами, как с независящей от него силой. Так он мог бы описать недуг, которым страдает («мой туберкулез представля­ет для меня проблему»), другими словами, «нечто чуждое, что приносит мне горе».

Только после нескольких принимающих и подбадривающих реплик доктора На­тан Энди (К-6) дает некое описание того, как эта проблема воздействует на него. Те­перь он дает обобщенную формулировку вопроса, мельком касается его истории и выносит оценку, — говорит, что становится хуже.

150                             Раздел IV. Достижение большей глубины

Третий этап наступает, когда Энди оценочно реагирует и выражает свой гнев на этот паттерн нерешительности (К-8). Его досада и раздражение до этого момента были скрыты, теперь они выступают более явственно, и, по мере того как это проис­ходит, мы видим, что уменьшается внутреннее «отыгрывание» заботы (реплика К-8 существенно более решительна, чем любая другая).

ПАТТЕРНЫ, ОБЪЕКТИВИРУЮЩИЕ ЗАБОТУ

Субъективность человека, — это резиденция его уникальности, его индивидуаль­ности. Очевидно, что когда пациент ставит себя в позицию стороннего наблюдателя своего состояния, он объективирует себя самого и свое состояние. Объективировать себя таким образом значит лишить себя всякой способности что-то сделать со своей заботой. Мы видели, как Энди Кэмпбелл использовал три разных способа контроли­ровать свою заботу. Все три объективировали проблему и самого Энди. Теперь я под­робно рассмотрю каждый из них и предложу некоторые способы их дальнейшего ис­толкования.

Называние

Представьте, что вы вслепую ощупываете незнакомый предмет, который дали вам в руки. Вы ощущаете его, поворачиваете, сжимаете в пальцах, может быть, нюхаете или касаетесь им щеки. Это интересно, а определение предмета все время ускользает от вас, внезапно вы узнаете его: «Это камень». Грубо говоря, вы, вероятно, осознаете, что предмет у вас в руках не что иное, как камень. То, что было так интересно, что за­девало вас лично пока было неизвестно, будучи таким образом определено, превра­тилось в обыденность. Вы откладываете его в сторону, вам больше не интересно.

Точно так же любой проблеме пациента можно присвоить каталожное имя: нере­шительность, импотенция, застенчивость, одиночество, депрессия — любое. Процесс называния делает проблему предметом обсуждения, отодвигает ее. Часто при этом подразумевается, что тот, кто страдает от той же проблемы, страдает точно так же; страдание больше не кажется уникальным.

Используя пример с камнем, мы затронули очень важный феномен, который мож­но наблюдать и тогда, когда человек обращается к психотерапии с очень смутными жалобами, — т. е. когда невозможно подобрать название или категорию, которые бы описывали его состояние. В такой момент пациент часто бывает захвачен попытками определить, что же его тревожит, и, конечно, может показаться, что он приблизился к своему дистрессу. Затем, если кто-то называет Проблему (ставит диагноз) и пациент принимает это имя, то отношения между пациентом и его жалобами, скорее всего, изменяются. Происходит уменьшение эмоциональной вовлеченности и кажется, что состояние «отрывается» от своего носителя и начинает существовать самостоятель­но (и теперь уже становится заботой психотерапевта).

Вот еще одна демонстрация этого чрезвычайно важного процесса: на рис. 9.1 пред­ставлены три ребуса.

Глава 9. Соотношение объективации и субъективного

151

 

(А)

DEATH/LIFE

(Б)

(В)

Рис. 9.1. Три ребуса для иллюстрации эффектов объективации

Между ними нет никакой связи, но в каждом из них зашифрована знакомая фра­за. Первый (А) читается как «жизнь после смерти». Теперь взгляните на два других ребуса и постарайтесь решить, какие фразы в них зашифрованы. СДЕЛАЙТЕ ЭТО ДО ТОГО, КАК НАЧНЕТЕ ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ.

Ответ на второй (Б) ребус — «Pie (pi) in the sky» (Пирог в небе)¹. Если вы не реши­ли его раньше сами, то вы можете обнаружить, что ваша реакция на мой готовый от­вет почти не содержит эмоций. Многие люди испытывают в таких случаях разочаро­вание или фрустрацию — они предпочитают сами решать головоломки. Более того, безразлично, получил ли читатель ответ в готовом виде или сам дошел до него, но в любом случае человек теряет интерес к головоломке, как только ему становится из­вестно ее решение. Это эффект объективации.

Ответ на третью головоломку (В) — два или ничего (аналогично нашей поговорке «все или ничего». — Примеч. перев.).

Описание

Если бы вам еще раз дали в руки тот камень, который вы уже ощупывали, вы мог­ли бы заметить, что он тяжелее, чем обычный камень такого же размера, что один его конец округлый, а другой имеет неправильную форму. Иными словами, вы отмечаете

¹ Аналогично нашей поговорке «Журавль в небе». — Примеч. перев.

152                             Раздел IV. Достижение большей глубины

его характеристики. Они кажутся принадлежащими камню, и это показывает, что любой разумный наблюдатель мог бы обнаружить те же самые его качества.

Когда пациент идет дальше называния своей заботы, обычно следующим шагом является ее описание. Проблема описывается как объект, имеющий неотъемлемые характеристики, такие же, какими обладает камень. Предполагается, что любой дру­гой человек, имеющий те же затруднения, опишет ее точно так же. Особенно важно здесь то, что очень мало значения придается, если вообще придается, уникальному личностному переживанию проблемы, а это, как мы уже видели раньше, означает потерю способности повлиять на это состояние.

Если снова взглянуть на то, как Энди описывает свою заботу, можно ясно увидеть это дистанцирование и бессилие.

К-6. Ну, просто, когда мне нужно принять какое-то решение, сразу начинаются неприятнос­ти. Вроде как я брожу туда-сюда у себя внутри и никогда не знаю, что будет правильным. Это продолжается уже довольно долго. Я бы хотел быть более уверенным в себе, но не получается. Я думаю, что, возможно, становится хуже.

Оценивание

Если еще подержать камень в руках, то, вероятно, вы обнаружите в себе скуку, а может быть, какой-то интерес — почувствуете, что он вам нравится или не нравится. Как правило, возникает мысль о том, что этот камень «приятный» или «скучный», а также, хотя и на мгновение только, — мысль о том, что кто-то мог бы воспринять его по-другому, что отличается от обычной первоначальной реакции.

Когда Энди Кэмпбелл говорит, что он ненавидит свою нерешительность, что это делает его таким нерешительным, становится ясно, что он передал власть проблеме, и что проблема рассматривается как нечто отдельное от Энди. Оценочные высказы­вания такого типа подкрепляют объективацию его переживаний.

ВАЖНОСТЬ ФОРМЫ ВЫСКАЗЫВАНИЙ

Использование возможностей психотерапии. До сих пор мы сосредоточивали вни­мание на том, как Энди Кэмпбелл и другие пациенты описывают свои насущные за­боты. Это то, что в основном делал Энди во время своей первой беседы с доктором Натан. В последующие недели и месяцы, он, конечно, все время возвращался к этой теме, но затрагивал/также и другие вопросы. Тем не менее с некоторыми исключени­ями, большую часть времени Энди посвящал вопросам, которые он считал важными для своей жизни и своего благополучия. Часто эти проблемы только подразумевались, иногда они обсуждались открыто. То, каким образом он к ним обращался, является важной характеристикой способов контроля и использования Энди психотерапевти­ческих возможностей для изменения своей жизни.

Как психотерапевт Энди, Бланш Натан часто отмечала для себя, как Энди исполь­зует психотерапию, и время от времени привлекала его внимание к этому важнейше­му вопросу. Она отмечала, насколько искренне Энди принимает на свой счет вопро-

Глава 9. Соотношение объективации и субъективного  153

сы, которые он затрагивал, насколько ответственно он принимает их как часть себя самого, есть ли у него представление о своих внутренних ресурсах и обращается ли он к ним.

ПАТТЕРНЫ С ТЕНДЕНЦИЕЙ К ОБЪЕКТИВАЦИИ

Эпизод 92

(Прошло время. Энди теперь уже больше вовлечен в психотерапевтическую работу и, еще неосознанно, начинает по-другому воспринимать проблемы своей психотерапии.)

К-11. Иногда я думаю, что есть улучшения, но потом приходит другой момент, и я уже не так уверен. Так трудно понять. Ну, вот, например, вчера я пытался решить, продавать ли мне старую машину, и... Ну, Дженет говорит, что очень глупо мне цепляться за мой старень­кий «шевроле», но я думаю, он еще побегает, и немало. Я, конечно, не механик, и...

П-11. Выглядит так, будто, рассказывая мне это, ты сейчас споришь сам с собой.

К-12. Да. Ну, это не совсем так. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Почему я продолжаю это делать? Может, я просто боюсь занять определенную позицию. Может быть, я хочу, что­бы Дженет или кто-то другой взяли на себя ответственность за мое решение.

Заметьте: я опять использую выдержки из разговора все тех же вымышленных парт­ неров по психотерапии. Это позволяет создать контекст, но я совсем не считаю, что в реальной психотерапевтической работе следует так систематически двигаться по этой шкале.

Функциональное ассоциирование

Если представить, что мы все еще держим в руках этот камешек, то очень вероят­но, что вскоре у нас появится мысль о том, как его можно было бы использовать. «Он мог бы служить хорошим пресс-папье». В таком случае, имеет место некоторое осо­знание более индивидуальной и личностной природы нашей реакции. Например, дру­гой человек мог бы подумать: «Я мог бы бросить этот камень в кого-нибудь». Здесь есть скрытое осознание того, что, в данном случае, возможны индивидуальные раз­личия.

Рассуждения относительно мотивации, лежащей в основе заботы человека, нахо­дятся между объективацией и субъективностью, хотя и ближе к объективации. Паци­енты различаются по тому, насколько они принимают индивидуальный характер сво­их жалоб.

Эпизод 9.3

К-12. Да. Ну, это не совсем так. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Почему я продолжаю это делать? Может, я просто боюсь занять определенную позицию. Может быть, я хочу, что­бы Дженет или кто-то другой взяли на себя ответственность за мое решение.

П-12. Ты думаешь, что это может быть причиной того, что у тебя столько сложностей с приня­тием решений?

К-13. Не знаю. Может быть. Почему большинство людей имеют такие проблемы? У тебя дол­жны были быть еще пациенты, до меня, с такими Же проблемами.

154                             Раздел IV. Достижение большей глубины

Хотя Энди очень быстро вернулся к объективации, такие рассуждения могут быть важны с точки зрения движения к возрождению силы в его жизни. Психотерапевт должен пожелать отметить для себя, в какой степени функциональные ассоциации являются абстрактными, а в какой — идут от истинного внутреннего осознания. Клю­чом для такого разделения является уровень общения, на котором работает пациент, а также другие виды ассоциаций (смотри ниже), которые появляются попутно. О па­циентах, которым мысли о вероятных функциях их жалоб приходят в голову во вре­мя работы на уровне критических обстоятельств, можно с большей уверенностью ска­зать, что они лучше соприкасаются со смыслом этих проблем. В то же время отстра­ненное рассуждение типично для уровня стандартного общения или уровня поддер­жания контакта.

Когда пациент отстраненно рассуждает о своей заботе «может быть...», «возмож­но, что...», «Интересно, если...» — я склонен что-нибудь сказать, чтобы предупредить его о бесплодности таких действий:

Если можете, то лучше избегайте этих «может быть». Это трясина, — и когда ваше живое сознание вступает на эту дорогу, вы можете совершенно потеряться в вероятно­стях, полностью утратив представление о том, что прочно, а что — нет.

Причинное или аналитическое ассоциирование

Рассуждения о причинах, а также попытки отыскать компоненты заботы человека во многом напоминают функциональное ассоциирование. Различие состоит в том, что, в отличие от поиска обобщенных функций, поиск причин может привести к ис­следованию уникальной истории пациента.

При исследовании причин рационалистический подход включает также намере­ние использовать возможности человека в его собственных интересах. Разумеется, здесь есть свои трудности, — этот поиск часто ведется безлично, так, будто человек представляет собой техническую проблему — такую, например, как засорившаяся раковина или автомобиль, который не желает заводиться. Рационалистический ана­лиз или каузальные теории очень привлекательны и представляют собой ловушку для неосторожного психотерапевта, так как ведут его к стерильным когнитивным по­строениям, которые не могут вызвать заметных изменений ни в чувствах, ни в пове­дении.

Эпизод 9.4

К-14. Я очень много думал о том, почему у меня больше проблем с принятием решений, чем у других людей. Или, по крайней мере, мне так кажется. Ты что-то сказала? (Пауза.) Ну, все равно, я уже пытался думать об этом и вспомнил, что отец всегда побеждал меня, когда мы принимали какое-нибудь решение.

П-14. Что ты имеешь в виду?

К-15. Ну, вот, как однажды, когда я сказал, что хочу, чтобы у нас были другие подушки. Мне кажется, я должен был переночевать у друга или что-то в этом роде. Ну, все равно, я ска­зал, что мне не нравится поролон, и я бы хотел, чтобы у нас были пуховые подушки. Я был по-своему горд тем, что мне известна разница между ними. А потом папа сказал: «А ты знаешь, откуда берется пух?» Мне это было очень приятно, так как я только что об этом узнал и был готов к ответу. Я сказал: «Из уток». Он только улыбнулся и спросил:

Глава 9. Соотношение объективации и субъективного  155

«А из какой части утки?», а я не знал и почувствовал себя ничтожеством, а мой брат все смеялся и смеялся и все повторял: «Из какой части утки? Из какой части утки!»

П-15. Ты чувствовал себя действительно униженным.

П-16. Еще бы. Тогда я его возненавидел. Ну, не так, чтобы «возненавидел», но... ну, я полагаю, что одно время так и было. Моего брата я тоже ненавидел, но, конечно, это прошло. Но все же интересно, не то ли это, что заставляет меня колебаться всякий раз, когда нужно сказать что-нибудь определенное.

Типичными для этой группы описаний являются рассуждения о причинах и пере-бирание воспоминаний или других событий в поисках ключей «разрешения» пробле­мы. Воспоминание Энди о беспокоящем его инциденте с отцом и братом может точно указывать на одну из причин, но воспроизведение этого инцидента, само по себе, вряд ли вызовет глубокие изменения в навязчивой нерешительности Энди.

Детализация истории или жизненных событий

Стоит заметить, что в обращении Энди к инциденту с отцом и братом есть скры­тый вопрос: «Является ли это причиной того, что я такой нерешительный?». Предпо­лагается, что силой обладает эпизод из прошлого, а не сам Энди — человек, который вспоминает этот эпизод. Сейчас Энди представляется жертвой происшествия (или нечуткости отца) — все так, будто у Энди покалечена нога и он может сказать, что это произошло в автомобильной катастрофе несколько лет назад.

Такое «причинное мышление» восходит, по крайней мере, к Фрейду, хотя сам Фрейд в свое время пришел к пониманию того, что «одного инсайта недостаточно». Но все же, к великому огорчению, эти размышления неявно содержатся во множестве психотерапевтических трудов и в практике многих психотерапевтов — они представ­ляют широко распространенный ложный взгляд на психотерапию. Те, кто работал с пациентами глубоко и достаточно долго, как правило, осознают: самого по себе зна­ния о том, что положило начало паттерну поведения, недостаточно, чтобы вызвать психотерапевтическое изменение, — точно так же как знания о том, что столкнуло с горы камень, недостаточно для того, чтобы остановить его падение (использовать объективный образ в разговоре о столь субъективном предмете!).

Все разновидности описаний этой группы обладают двойственностью и этим, — если рассматривать только очевидное содержание, — слегка напоминают более субъ­ективные формы. Когда Энди говорит об инциденте с отцом (эпизод 9.4), он уже на­чинает углубляться в свою субъективность, но при этом все еще нацелен на поиск того, «что сделало меня таким». Было бы совсем по-другому, если бы он сначала погрузил­ся в свое чувство нерешительности и свое горе по поводу этой нерешительности, а затем уже начал вспоминать этот эпизод. Очень вероятно, что состоялось бы совер­шенно другое психологическое событие: эмоции могли бы его захлестнуть, но еще более важно, что в этом случае воспоминание не было бы изолированным (все равно, что осколок пальца от статуи). Напротив, оно могло бы стать частью расширенного осознавания, сосредоточенного вокруг нерешительности, горя, отношений с отцом или других «центров» осознавания, открывающего нечто существенно большее, чем непосредственно сама проблема.

Психотерапевтам, привыкшим замечать только явное и очевидное, будет трудно воспринимать только что описанное различие. Чтобы обнаружить в этом различии

---

Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 132; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!