XI (Третье издание Свода 1857 г.)
Принятая Вторым Отделением, по мысли гр. Блудова, система издания одних только очередных, но в близкие друг от друга сроки, продолжений, содействуя скорейшему осведомлению населения о происшедших в законодательстве изменениях, не могла, однако, при отсутствии появления, время от времени, сводных продолжений, не затруднять пользования Сводом. Ввиду этого уже через 8 лет после появления второго издания пришлось приступить к составлению нового, третьего, Свода. Главное его задание, по смыслу первого всеподданнейшего доклада по этому предмету*(399), составляло, кроме объединения Свода с его продолжениями, также дополнение его теми отделами законодательства, которые еще не успели войти в два предыдущих издания. Полного осуществления этой задачи уже в издании 1857 года достигнуть не удалось; тем не менее, наряду с восполнением пробелов в существующих уже частях Свода (напр., I том дополнен был Учреждением Министерства Двора, а вышедшие в 1848 году счетные уставы - счетными правилами учреждений Императрицы Марии), новое издание обогатилось несколькими новыми уставами, а именно о духовных делах иностранных исповеданий, о телеграфах и почтовым. Самый процесс их составления намечен был гр. Блудовым еще в 1843 году*(400) и сходился, в отношении стадий работы, с приемами работ по изданию 1832 года, причем составляемые уставы предполагались к выпуску один за другим, по мере завершения просмотра ревизионными комитетами и после представления проектов "на Всемилостивейшее усмотрение непосредственно, или же чрез Государственный Совет, когда нужно будет какое-либо объяснение или исправление постановлений, в сии проекты входящих".
|
|
|
Так как в этом порядке единичных выпусков успели выйти только счетные уставы, то сила упомянутых трех новых уставов, обнародованных впервые в составе третьего издания, именуемого Сводом 1857 года, должна определяться тем общим указом, которым сопровождалось введение в действие этого полного издания. И действительно, именной указ 12 мая 1858 г. (П.С.3. N 33140) в объяснительной своей части не только упоминает о дополнении Свода, в третьем его издании, "многими из уставов и учреждений, которые по особым причинам доселе не были помещены в Своде"*(401), но и перечисляет в отдельности эти новые части. Тем не менее, хотя новые уставы имели в числе своих источников указы XVIII века и узаконения первой трети XIX века, которые, в виде общего правила, почитались безвозвратно замененными текстом Свода 1832 года, именной указ 12 мая 1858 г. не проводит никакого различия между этими новыми и остальными переработанными книгами Свода. Общими для них является не только резолютивная часть, но и вступительные его указания, а именно, что обширный и многосложный труд по составлению третьего издания совершен "под непосредственным ведением и руководством" Монарха и подвергся его "разсмотрению" и что при дальнейшем употреблении Свода по новому изданию следует "соображаться в точности с правилами, предписанными указом 4 марта 1843 года". Исходя, таким образом, из предписаний, установленных в отношении второго издания Свода, именной указ 1858 года и в резолютивной своей части построен вполне по схеме предыдущего указа 1843 года. Его назначение, следовательно, - приспособить заключавшиеся в приложении к статье 102 Учр. Сенат, правила (на которые и сделана ссылка в ст. 3 указа) к видоизменяющемуся, в зависимости от выхода нового издания, порядку ссылок на Свод. Отличие указа 1858 года от указа 1843 года можно усмотреть, собственно, только в двух отношениях: во-первых, в том, что статья 2, проводя деление начатых производством дел, в отношении ссылок на прежнее и на новое издания, на дела приготовленные и еще неготовые к решению, воспроизводить установленный в 1834 году и не упоминавшийся в указе 1843 г. признак первого рода дел - начатое рукоприкладство; и, во-вторых, в том, что в конце указа 1858 г. добавлен перечень тех случаев, когда, вместо Свода, допустимы ссылки на подлинные узаконения.
|
|
|
Как и в предыдущем издании 1842 года, значительнейшая часть постановлений указа, при котором обнародован Свод 1857 года, уже принята в соображение при видоизменении, соответственно замене издания 1842 года новым изданием, упомянутого приложения в сенатском учреждении. Но, в отличие от приема 1842 года, произведенные в этом направлении изменения оправданы в цитатах (при статье 1) ссылкой на всеподданнейшие доклады 1 ноября 1851 г. и 20 апреля 1856 г.*(402) За невозможностью предусмотреть, при печатании I тома, все детали будущего указа о выходе нового издания Свода пришлось, как и в издании 1842 года, ограничить допустимость ссылок в прошениях частных лиц на это, а не на новое издание (ст. 8) довольно неопределенным указанием "на время". В самом же указе установлен был твердый для этого срок - 1 января 1860 года. Надлежащее в сем отношении изменение и вообще более полное согласование с Именным указом 12 мая 1858 г. было затем произведено в первом после Свода 1857 г. продолжении.
|
|
|
Очерченное, почти полное, сходство актов, сопровождавших вступление в силу второго и третьего изданий Свода, - причем ни в том, ни в другом акте не содержится упоминания об утверждении этих изданий со стороны Монарха*(403), - а равно отсутствие в дальнейших Высочайших повелениях о продолжениях к Своду 1857 года каких-либо дополнительных указаний относительно его силы, заставляют признать, что и это издание в полной его совокупности не было облечено силой закона. Иного результата, впрочем, и трудно было бы ожидать, потому что третье издание выполнено было под тем же, что и второе, ближайшим руководством гр. Блудова, который продолжал придерживаться тех самых приемов, какие он выработал для Свода 1842 года. Ввиду этого редакторам преподаны были в особом "наставлении о приготовлении Общаго Свода законов Империи к новому изданию"*(404) те же начала, как и при втором издании, и во главе их "удобное для употребления размещение" постановлений, но "без всяких перемен в изложении статей". Общее это указание пояснялось далее, со ссылкой на наставление для второго издания, следующим образом: "В правилах, переносимых вполне в новое издание из прежняго или из продолжений Свода, не переменять ни одной буквы, ниже знака препинания, не только слова или фразы. Из сего исключаются, по замечаниям в течение работы, такие места, которые необходимо согласить вновь с источниками или же с силою других правил, если сие каким-либо образом ускользнуло от внимания составителей Свода и продолжений к оному. Впрочем, и сии места исправляются не иначе, как по особым докладам редактора, с утверждения Главноуправляющаго. Узаконения новыя, не вошедшия ни в Свод 1842 г., ни в продолжения его, вносятся в те части Свода, где, сообразно системе онаго, их следует поместить, также буквально, хотя бы в них и встречались какия-либо выражения, не совсем точныя и ясныя, ибо Отделение не имеет права исправлять по своим понятиям при введении в Свод таких постановлений, которыя удостоены Высочайшаго утверждения и не принадлежат к решениям сенатским, против коих ему предоставлено, в некоторых случаях, делать представления (прав. 15 декабря 1834 г.)".
|
|
|
Приведенное извлечение ясно определяет отношение редакторов как к источникам в смысле буквального воспроизведения его текста в статьях Свода, так и к вошедшим уже в прежнее издание Свода постановлениям, в том же самом смысле буквального их повторения, - не исключая, однако, возможности исправления вкравшихся несогласованностей. Предоставляя последнее "утверждению" Главноуправляющего, наставление имеет, надо думать, в виду, прежде всего текст 1842 года, ибо, зная отношение гр. Блудова к основному изданию Свода в начале приступа работ ко второму изданию, трудно предположить, чтобы он допускал изменение этого основного текста, без испрошения на то Высочайшего разрешения, во время составления третьего издания. Отсутствие соответствующей оговорки в наставлении 1851 г. объясняется, скорее всего, совершенной исключительностью подобных случаев. Ибо чем более отдалялась от современности эпоха составления первого Свода, тем сильнее забывались отдельные его источники, и тем менее представлялось поводов обращаться к исследованию происхождения старых статей, и разве только открывавшиеся несоответствия между постановлениями разных томов заставляли пересматривать их образование*(405). Наконец, усиленная ревизионная деятельность в тридцатых годах и новая поверка при составлении второго издания могли исчерпать все действительные несоответствия. Правда, сохранилось указание*(406), что в 1856 году Второе Отделение намеревалось пересмотреть вышедшие к тому времени два дополнительных тома Полного Собрания Законов за 1826-1850 годы, с тем чтобы внести в Свод то, что окажется пропущенным при первых его изданиях. Едва ли, однако, поверка эта могла дать сколько-нибудь обильный материал, потому что дополнительные тома образовались из узаконений, сообщавшихся в течение не менее 25 лет*(407) и немедленно соображавшихся в их отношении к Своду законов, ибо и самое их разыскание зачастую обусловливалось открывшимися в Своде пропусками.
Наиболее выдающийся, после Сперанского, руководитель Второго Отделения, успевший за время своего управления выпустить два полных издания Свода и осуществить как значительную долю планов создателя Свода в отношении кодификации новых отделов законодательства (в том числе и местных узаконений), так и переработку свода уголовных законов в уложение, часть заветной мечты того же Сперанского, - гр. Блудов и после третьего издания Свода стремился возможно быстро отмечать в нем последовавшие в законодательстве изменения*(408). Поэтому он не только немедленно вслед за выпуском издания объединил в первом к нему продолжении 1858 г. все, что было издано до 12 мая этого года (дата именного указа о третьем издании) и не успело быть включенным в Свод, и не только продолжал принятую им с сороковых годов систему очередных продолжений, а еще усилил ее, издавая эти продолжения в 1859 и 1860 годах каждые 3 месяца, в виде выпусков, объединявшихся по истечении года в отдельное годовое продолжение*(409). Все эти продолжения сообщались для обнародования по принятому порядку, при Высочайших повелениях, не исключая и первого продолжения*(410), каковое при действии Сводов 1832 и 1842 годов препровождаемо было в Сенат, как мы видели выше, при именном указе. Ни один из этих актов не заключает ни прямого, ни косвенного указания на силу третьего издания Свода. Что же касается силы самых продолжений, то и она не выходила за обычные для всех продолжений пределы, как они очерчены в правилах о приведении и указании законов в производстве дел, - что прямо и выражено в предисловии к первому продолжению: "по правилам, приложенным к учреждению Правительствующаго Сената, статье 102, и по Высочайшему указу, данному Правительствующему Сенату в 12 день мая 1858 года о третьем издании Свода законов, изменившиеся, указанные в сем продолжении, пункты и примечания Свода должны быть приводимы, где следует, теми словами, как они изложены в продолжении". Если засим в отношении дальнейших продолжений, при их обнародовании, и указывалось на то, что они удостоены Высочайшего одобрения*(411), то такого рода указания, как это уже отмечалось выше, не могут почитаться показателями особливой юридической силы данных продолжений.
Графа Блудова, призванного, после почти 22-летнего служения на посту Главноуправляющего, в конце 1861 г. занять должность Председателя Государственного Совета, сменил барон М.А. Корф, бывший в молодые годы одним из деятельнейших редакторов первого издания Свода и уже в звании члена Государственного Совета имевший случай замещать отсутствующего Блудова по управлению Вторым Отделением, близко поэтому зная то дело, к руководству которым он был ныне призван, воодушевленный к тому же новаторскими стремлениями, Корф должен был бы оставить глубокий след в истории Свода законов, если бы его управление не оказалось столь кратковременным (с 6 декабря 1861 г. по 24 февраля 1864 г.). Но хотя число выпущенных в 1862-1863 годах книг законов вообще было невелико, - всего два издания, из коих одно начато было еще при гр. Блудове, тем не менее и они не безразличны для занимающего нас вопроса. Еще более, однако, внимания заслуживают те, хотя и не воплотившиеся в реальную действительность, планы относительно Свода законов, которые зародились у этого сподвижника Сперанского на почве критического отношения к собственному в известной мере творению тридцатых годов.
Формальный повод для поднятия вопроса о Своде, а отчасти и самое направление ему, дало поручение, возложенное на Второе Отделение еще в 1858 году, поручение, оставшееся при гр. Блудове почему-то невыполненным, хотя он лично участвовал в постановке самого вопроса в Совете Министров. Последний, рассматривая в заседании 30 октября 1858 г. предположения министра юстиции по усовершенствованию вверенного ему управления, остановился и на вопросе о Своде законов и порядке издания продолжений к нему. Обратив внимание на то, что, при несомненной пользе, принесенной изданием Свода законов, он становится, благодаря своей огромности, неудобным в практическом употреблении, особенно с тех пор, как размеры его, в последнем издании Свода, дошли до 21 книги, вмещающих около 90 000 статей, Совет Министров считал главнейшей сего причиной то, что при первоначальном издании Свода в него вошли многие такие предметы, "кои, не составляя закона, общаго для исполнения всеми, или государственнаго учреждения, суть лишь частныя административныя распоряжения, которыя, будучи изданы властью административною, могли бы составлять отдельные уставы или положения собственно той части управления, до которой относятся". Отсюда возник вопрос, долженствовавший "послужить основанием к самому составлению на будущее время Свода законов", что именно в нашем законодательстве должно составлять закон и что - административное распоряжение. Приступая к выполнению этого возложенного на Второе Отделение поручения, бар. Корф в мае 1862 года*(412) представил Государю составленные им в сотрудничестве с молодым Д.М. Сольским известные три записки. В начальных главах настоящей работы нам уже не раз приходилось цитировать некоторые места первой из этих записок, касавшейся "кодификации вообще", чтобы охарактеризовать, личным свидетельством современника и участника работ, состав первоначального Свода и приемы его составителей, а также намерения его творца. Не повторяя здесь поэтому в связном изложении исчисляемых Корфом недостатков Свода в зависимости от "основной идеи Свода", не останавливаясь также на причинах "количественнаго размножения" статей Свода и вообще нашего многозакония от несовершенства "методы последовавшаго за Сводом законодательства", отметим только, в пояснение дальнейшего, следующие мысли первой записки. Одним из недостатков Свода 1832 г. следует признать, что, в угоду систематике, или "внешней обстановки настоящих кодексов", в нем разрывались и размещались частичками по разным томам самые важные законодательные акты (напр., дворянская грамота), от чего многие из сих постановлений утратили настоящий их смысл и значение. Затем и новые законоположения приходилось укладывать в рамку Свода. "Но, чем более проходило времени от перваго его издания, чем более изменялось и развивалось текущее законодательство, обнимая собою новыя предметы и новыя стороны жизни, тем труднее становилось укладывать его в эту рамку, и такая трудность превратилась почти в невозможность с тех пор, как положения 19 февраля 1861 г. представили ряд постановлений о целом обширном круге несуществовавших дотоле отношений, прав и обязанностей: самое это положение, - вековой памятник нынешняго царствования, если бы следовать обыкновенной, доныне принятой методе составления продолжений к Своду, должно бы обратиться в приложение к одной из статей IX тома".
Признавая недостижимым обращение всего Свода в ряд уложений, ибо законы административные, по своей переменчивости, не представляют пригодного материала для возведения здания кодекса, автор записки допускает возможность внешнего усовершенствования и этих, не поддающихся настоящей кодификации, отделов законодательства, но выражает сомнение, чтобы для этого уже наступило у нас время, ввиду предпринятой по всем почти частям государственного управления преобразовательной работы. Таким образом, продолжает бар. Корф, главная, жизненная задача в настоящее время - улучшение самого существа законодательства, т.е. чтобы новые законы излагались лучше тех, место коих в Своде они должны занять, и, прежде всего, чтобы в них не заключалось наблюдаемого ныне смешения правил высшего разряда, в которых определяется существо прав и обязанностей, с распоряжениями или постановлениями, заключающими в себе лишь применение первых. На этом, собственно, основании Корф, пытаясь во второй своей записке "об отделении законов от постановлений административных" установить по основным законам понятие закона в формальном смысле и предлагая на будущее время твердо держаться правила, чтобы "все прошедшее чрез Государственный Совет или утвержденное собственноручного подписью Государя Императора могло быть отменяемо и изменяемо не иначе, как таким же порядком", отнюдь не допускает, однако, принятия этого за правило в отношении сложившегося уже состава законодательства, ибо и Государственный Совет нередко вдавался в законах в самую мелочную иногда регламентацию, и правила Свода, первоначально заимствованные из именных повелений или мнений Государственного Совета, впоследствии, даже многократно, изменялись Высочайшими повелениями, в другой форме выраженными. Ставя, таким образом, усовершенствование Свода в прямую зависимость от будущего законодательства, бар. Корф признает, однако, возможным преобразовать установившийся порядок составления продолжений и новых изданий Свода, - чему, в связи с усовершенствованием порядка обнародования вновь издаваемых узаконений, посвящает особую третью записку.
Нельзя сказать, чтобы эта специальная записка содержала много новых мыслей в сравнении с теми, которые высказаны были в главной записке. Начало ее посвящено рассмотрению недостатков продолжений или, вернее, всей системы соглашения существующего Свода с вновь выходящими узаконениями. Кажущееся совершенство того порядка, при коем Свод постоянно поддерживается на уровне современного законодательства, представляя "во всякое время готовое, полное, верное руководство законов действующих", и благодаря коему Свод, по его общедоступности и легкости в нем справок, "есть машина, для обращения с которою не надобно больших сведений", таит в себе, по мнению автора записки, и ряд неудобств. Кроме выше отмеченных разрыва законоположений на части, нередко ведущего к затемнению истинного разума и заглушения, благодаря обращению всего в статьи Свода, различия между коренными правилами законов и мелочной регламентацией, является еще опасность многих ошибок, так как Второму Отделению приходится, не зная даже зачастую мотивов издаваемых постановлений, брать на себя соглашение текста законов, - то соглашение, которое, собственно, должно было составлять задачу законодателя при издании нового постановления. Но если даже устранить мысль об ошибках, то уже одно то, что Второе Отделение, "принимая на себя всю обязанность вникать в смысл законов и определять истинный их разум и взаимную связь", приучает судей и исполнителей "ожидать на малейшее недоразумение разрешения и указания свыше, без всякаго обращения к собственным умственным усилиям", должно быть сочтено за препону к развитию самостоятельности суждений и к созданию правильной юриспруденции.
Нетрудно видеть, что эта критика бар. Корфа, развиваемая в записке, для того чтобы мотивировать желательность прекращения выпуска, по прежней системе, продолжений к Своду (с заменой их простыми указателями статей Свода, затронутых новыми постановлениями)*(413), в полной и даже большей мере применима к изданиям самого Свода, ибо в них элемент "соглашения текста законов" выражен обыкновенно гораздо сильнее, чем в продолжениях, где вновь издаваемые постановления приурочиваются преимущественно в виде примечаний или дополнений к существующему тексту, а таким образом не предрешается тот вывод, к которому следует прийти при сопоставлении прежнего текста с изменившим его новым постановлением. Но составитель записки отнюдь не стремился отнять авторитет предыдущих изданий всего Свода. Чтобы, однако, наметить иной порядок для будущих выпусков, а прежде всего - чтобы еще более обосновать прекращение продолжений, он обращает внимание на наступившую в нашей государственной жизни "общую ломку и перестройку существующаго": "выходят законоположения, обнимающия не один какой-либо частный отдел Свода, но до корня отзывающияся на весь состав законодательства". Если, напр., вводить в продолжение к Своду крестьянские положения 19 февраля 1861 г., то нужно переделать множество правил во всех без исключения томах, причем "большая часть этих переделок так важны, что могут быть допущены не иначе, как с разрешения в законодательном порядке". Поэтому издание такого продолжения было бы сопряжено с длинной процедурой, причем только что исправленные статьи, в зависимости от новых преобразований в другой области, легко могут потребовать новых изменений. Ввиду этого, "при такой педантливой методе", угнаться за нынешним быстрым движением законодательства для Второго Отделения невозможно. Отвергая по этим причинам, а также в связи с намеченным во второй записке разделением в будущем ходе законодательства законов от постановлений, дальнейшее издание продолжений, бар. Корф допускает по тем отделам Свода, по которым не ожидается общей замены новыми обширными законоположениями, но по которым будет много частных изменений, порождающих запутанность и затрудняющих практику, предпринимать, по соглашению с ведомствами, общий пересмотр и делать новые издания, "не в том смысле, как делались иногда подобныя отдельныя издания доныне, а перерабатывая их более полным образом, т.е. очищая, сокращая, отделяя законы от административной регламентации и издавая все вновь с утверждения законодательной власти".
Придя, таким образом, в третьей записке все-таки к выводу о переработке отдельных частей Свода в уложения (хотя в первой записке отрицалась возможность обращения в кодексы законов административных), бар. Корф так заканчивает свою записку: "Путем таких отдельных изданий, и еще более путем предстоящаго нам общаго движения законодательства, нынешний Свод, чрез более или менее продолжительный период времени, весь переработается и изменится. Тогда, если не нам, то преемникам нашим можно будет приступить к общему новому изданию его, в виде уже двух сводов: Свода законов и Свода постановлений административных, конечно, не по нынешнему плану, а по иному, соображенному с тогдашним составом и характером законодательства".
Вот те отдаленные перспективы, которые рисовались перед Корфом, учеником Сперанского и как бы продолжателем чаяний его в области кодификации. Но если бы даже и признать теоретическую правильность рассуждений записки, первый к тому практический шаг - прекращение продолжений, как прием чисто отрицательный, был выбран неудачно. Это предположение встретило почти единодушный отпор в отзывах ведомств*(414), которым разосланы были на заключение записки Корфа, и оно же дало основание для неодобрительных устных суждений о новом направлении Второго Отделения, отнесших его, - устами, напр., прежнего сподвижника Сперанского, в это время присутствующего сенатора, К.Г. Репинского, - на счет понижения прежнего трудолюбия как чинов, так и нового руководителя Отделения*(415). Не столько под влиянием указанных причин, сколько сознав действительную невозможность оставлять практику в течение продолжительного по издании новых законов времени без надежного руководительства в вопросах отношения этих законов к прежним, бар. Корф поспешил исправить ту задержку в текущих работах, которая, собственно, началась еще ранее его вступления в должность Главноуправляющего за не состоявшимся в установленный срок выпуском продолжения с узаконениями за 1861 год. Непосредственной тому причиной послужил тот переворот в законодательстве, который был вызван крестьянскими законоположениями 19 февраля, совершенно не укладывавшимися в рамки Свода, и те затруднения по согласованию с ними Свода, которые отмечал и бар. Корф в рассмотренных выше записках. Уже в марте 1861 г. гр. Блудов докладывал Государю об этих затруднениях и о неудобстве раздробления вышедших положений с точки зрения как крестьянского населения, так и правительственных органов. Тогда же высказана была мысль об отсрочке издания следующего продолжения и о невключении в него крестьянских положений, с тем чтобы эти последние были изданы отдельно в хронологическом порядке, под заглавием "Особое приложение к IX тому Свода законов"*(416). Нового (V) очередного продолжения при гр. Блудове, как мы видели, уже не состоялось. Не последовало равным образом и издания "особаго приложения", хотя крестьянские положения и были тогда же, в 1861 году, отпечатаны в типографии Второго Отделения в количестве десяти тысяч экземпляров под названием "Высочайше утвержденныя Его Императорским Величеством 19 февраля 1861 г. положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости"*(417). Только в продолжении 1863 года, которое решился, "не отступая от прежняго убеждения в необходимости коренного преобразования системы продолжений на будущее время", издать бар. Корф, чтобы не оставить без внимания "то затруднительное положение, в котором находится наша судебная и административная практика собственно в настоящую минуту, не имея никакого пособия для отыскания и применения изданных в последние два года многочисленных и важных узаконений"*(418), нашла себе осуществление мысль об "особом приложении к тому IX", посвященном исключительному воспроизведению всех положений 19 февраля, во главе с манифестом (причем, конечно, к их тексту приурочены были в виде примечаний мелкие постановления, состоявшиеся по 31 марта 1863 г., более же крупные дополнительные положения, напр., о горнозаводском населении, помещены в конце, в хронологическом порядке).
Представляя эту существенную особенность в отношении положений о крестьянах, которые одни заняли почти целый том, четырехтомное продолжение 1863 года отличается и в некоторых других отношениях от предыдущих продолжений. Так, в него включено было два новых издания из состава V тома: уставы о питейном сборе и об акцизе с табака, ввиду происшедших коренных изменений в системе этих сборов. Засим, согласно приему в отношении положений о крестьянах, к Уставу о пошлинах приложено, в том самом виде, как было издано, Высочайше утвержденное 1 января 1863 г. положение о пошлинах за право торговли и других промыслов. Наконец, преследуя цели практического удобства, новое продолжение обняло, кроме узаконений "эпохи безпримерной в истории нашей законодательной деятельности", вышедших с 1 января 1861 г., также и все 4 предыдущих продолжения*(419). Таким образом, в результате перерыва в выходе нескольких очередных продолжений, Второе Отделение увидело себя вынужденным вернуться к приему сводного продолжения, совершенно вышедшего из его практики за время 20-летнего управления гр. Блудова. При всех этих достоинствах и полезных нововведениях, обширнейшее продолжение 1863 года имело один недостаток, отразившийся и на последующих трудах Второго Отделения: в нем допущен был пробел в отношении уставов кредитных, "вследствие происшедших с 1859 года многочисленных по кредитной части преобразований", заставлявших предпочесть выпуск этих уставов новым изданием. В действительности это новое издание состоялось лишь в 1887 году, а однажды допущенный пробел в продолжении вызвал 25-летний почти перерыв в согласовании Кредитного устава 1857 г. с позднейшими узаконениями.
Явившись, таким образом, хотя и против собственного убеждения, инициатором сводного продолжения, заменяющего ряд предшествующих очередных продолжений, бар. Корф оказался, - уже в большем, но далеко не полном согласии с высказанным в его записках взглядом, - основателем частичного переиздания Свода отдельными уставами. При нем в 1862 году вышла под названием "издания 1862 года" книга I тома IV - уставы рекрутские. Почин этой меры, собственно, принадлежал еще гр. Блудову, который в конце 1861 года испросил Высочайшее соизволение на выпуск отдельной книгой оставшихся в силе статей этих уставов 1857 года с дополнениями на основании продолжений и новых узаконений, - для того чтобы дать исполнителям удобнейшее руководство, особенно необходимое волостным правлениям ввиду предоставленной крестьянским обществам двоякой возможности отправления рекрутской повинности*(420). Таким образом, непосредственной причиной для этого отступления от обычного порядка, как и для происшедшей перемены в отношении системы продолжений, явились те же законоположения 19 февраля 1861 года. Ссылкой на эти именно законоположения оправдан не только во всеподданнейших докладах обоих главноуправляющих, но и в самом введении к новому изданию, выпуск этой книги*(421). Оно обнародовано было при именном указе*(422), т.е. в отличной от продолжений форме. Но не столько это обстоятельство вызывает наше внимание к этому изданию, связываемому и упомянутым указом с именем гр. Блудова, сколько включенное бар. Корфом пояснительное указание, в составе предисловия или введения новой книги законов, о ее роли. "По распубликовании настоящаго новаго издания установленным порядком, оно, впредь до повеления, должно быть принимаемо за единственное официальное руководство*(423) в делах о рекрутской повинности", - так гласит средняя часть предисловия. Хотя выражение "руководство" упоминалось и в докладе гр. Блудова, но там оно не имело юридического значения, характеризуя лишь мотив ("для удобнейшаго руководства исполнителей") предпринимаемого издания. Сочетание же выражения "единственное официальное руководство" с повелительным указанием на порядок употребления едва ли может быть понимаемо иначе, как в смысле определения той силы нового сборника, какую он должен впредь иметь. Такое указание являлось необходимым потому, что эта книга законов, имея самостоятельную хронологическую дату издания 1862 года, не могла подчиняться действию именного указа 12 мая 1858 г. относительно третьего издания Свода, ибо последний повелевал делать ссылки исключительно на статьи по изданию 1857 года. В этом именно соображении, т.е. в смысле полной замены вышедшим в 1862 году изданием рекрутских уставов подлежащей части тома IV третьего издания Свода, и было, вероятно, добавлено к термину "официальное руководство" прилагательное "единственное"*(424). Что же касается характеристики выпущенного труда в качестве "руководства", то она отнюдь не имела целью, несмотря на некоторые внешние особенности выпуска*(425), установить какую-либо особливую силу рекрутских уставов 1862 г., большую или меньшую, чем ее имел тот же устав в составе Свода 1842 и 1857 годов, а лишь выражала истинное, тождественное для всех этих трех изданий, значение этой, а вместе с тем и других частей Свода законов, с тех пор как их юридическая сила стала определяться не манифестом 31 января 1833 г., а теми именными указами, при коих обнародывались новые издания Свода. Здесь, по отношению к отдельному изданию одной из частей Свода, Второе Отделение сумело в двух словах совершенно точно и правильно выразить сущность той роли, которую отводят Своду указы 4 марта 1843 г. и 12 мая 1858 г. и которая заключается, согласно приложенным к учреждению Правительствующего Сената "правилам о приведении и указании законов при производстве дел", в обязательности как для присутственных мест, так и для частных лиц ссылок на законы по действующему Своду*(426). Чем иным, как не "официальным руководством", является изданный от правительства и обязательный к употреблению сборник, в котором сведено в известном систематическом порядке все действующее право и в котором, в целях практического удобства, в одной статье объединены разновременно и, может быть, не в одинаковом порядке изданные постановления, при том, однако, условии, чтобы постановления эти удовлетворяли известным внешним признакам и чтобы в преимущественной силе всегда полагалось позднейшее постановление? Такое обязательное употребление и руководствование сборником не равносильно еще полной бесспорности каждого отдельного его постановления. Возможность оспаривания правильности текста должна почитаться устраненной в том лишь случае, если такому сборнику, во всем его объеме, присвоена сила закона. Но эта сила, как то доказано в предыдущих главах, придана была только основному изданию Свода, и засим не подтверждалась за дальнейшими его переизданиями. Таким образом, без квалификации в качестве "закона" всякая новая книга Свода могла быть только обязательным к употреблению руководством, - что и выражено было в предисловии к уставам рекрутским издания 1862 года. Вспомним, что противоположение руководства закону мы встречали, по отношению к Своду законов, еще в то время, когда впервые стал намечаться вопрос о силе будущего Свода. Уже тогда, в начале 1832 года*(427), предусматривалась дилемма, быть ли Своду "текстом закона" или же одобренным от правительства руководством, из коего можно было бы познавать истинный разум существующих узаконений и усматривать связь их во всех совокупности, короче говоря, "руководством к правильному приложению и разумению законов". И если тогда оказалось неизбежным присвоить Своду значение Высочайше утвержденного текста, то в позднейшее время было, как мы видели, достаточно основательных причин, чтобы сохранить это значение только за первым изданием, а по отношению к дальнейшим изданиям ограничиться предписанием обязательных на оные ссылок в производимых делах. Что употребленная по отношению к изданию рекрутских уставов 1862 года формула, хотя впоследствии нигде не была повторена, служила, однако, выражением господствовавшего во Втором Отделении взгляда на выпускаемые им издания и что этот взгляд сообщился преемственно и Кодификационному Отделу при Государственном Совете, доказательством тому служит неоднократное упоминание о Своде именно как о сборнике, предназначенном для практического руководства, в представлении Главноуправлявшего этим отделом о плане трудов по разработке Свода законов*(428), причем в одном месте значение его охарактеризовано почти в тех же самых выражениях, как это было сделано в 1862 году для уставов рекрутских: "Свод должен быть единственным, обязательным для руководства законодательным сборником за то время, за которое в него внесены узаконения". Внутреннее же значение этого определения раскрывается из следующих, непосредственно примыкающих к выписанным словам, рассуждений: "Но, так как в новом издании столь обширного и сложного сборника, каковым представляется Свод законов, нельзя не предвидеть неточностей, ошибок и редакционных недосмотров, несмотря на все старание сделать сие издание с возможной тщательностью, - то, само собой разумеется, что эти ошибки, неточности и недосмотры не должны быть обязательны для практики; напротив, они должны быть указаны Кодификационному отделу для надлежащего исправления министрами и главноуправляющими, применяясь к тому, как это было установлено для исправления и дополнения первого издания Свода законов...".
Описанные два издания Второго Отделения при бар. Корфе, выпуск которых состоялся под непосредственным влиянием того сдвига в законодательстве, какой был вызван крестьянской реформой, предопределили, совершенно против чаяний самого Корфа, как в их положительных, так и в отрицательных сторонах, всю дальнейшую систему поддержания третьего Свода на уровне текущего законодательства. Ни бывший министром юстиции граф В.Н. Панин, сменивший барона М.А. Корфа в конце февраля 1864 г. и не долее последнего стоявший во главе Второго Отделения, ни князь С.Н. Урусов, служивший в молодые годы в этом Отделении, а ко времени назначения в главноуправляющие состоявший Государственным секретарем, не сочувствовали замыслам бар. Корфа, и оба вообще мало были склонны искать новых путей*(429). Тем не менее даже и кратковременное управление первого из них дает некоторый материал по занимающему нас вопросу.
Гр. Панин немедленно по вступлении в должность испросил Высочайшее соизволение на составление очередного продолжения, с тем чтобы оно обнимало узаконения с 1 апреля по 31 декабря 1863 г. Обнародовано оно было в начале 1865 года*(430) под названием продолжения 1864 года в обычной для того форме. Сходствуя с предыдущим продолжением в том отношении, что некоторые части Свода в нем оставлены без согласования с вышедшими узаконениями, это продолжение впервые содержит в цитатах указание на номер, присвоенный подлежащему постановлению в Собрании узаконений и распоряжений правительства. Вполне естественное нововведение, - ибо именно в 1863 году впервые начало выходить это специально установленное для обнародования законов издание, - оно особо оговорено в предисловии к продолжению, причем любопытным является объяснение этого дополнительного указания: "дабы тем облегчить приискание постановления в самом Собрании". Этими словами создается впечатление, как если бы должностное лицо, обязанное, по силе преподанных в учреждении Сената правил приведения законов в делах, руководствоваться единственно Сводом законов и продолжениями к нему, приглашалось проверять правильность внесенных в продолжение дополнений и изменений по подлинным узаконениям. Но, если бы даже такое впечатление было только случайным или могло быть навеяно усиленными поисками за новыми данными по вопросу о сравнительной силе изданий Свода с его источниками, то, во всяком случае, приведенные слова ясно свидетельствуют, что продолжением 1864 года не считались покрытыми те подлинные узаконения, которые послужили для него материалом.
В том же 1864 году, при гр. Панине, получило завершение, при деятельном до самого конца участии бар. Корфа, сложное дело издания 3-й части Свода местных узаконений губерний Остзейских. Первые две части этого Свода изданы были еще при гр. Блудове, в 1845 году, после внесения их в Общее собрание Государственного Совета, с удостоверением особой из его членов комиссии, что проект не заключает в себе ничего противного Основным законам Империи и общему духу нашего законодательства. Обе они были объявлены в сопровождавшем их именном указе 1 июля 1845 г.*(431) в полной силе закона. Те же законная сила и действие были присвоены первому (и единственному) к ним продолжению, согласно Высочайшему повелению 29 декабря 1853 г.*(432) Поэтому и заключающиеся в 3-й части гражданские узаконения Прибалтийской окраины не могли, при первоначальном их издании, не быть облечены силой самостоятельного закона, - тем более что при составлении этого издания пришлось объединить не только писаные источники древних времен, но и обычное право. Сомнений в необходимости особого утверждения этой части быть не могло; неясным представлялся только вопрос о самом порядке такого утверждения. Гр. Блудов, в ту пору уже Председатель Государственного Совета, и замещавший его, по случаю болезни, кн. Гагарин полагали для этого необходимым участие Совета. Преемник же Блудова по Второму Отделению бар. Корф находил возможным прямо распубликовать этот Свод при именном указе. Важность и спорность вопроса привели к установлению Высочайше учрежденного особого комитета, в составе 4-х лиц, "для решения вопроса о ходе, какой должно дать разсмотрению и утверждению третьей части Свода местных узаконений губерний Остзейских". Единогласного решения достигнуто здесь не было, ибо председательствовавший в комитете кн. Гагарин остался при прежде им высказывавшемся мнении. Высочайшего утверждения удостоилось мнение трех членов, проводившееся Корфом, о том, что "нет ни повода, ни основания, ни удобства подвергать III часть Свода местных узаконений дальнейшему еще в Государственном Совете пересмотру". Не воспроизводя здесь, как уже ставших достоянием ученых, благодаря трудам проф. бар. А.Э. Нольде*(433), тех доводов, которые приводились с той или другой стороны в пользу отстаиваемого мнения и которыми оттенялась разница между имевшими другое течение первыми двумя и третьей частью Свода, отметим только те места журнала, в коих сопоставлялась роль законосовещательного и кодификационного учреждений. Повторительная ревизия проекта III части в Государственном Совете "излишня потому, что все предметы, дававшие повод к сомнениям в законодательном отношении, уже разрешены Государственным Советом по представлениям, внесенным в оный, в исполнение Высочайшей воли, Вторым Отделением, а все прочее лежит на обязанности и ответственности сего последняго, так как приведение существующих законов в состав систематическаго свода, когда в них не делается и не предполагается никакой перемены, никогда не входило в предметы Государственного Совета и всегда совершалось окончательно под непосредственным руководством Государя Императора, в том месте, которое именно для сего и учреждено, т.е. в упомянутом Отделении". Эта же мысль более подробно развита при отдельном изложении мнения трех членов. "Известно, что в общей сфере законодательных работ есть два главных разряда. Один из них обнимает собою составление новых законов и пояснение, дополнение или отмену законов существующих; другой - приведение сих последних в порядок и систему, без всякой перемены в их сущности. Первый разряд составляет законодательство, второй - так называемую кодификацию (Своды). Тот и другой имеют у нас свое средоточие в Верховной Самодержавной Власти и от нея одной получают окончательное утверждение, но порядок, которым они восходят к этому утверждению, различен: законодательство, во всех его степенях, сосредоточено в Государственном Совете; кодификация же предоставлена исключительно Второму отделению Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, под непосредственным Высочайшим руководством и надзором. Таким образом, когда работы сего Отделения прикасаются к вопросам законодательным, то они вносятся в Государственный Совет; но когда ограничиваются одною кодификациею, - то не подлежат контролю Совета, потому что такой контроль, по самому свойству своему составляя труд кабинетный, не согласен с назначением высшаго законодательнаго учреждения и даже, по самому роду и образу требующейся тут деятельности, для него невозможен. Такова была мысль незабвеннаго учредителя Второго Отделения, блаженныя памяти Императора Николая I, и этим объясняется цель, для которой существовавшую дотоле Комиссию составления законов Он преобразовал не в какой-либо министерский департамент, не в часть Государственной или иной Канцелярии, а в Отделение Собственной Своей Канцелярии. С тех пор это различие было всегда строго и неизменно соблюдаемо..., но самые своды, в целом остальном их составе, подносились Императору Николаю I и ныне царствующему Государю Императору Вторым Отделением непосредственно, обращаясь потом к их исполнению без всякой предварительной поверки в Государственном Совете". Если в настоящем случае от этого различия отступить, то "нарушится, без всякой цели, порядок, принятый с первоначальнаго учреждения Второго Отделения, и само оно утратит присвоенный ему характер собственной Государевой Канцелярии, действующей под непосредственным Высочайшим руководством".
Если в этих красноречивых строках самого, вероятно, бар. Корфа, составляющих как бы идеологию Второго Отделения, верно выражен взгляд Отделения не только на последний, но и на все предшествующие его труды, то не приходится удивляться, почему этот же журнал Комитета называет второе и третье издания Свода Высочайше утвержденными, хотя прямого на это указания в касающихся тех изданий именных указах нет. Но в таком случае несколько поражает то резко критическое отношение, какое проявлено было бар. Корфом в том же 1862 году к другим в той же области трудам Второго Отделения - к продолжениям Свода законов, относительно которых должна была существовать та же презумпция непосредственного ведения и руководства со стороны верховной власти.
Исполнение того, что было предрешено принятием 26 ноября 1862 г. мнения трех членов Комитета, наступило только в конце 1864 года, когда бар. Корфа уже не было во Втором Отделении. Именной указ 12 ноября 1864 г.*(434), при котором последовало обнародование "Свода гражданских узаконений губерний Остзейских, повелением Государя Императора Александра Николаевича составленнаго", указывая на связь этого труда с именным указом 1 июля 1845 г. о первых двух частях Свода местных узаконений, только в одной, собственно, статье сходствует, в резолютивной своей части, с названным указом, а отличествует от него, равно как от указов, сопровождавших выход общего Свода вторым и третьим изданиями, в следующих двух отношениях: 1) он содержит (во вводной части) прямое указание на утверждение Свода гражданских узаконений Высочайшей властью и 2) не упоминает зато, в статье 1, в присвоении ему силы закона, ограничиваясь предписанием о введении его в действие с 1 июля 1865 г.*(435) Такое сочетание отклонений от предыдущих образцов приводит только к одному, казалось бы, совершенно неизбежному выводу: сила этого издания 1864 года та же самая, что вышедших в 1845 году первых двух частей местного Свода, и та же самая, что сила общего Свода законов 1832 года, - несмотря на различие в деталях прохождения их проектов, и, если указы в одном случае говорят об утверждении издания Высочайшей властью, а в других - только о присвоении им законной силы или силы закона, то это суть только различные способы выражения одной и той же мысли, вполне соответствующие тому времени, когда незыблемого порядка для издания законов в собственном смысле этого слова еще не существовало и когда всякое Высочайше утвержденное постановление, в каком бы порядке оно ни было подготовлено, почиталось в одинаковой силе закона. Отсюда же и обратное, не менее, думается, бесспорное заключение: если в именном указе или Высочайшем повелении, при котором было обнародовано то или иное издание Второго Отделения, нет прямого указания на Монаршее утверждение этого издания или на присвоение ему силы закона, то нет и оснований к признанию подобного издания в силе Высочайше утвержденного текста.
С большим правом, чем обсуждавшаяся III часть Свода местных узаконений губерний Прибалтийских, должно быть приписано трудам гр. Панина Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1866 года. По его представлению, в конце 1865 года*(436) был издан закон о согласовании Уложения о наказаниях с Высочайше утвержденным, одновременно с Судебными уставами 20 ноября 1864 г., Уставом о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Тем же мнением Государственного Совета*(437) на Второе Отделение возложено было, "в видах доставления судебным местам средств к удобнейшему применению законов уголовных впредь до общаго пересмотра уложения 1845 года", приготовить новое издание этого уложения. Быстро выполнив это законодательное поручение, гр. Панин уже 5 мая 1866 г. мог представить Государю к подписанию именной указ Правительствующему Сенату относительно обнародования этого труда. В составе сего акта содержатся два указания, выделяющие новое издание уложения из числа обыкновенных кодификационных выпусков: во-первых, во вступительной части этого указа объявляется: "По исполнении ныне II Отделением Собственной Нашей Канцелярии возложеннаго на него труда, Мы утвердили составленное им издание Уложения", и, во-вторых, повеление о введении его в действие изложено не в виде предписания "ссылаться на статьи" нового издания взамен прежнего (как это было в именных указах относительно Сводов 1842 и 1857 гг.), а в той форме, как это говорится относительно новых законов: "применять уложение о наказаниях издания 1866 года ко всем нерешенным еще делам, со дня получения онаго судебными местами". Если указание на Высочайшее утверждение уложения лишний раз подкрепляет высказанную выше мысль по поводу такого же указания в составе акта, сопровождавшего обнародование Свода гражданских узаконений Прибалтийских губерний, то термин "применять уложение" не может не быть сопоставлен с имевшимся в манифесте 31 января 1833 г. относительно первого издания Свода (и для позднейших изданий не повторенным) пояснением силы Свода, долженствующей "состоять в приложении и приведении статей его в делах правительственных и судебных". Итак, кодификационное издание Уложения 1866 года должно быть признано, на основании указа 5 мая 1866 г.*(438), имеющим свойства самостоятельного закона, - в отличие от ныне действующего Уложения 1885 года, которое, будучи издано уже в порядке правил 5 ноября 1885 г., не обладает никакой особливой силой в сравнении с другими переизданиями уставов 1857 года.
Преемнику гр. Панина на посту Главноуправляющего, с 16 апреля 1867 г., князю С.Н. Урусову пришлось начать свою деятельность также с выполнения законодательного поручения. Высочайше утвержденным 27 июня 1866 г. мнением Государственного Совета (П.С.3. N 43437), вслед за установлением нового изложения до полусотни статей Устава о питейном сборе, касавшихся акцизного сбора с водок и с изюмного вина, было определено (отд. II): "предоставить Министру Финансов, по соглашению с Главноуправляющим Вторым Отделением..., сделать новое издание устава о питейном сборе, со включением как вышеприведенных, так и вообще всех утвержденных по оному изменений и дополнений". Оказавшееся, вероятно, более сложным, чем изготовление нового издания Уложения о наказаниях, и требовавшее сотрудничества с другим ведомством, переиздание Устава о питейном сборе могло совершиться только к концу 1867 года. Обнародование его сопровождалось Высочайшим актом от 12 октября того года, названным в Полном Собрании Законов именным (указом), хотя внешних признаков такого указа опубликованный его текст не носит. Зато по содержанию своему этот акт приближается к предшествовавшему указу 1866 года относительно Уложения о наказаниях. Здесь также содержится вполне определенное указание на то, что это новое издание удостоено было Высочайшего утверждения. Надо думать, что сего требовало свойство тех изменений, которые внесены были в устав по инициативе финансового ведомства или по соглашению с ним и которые, вероятно, выходили за пределы обыкновенных кодификационных приемов, - ибо, в противном случае, не было оснований придавать этому переработанному изданию большую силу, чем какая принадлежала предыдущему изданию 1863 года, вышедшему в составе сводного продолжения этого года.
Около того же времени, именным указом 9 декабря 1867 г. о преобразовании управления Кавказского и Закавказского края, на Второе Отделение возложено было новое законодательное поручение: "для предотвращения... всяких в сем отношении (т.е. по вопросу, какия постановления Свода 1857 года утратили силу и какия сохраняют действие) затруднений и недоразумений предоставить Второму Отделению..., сообразив все... постановления с настоящим указом..., немедленно приступить, по соглашению с Наместником, к переделке и новому изданию II и III книг 2 части тома II Свода законов 1857 г., с тем, чтобы, по исключении всего отмененнаго и утратившаго силу, изложить в них, в надлежащей системе, совокупность действующих об учреждениях Кавказскаго и Закавказскаго края узаконений"*(439). Надо полагать, что и в этом случае существо переделки не было настолько незначительным, чтобы не требовалось Высочайшей санкции этому труду. Но, может быть, ввиду того, что на эту переделку последовало особое со стороны законодательной власти уполномочие, или же по той причине, что доклад Его Величеству о новом издании исходил не со стороны Главноуправляющего Вторым Отделением, а был представлен при посредстве Великого князя Наместника Кавказского, в подлежащем акте верховной власти*(440) никакого указания на Высочайшее утверждение издания не содержится. То же самое следует сказать и про последовавшее в 1871 году дополнение нового учреждения управления Кавказского и Закавказского края особой главой для областей Кубанской и Терской*(441).
Кроме этих частичных, по особым причинам, переизданий отдельных уставов, за 14-летнее управление кн. Урусова вышли новыми изданиями многие другие части Свода законов, как отдельно, так и в составе продолжений, причем одно из таких изданий, а именно Устав об акцизе с табака 1872 года, означено в Высочайшем повелении удостоенным Высочайшего одобрения*(442).
В отношении выпуска продолжений при кн. Урусове не переставала применяться смешанная система. Издав ряд очередных продолжений (1868, 1869, 1871 и 1872 гг.)*(443) с некоторыми, вошедшими уже в обиход кодификационных трудов, "особыми приложениями" и с пробелами в отношении ряда уставов, ставшими хроническим недугом Свода, Второе Отделение выпустило, после 5-летнего перерыва, под названием продолжения 1876 года и изданий этого же года, сводное в 3 книгах продолжение и целый ряд томов Свода, либо в полном виде, либо и обособленными уставами. Относящееся до всех этих изданий общее Высочайшее повеление 14 февраля 1878 г.*(444), несмотря на крупное значение одновременного выпуска стольких частей Свода (составлявших более чем треть его названий), не содержит никаких, достойных упоминания, подробностей или указаний относительно силы обновленной половины Свода. Тем не менее это событие, как бы предуказывавшее и дальнейшее следование тому же приему частичного переиздания Свода, не могло остаться без влияния на содержание излагавшихся в учреждении Сената правил о приведении и указании законов при производстве дел. Заключавшееся в них предписание руководствоваться и ссылаться на издание Свода 1857 года сохраняло отныне полное свое значение только в отношении к томам и уставам, не подвергшимся переизданию с 1857 года, но требовало изменения по отношению к более поздним изданиям, заменившим собой подлежащие части 1857 года. Поэтому всеподданнейшим докладом 17 марта 1877 г., еще ранее выхода изготовлявшихся изданий, кн. Урусов испросил Высочайшее соизволение на дополнение упоминавшихся выше правил новым примечанием, указывающим, что "по тем частям Свода законов, по коим, с 1857 года, последовали новые издания, ссылки делаются на статьи сих новых изданий, применяясь к правилам сего приложения"*(445). На этом именно примечании, предусмотрительно изложенном в 1877 году так, чтобы оно обнимало собой не только уже имевшиеся в то время в виду, но и вообще предстоявшие в будущем переиздания, покоилась и поныне зиждется сила всех тех многочисленных новых изданий, которые успели воспоследовать в 40-летний с того времени срок, - ибо именной указ 12 мая 1858 года, определявший силу третьего издания Свода, сохраняет полное свое действие, собственно говоря, только в отношении одной, отживающей свой век, части современного Свода - уставов счетных*(446).
Следовавшие за плодовитым 1877 годом остальные 4-5 лет существования Второго Отделения были уже годами его упадка. К Своду законов за это время прибавилось два небольших очередных продолжения (1879 и 1881 годов), и переизданию подверглись, в 1879 году, три мелких устава из 2 части XI тома*(447).
Что касается внутренней стороны трудов Второго Отделения, имеющей отношение к нашей теме, то время кн. Урусова отличается обилием всеподданнейших докладов, к которым он прибегал даже и по малозначительным поводам, и неоднократным обращением по кодификационным вопросам в Государственный Совет. По словам историка Второго Отделения*(448), кн. Урусов вообще избегал изменения статей Свода в кодификационном порядке, находя, что в этом порядке могут быть делаемы только такие изменения, которые вытекают из буквального смысла узаконений, и что новая редакция статей законов не может возыметь действие иначе, как по утверждении ее верховной властью*(449). Исходя из такого взгляда, он представлял на Высочайшее утверждение даже и такие предположения по согласованию статей Свода с принятыми законодательными мерами, на которые он был уполномочен, непосредственно или по соглашению с подлежащими ведомствами, особым постановлением законодательной власти, - и почитал себя обязанным вновь возбуждать законодательный вопрос, как только приходилось "выйти из пределов, положенных вообще для редакционных работ"*(450). Что такое воззрение не всегда сходилось с мнением того учреждения, куда Главноуправляющий вносил свое представление, свидетельством тому служит журнал Государственного Совета по делу о согласовании Свода с законами о правах детей лиц православного и армяно-грегорианского духовенства. Совет нашел, что в представлении Второго Отделения содержатся, наряду с вопросами, требующими законодательного разрешения, и проекты весьма многих статей, по которым законодательных вопросов не возникает вовсе. Полагая, что изменение сих последних статей могло удобнее последовать в кодификационном порядке, Государственный Совет возвратил по этой причине представление для переработки. Исполнив это, кн. Урусов, тем не менее, счел нужным представить на Высочайшее воззрение, особо от этого дела, проект новой редакции всех статей о правах детей лиц православного и армяно-грегорианского духовенства. Соответствующее Высочайшее повеление, по обнародовании новой редакции, нашло себе место и в Полном Собрании Законов*(451). Равным образом, в порядке всеподданнейшего доклада, состоялось согласование с Уставом 1874 г. о воинской повинности статьи 188 тома IX о праве российского дворянства вступать на государственную службу без принуждения к оной*(452), причем новая редакция была утверждена, на докладе военного министра, Собственноручным начертанием "быть по сему". Другие статьи того же тома об однодворцах для согласования с тем же новым законоположением внесены были Вторым Отделением на рассмотрение Особого Присутствия по воинской повинности в составе Государственного Совета*(453). Если таково было отношение кн. Урусова к тексту Свода в тех случаях, когда последний подлежал изменению для согласования с новейшими узаконениями, то тем естественнее, конечно, было обращение к Высочайшей власти в тех случаях, когда дело шло об исправлении основного издания Свода. В 1869 году министр внутренних дел обратил внимание Второго Отделения на то, что статья 386 Устава о земских повинностях не вполне согласна с ее источником: полагающийся отпуск дров в казармы с голландскими печами в положении 9 мая 1817 года был определен так: "считая каждую печь за десять человек нижних чинов"; между тем в Своде сказано: "считая каждую печь на десять человек". Так как, вследствие этого, по свидетельству министерства, на практике возбуждались разномыслия в способе применения статьи 383 Уст. зем. пов., то кн. Урусов испросил Высочайшее соизволение на соответствующее исправление статьи Свода согласно источнику, которое и было выполнено перепечаткой ее в продолжении 1869 года, со ссылкой в цитатах на Высочайше утвержденный 4 декабря 1869 г. доклад Главноуправляющего*(454). В данном случае вкравшийся недосмотр мог бы быть объяснен и простой опечаткой (вместо предлога "за" напечатано "на"); тем не менее и это незначительное исправление кн. Урусов счел долгом оправдать особым Высочайшим повелением*(455). Возникший годом позже в переписке между С.-Петербургским губернатором, Министерством юстиции и Вторым Отделением вопрос, могут ли быть приведены в исполнение и служить руководством законоположения, помещенные в Полном Собрании Законов, но не вошедшие в статьи Свода 1832 года*(456), не получил прямого разрешения, так как постановление указа 24 июня 1803 г., о коем в данном случае шла речь, оказалось утратившим силу ранее 1832 года, ввиду ясно и точно обозначенного в нем срока. При этом случае Второе Отделение не преминуло, тем не менее, отметить, что на основании манифеста 31 января 1833 г. в делах правительственных и судебных, во всех тех случаях, где приводятся законы, следует руководствоваться только статьями Свода, куда вошли все узаконения, сохранившие свою силу и действие и, по системе Свода долженствовавшие войти в оный*(457).
По более общему вопросу об источниках для пополнения Свода, за время управления кн. Урусова следует отметить два акта. Оба они касались помещения в Своде разъяснительных постановлений и оба, разрешив этот вопрос в положительном смысле, стремились, однако, к внешнему выделению этих разъяснений от основного текста Свода. Считая весьма полезным помещение в нем обнародованных во всеобщее сведение указов Сената, разъясняющих точный смысл действующих узаконений (а отчасти и тех указов, которые содержат распоряжения министра юстиции в исполнение данных ему в законодательном порядке полномочий), кн. Урусов предлагал помещать их в продолжения в виде примечаний, "для которых, в отличие от постановлений, утвержденных законодательным порядком, принять в руководство следующую форму: В таком-то году, указом Правительствующего Сената, в разъяснение такой-то статьи, определено - и затем прописывать определение Сената". Высочайшее указание последовало в смысле разрешения, "не установляя общаго, безусловнаго правила", вносить в продолжения, в вышеозначенной форме, только те указы, которые, по их важности, будут признаны совещанием редакторов подлежащими помещению в Своде. Этот порядок внесения сенатских указов, установленный Высочайшим повелением 12 февраля 1870 г.*(458), в сущности, устранял действие статьи 4 правил 15 декабря 1834 г.*(459), по крайней мере, в той ее части, которая касалась "пояснительных мер, утвержденных и опубликованных от Правительствующаго Сената". Но засим, если иметь в виду, что кн. Урусов в том же докладе проектировал внесение указов, содержащих распоряжения министра юстиции в силу предоставленных ему полномочий*(460), а по смыслу последовавшего Высочайшего указания эта часть доклада была отвергнута, то можно прийти к заключению, что с этого времени потеряли силу и другие постановления тех же правил 15 декабря 1834 г., касавшиеся распорядительных предписаний министров и давно уже, по-видимому, не находившие себе практического применения (кроме предписаний по таможенной части, по-прежнему вносившихся в Свод). Таким образом, Высочайшее повеление 1870 г. имеет двоякое для нас значение: во-первых, в качестве постановления, сокращающего число источников Свода законов, и, во-вторых, как требование внешнего в нем обособления таких включаемых постановлений, которые не имеют законодательного свойства. В виде примера новому способу включения сенатских указов сошлемся на внесенные по продолжению 1879 года в Общее положение о крестьянах*(461), преподанные в указе 11 января 1878 г., "правила о порядке взыскания частных долгов с крестьян и крестьянских обществ по решениям судебных мест". Правила эти не только и поныне сохраняют свое значение*(462), но успели получить и большую силу благодаря косвенной их законодательной санкции неоднократными на эти разъяснительные постановления ссылками в позднейших законах*(463).
Руководствуясь, вероятно, сказавшимся в Высочайшем повелении 12 февраля 1870 г. направлением, кн. Урусов почитал себя обязанным, когда в 1876 году, при составлении нового издания Устава о воинской повинности, возник вопрос о том, включать или не включать в него разъяснительные постановления по предмету устава, последовавшие со стороны Высочайше учрежденного в составе Государственного Совета присутствия о воинской повинности, испрашивать по этому вопросу указаний председателя этого присутствия. Главноуправляющий колебался между следующими решениями вопроса: с одной стороны, следовало бы, сообразно принятому в кодификационных работах порядку, по тщательному рассмотрению всех постановлений вышеупомянутого Особого присутствия, те из них, которые не только разъясняют, но в известной мере и дополняют правила Устава о воинской повинности, внести в новое издание в самый текст устава; с другой, однако, стороны, имело цену иное мнение, а именно - сохранить за сим уставом положительный характер кодекса, каковой придан ему при первоначальном составе, и потому не помещать таковых правил в текст, как заключающих в себе только разъяснение закона. Записка кн. Урусова подвергнута была обсуждению в Особом присутствии. Последнее нашло, что "хотя значение закона, в тесном смысле этого слова, имеют те собственно мнения Государственного Совета, которые удостоиваются Высочайшаго утверждения Его Императорскаго Величества по мемориям Общаго Собрания Совета, тем не менее, нельзя отрицать значения законодательнаго и за представляемыми непосредственно на Высочайшее усмотрение, без внесения в Общее Собрание Государственнаго Совета, положениями Департаментов онаго (на правах коих состоит Особое по воинской повинности Присутствие, заключающими в себе изъяснение точнаго разума существующих законов". Приобретая силу разъяснений законодательных (interpretation authentique), такие положения должны быть помещаемы в официальных законодательных изданиях, и притом не только в видах предоставления исполнителям закона и частным лицам возможности руководствоваться означенными постановлениями, но и "для того, чтобы разъяснения законодательные разграничить от других разъяснений, исходящих от Правительствующего Сената и министров, которые не имеют, безусловно, обязательной силы, - ибо, на основании статей 76-78 законов основных, допускается по оным заявление сомнений со стороны исполнителей". Эти соображения присутствия послужили, с одной стороны, к установлению правила о внесении в Свод всех удостоившихся Высочайшего утверждения постановлений Особого присутствия (кроме тех, которые будут признаны не содержащими в себе правила или разъяснения, обязательного на будущее время), а с другой - к установлению и самого порядка такого внесения: в текст статей должны быть вводимы только те постановления, которыми в чем-либо изменяется или дополняется существо законодательных правил, а те постановления присутствия, кои содержат в себе разъяснение закона или определяют образ его применения, должны быть излагаемы особо, при подлежащих статьях или отделах, с известными особенностями во внешней форме для сохранения явственного отличия их от текста узаконений. Это заключение Особого присутствия получило Высочайшее утверждение 23 марта 1877 г.*(464), а в его исполнении повлекло за собой помещение таких разъяснений в виде примечаний, начинавшихся с указания: "в разъяснение ... Особым Присутствием о воинской повинности постановлено..."*(465).
Рассмотренные мероприятия семидесятых годов не составляют еще этапов в истории вопроса об источниках Свода законов, но, тем не менее, показывают, как, естественным ходом вещей, круг этих источников постепенно суживался и как, пока еще допускалось включение в него постановлений, не имевших Высочайшего утверждения, налаживалось внешнее их обособление в Своде от основного его материала.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 121; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!