VII (Негласная ревизия С. З. для первого продолжения)
Широкий по замыслу и еще возросший в своем значении и объеме по мере его выполнения, труд, возложенный на Второе Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, требовал, конечно, поверки не только со стороны самих участников и руководителей этого труда, но и за пределами Второго Отделения. Такая поверка входила и в самую программу Сперанского и производилась, как мы видели из предыдущих глав, в ревизионных комитетах подлежащих ведомств в течение почти четырех лет, до мая 1832 года. К концу этих поверочных работ выяснилось, однако, в главном из комитетов, состоявшем под председательством министра юстиции, что прием "общего обозрения" сводов для проверки Свода "в отношении к точности выражений" оказывается недостаточным. Ввиду этого Дашков рекомендовал, прежде введения Свода в законную силу, придать ему на два года значение руководства, в течение которых губернские места обязаны были бы представить те пояснения и пополнения, какие они признают нужными в Своде, с тем, чтобы по истечении срока правительство могло воспользоваться поступившими замечаниями для усовершенствования Свода.
Сперанский не приветствовал такого предположения, считая его, - быть может, не вполне основательно, - вторичной поверкой, вытекающей исключительно из "пришедшей уже при конце ревизии мысли о другой высшей достоверности", и потому постарался дать этому предположению отпор в общей своей записке о силе и действии Свода, представленной сначала Государю и затем в Государственный Совет. В первоначальной записке он писал: "Никакая единовременная ревизия, разве бы она продолжалась еще столько же, сколько и самое составление Свода, не может удостоверить с точностью, что в нем никакая подробность не пропущена и что все и самомалеишия распоряжения введены в состав его. Один токмо опыт, одно ежедневное практическое употребление Свода может произвесть сию достоверность". В несколько иных выражениях, но ту же по существу мысль о возможности одной только "постепенной ревизии Свода на самом опыте" Сперанский высказал и в окончательной своей записке, внесенной в Государственный Совет 17 января 1833 г.: "Установить-ли вторичную ревизию? Но и она, может быть, не дойдет до решительной, единогласной достоверности: ибо в порядке истин сего рода нет доказательств математических; один опыт может решить дело". Считая достаточной и вполне достигшей своей цели ту поверку, которая производилась в 8 ревизионных комитетах и была обращена "на статьи более или менее темныя, сомнению подлежащия", Сперанский тем не менее далек был от мысли о безошибочности выполненного под его руководством труда и поэтому-то и отдавал предпочтение второму предположению о силе Свода, при котором, вследствие допустимости в известных случаях перехода от статей Свода к тексту источников, достигалась возможность исправления, буде оказались бы, вкравшихся ошибок*(205). Под вторичной ревизией он понимал повторение, в той или иной форме, того поверочного процесса, который уже пройден был в центральных учреждениях и в особом при Министерстве юстиции комитете для обозрения сводов. Относясь безусловно отрицательно к такого рода постатейной проверке, Сперанский мирился и даже признавал желательной опытную поверку, но силами самого Второго Отделения или же - уже в виде компромисса с мнением Дашкова - со стороны какого-либо высшего установления. На эту мысль наводит записка, сохранившаяся среди бумаг Сперанского в архиве Государственного Совета*(206), и им самим начертанный проект вторичной ревизии Свода.
|
|
|
|
|
|
Объяснив в записке существо ревизии и тот ее путь, который был применен при самом составлении Свода и его просмотре, и упомянув, что возникшее в ревизионном комитете сомнение в законной достоверности Свода заставляет изыскать другой путь его поверки, Сперанский намечает в качестве такового следующую меру. Надлежит взять несколько дел гражданских и уголовных, окончательно решенных, и на место указов, в решительных их определениях означенных, поставить соответствующие им статьи Свода. Если по сему приложению найдено будет, что статьи Свода в полной мере заменяют указы, то этим утвердится заключение о полной возможности применения статей Свода к делам, не переменяя ничего в существе законных решений, и вообще, в соединении с первым путем поверки, усилится достоверность Свода в такой степени, какой только в сем роде дела можно достигнуть. Предлагаемый опыт даст также материал для суждения, которая из двух форм, прежняя или новая, для производства самого дела удобнее, т.е. в которой из двух применение закона к делу облегчительнее и вернее.
|
|
|
Еще любопытнее развитие этой мысли в сопровождающих короткую эту записку: 1) правилах комитету, учрежденному для вторичной ревизии Свода, и 2) наставлении чиновникам Второго Отделения для приготовления дел, поступающих в ревизионный комитет. Согласно первому из этих проектов для вторичной ревизии имеет быть учрежден особый комитет в составе Государственного Совета, из нескольких его членов*(207) и двух сенаторов, причем в него же входят с совещательным голосом Сперанский и министр юстиции, а для объяснений присутствуют Государственный секретарь и начальник Второго Отделения. Поручаемая комитету ревизия должна состоять в опыте приложения статей Свода к самому делопроизводству, для чего имеет быть доставлено из Правительствующего Сената известное число решительных определений, с присоединением к ним выписок из законов. Дела эти должны поступить первоначально во Второе Отделение, для подготовки и разработки его чиновниками и последующего внесения начальником этого Отделения в комитет. Заключения комитета излагаются в журналах, составляемых теми же докладчиками из Второго Отделения. Для доставления дел и для их подготовки Отделением поставлены определенные, весьма краткие, сроки. По окончании работ комитета должен быть составлен протокол, в котором комитет "представит общее обозрение порученного ему дела и присоединит свое заключение об удобнейшем образе введения Свода в законное действие". Выработанное для чиновников наставление, в котором определялся метод их работы, заканчивалось указанием на необходимость изложения с их стороны решения по делу теми же самыми словами, как оно стоит в определении Сената, с помещением на место указов статей Свода и с представлением перечня указов излишних или неправильно приведенных в выписках и определениях.
|
|
|
Все эти три проекта помечены Сперанским датой 11 января 1833 г. и, следовательно, относятся к тем дням, которые непосредственно следовали за состоявшимся 8 января представлением Государю материалов, относящихся к введению Свода в действие. Проекты эти, вызванные, вероятно, создавшимся настроением в пользу дальнейшей проверки изготовленных сборников, не получили, однако, никакого движения, потому ли, что они, вызывая неизбежно отсрочку в обнародовании Свода, не встретили одобрения со стороны Императора, или потому, что сам Сперанский отказался от них, предпочтя выдвинуть четвертое предположение к разрешению вопроса о силе Свода - придание ему на некоторое время значения руководства, при условии совместного цитирования и законов, и статей Свода (что весьма близко напоминает предложенный в проектах метод проверки на опыте). Как бы то ни было, записка, внесенная в Государственный Совет, не содержит никаких даже намеков на вторичную ревизию в стенах Государственного Совета, и выбор того или иного из выдвинутых "предположений" не поставлен этой запиской в прямую зависимость, как в приведенном выше проекте Сперанского, от результатов нового обозрения Свода со стороны его достоверности. Знаменательным, однако, и не лишенным значения для понимания дальнейшего отношения Сперанского к вопросу о вторичной ревизии остается тот факт, что в рассмотренных выше правилах он отводил главную роль Второму Отделению, с устранением ведомственного содействия, и думал привлечь к этому делу лишь авторитет особой коллегии при законодательном учреждении.
Государственный Совет, выбрав соединение первого и четвертого предположений, не вдавался в подробности вопроса об использовании для целей проверки двухгодичного срока до введения Свода в законную силу. В журнале Общего собрания 19 января отмечено только, что "в продолжение сего времени правительство может сделать некоторыя негласныя распоряжения, дабы для проверки при производстве новых дел не откроется ли каких противоречий между законами, в Своде приведенными, или пропусков". Вместе с тем дано поручение, отделами III и IV заключения: а) "Министру Юстиции составит положение, каким образом учреждена быть может... негласная ревизия в удостоверение, не откроется-ли при производстве дел противоречий или неясности в Своде законов, или же пропусков, изъяснения или дополнения требующих", и б) Департаменту Законов рассмотреть совокупно с министром юстиции упомянутый проект положения для предполагаемой ревизии, и заключение о нем, равно как и о проекте манифеста, при коем имеет быть издан Свод законов, внести на уважение Общего собрания. При этом, в руководство министру и департаменту, - поставлено следующее Высочайшее указание: "что сей меры простирать не можно в губерниях далее, как до губернских прокуроров".
Давая это поручение, Общее собрание рассчитывало, вероятно, на совместное рассмотрение с манифестом о Своде и правил о ревизии. Этот расчет, однако, не оправдался, несмотря на то, что, вследствие происшедшего по журналу 19 января разногласия, составление манифеста несколько затянулось, и тем самым удлинилось и время для выработки правил о ревизии. Чтобы, в ожидании поступления от министра юстиции его проекта, не откладывать рассмотрения готового проекта манифеста, Сперанский, по поручению Государя, еще 26 января писал Государственному секретарю, одновременно с сообщением ему проекта манифеста, что вопрос о правилах поверки Свода имеет быть предложен на рассуждение Государственного Совета отдельно от вопроса о манифесте*(208). И если промежуток времени между рассмотрением в Департаменте Законов манифеста - заседание 31 января - и приступом к обсуждению проекта министра юстиции - заседание 3 февраля - был совершенно незначителен, не превышая 4-х дней, то формальное завершение этот последний проект получил только 16 марта 1833 г., т.е. на целых полтора месяца позже, нежели был утвержден манифест 31 января. Где причина этой медленности?
Министерство юстиции проявило в этом деле достаточно быстроты. Уже 2 февраля, т.е. на другой день после получения официального уведомления о данном ему поручении, Дашков препроводил к Государственному секретарю, для внесения в Совет, записку о негласной ревизии, с приложенными к ней проектами циркуляров: а) сенатским канцеляриям, на имя обер-прокуроров и б) губернским прокурорам*(209). На следующий день записка уже обсуждалась в Департаменте Законов, но встретила, надо думать, сомнения и возражения, потому что понадобилось еще два департаментских заседания, 17 и 24 февраля, прежде чем дело могло перейти в Общее собрание.
В записке своей, составленной, судя по скрепе, директором департамента Дегаем, представлявшим, по-видимому, главную силу и при первой ревизии Свода, Дашков объяснял, что, исполняя поручение Государственного Совета, он "особенно старался учредить предположенную поверку в таком виде, чтобы оная отнюдь не изъявляла со стороны правительства сомнения в правильном составлении Свода, но чтобы с достижением желаемой цели оная казалась производящим ее местам и лицам способом к приобретению ими самими надлежащаго навыка в употреблении Свода, долженствующаго чрез два года восприять силу исключительнаго текста законов, и к благовременному разрешению могущих возникнуть по сему предмету недоразумений". Средствами для достижения этой цели должны были служить: 1) ограничение соображения Свода с выписками из законов, составляемыми при производстве дел, только в департаменте Министерства юстиции, на консультации и в канцеляриях Сената, а в губерниях - только со стороны прокуроров при просмотре сообщаемых им из губернских присутственных мест протоколов и определений; 2) сосредоточение присылаемых в Министерство юстиции замечаний в особом комитете, уже занимавшемся поверкой сводов гражданских и уголовных законов*(210) (под председательством Дашкова, с присоединением к прежнему составу гр. Панина и нескольких других членов "из опытных законоведцев", по выбору министра); 3) периодическое внесение тех из поступающих замечаний, которые признаны будут заслуживающими уважения, на основании статьи 4 манифеста 31 января, для окончательного рассмотрения в Государственном Совете; 4) установление, отнюдь не касаясь систематического распределения статей: соответствуют ли статьи Свода существу и разуму узаконений, из коих оные составлены; верны ли ссылки, подведенные под каждой статьей, и нет ли важных пропусков, как в ссылках на узаконения, так и в самом тексте Свода; 5) издание особой циркулярной инструкции "под видом благовременного приучения сенатских канцелярий и губернских прокуроров к употреблению Свода", с тем чтобы в ней объяснена была польза, какую, собственно, для себя будут почерпать судьи и делопроизводители из соображения статей Свода с производимыми выписками из законов, и заключалось предписание производить такое соображение при разрешении каждого дела и представлять встретившиеся затруднения, недоразумения и сомнения ежемесячно на усмотрение министра; 6) "домашнее распоряжение" в департаменте и на консультации Министерства юстиции о тщательном, при докладе каждого дела, сличении выписок с текстом Свода и внесение встретившихся затруднений на рассмотрение комитета; 7) применение такой же практической ревизии и в других министерствах и главных управлениях по доходящим до них делам, с внесением признанных основательными замечаний в Государственный Совет; 8) рассылка облекаемым обязанностью ревизии местам и лицам достаточного числа экземпляров Свода*(211) и учреждение на 2 года особой при названном комитете канцелярии (под названием временного отделения департамента Министерства юстиции), с отпуском на ее содержание 25 тысяч рублей в год.
Приложенные к записке проекты циркуляров служили выражением намеченных в пункте 5 видов о введении Свода, до наступления срока официального его действия, в частное употребление. В случае открывшейся при поверке неполноты или неверности выписки последняя подлежала исправлению со стороны канцелярии, а если сомнение будет относиться к тексту Свода, то, не останавливая производства самого дела, надлежит представлять об этом сомнении особыми докладными записками в министерство, куда также должна быть еженедельно доставляема перечневая ведомость всех сличенных таким образом статей Свода. Для губернских прокуроров правила эти видоизменялись в том смысле, что об исправлении усмотренных в выписках неполноты или неверности они немедленно должны предлагать тому присутственному месту, откуда поступило к ним определение, а о встреченных сомнениях по отношению к Своду доносить ежемесячными ведомостями в департамент Министерства юстиции.
Из приведенного содержания записки Дашкова усматривается, что, как и предположения самого Сперанского, она имела в виду поверку Свода исключительно практическим путем, - сверкой на конкретных делах выписок из законов со статьями Свода. Разница же между планом того и другого состояла в следующем: 1) Сперанский собирался произвести пробу на ряде решенных уже в Сенате гражданских и уголовных дел, а Дашков намечал длительную поверку на находящихся еще в производстве делах, и притом не только в столичных канцеляриях, но и в губернских учреждениях, через посредство губернских прокуроров; 2) ревизия приурочивалась Сперанским к Государственному Совету, для каковой цели при нем подлежал учреждению особый комитет, а вся подготовительная работа и доклад в комитете возлагались на чинов Второго Отделения; согласно же плану Дашкова к этому делу призывались министерства, причем главная роль отводилась Министерству юстиции и тому при нем комитету, который уже прежде занимался поверкой сводов, а Второе Отделение не должно было иметь даже представителя в этом комитете. Неудивительно поэтому, что автор Свода и его сотрудники не могли отнестись с одобрением к проекту Дашкова, который совершенно устранял их от всякого участия в этой второй ревизии и, возлагая оценку поступающих замечаний исключительно на Министерство юстиции ставил единственным, кроме себя, судьей в этом деле законодательное учреждение. Сперанский не замедлил, вероятно, проявить несочувственное свое отношение к такому проекту в первом же заседании Департамента Законов, и в возникшем отсюда столкновении разных мнений и следует, по-видимому, искать объяснения той медленности, с которой проходил в Государственном Совете проект негласной ревизии.
Журнал Департамента Законов*(212) совершенно не отразил этой предполагаемой нами борьбы, но что таковая действительно происходила, - свидетельством тому может служить сохранившаяся в бумагах Сперанского собственноручная его заметка*(213), ярко рисующая отношение его к проекту своего соперника и победителя в вопросах о силе и действии Свода. Всегда щепетильно корректный, мягкий и сдержанный, Сперанский не поскупился здесь в выражениях отрицательной характеристики проекта. Находя, что министр юстиции не определил в своем проекте существа сомнений, какие могут встретиться, а между тем ревизия необходимо должна иметь свои пределы (именно полноту и точность изложения каждой статьи Свода), он требует внесения соответствующего пояснения в инструкцию: иначе обер-секретарям и прокурорам, которые ставятся в положение ревизоров, дается "неопределенная широта набирать, в угождение их начальников, всякий вздор, какой им встретиться может". С нескрываемой иронией и, можно сказать, негодованием Сперанский отнесся и к предположениям министра требовать от своих подчиненных представления замечаний ежемесячно и в виде ведомостей. "Ведомости сомнений! - вещь неслыханная... но если в течение месяца не встретится сомнений? Ибо сомнение должно здесь возникать не из валового или сплошного пересмотра Свода, а из производства дел, - то о чем представлять и что вносить в ведомость? Между тем ведомость должна быть отправляема; чем ее наполнить? Сказать: не встретилось сомнений? - выговор за леность и небрежение; следовательно, сомнение становится обязанностью, почти необходимостью, или выслугою. При враждебном расположении к Своду всех канцелярий чего тут ожидать! судов и пересудов, за стаканом пунша или за карточным столом, о том, что через два года должно быть законом! Хорош будет закон, к коему умы будут так настроены!" На этом основании Сперанский предлагает ведомостей не требовать и докладные записки представлять не в определенные сроки, а по мере возникающих из производства дел сомнений.
Не встречает одобрения Сперанского и мысль о поручении ревизии особому комитету. Если министру юстиции нужно совещаться, то на это у него есть консультация. Но, положим, комитет нужен; зачем, однако, его учреждать уже теперь, когда еще и сомнения не открыты и количество и сила их неизвестны? Приступить к его учреждению можно и по истечении 6 месяцев, когда и если на опыте откроется значительное количество сомнений. Тогда же можно будет подумать и о прибавке канцелярии. Но такой прибавки могут потребовать и прочие министры, потому что количество статей Свода у них не меньше.
Кончая свои замечания, Сперанский еще раз дает волю своим чувствам, достаточно наболевшим, очевидно, за тревожные для него дни прохождения манифеста через Государственный Совет. "Вообще я не уклоняюсь от ревизии; ибо считаю, что лучше говорить явно, нежели шипеть тайно; но не вижу нужды учреждать для сего особых сыщиков. Где не найдут люди сомнений, когда в сомнениях будут они находить свой хлеб насущный, род службы с жалованьем и наградами?"
Нам неизвестно, подал ли вообще и кому именно Сперанский эти свои критические заметки, или они были лишь наброском тех возражений, которые он намерен был сделать в Департаменте Законов. Во всяком случае, некоторые из изменений, внесенных этим последним в проект министра юстиции, вполне отвечают пожеланиям Сперанского. Так, Департамент обратил свое внимание на "пределы" ревизии и потому, подробно выяснив их в своем журнале, поручил министру юстиции внести в выработанные им циркуляры соответствующие правила*(214). Эта часть суждений Департамента гласит:
"Сомнения и недоразумения в статьях Свода относиться могут к двум главным обстоятельствам: к полноте и точности их изложения*(215). Сомнение в полноте может представиться, когда примечено будет, что в ссылках, под статьей означенных, сделан пропуск какому либо делу существеннаго узаконения, или же и совсем не будет найдено статьи, оному соответствующей. При чем однакоже надлежит: 1) статьи Свода принимать в совокупной их между собою связи, а не поодиночке каждую; ибо часто содержание одного и того же указа в Своде раздробляется и излагается в разных статьях его, более или менее близких; 2) не касаться систематическаго распределения статей и не допускать о том никаких разсуждений; 3) не считать в ссылках пропуском, когда вместо двух или более указов приведен один последний, коим все они вполне заменяются. Сомнение в точности статьи может представиться, когда при сличении с нею законов, к делу принадлежащих, примечено будет, что смысл их существенно различен от того смысла, какой им дан в статье Свода".
Поставив таким образом, согласно желанию Сперанского, известные границы могущим быть заявляемыми сомнениям, как в отношении свойства этих сомнений (только по вопросам полноты и точности), так и в смысле важности их (пропуск только существенного узаконения, только существенное расхождение с источником), Государственный Совет последовал его мыслям и в том отношении, что единственной формой, в которой должны быть представляемы сомнения министру юстиции, установил докладные записки как со стороны обер-прокуроров, так и губернских прокуроров, отменив, таким образом, срочные ведомости. Что же касается выраженного Сперанским мнения по поводу предполагавшегося Дашковым учреждения комитета и канцелярии при нем*(216), то здесь Департамент Законов остановился на компромиссе: в распоряжение министра юстиции отпустить по 15 000 руб. в год на оплату занятий особых чиновников, а созыв комитета поставить в зависимость от признанной министром необходимости такового "по числу и важности поступающих к нему представлений"; иначе говоря, канцелярия учреждалась немедленно, а комитет - лишь впоследствии и в том случае, если он, действительно, окажется нужным. Из этой постановки следует, по-видимому, заключить, что, как Сперанский не ожидал, так и Департамент Законов, под влиянием уверенности Сперанского, не предвидел сколько-нибудь крупных и многочисленных поправок в Своде в зависимости от результатов практической ревизии.
Наряду с теми изменениями, на которых настаивал с самого начала критик проекта, Государственный совет внес еще одно весьма существенное изменение, требования которого в вышеупомянутой заметке Сперанского не заключалось, но которое, несомненно, было наиболее важно для руководимого им Второго Отделения. Мы помним, что согласно проекту Дашкова составители Свода оказывались совершенно устраненными от новой его ревизии, и заключения комитета о замечаниях, признанных им уважительными, имели поступать непосредственно в Государственный Совет. Согласно же мнению Департамента Законов (ст. 5), "представления, поступающия к Министру Юстиции, когда они будут им уважены, сообщаются от него во Второе Отделение Собственной Его Императорскаго Величества Канцелярии, для надлежащих по оным объяснений. Если объяснение найдено будет удовлетворительным и по оному смысл и изложение признаны будут правильными, то представление оставляется без дальнейшаго последствия; в противном случае оно вносится на разсмотрение Государственнаго Совета установленным порядком".
Что инициатором и этого изменения мог быть не кто иной, как только тот же Сперанский, ограждавший интересы и достоинство Второго Отделения, уверенность в этом мы почерпаем из собственноручного черновика Сперанского, сохранившегося среди бумаг Репинского, в Императорской Публичной библиотеке*(217). Черновик этот, помеченный 16 февраля 1833 г., предназначался, как можно судить из его формы, в качестве материала для журнала, после соответствующего устного доклада в том, вероятно, заседании, которое было назначено на 17 февраля. И, действительно, составленный по трем заседаниям общий журнал Департамента Законов*(218) почти буквально воспроизводит то, что написано Сперанским в вышеупомянутом черновике. Цитированное выше рассуждение журнала о могущих встретиться сомнениях в полноте и точности оказывается прямо заимствованным оттуда*(219). План фильтрации поступающих замечаний, прежде их направления в Государственный Совет, также всецело совпадает с мыслями критика: уваженные министрами представления подлежат сначала сообщению во Второе Отделение, а на рассмотрение Государственного Совета поступают лишь в том случае, если данные Отделением объяснения не будут признаны уважительными. Таким образом, Второе Отделение получало возможность отстаивать и защищать то понимание закона, к которому оно пришло при составлении Свода, - в противоположность проекту министра юстиции, полагавшего вносить на окончательное рассмотрение Государственного Совета, "на основании 4-ой статьи Высочайшаго манифеста", все замечания, которые признаны будут уважительными со стороны комитета.
Различествуя в этих отношениях, правила, Высочайше утвержденные 16 марта 1833 г., и первоначальный их проект, или, иначе говоря, воззрения Сперанского и Дашкова, вполне, однако, совпали между собой в привлечении к делу пополнения или изменения Свода, на основании предшествовавших 1832 году узаконений, законодательного учреждения. Ближе всматриваясь в сущность и объем установленного на этот счет правила, следует прийти к заключению, что участие Государственного Совета предполагалось лишь на случай доказанного несоответствия, в отношении полноты или точности, текста Свода подлинным узаконениям. Доказанностью же надлежало считать, по-видимому, как те случаи, когда и Министерство юстиции, и Второе Отделение признают наличность такого несоответствия, так и те, когда полученные от Второго Отделения объяснения не будут признаны удовлетворительными, ибо, как сказано в статье 5 правил 16 марта "в противном случае" (т.е. во всех случаях, когда представление прокурора не подлежит оставлению без последствий, иначе говоря, - когда статья Свода признана обоими учреждениями требующей исправления) вносятся представления в Государственный Совет. Роль последнего, при той постановке, сводилась бы, следовательно, не только к разрешению разномыслия, возникшего по вопросу о правильности Свода, но и к предоставлению Второму Отделению права произвести признаваемое им необходимым изменение, а, может быть, и более того: к самому установлению этого изменения*(220), хотя бы, вытекая из источников и являясь потому лишь исправлением Свода, такое изменение было, по существу, бесспорным и потому могло бы найти себе осуществление в более простом порядке. Теоретически законодательный путь исправления вполне соответствовал идее "законной силы" Свода, ибо всякое изменение текста, объявленного исключительным и имеющим силу закона, должно быть, безразлично от того, согласны или не согласны его составители на предлагаемую поправку, выполнено не иначе, как в порядке исполнения указания законодательной власти. Может быть, что это указание не будет иметь значения самостоятельного закона, требующего обнародования, так как Свод законов еще не введен в действие, - подобная мысль сквозит в заключительной статье мнения Департамента Законов*(221), - тем не менее Государственный Совет, санкционировав в манифесте 31 января текст Свода, не может не быть призван в той или иной мере к установлению изменений в этом тексте. Не напрасно Дашков в своем проекте негласной ревизии (ст. 3) обосновывал внесение замечаний в Государственный Совет ссылкой на статью 4 манифеста 31 января, предписывавшую прежний порядок пояснения и дополнения закона (в Своде) в случаях неясности, недостатка и неполноты его. Второе Отделение не так, однако, поняло или истолковало указания, заключающиеся в правилах 16 марта 1833 г., ибо ни одно из исправлений текста 1832 года, которые были внесены в первое продолжение, не подвергалось предварительному рассмотрению в Государственном Совете. Это могло произойти, очевидно, только при наличии убеждения, что для исправления Свода в тех случаях, когда об этом нет спора между ведомством*(222) и Вторым Отделением, высшего разрешения не требуется*(223); или же сложиться под влиянием выяснившейся на собственных работах Отделения необходимости внести ряд исправлений в Свод, чего ни манифест, ни правила 1833 г. о ревизии совершенно не предусматривали (или, наконец, - что менее вероятно - явиться последствием отнесения всех произведенных исправлений к числу несущественных). Неясность же, заключавшаяся в этих правилах по вопросу, когда нужно и когда не нужно входить с представлением в Государственный Совет, не могла быть устранена сим последним на том простом основании, что в течение обоих лет, посвященных вторичной поверке Свода, ему, Совету, ни разу не пришлось выступить в роли судьи между министром юстиции и Вторым Отделением, ибо возникшие между ними разномыслия по вопросу о правильности той или другой статьи в Своде не успели быть внесенными в Государственный Совет в течение испытательного периода Свода. Это же обстоятельство, в свою очередь, обусловлено было тем, что срок, положенный на проверку, вместо двухгодичного (1833 и 1834 годы), свелся, в сущности, к половинному, т.е. только к годичному сроку.
Мы уже видели, что правила о ревизии, предположенные сначала к утверждению одновременно с манифестом о Своде, изданы были на полтора месяца позже, в середине марта. Засим, прежде всего подлежали переработке, в соответствии с изменениями, внесенными Государственным Советом в содержание правил, те циркуляры, которые были выработаны министром юстиции и приложены для сведения к его законодательному представлению. На это потрачена была, по-видимому, вторая половина марта*(224). Немало времени потребовалось на рассылку циркуляров и самого Свода на места*(225). Неудивительно посему, что замечания оттуда стали поступать только к осени. Наиболее деятельным оказалось, как и при первой ревизии, финансовое ведомство: первые от него замечания поступили во Второе Отделение 29 сентября 1833 г. (по уставам горного управления), а в октябре последовала оттуда же дальнейшая серия указаний по разным томам. Другие ведомства начали доставлять свои замечания только весной 1834 г.*(226), и то уже под влиянием напоминания со стороны Второго Отделения. К числу этих ведомств относилось и Министерство юстиции*(227). Тогда же поступили замечания и от духовного ведомства, хотя и не входившего в число ревизующих установлений, но доставившего Балугьянскому, "исполняя желание" его, свои соображения на статьи законов о состояниях. По Второму Отделению 1833 год использован был, в отношении работ по общему Своду, главным образом для составления алфавитного к нему указателя. Попутно с этой работой открывались некоторые погрешности в статьях Свода. Чтобы извлечь из этого практический результат для продолжения, Второе отделение еще в начале 1833 года испросило Высочайшее соизволение на пересмотр статей Свода при составлении указателя. С начала 1834 года ему предстояло приступить к составлению продолжения к Своду, которое имело войти в силу вместе со Сводом с 1 января 1835 года. Материалом для него должны были служить: а) узаконения, вышедшие в 1832 и 1833 годах, которых насчитывалось до 1630*(228), и б) исправления, оказавшиеся необходимыми на основании практической проверки Свода. Располагая к этому времени, в сем последнем отношении, только замечаниями на некоторые уставы, поступившими от гр. Канкрина (министра финансов), но наметив также исправление недочетов, которые открылись при составлении хронологических и алфавитных указателей к Полному Собранию Законов или обнаружены были, как упоминалось выше, при работах над алфавитным указателем к Своду; сообразив необходимые изменения Свода также на основании тех указов за прежние годы, которые, не будучи вовремя доставлены ведомствами, не успели войти в Полное Собрание и потому не нашли себе отражения и в Своде 1832 года*(229), - второе Отделение должно было отдать себе отчет, до какого времени оно может ждать дальнейших замечаний на основании негласной ревизии, чтобы разослать продолжение не позже сентября 1834 года. Назначая один месяц на соображение поступивших от ведомств замечаний в Отделении, полагая другой месяц на рассмотрение разногласий между ним и министерствами в Государственном Совете и оставляя 2 месяца на печатание и переплет продолжения, Балугьянский рассчитал в виде крайнего срока поступления замечаний 1 апреля 1834 г., с тем чтобы замечания, которые поступят от департаментов или губернских прокуроров после этого срока, будучи рассмотрены, согласно правилам о ревизии, до 1 января 1835 года, были осуществлены в следующем уже продолжении с узаконениями за 1834 год. Высочайшее утверждение этим предположениям начальника Второго Отделения Сперанский испросил 11 января 1834 г., а через два дня последовало соответствующего содержания письмо его, относительно срока доставления замечаний (с приложением записки Балугьянского), к министру юстиции.
Но прежде чем это Высочайшее повеление сообщено было к исполнению, Дашков уже принял меры к тому, чтобы дать движение поступившим по его ведомству замечаниям на Свод. Выше упоминалось, что предположение Дашкова о сосредоточении поступающих в Министерство юстиции замечаний в комитете, уже занимавшемся поверкой гражданского и уголовного сводов, видоизменено было Государственным Советом в смысле предоставления министру юстиции созвать этот комитет, в несколько пополненном составе, лишь в том случае, если по числу и важности поступающих к нему замечаний на Свод он убедится из опыта в необходимости установить себе в помощь таковой комитет.
Воздержавшись на этом основании от возобновления занятий ревизионного комитета в 1833 году, Дашков вошел 31 декабря этого года с всеподданнейшим докладом об образовании комитета, мотивируя эту меру как количеством накопившихся по ведомству замечаний - более, нежели по 300 статьям, так и необходимостью особенного и внимательного рассмотрения оных, дабы, в случае их уважительности, они могли быть сообщены для надлежащих объяснений во Второе Отделение. Здесь же Дашков определил и содержание поступивших замечаний: "одни требуют пополнения, объяснения или даже отмены статей Свода, другая оказывают такое изложение статей Свода, которое, хотя и не основано на точных словах существующих узаконений, но, по содержанию своему, с пользою может быть оставлено в том же виде; а третьи, указуя на погрешности неважныя, должны быть сообщаемы в Собственную Канцелярию для ея соображения". Наметив в том же докладе и самый состав комитета*(230), считавшийся учрежденным с 1 февраля 1834 года, Дашков к 7 февраля открыл его занятия и успел к указанному Высочайшим повелением сроку препроводить 113 утвержденных замечаний во Второе Отделение*(231).
Таким образом, первое к Своду продолжение, долженствовавшее явиться, на основании двухлетней поверки, полным (и единственным) коррективом к изданию 1832 года, далеко не сосредоточило в себе, вследствие фактического сокращения этого срока наполовину (с апреля 1833 по апрель 1834 г.), всего результата негласной ревизии: оно не заключало в себе исправлений по тем частям, которые имели ближайшее отношение к ведомствам внутренних дел и путей сообщения; оно не смогло также объединить всех замечаний по остальным двум ведомствам, призванным к участию в ревизии, как потому, что к 1 апреля 1834 г. они не кончили своих занятий по ревизии, так и потому, что Второе Отделение не успело к этому сроку постановить то или иное заключение относительно всех поступивших к нему замечаний. Как видно из всеподданнейшего доклада Сперанского 29 августа 1834 г. относительно продолжения за 1832 и 1833 гг.*(232), число отложенных исправлений, вследствие встретившихся сомнений и необходимости объяснения и окончательного разрешения, простиралось до 560, а число принятых, по замечаниям Министерства финансов (443) и юстиции (107), исправлений - 550.
Таким образом, только половина доставленных замечаний получила свое завершение. Приведенные крупные цифры не должны, однако, служить показателем результатов одной только практической поверки. Как объясняет Сперанский в том же докладе, примечания составляемы были не из одних случаев и сомнений, действительно в производстве дел открытых, как то предполагаемо было в Государственном Совете (и - прибавим от себя - как то считал единственно полезным и сам Сперанский), но общим пересмотром всех статей в том порядке, как они стоят в Своде: "Сей образ поверки требовал несравненно более труда, нежели одно наблюдение по течению дел; но за то он существенно послужил к усовершению Свода, предупреждая случаи сомнений прежде, нежели они действительно возникли. Они могли бы быть разрешены в свое время по мере их предъявления; но сие разрешение не могло бы совершаться иначе, как в продолжение многих лет".
Не успев, таким образом, объединить всех результатов негласной ревизии и не отвечая, следовательно, полностью своему заданию в отношении исправления Свода на основании правил 16 марта 1833 г., первое продолжение, с другой стороны, содержало многочисленные исправления, этими правилами не предусматривавшиеся. Мы имеем здесь в виду те 216 (из общего числа 823) исправлений, которые были произведены по почину самого Второго Отделения и к которым, в сущности, следует присоединить еще внушительнейшую цифру изменений, зарегистрированных в таблице опечаток*(233). Материал для этих исправлений дали упоминавшиеся выше работы над указателями и поступившие дополнительно указы за прежние годы. Но кроме этих, попутно или случайно, усмотренных погрешностей Второе Отделение производило, по-видимому, и специальную поверку. На это указывает, прежде всего, цитированное выше место всеподданнейшего доклада касательно постатейного пересмотра, которое относится не только к ревизионной деятельности министерств, но, как это совершенно точно указано в докладе, и к работе Второго Отделения. Засим сохранились следы намерений сего последнего заняться практической поверкой Свода по тому приблизительно плану, который начертан был Сперанским еще ранее выработки правил о негласной ревизии. В начале мая 1833 г. исправлявший должность начальника Второго Отделения Куницын представил Сперанскому записку, в которой указывал на необходимость испрошения Высочайшего повеления о доставлении из Правительствующего Сената по одному экземпляру печатных записок из дел гражданских, межевых и уголовных, которые решены в общих собраниях Сената с 1831 года, и о продолжении присылки оных и на будущее время до 1835 года, когда поверка Свода должна прийти к совершенному окончанию. В основу этого ходатайства положена была мысль, что поверка Свода будет легче для чиновников Второго Отделения и для правительства удовлетворительнее, "поелику судебными решениями, особливо в высших местах, точнее объясняется смысл законов и употребление их в делопроизводстве", а составляемые при делах выписки из законов доставили бы возможность удостовериться в полноте или недостатке цитат, под статьями Свода приведенных. Высочайшее, по докладу Сперанского, соизволение последовало в смысле истребования из Сената определенного количества дел, а именно по 50 гражданских, 50 уголовных и 25 межевых дел. Обращаясь, во исполнение этого Высочайшего повеления о производстве опыта приложения статей Свода к самому производству дел, с просьбой к министру юстиции доставить "на первый раз" вышеуказанное количество Сенатских определений, Сперанский прибавил, что, "чем ближе сии дела будут к настоящему времени, тем приложение к ним статей Свода будет удобнее" и что если бы представилось затруднение в переписке определений, то можно доставить сообразно прежним примерам и самые подлинники*(234). Просимые дела сообщены были, не придерживаясь в точности вышеуказанных цифр по отдельным разрядам, в течение летних месяцев, а возвращение их последовало: одной части уже в августе того же 1833 года, а остальных - только в октябре 1835 г. Точные результаты этого опыта нам не известны, но, что опыт не был бесплоден, доказательством тому служат: 1) наиболее высокая цифра из всех собственных исправлений Второго Отделения именно по X тому (60 статей)*(235), 2) наличность таковых же исправлений и по уголовным законам (9)*(236) и 3) что, в частности, по законам межевым Балугьянский счел нужным сообщить Дашкову список статей (числом 31), подвергшихся изменению "на основании собственных замечаний" Второго Отделения, мотивируя это сообщение тем, что свод межевых законов рассматривается в особом комитете, учрежденном при Министерстве юстиции*(237). Из еженедельных меморий о занятиях чинов Второго Отделения не видно, чтобы они посвятили часть своего времени на это "приложение статей Свода к производству дел". Зато из тех же меморий усматривается, что при редактировании продолжения за 1832 и 1833 годы Сперанский наметил ряд изменений в Своде и что чины Отделения были заняты приведением в исполнение относившихся сюда приказаний*(238). Отсюда можно сделать вывод, что этот опыт приложения на сенатских делах произведен был самим Сперанским и что на нем он лично мог убедиться, насколько больше Свод заключает погрешностей, нежели им предполагалось. Неудивительно поэтому, что в упоминавшемся выше докладе Государю (от 29 августа 1834 г.) он, в противоположность прежней своей точке зрения на бесцельность повторения общей ревизии, признал общий пересмотр, давший столько материала для первого продолжения, существенно послужившим к усовершенствованию Свода и весьма ценным в смысле предупреждения сомнений ранее, чем они на практике действительно возникли.
Обращаясь от этих исторических данных к самому продолжению и сопровождавшему его издание именному указу 30 августа 1834 г.*(239), следует заметить, что многообразие его источников и титулов не нашло в последнем полного отражения. Так, в именном указе состав продолжения определен указанием на узаконения, последовавшие в течение 1832 и 1833 годов, и на "те дополнения и исправления, кои по опыту и наблюдению, при соображении статей Свода с течением дел, оказались нужными". В полном с этим соответствии стоят и указания самого продолжения, в котором перед каждой из 15 составных его частей (по томам Свода), вслед за перечнем измененных статей, подсчитано, сколько статей подверглось изменению по новым постановлениям и сколько "по соображению с течением дел". Такое деление на две категории обнимало, конечно, значительнейшую долю, а именно почти три четверти, внесенных изменений и вполне отвечало тому, что вытекало из манифеста 31 января и из правил о ревизии 16 марта 1833 г. Тем не менее, как мы видели, был еще ряд изменений, не вытекавший из этих оснований, а базировавшийся на специально испрошенных Вторым Отделением полномочиях. Неоглашение этих полномочий, тенденция негласности практической поверки, сказавшаяся уже при издании манифеста 31 января и поддерживавшаяся и далее Государственным Советом и Министерством юстиции*(240), включение в продолжение, по примеру Свода 1832 года, циркулярных предписаний*(241), наконец, тот факт, что продолжение это не содержало ни одного такого исправления, которое было бы произведено (как это, может быть, подразумевалось правилами негласной ревизии)*(242) с разрешения Государственного Совета, - все это приводило к необходимости присвоить издаваемому продолжению силу, равную силе самого Свода. И, действительно, именной указ 30 августа 1834 г., в выражениях, тождественных с манифестом 1833 года о Своде, повелевает: "в срок, манифестом установленный, а именно с 1 января 1835 года, привести оное (продолжение) в законную силу и действие в совокупности со Сводом, дополняя и заменяя статьи Свода, где следует, статьями продолжения, им соответствующими". Приведенные слова не оставляют сомнения, что первое продолжение образует как бы неразрывную часть самого Свода, корректируя и дополняя его, имеет одинаковую с ним силу закона исключительного, устраняющего действие источников, и возводит на степень закона то, что по способу своего издания, без включения в продолжение, такой силы бы не имело. Благодаря этому продолжению та переплавка предыдущего законодательства, которую дал Свод законов сроком по 1 января 1832 года, обняла собой и материал за два дальнейших года или, иными словами, сделала ненужным, вне надобностей исторического пояснения, обращение к отдельным источникам вплоть до 1 января 1834 г. Но юридическую эту силу продолжение 1834 года почерпнуло не в материале, в нем заключающемся, и не в полномочиях, предоставленных Второму Отделению, а исключительно в именном указе 30 августа 1834 г., при коем оно было препровождено в Правительствующий Сенат, сходствуя в этом отношении со Сводом 1832 года, первое к нему продолжение не было снабжено, как и самый Свод, каким-либо предисловием, - в отличие от дальнейших продолжений, всегда сопровождаемых вводными указаниями о содержании продолжения и основаниях его составления.
Изданием продолжения 1834 года достигнуто было, таким образом, две цели, существенно увеличивших практическую ценность Свода: во-первых, к моменту вступления Свода законов в силу приближено объединение действующего законодательства на целых два года, так что к 1 января 1835 года сборник этот отставал от наличного законодательства только на один год; во-вторых, Свод освободился если не от всех, то, вероятно, от большинства вкравшихся в него погрешностей. Пользование Сводом облегчено было еще изданием к тому времени общего ему оглавления и алфавитного указателя, а вскоре в виде особой книги и хронологических указателей к 15 томам Свода. Дальнейшее и весьма ощутительное удобство могло бы быть достигнуто, если бы при предстоявшей в 1835 году (уже третьей) допечатке Свода в его текст включены были все те исправления и дополнения, которые составили содержание первого продолжения. Этого, однако, не было сделано, и, очевидно, не только по той причине, что к этому времени уже выяснилась неизбежность еще дальнейших исправлений, но и потому, что подобное объединение не соответствовало бы манифесту о Своде и могло бы внести неоднообразие и неясность в пользование этим сборником. Сперанский же сознательно уклонялся от всякого, даже внешнего, отступления при новых тиснениях от основного издания. Доказательством тому служит, напр., следующий эпизод. Приступая к третьему изданию Свода, Второе Отделение решило, в целях сбережения бумаги, чтобы цитаты шли вподбор с текстом, а не были набираемы, как прежде, с особой строки. Сперанский, сначала было согласившийся на это, через несколько дней взял это согласие обратно, находя, что подобное отступление может возбудить мысль, будто "3-е издание несходно с двумя предыдущими и что мы самовластно сделали в нем изменения. Отсюда возникнут толки и огласки, коей паче всего избежать должно". При такой точке зрения было, конечно, последовательным не делать, при новых тиснениях, никаких исправлений. И, действительно, издание 1833 года, т.е. второе тиснение Свода*(243), представляет перепечатку основного издания с сознательным повторением всех тех неточностей, которые уже успели открыться к тому времени, - очевидно, имея в виду, что в составе продолжения 1834 года все эти неточности будут перечислены. Исправлены были только те погрешности, которые, действительно, относились лишь к набору, т.е. являлись опечатками в настоящем смысле этого слова. В согласии с этим приемом, отдел продолжения "опечатки", состоявший, как упоминалось выше, в значительной мере из исправления редакторских погрешностей, отнесен не только к основному, но и к повторному тиснению 1833 года (под названием 1-го и 2-го изданий). Зато при третьем тиснении Свода, производившемся в конце 1835 и в начале 1836 года и выпущенном, следовательно, позже не только первого, но и второго продолжения, уже использованы были все открывшиеся редакционные недосмотры, оговоренные в отделе "опечаток"*(244), так что в третьем продолжении к Своду, вышедшем осенью 1836 года, уже не потребовалось сохранения этого отдела, успевшего с 28 страниц в первом продолжении возрасти, хотя он по-прежнему относился к 1-му и 2-му изданиям, до 100 страниц во втором продолжении. Сделанные в третьем издании поправки отнюдь, однако, не относились к тому материалу, который нашел себе место в тексте самого продолжения. Тем менее, конечно, возможно было ожидать подобных исправлений при втором тиснении. Однако именно в составе последнего допущено было, - правда, в виде особого исключения - одно существенное отступление от текста основного издания.
Препровождая в течение 1833 года ряд замечаний на различные тома Свода законов и, между прочим, по горной части, Министерство финансов обратило внимание Второго Отделения на усмотренную им ошибку в статье 40 горного устава, по вопросу о сроке службы мастеровых и рабочих. Гр. Канкрин, считая исправление этой статьи более настоятельным, нежели других, ибо "огласить оную в сем (неверном) виде по горным заводам неприлично и даже опасно", просил даже о приостановке продажи отпечатанных экземпляров VII тома*(245). Находя указание финансового ведомства справедливым, Сперанский, подробно изложив возникший вопрос в особом всеподданнейшем докладе и выработав новую редакцию статьи 40 и стоявшей с нею в связи 41-й статьи*(246), испросил Высочайшее соизволение на исправление этих статей, не ожидая предстоящего в 1834 году выхода продолжения с прочими исправлениями, уже в повторном издании Свода. "Таким образом, - прибавлял он, - приобретатели 2-го издания будут иметь VII том исправленный, а те, к коим дошел сей том из 1-го издания, получат исправление его в свое время, т.е. через несколько месяцев позже в общем дополнении".
Допущенное отступление не ослабляло, однако, основного положения, что Свод обладает самостоятельной силой закона, ибо сделанное исправление почерпнуло свою силу, как мы видели, в особом (хотя и не обнародованном) Высочайшем повелении. Мало того: этот именно случай лишний раз подтвердил, каков был действительный смысл манифеста 31 января 1833 г. А именно, внося возникший по Горному уставу вопрос на Высочайшее разрешение, творец Свода счел нужным мотивировать свое ходатайство следующим соображением: "как ни к какому исправлению в Своде и даже к перемене одного слова нельзя приступить без Высочайшаго повеления". Более ясного указания на значение манифеста 31 января по вопросу о силе Свода законов и более рельефного выражения взгляда современников на Свод как на закон едва ли можно сыскать и придумать. В то же время, - по отношению к предмету настоящей главы, - цитированные слова раскрывают, какой смысл Сперанский и его помощники придавали правилам 16 марта 1833 г. по вопросу о порядке внесения исправлений в Свод. В данном случае предстояло устранение ошибки, признанной таковой и со стороны ведомства, и самим Вторым Отделением, следовательно, не было налицо условия - разногласия между двумя учреждениями, - при наличности которого, по силе правил 16 марта, было бы обязательным участие Государственного Совета. Отсутствие прямого в этих правилах указания, как осуществить исправление в случае его бесспорности, и обстоятельство признания за Сводом силы закона повели к тому, что для осуществления такого рода исправлений признано было необходимым испрошение особого на это Высочайшего соизволения, в порядке всеподданнейшего доклада. Этим первым примером предрешено было и дальнейшее: для придания обязательности всем прочим исправлениям в продолжении 1834 г. необходима была их санкция Высочайшей властью, которая, как мы видели, и последовала в виде именного указа 30 августа 1834 г.
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!