X (Второе издание Свода 1842 г.)



 

Внешняя история первого издания Свода законов завершается 1839 годом, в конце которого вышло последнее к нему продолжение. Таким образом, год смерти Сперанского оказался, волей судеб, и заключительным годом действия той системы, какая была установлена творцом Свода для его пополнения. Тем не менее, как об этом отчасти уже упоминалось в предыдущей главе, начатое при Сперанском и законченное при Дашкове "шестое издание" продолжения еще не предполагалось последним продолжением к действующему Своду, и даже в начале следующего 1840 года, к каковому времени относится первый письменный след приготовлений к новому изданию Свода и когда во главе Второго Отделения уже стоял вновь назначенный Д.Н. Блудов, во всеподданнейшем докладе Балугьянского касательно предполагаемых в наступившем году работ упомянуто, наряду с предстоящим переизданием всего Свода, напечатание краткого (т.е. очередного) продолжения за 1839 год, "в случае, когда новое издание общаго Свода не могло бы приведено быть к окончанию в будущем году". Столь быстрого осуществления переиздания всего Свода достигнуть, конечно, не удалось; тем не менее, не осуществились и предположения об издании седьмого продолжения.

Не задаваясь целью дать полный очерк работ по составлению второго издания Свода, - ибо это вывело бы нас далеко за пределы настоящей темы о "законной силе" Свода, - мы не можем, однако, считать вполне исчерпанной эту тему, а следовательно, законченной нашу задачу, без ознакомления с тем, как относились составители позднейших, и, прежде всего второго, изданий Свода к обладавшему этой законной силой основному его изданию, и не было ли и в дальнейшей истории Свода законов указаний на присвоение подобной же силы хотя бы отдельным его частям. Прежде чем приступить к этим заключительным вопросам нашей работы, необходимо бросить ретроспективный взгляд и формулировать несколько выводов из тех данных, которые приведены были в предыдущих главах.

Присвоив вышедшему в 1833 году Своду силу исключительного текста законов, верховная власть последовательно признала необходимым придать такую же силу продолжению к нему за 1832 и 1833 годы, в которое включены были исправления к основному тексту. Все дальнейшие, однако, продолжения, хотя и в них в значительной довольно мере заключался элемент исправления первоначального текста, подобной первому продолжению силой облечены не были, - может быть, случайно, а может быть, и намеренно, в том соображении, что вследствие установленной к тому времени возможности включения в продолжения некоторых министерских предписаний не только сами эти продолжения не могли быть в полном своем составе признаны в силе закона, но в известной мере и текст Свода, в подлежащих его частях, претерпел ослабление прежней своей силы. Таким образом, при всей несомненности, что манифестом 31 января 1833 г. и именным указом 30 августа 1834 г. всему материалу, вошедшему в эти сборники, независимо от свойства его отдельных источников, присвоена была сила закона, нет достаточных данных, - и даже, наоборот, многое говорит против того, - чтобы признать подобную же силу за дальнейшими продолжениями. И, в сущности, - если бы не вопрос о юридической силе внесенных против основного издания исправлений, - в особом установлении "законной" силы этих продолжений не было и никакой практической надобности, ибо при внесении в Свод узаконений новейшего времени текст их воспроизводился без изменений, и для особливого его санкционирования в Своде, следовательно, не усматривалось ни малейшего основания. В этом именно сказывается существенное различие продолжений Свода от основного его издания. Тогда как в последнем сосредоточен и внешне перередактирован самый разносортный материал, последовавший на протяжении 183 лет правотворческой жизни государства, - почему становилось неизбежным присвоить производному тексту либо единственную, либо преимущественную перед источниками силу, - продолжения служили верным отражением, так сказать, свежих узаконений, и между текстом статей продолжений и текстом их источника всегда предполагается знак равенства. Иначе говоря, юридическая сила того материала, который вошел в продолжения после 1835 года, коренилась не в силе, которая могла быть присвоена тому или иному продолжению во всей его совокупности, а в собственной силе каждого отдельного узаконения при его издании. Таким образом, ко времени приступа к переработке первого издания Свода с продолжением 1839 года в обновленное второе издание, материал, который предстояло перенести в новое издание, слагался: во-первых, из постановлений, основанных на законоположениях до 1 января 1834 г. и считавшихся (за исключением тех статей в некоторых частях Свода, которые, будучи основаны на предписаниях министров, могли быть в том же порядке изменяемы) в силе закона, независимо от полного или неполного соответствия источникам, и, во-вторых, из постановлений позднейшего образования, черпавших свою силу и обладавших этой силой лишь в пределах правильного и точного воспроизведения своего непосредственного источника.

Если таков был состав материала в Своде, подлежавший обработке в новый Свод, и если приведенное различие его составных частей обусловливалось наличностью или же отсутствием особого Высочайшего повеления при введении в действие подлежащего сборника, а в случае наличности - ближайшим содержанием этого повеления, то ясно, что для введения в действие нового, переработанного издания Свода, в котором весь существующий материал излагался в последовательном, отличном от прежнего, виде, требовался новый, взамен манифеста 31 января 1833 г., сопроводительный акт для введения его в действие. Это было тем более необходимо, что названный манифест, как мы уже имели случай отметить*(350), относился единственно к Своду 1832 года и не предусматривал возможности дальнейшего его переиздания. Такой акт действительно и воспоследовал в виде указа Правительствующему Сенату 4 марта 1843 г. "О книгах нового издания общего Свода законов Империи"*(351).

Вместо Высочайшего манифеста (в этой более торжественной форме, согласно учреждению Государственного Совета 1810 и 1832 гг., подлежали, впрочем, изданию "все предметы, содержащие в себе закон, устав или учреждение")*(352), облеченный в форму только именного указа и поднесенный к подписанию самим Главноуправляющим Второго Отделения акт 4 марта 1843 г. не только по внешнему виду, но и по содержанию своему весьма мало напоминает закон 31 января 1833 года об издании Свода законов Российской Империи. Известное сходство можно усмотреть разве только в том, что и здесь, как в манифесте 31 января, резолютивной части предпослано краткое историческое обозрение: там - в нескольких словах объяснен ход работ по составлению законных книг и предуказано распределение дальнейшего законодательства "в ежегодном Своде продолжения", здесь - вслед за ссылкой на это именно предуказание манифеста и после объяснения способа его осуществления в шести продолжениях, указаны основания для переиздания Свода во всем его объеме. "Польза сего соединения (в шестом продолжении) узаконений всех истекших после составления Свода лет доказана опытом, и потому, а равно и по важности, обширности и разнородности постановлений, обнародованных в последние три года (т.е. части 1839, за 1840 и 1841 и большей части 1842 г.), Мы признали за благо, дабы облегчить еще более употребление Свода и указания на применяемые к делам статьи оного, приступить к новому сего систематическаго собрания законов Наших изданию, и чрез то с полною для всех ясностью означить существующую, необходимую связь вошедших в первоначальный состав его законов, учреждений и уставов с состоявшимися впоследствии дополнениями их и исправлениями". Так объясняя новый способ приведения Свода 1832 г. в соответствие с позднейшим законодательством, указ 4 марта вскользь упоминает в дальнейшем своем тексте о тщательном пересмотре всех статей первого издания и отмечает включение в новое издание некоторых из узаконений, "кои, по особым имевшимся тогда в виду причинам, не могли быть помещены в издании 1832 года".

Подчеркивая в этих объяснительных предпосылках откровенное указание на внесенные по продолжениям "исправления" текста 1832 года и возможность дальнейших, при самом составлении нового издания, исправлений в статьях первого издания вследствие "тщательнаго оных пересмотра", обратимся к резолютивной части указа. Она состоит из 4-х пунктов. Первый из них содержит обращенное к присутственным местам и управлениям требование ссылаться отныне в делах, вместо статей первого Свода и его продолжений, на статьи издания 1842 года. Это постановление являлось необходимым дополнением к статьям I-III узаконения 12 декабря 1834 года "о приложении и употреблении Свода законов Российской Империи в производстве дел"*(353), в которых определялся порядок означения статей Свода 1832 года. Пункт 2 указа установлял переходные правила для тех дел, которые уже начаты были производством, причем в делах, приготовленных к решению или слушанию, разрешалось оставлять прежние указания, а в делах начатых, но к слушанию и решению не готовых, предписывалось приводить уже статьи издания 1842 года. Эти правила идут как бы в параллель тому, что было постановлено в статье V узаконения 1834 г. в отношении ссылок на прежние указы или же на статьи Свода 1832 года. Следующий 3-й пункт указывает те случаи, когда, по времени их возникновения или вследствие невключения в Свод подлежащих постановлений, надлежит по необходимости ссылаться не на новое издание, а на Свод 1832 г. с его продолжениями или на подлинные узаконения. Этот пункт, следовательно, является не чем иным, как приспособлением к изменившимся с изданием нового Свода условиям статьи VII правил 1834 г. и подтверждением, как это видно из ссылки на приложение к ст. 102 учреждения Сената, тех пунктов статьи VI упомянутых правил, в которых перечислены были случаи непосредственного приведения указов вследствие невключения в Свод подлежащих отделов законодательства*(354). Наконец, пункт 4, подобно статье VIII правил 12 декабря 1834 г., допускавшей временное изъятие для просителей, разрешает, в целях предотвращения затруднений для частных лиц, принимать от них, до 1 января 1844 г., и такие прошения, в коих ссылки на законы окажутся сделанными еще по прежнему изданию; самые, однако, решения должны быть постановляемы уже с указанием на статьи по изданию 1842 года.

Сравнение между собой рассмотренных постановлений 1834 и 1843 годов приводит к несомненному выводу, что именной указ 4 марта 1843 года, при коем обнародован был новый Свод, не имел иного содержания и не преследовал никакой иной цели, как только подтверждения и соответственного приспособления тех относительно употребления Свода правил, которые были установлены узаконением 12 декабря 1834 г. для Свода 1832 года. Правильнее, конечно, было бы издать их для нового Свода совершенно заново. Так как, однако, некоторые из существующих статей могли остаться совершенно без изменения, то задача упрощалась, и получилась возможность, путем внесения нескольких только поправок, приспособить их к Своду 1842 года, что и было выполнено резолютивной частью указа 4 марта. И действительно, если сопоставить текст "правил о приведении и указании законов при производстве дел", излагавшихся, со времени второго продолжения к Своду, в виде приложения к статье 346 (прим.) учреждений государственных, с текстом тех же правил в томе I издания 1842 года, где они заняли место приложения к ст. 102 Учреждения Правительствующего Сената, то почти все произведенные в этом приложении изменения соответствуют сущности предписаний, заключавшихся в Высочайшем указе 1843 года. Конечно, подлежащие изменения не могли быть оправданы в самом Своде 1842 г. ссылкой в цитатах на этот указ, так как последний мог состояться только после его отпечатания и представления Государю. И, более того, одна из статей этого приложения (ст. 7) даже несколько расходится с содержанием указа, ибо установляет упомянутую выше льготу для частных лиц, в смысле допустимости ссылок на прежнее издание, на время "впредь до усмотрения" (как это было постановлено в правилах 1834 года в отношении ссылок, вместо статей Свода, на указы), тогда как в указе означен определенный, и довольно краткий, срок для этой льготы, а именно 1 января 1844 года. Тем не менее изменения, заранее, как видно, внесенные в это приложение*(355), не могли быть обоснованы длительным, переходящим на дальнейшие издания Свода, свойством правил 1834 г. (ибо при их установлении не предвиделось иной формы дополнения Свода 1832 года, как продолжениями), а почерпали свое будущее оправдание в том специальном для нового издания указе, который имел воспоследовать для введения его в действие. Выходило, таким образом, что в данном случае не Свод согласовывался с вышедшим уже узаконением, а к заранее установленному тексту Свода пригонялось содержание имеющего воспоследовать одновременно со Сводом указа. Несмотря, однако, на это предварительное согласование или, может быть, именно вследствие необычности подобного приема, не все оказалось предусмотренным в указе 4 марта 1843 г. Весьма скоро, уже через несколько дней, в нем обнаружен был пробел в том отношении, что он не упомянул об означении, при ссылках на статьи Свода, также времени издания этого Свода. Поэтому Главноуправляющим Вторым Отделением 13 того же марта испрошено было Высочайшее повеление*(356), в силе которого надлежало "при соблюдении всех правил, в 1833 году*(357) по сему предмету постановленных, во всех вообще тех случаях, когда должны быть делаемы сии указания, выставлять после N приводимой статьи слова "издание 1842 года", так, как прежде, при ссылке на статьи Свода по продолжению". С воспоследованием этого повеления получило формальное оправдание и то, допущенное составителями Свода 1842 года, изменение в статье 1 правил о приведении и указании законов при производстве дел*(358), которое состояло в прибавлении к прежним трем означениям (том, название устава и номер статьи) еще четвертого, а именно времени издания Свода.

Засим, немедленно оказалось необходимым еще дальнейшее дополнение постановлений, изданных, в связи с обнародованием нового Свода, в изменение правил 12 декабря 1834 г. Высочайше утвержденное 15 декабря 1834 г. мнение Государственного Совета (ст. 1) предписывало, напр., сообщать Второму Отделению заблаговременно, для внесения в продолжение Свода, от всех министерств, от Комитета Министров и от Правительствующего Сената все Высочайшие повеления, составляющие пояснения или какое-либо ограничение, изменение или изъяснение в законе. В тех же правилах (ст. 5) установлена была обязанность означения в каждом новом уставе и узаконении статей Свода, которые ими изменяются или отменяются. Оставшись при своем издании необнародованными и будучи лишь сообщены к надлежащему исполнению всем министрам и главноуправляющим, постановления эти требовали, по мнению гр. Блудова, дальнейшего точного их соблюдения, и потому он испросил 10 апреля того же 1843 года указ о подтверждении всем ведомствам как о доставлении во Второе Отделение, немедленно по Высочайшем утверждении и надлежащем кому следует объявлении, всех узаконений, кои на основании правил 15 декабря 1834 г. принадлежат к общему сведению и исполнению и по существу своему следуют к внесению в продолжение Свода законов или Полное оных Собрание, так и об означении, при разработке новых законоположений, статей Свода, ими отменяемых или изменяемых*(359). Невозобновленными остались, следовательно, из числа правил 15 декабря 1834 г., только те, собственно, статьи, которые касались порядка дальнейшего внесения в Свод исходящих от министерств предписаний и утверждаемых указами Сената постановлений. Но что и эти правила не избегли, надо думать, нового соображения в связи с общим вопросом о составлении продолжений к Своду, некоторым тому доказательством могут служить следующие вступительные слова в упомянутом выше именном указе 10 апреля 1843 г.: "...Государь Император, удостоив Высочайшаго одобрения предположения... о новом порядке составления и издания продолжений Свода законов 1842 года*(360), Высочайше повелеть соизволил подтвердить всем ведомствам".

Таким образом, издание Свода 1842 года сопровождалось если не полной заменой, то, во всяком случае, значительным обновлением тех постановлений, которые были изданы в связи с введением в действие Свода 1832 года, т.е. ближайшим образом правил 12 декабря и тесно, по происхождению, связанных с ними необнародованных правил 15 декабря 1834 г. Относящееся также к первому изданию Свода нераспубликованное мнение Государственного Совета 20 января 1836 г. о порядке устранения вкравшихся в него ошибок уже ранее, а именно, как мы видели в предыдущей главе*(361), 18 мая 1839 года, было, в сущности, заменено указанным в Высочайшем повелении этой даты новым порядком исправления Свода, сосредоточенного с тех пор единственно во Втором Отделении. Что же касается самого манифеста о Своде 31 января 1833 г., то, как это доказано было в главе VI*(362), из него оставалась в действии, после правил 1834 года, в сущности, только одна 1-я статья - о восприятии Сводом законной силы с 1 января 1835 г. Но она (в связи с указом 30 августа 1834 г. о первом продолжении к Своду и со статьей VI (п. 1) правил 12 декабря 1834 г.) касалась исключительно законодательства, накопившегося к 1 января 1834 г., и в этом своем значении в обновлении для Свода 1842 г., конечно, не нуждалась. Другое дело, если бы имелось в виду присвоить ту же "законную силу" всему материалу, вошедшему в издание 1842 года. В таком случае неизбежно было бы установление соответствующего статье 1 манифеста 1833 г. положения, - тем более, что означенная статья не нашла себе нигде в Своде прямого воспроизведения*(363). Но этого ни в указе 4 марта, ни в других дополнительных к нему постановлениях 1843 года выражено не было. Остается, следовательно, сделать вывод, что издание 1842 года лишено той самостоятельной силы закона, которой обладало основное издание Свода. Прежнюю законную силу сохранили, конечно, все те статьи нового издания, которые воспроизводили первый Свод и показаны основанными на узаконениях, последовавших до 1 января 1834 г., - разве бы только некоторые из них (напр., в Уставе таможенном) не успели утратить значения закона вследствие признания начала изменяемости их, как основанных на предписаниях министров, в том же самом порядке, вне Высочайшего утверждения. Засим, ту же самую силу закона приходится, бесспорно, признать и за теми статьями Свода 1842 г., - безразлично от того, основаны ли они исключительно на источниках более раннего времени, напр., до 1832 года, или обнимают своим содержанием и позднейшие постановления, - редакция которых получила, по докладу Главноуправляющего Вторым Отделением, Высочайшее утверждение. Сказанное имеет значение в том отношении, что в Своде 1842 года подверглись обработке некоторые такие отделы законодательства, которых не было в основном издании.

Весьма ценно было бы, приходя к таким положениям на основании сопоставления актов, сопровождавших вступление в силу обоих первых изданий Свода, найти им подтверждение в тех объяснительных данных, которые дошли до нас относительно работы над вторым изданием. Насколько скудны письменные следы по первому Своду, в особенности в отношении докладов, подносившихся Государю, настолько именно в этом последнем отношении богата эпоха управления Вторым Отделением гр. Блудова. Начиная с его времени, исследователь архивных данных чувствует под собой уже гораздо более твердую почву. Новый Главноуправляющий, поставив себе задачей переиздание Свода, считал своим долгом давать Монарху частый и подробный отчет не только о внешнем ходе работ, но и о внутренней их стороне*(364). Это последнее качество всеподданнейших докладов Блудова позволяет открыть в них некоторые, хотя, правда, всегда только попутные, а не принципиальные, данные по интересующему нас вопросу. Цель нового труда он видел не в простом только соединении вышедших с 1832 по 1839 год продолжений Свода с первым его текстом и внесении новых законов, но и в том, чтобы "по возможности усовершенствовать оный в некоторых частях и подробностях исправлением вкравшихся кое-где ошибок и противоречий, исключением повторений, из коих иные при первоначальной работе были неизбежны, или даже и полезны и нужны, наконец, лучшим правильнейшим размещением обнародованных с 1832 года постановлений, дополняющих или отчасти изменяющих вошедшие в первоначальный текст Свода". К непосредственному своему, как Главноуправляющего, труду гр. Блудов относил, кроме разрешения исправлений, касающихся формы изложения (с представлением, в случаях сомнительных или особенно важных, своих заключений на Высочайшее усмотрение), также направление всех вопросов исправления по существу. "Когда в существе статей Свода встретятся противоречия, происшедшия или от ошибки первых редакторов Свода, или от несогласия между собой самых законов, из коих извлечены статьи онаго, или же когда будет признано, что в какой-либо статье смысл первоначального закона выражен несовершенно, или что в самом сем законе, а потому и в Своде, есть темнота, которую можно и полезно объяснить в новом издании Свода", Главноуправляющий намеревался "испрашивать Высочайшаго разрешения... непосредственно или чрез Государственный Совет", в последнем случае после предварительного сношения с министерствами. Равным образом необходимо, по словам Блудова, Высочайшее соизволение на исправления в одном из этих двух порядков и в том случае, если будут, в отношении слога, замечены "явно излишния повторения или выражения весьма не полныя и мало понятныя". Такой взгляд вытекал из того неоднократно выставляемого Блудовым положения, что "Свод законов не есть новое законоположение; он и был и должен быть лишь собранием почти буквальным того, что издано в течение двух столетий и сохраняет доселе свою силу"; в изложении статей "должно держаться по возможности слов и слога подлинных актов"*(365), и, так как второй Свод "отнюдь не есть новый кодекс, но исправленное и дополненное издание того же Свода 1832 года", а текст сего последнего "есть Высочайше утвержденный закон"*(366), то "не изменять... не токмо принятаго в Своде порядка в расположении предметов, но даже без необходимой надобности и выражений онаго, получивших силу закона". Благодаря этому Свод 1842 года "остался хранилищем всего отечественнаго законодательства, образовавшагося в течение веков и носящаго печать исторического своего происхождения". Подновление же существующего Свода выразилось добавлением, на основании прежнего законодательного материала, напр., в IX томе некоторых постановлений о православном духовенстве и включением нового отдела об инославных духовных лицах; первые были предварительно рассмотрены общим присутствием Святейшего Синода, причем некоторые его определения были подносимы, за общим подписанием гр. Блудова и гр. Протасова, на Высочайшее благоусмотрение. Встреченные по X тому затруднения и сомнения внесены были на законодательное рассмотрение при особых записках*(367). В Государственном же Совете получили утверждение проект статей и размещение в Своде впервые вводимых в него местных узаконений для губерний Черниговской и Полтавской*(368). В том же порядке состоялось разрешение некоторых вопросов по уставам о службе, горному и о пошлинах. Но независимо от таких, проведенных через Государственный Совет, изменений и дополнений по инициативе Второго Отделения, имелся еще целый ряд других исправлений, осуществленных, очевидно, на основании Высочайшего повеления 18 мая 1839 г. В приложенной к всеподданнейшему докладу 22 января 1842 г. отчетной таблице под названием "Перечень всех изменений Общего Свода законов с 1832 по 1 января 1842 г." в отделе исправленных статей "по неясности и другим ныне замеченным недостаткам (на основании прежних законов)*(369)" показана крупная цифра 726 (из коих по одному X тому 450 исправлений). Если вспомним, что согласно подобной же таблице, сопровождавшей первое продолжение к Своду 1832 г., число этого рода исправлений было выше указанной цифры (а именно 823, при 134 исправлениях по тому X), что дальнейшие продолжения также заключали - хотя и неизвестно, в какой именно степени, - однородные исправления, что некоторая часть исправлений ко времени нового издания должна была отпасть вследствие замены исправленных статей новыми узаконениями и что, наконец, при составлении последнего продолжения 1839 г. Второе Отделение не успело осуществить всех намечавшихся поправок, то мы должны допустить в составе вышеупомянутой цифры 726 известную и, может быть, не столь незначительную долю новых исправлений, не значившихся в последнем сводном продолжении. Судя по вышеприведенным общим суждениям руководителя Второго Отделения, совпадавшим и со взглядами на Свод ближайшего его сотрудника статс-секретаря Балугьянского, следует предположить, что всякое из этих новых исправлений имело за собой Высочайшее на то соизволение и что, таким образом, испрошенное Дашковым Высочайшее повеление 18 мая 1839 г. получило, при гр. Блудове, значение не общего полномочия Второго Отделения на исправление Свода 1832 года собственной властью, а лишь возложенных на Главноуправляющего этим Отделением права и обязанности, при выяснившейся тем или иным путем необходимости, устранить ошибку или неточность в основном издании Свода, испрашивать на то, в каждом отдельном случае, Высочайшее разрешение*(370).

В качестве примера сошлемся на произведенное в новом издании исправление, по всеподданнейшему докладу Блудова, статьи 2280 Законов гражданских. Относительно нее еще в конце 1836 года министром уделов кн. Волконским*(371) возбужден был перед Сперанским вопрос о несоответствии ее источникам. Находя ее "составленною вновь, а не извлеченною из прежних узаконений", удельное ведомство требовало ее исправления в том смысле, чтобы удельные крестьяне, в случае неудовольствия на решение управляющего конторой, по тяжбам их между собой, приносили жалобы Департаменту Уделов, не обращаясь в общие судебные места, как того требовала статья 2280. Сперанский согласился с этим и, как гласил его ответ*(372), сделал распоряжение о соответствующем исправлении в будущем продолжении. Между тем, неизвестно, по какой причине, данное указание осталось неисполненным*(373). Лишь при составлении нового издания открылось это обстоятельство, и гр. Блудов вошел со всеподданнейшим докладом для получения разрешения на вышеуказанное исправление. Уведомляя об этом в конце 1842 года*(374) министра уделов, Блудов сообщил ему и ту видоизмененную редакцию, в которой, во исполнение Высочайшей воли, будет изложена в новом издании статья 2280 Зак. гражд.*(375)

На приведенном примере наглядно видна разница в порядке исправления текста первого Свода, с одной стороны, - при действии правил о его ревизии и составлении продолжений к Своду 1832 года, а с другой - в то время, когда под руководством Блудова составлялось издание 1842 года: тогда как в первый период, при распространительном толковании изданных для практической поверки правил, не встречавшие разногласия поправки вносились в Свод как бы на основании общего полномочия, собственной властью Второго Отделения, - те же самые исправления, начиная с сороковых годов, признавались возможными лишь по испрошении особого Высочайшего на то разрешения*(376). Такое же осторожное отношение Блудова к основному тексту Свода обрисовывается и в делах, восходивших от него в Государственный Совет. В одном из них он заявлял: "соглашаясь вполне с заключением гр. Панина, я однакоже со своей стороны не счел себя в праве прямо от себя сделать в новом издании требуемыя им исправления"*(377). В другом деле, вызвавшем довольно резкую полемику между этими двумя государственными деятелями, гр. Блудов, отвергая домогательства министра юстиции отложить вопрос о ст. 90 Зак. гражд. до общего пересмотра вопроса о давности и ссылаясь на необходимость предлагаемого им, Главноуправляющим, пояснения ввиду состоявшихся прямых на то законодательных указаний, сознавался, что на внесение этого вопроса в Государственный Совет его подвинула, кроме важности закона, к коему относится объяснение, еще "может быть, излишняя" осторожность*(378). Ту же сугубую осторожность или, скорее, даже щепетильность, ввиду важности затрагиваемого предмета, он проявил в отношении Основных законов, испросив в 1840 году особым всеподданнейшим докладом Высочайшее соизволение на все без исключения изменения в изготовляемом новом издании, как бы незначительны они ни были (напр., только в цитатах) и хотя бы они всецело основывались на позднейших узаконениях*(379). Этот порядок во всей строгости сохранился на протяжении и всех дальнейших изданий Свода законов*(380). Благодаря этому в отношении Основных законов изданий 1842, 1857 и 1892 годов возможно было признавать, что они полностью сохранили "законную" силу первого их издания. При такого рода принципиальном отношении, во время составления Свода 1842 года, к основному его тексту, т.е. когда всякое изменение в последнем не на основании позднейших узаконений считалось требующим отдельного Высочайшего утверждения, не было, конечно, ни повода, на надобности (в противоположность первому изданию) присваивать новому Своду en bloc силу закона. Засим, как неоднократно уже упоминалось, некоторые тома Свода могли пополняться административными постановлениями; к числу их в издании 1842 г. прибавились уставы кредитные, которые, по настоянию министра финансов и с особого Высочайшего разрешения*(381), дополнены были, в отступление от правил 15 декабря 1834 г., некоторыми пояснительными предписаниями, не имевшими Высочайшего утверждения. Этими двумя обстоятельствами, вероятно, и обусловливалось отсутствие в актах, сопровождавших издание 1842 года, указания на присвоение переработанному Своду силы закона. Тем более неожиданной является поэтому наличность указания на "законную силу" в именном указе 10 августа 1843 г. (П.С.3. N 17098) об издании первого продолжения Свода законов 1842 года. Вышеупомянутое выражение, на котором, собственно, базируется непререкаемость основного текста Свода, употреблено здесь в том же самом сочетании "законная сила и действие", в каком оно значится в статье 1 манифеста 31 января 1833 г. и было повторено в именном указе 30 августа 1834 г. об издании первого продолжения к Своду 1832 года. Вообще близко напоминая, в исторической своей части, содержание указа 1834 года, указ 10 августа 1843 г. так видоизменяет повелительную часть первого: "привести оное (продолжение) в законную силу и действие, равныя со Сводом 1842 года*(382), дополняя и заменяя статьи его, где следует, статьями продолжения, им соответствующими (в указе же 1834 года было сказано: "привести оное в законную силу и действие в совокупности со Сводом*(383), дополняя и заменяя статьи Свода, где следует, статьями продолжения, им соответствующими"). Возможно ли, однако, усматривать в цитированной выписке дополнительное, хотя бы и несколько запоздалое, постановление к указу 4 марта 1843 г., т.е. намеренное включение этого специфического означения в целях придания Своду 1842 года такой же законной силы, какой обладал ко времени вступления своего в действие Свод 1832 года? В этом позволительно усомниться. Прежде всего, как показывают приводившиеся выше соображения, для этого не только не представлялось никаких видимых оснований, но подобное признание было бы прямым отступлением от принятого уже начала не считать законом те статьи Свода, которые основаны на постановлениях, не получивших Высочайшего утверждения, и которые допускали дальнейшее их изменение ордерами министра юстиции и распоряжениями министра финансов. Не было засим основания присваивать особливую силу и самому продолжению, потому что оно вышло в самом непродолжительном после Свода времени и не заключало никаких существенных к нему поправок*(384). Надо думать, что составитель указа не влагал в приведенные выше слова иного значения, как равносильности издаваемого продолжения и самого Свода, т.е. желал выразить мысль, в точности вытекавшую из смысла статьи 4 правил о приведении и указании законов при производстве дел*(385), и воспользовался для этого текстом указа 30 августа 1834 г. относительно первого продолжения к основному изданию Свода, упустив совершенно из вида особое значение слов "законная сила" в названном указе. Вероятие такого случайного происхождения этих слов в указе, который был поднесен к Высочайшему подписанию*(386), усиливается как указанием всеподданнейшего доклада на представляемый "сообразно прежнему порядку, проект указа Правительствующему Сенату о введении нынешнего продолжения в действие", так и следующим, относящимся к этому же первому продолжению, пояснением, которое содержится во всеподданнейшем докладе гр. Блудова по поводу выпущенного в 1844 году второго продолжения: "оно должно быть употребляемо как первое, т.е. в равной силе со Сводом издания 1842 года"*(387), а засим и указанием Высочайшего повеления о третьем продолжении*(388) на введение его "подобно первым двум, в употребление в равной силе со Сводом законов 1842 года". Из приведенных слов видно, с одной стороны, что первое продолжение ничем не отличается в своей силе от второго и третьего продолжений, по поводу которых именного указа не издавалось, а с другой стороны - что все эти три продолжения равносильны самому Своду, причем о законной силе сего последнего или продолжений здесь не упомянуто. Наконец, не будет, быть может, слишком рискованным и такое, в данном случае, истолкование слов "законная сила и действие", что тут они не имеют значения слов "сила закона", как в манифесте 1833 года, а означают именно только законную силу, т.е. силу, определенную в законе или основанную на законе и заключающуюся, - так как законом в данном случае является приложение к ст. 102 учреждения Правительствующего Сената, - в обязательности, согласно этому приложению, ссылок в делах не на подлинные узаконения, а на вместившие их Свод и продолжения к нему. Некоторое основание для подобного предположения создается тем, что в сороковых годах в тех случаях, когда надлежало возвести какое-либо правило на степень закона, писали уже не о законной его силе, а о силе закона, ему принадлежащей. Так, в одной из упоминавшихся выше записок гр. Блудова относительно статьи 44 тома X указано, что она имеет "полную силу закона", ибо помещена в Своде и на оную в течение 9 или 10 лет не было ни возражений, ни замечаний. Засим, во всеподданнейшем докладе 1840 г. N 5 Блудов, намечая приемы к составлению нового издания Свода, указывает на недопустимость изменения "даже выражений, получивших силу закона". Наконец, в Высочайшем указе 1 июня 1845 г.*(389) юридическая сила впервые издаваемого Свода местных узаконений губерний Остзейских (части 1 и 2) также была определена словами: "полная сила и действие закона". С другой же стороны, законодательный памятник того времени - Уложение о наказаниях 1845 года, составленное, как известно, по тому же Второму Отделению, - употребляет прилагательное "законный" в таких только сочетаниях, как "законная власть", "законное действие", "законные повинности", "законное исполнение обязанностей"*(390) и т.п., т.е. везде в смысле основанности на законе*(391).

На основании общей совокупности приведенных соображений возможно, казалось бы, не придавать имеющемуся в указе 10 августа 1843 г. упоминанию о Своде 1842 г. значения указания на присвоенную сему Своду силу закона, - хотя буква указа и могла бы служить опорой для обратного мнения.

За вышеупомянутыми тремя продолжениями, обнимавшими узаконения за 1842 и за 1843 годы, последовало еще 16 таких же очередных продолжений, издававшихся большей частью по полугодиям*(392). Все они подвергались обнародованию при объявляемых Высочайших повелениях, а не при именных указах, как первое. При этом в целом ряде случаев соответствующие продолжения (а именно IV-VI и IX-XIII) названы были Высочайше одобренными. Такая квалификация одних продолжений и отсутствие ее по отношению к другим не могут, однако, служить показателями различной юридической силы этих изданий Второго Отделения. В литературе уже было отмечено*(393), что все издания Второго Отделения имеют за собой презумпцию такого Высочайшего одобрения. Засим и самый термин "одобрение" не должен быть отождествляем с имеющим определенное юридическое значение термином "утверждение". Равным образом не играет роли и та внешняя форма, в которую облекалось волеизъявление Высочайшей власти в отношении введения в действие изданных продолжений: избрание для первого продолжения более торжественной формы именного указа объяснено в одном из всеподданнейших докладов гр. Блудова*(394) тем, что здесь объяснялась цель всех продолжений и определялся порядок, коим будут рассылаемы экземпляры оных в присутственные места и управления, получающие книги законов на счет государственного казначейства.

Как не получили силы закона упомянутые 19 продолжений к Своду 1842 года, так не присвоено было ее и новой 5-й части этого Свода, вышедшей в 1848 году под названием Уставов счетных. Обнародование и приведение их в действие состоялось по именному указу 7 октября 1848 г.*(395), причем в исторической его части отмечено, что особый свод этим узаконениям составлен во Втором Отделении под непосредственным ведением Монарха, а определение силы самого издания заключалось в следующем предписании: "с 1 мая 1849 года во всех местах правительственных и судебных и вообще в делах при указании на постановления и правила счетные, под каким бы наименованием оные по управлению Государственного Контроля ни были изданы, за исключением лишь внесенных в Свод военных постановлений, означать статьи свода уставов счетных тем же порядком, как означаются статьи прочих частей Общего Свода законов Империи". Таким образом, придания новой части Свода свойства самостоятельного закона не состоялось*(396), и ее юридическая сила сводилась только к той же обязательности в ссылках, какая присвоена была всему Своду приложением к статье 102 учреждения Сената.

На силе принадлежащих к тому же периоду действия Свода 1842 года изданий: а) 1845 года - нового Уложения о наказаниях и б) 1851 года - Устава о земских повинностях - останавливаться не приходится, так как первое было лишь буквальным воспроизведением - притом, пока, не в составе самого Свода законов - законоположения 15 августа 1845 г.*(397), а второе - являлось не более как оттиском в виде отдельной книжки помещенного в составе XV продолжения заново переизданного, ввиду новых правил 13 июля 1851 г., Устава о земских повинностях*(398).

 


Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!