Публицистика, художественные произведения, воспоминания 16 страница
Неоднозначность статистических данных эпохи политических репрессий прослеживается в экономической деятельности ГУЛАГа. А.Ю.Горчева сообщает, что по данным ГАРФ, к 1937 г. уже функционировало 63 колонии для детей, из них 7 - закрытого типа (тюрьмы).[348] В Докладе заместителя начальника ГУЛАГа Лепилова на имя Берии, Круглова, Чернышева и Кобулова (Март 1940 г.) указывалось, что в 1940 г. в системе ГУЛАГа - 50 трудовых колоний закрытого и открытого типа.[349] Существует достаточно много исследовательских работ, связанных с определением численности несовершеннолетних жертв репрессий. Опубликованные данные содержат противоречивые сведения по одним и тем же показателям: в разных опубликованных исследованиях по одному и тому же виду мест заключения, например, ИТК для несовершеннолетних, численность объединена под разные показатели, например, “до 17 лет”, “до 18 лет”. Невозможно определить национальный и социальный признак репрессированного несовершеннолетнего, так как не было учета этих показателей по разным возрастам, а был общий учет по национальности, по социальному происхождению репрессированных, независимо от возраста, пола.
Приведем статистические данные, взятые из разных опубликованных источников.
С середины 1935 г. до начала 1940 г. через колонии несовершеннолетних прошли 155506 подростков в возрасте с 12 до 18 лет, из них 68927 судившихся и 86579 не судившихся.[350] По состоянию на 1 марта 1940 г. ”возрастной” состав заключенных ГУЛАГа был: моложе 18 лет - 1,2%, от 18 до 21 года - 9,3% . К началу марта 1940 г. “Империя ГУЛАГ” насчитывала 50 колоний для несовершеннолетних, их продукция оценивалась суммой 233,3 млн. рублей. Во время войны среди заключенных ИТЛ возросло число подростков, не достигших 17 летнего возраста: 1942 г. - 3112, 1943 г. - 4147, 1944 г. - 6988, 1945 г. - 6433 (данные на 1 января каждого года). К 1 января 1946 г. число подростков в лагерях ГУЛАГа понизилось до 2035 человек. В 1940-е гг. – начале 50-х гг. подростков до 16 лет, осужденных на исправление в местах заключения свободы, было: в 1940 г. - 2% (от общего числа осужденных), в 1945 г.- 4.1%, в 1946 г.-2.8%, в 1947 г.-2.1%, в 1948 г. - 1%, в 1949 г. - 1%, в 1950 г. - 1%, в 1951 г. - 1.1%, в 1952 г. - 1.1%, в 1953 г. - 1.1%.[351]
|
|
|
В ИТЛ НКВД на 1 января 1939 г. содержалось: не достигших 16 лет – 759 человек, не достигших 18 лет - 14.251, от 18 до 21 года (включительно) - 125.385. Втюрьмах и колониях ГУЛАГа на 1 января 1939 г. содержалось: несовершеннолетних, не достигших 16 лет – 3.141 человек, несовершеннолетних в возрасте от 16 до 18 лет – 3.220. В лагерях НКВД на 1 января 1942 г.содержалось: не достигших 17 лет - 3.115 человек, в возрасте от 17 до 30 лет - 556.326, а в системе ИТК НКВД на 1 января 1942 г. содержалось: не достигших 17 лет – 7.300, в возрасте от 17 до 30 лет - 556.326.[352]
|
|
|
На 1 января 1953 г. среди 1810140 находившихся в наличии спецпоселенцев (от 17 лет и старше) было 193 удмурта, а 13 января 1958 г. из 145968 спецпоселенца 6 человек - удмурты.1 января 1954 г. на учете состояло 2720072 спецпоселенца (786539 мужчин, 1060624 женщины, 872909 детей).[353] Из 2753356 спецпоселенцев, по состоянию на 1 января 1953 г., проживали в Удмуртской АССР: всего состояло на учете спецпоселенцев 11507 человек, 11091 спецпоселенцев находилось в наличии, 374 - в лагерях, колониях, тюрьмах, 42 - в розыске. Из 11507 человек было немцев – 10523 (репатриированные – 7580, выселенные – 1660, мобилизованные – 11, местные – 80, “другие” - 5); “оуновцы” - 962; “фольксдойчи” и “немецкие пособники” из Крыма – 7 (грек, болгарин, другие - 5); бывшие кулаки – 2; “власовцы” - 2.[354]
На спецпоселении, например, не было отдельного учета детей и несовершеннолетних родственников. Все это еще раз подтверждает пренебрежение советской власти к младшему населению страны. Указанные статистические данные характеризуются неоднозначностью. Позиция автора диссертации заключается в том, что установить количество несовершеннолетних жертв советских политических репрессий невозможно, также как взрослого населения.
В отношении несовершеннолетних обвиняемых в государственных, политических преступлениях карательно-репрессивные органы использовали те же способы оформления следственных дел, что и для взрослых. Следственные дела состояли, в основном, из “признаний” самого арестованного в “шпионаже”, своей причастности к “подпольным террористическим организациям” и т.п. и показаний арестованных друг на друга. Никакие другие обвинительные материалы не требовались. Однако получить такие “признания” было непросто, так как многие несовершеннолетние арестованные отказывались клеветать на себя и других. Для принуждения к даче показаний использовались различные методы, о которых сохранилось огромное количество свидетельств в документах и мемуарной литературе. Самый простой способ заключался в прямой фальсификации протоколов допросов, когда следователи сами составляли признательные показания и сами же их подписывали, иногда даже ни разу не вызвав заключенного на допрос. Поскольку приговоры в большинстве случаев выносились заочно и без вызова подсудимого на заседание “тройки”, фальсификация никак не могла быть обнаружена. Распространенной была практика вписывания новых “показаний” в уже подписанный подследственным протокол. Широко использовались провокаторы и лжесвидетели, готовые дать любые показания. Из заключенных вербовались “активисты”, которые вели так называемую “внутрикамерную обработку”: оказывали моральное давление на сокамерников, которые не соглашались подписывать показания, пугали их, советовали облегчить свою судьбу, пойти на сговор со следствием и т.п.
|
|
|
|
|
|
Само пребывание в переполненных тюрьмах, в антисанитарных условиях, со взрослыми уголовниками, на полуголодном пайке было ужасной пыткой, ломавшей многих. Однако часто этого было недостаточно, и тогда для получения “признательных” показаний применялись пытки. Документов и мемуарных свидетельств об этом существует множество, значительная их часть опубликована. Все источники рисуют, в основном, одинаковую картину преступлений, творимых в застенках НКВД. Одним из самых распространенных был так называемый “конвейерный” метод допроса, когда сменявшие друг друга следователи беспрерывно допрашивали заключенного в течение многих дней, лишая его сна, заставляя все время стоять или сидеть в неудобном положении. Как правило, такие допросы дополнялись избиениями и другими пытками. Советские карательные органы превратились в это время в одну из самых преступных и жестоких репрессивных служб, когда-либо существовавших в истории человечества.[355]
На уничтожение людей был нацелен не только режим, но и вся система трудового использования заключенных. После вынесения приговора несовершеннолетние попадали в лагерную культуру, отличавшуюся своими хорошо сформировавшимися традициями. Помимо “неписаных законов” были жесткие официальные правила жизни в местах лишения свободы – всеобщая трудовая дисциплина. С заключенными велась “энергичная борьба за лагерную трудовую дисциплину”. Попасть в число саботажников было очень просто, особенно лицам, “мало приспособленным к физическому труду”. Достаточно было не выполнить норму. Докладывая об итогах работы в 1938 г., руководство Дальстроя отмечало: “Из числа лагерников более 70% не выполняет задаваемых норм, причем около половины из этого числа “выполняют нормы не более чем на 30%...Большая часть работ, а особенно трудоемких..., производилось исключительно мускульной силой”.[356]
Репрессированные были поставлены в условия, в которых им было сложно выполнять трудовые нормы, в результате, они лишались питания, денег, их наказывали.
Важно отметить то, что нормы питания менялись в зависимости от внутренней и внешней ситуации: в период Великой Отечественной войны нормы питания были снижены, а в 1945 г. установлены в примерных пределах норм довоенного питания.[357] Питание заключенных зависело от трудовой выработки. Например, в 1939 г. довольствие заключенных в ИТЛ и ИТК НКВД для несовершеннолетних (от 16 до 17 лет включительно) было двух видов – общий паек и паек для вырабатывающих производственное задание. Общий паек выдавался всем, а несовершеннолетние заключенные, вырабатывающие производственные нормы от 80% и выше установленных норм, получали паек для вырабатывающих производственные задания.[358] Росси Ж. выделил, в целом, основной рацион (гарантийка), премиальное блюдо (постепенно увеличиваемое), штрафной паек (выполнено меньше 50% нормы), голодный паек (без вывода на работу), следственный паек, тюремный паек, этапный паек. Предполагались специальные добавления к пайку: заполярный паек, шахтерский паек (паек рекордистов), паек “за вредность”, антицынговый паек, отдельный детский паек – “малолетний”.[359] Существовали и другие виды пайков, например, для воспитанников, находящихся в лечебных заведениях или в оздоровительных пунктах трудовых и трудовых воспитательных колоний НКВД, и другие.[360] В результате анализа большого корпуса источников мы можем сделать вывод, что установленные законом нормы питания часто не соблюдались из-за плохого материального обеспечения учреждений государством или воровства работников. Также из-за плохого материального обеспечения государством часто воспитанники детских домов были вынуждены самостоятельно обеспечивать себя продуктами, занимаясь садоводством и выращивая овощи в огородах.
Помимо непосильного трудового режима в местах лишения свободы за всю историю репрессий существовала проблема, связанная с плохими условиями проживания несовершеннолетних в колониях, лагерях. Жилищно-бытовые условия спецпоселенцев, проживающих в Удмуртии в послевоенное время, например, “оуновцев” было “крайне не удовлетворительно…В Лозинском Леспромхозе…размещены в бараках комнатной системы…в 2-х комнатах размером на 2*3 м. Размещено 7 человек, в комнатах 5*6 м. Размещено 5 семейств – 11 человек. В Кушьинском лесопункте размещены в 2-х бараках /общежития/…так скученно, что приготовление и прием пищи, стирка белья, хранение вещей и продуктов производится только на койках. Такое размещение привело бараки в антисанитарное состояние. Собственных домов оуновцы не имеют…”.[361]
Сегодня существует достаточное количество воспоминаний жертв политических репрессий, опубликованных и открытых для доступа архивных документов о нарушении законности содержаниянесовершеннолетних в приемниках-распределителях, изоляторах, колониях, лагерях, детских домах, в которых содержались дети “врагов народа”. Одна из главных проблем - плохое финансово-материальное обеспечение учреждений для несовершеннолетних.
В Записке начальника ГУЛАГа ОГПУ НКВД СССР М.Д. Бермана в Деткомиссию ВЦИК от 15 октября 1933 г. говорилось о плохом материальном обеспечении сети дошкольных учреждений для детей спецпереселенцев, которые находятся на Урале, в Западной Сибири, Восточной Сибири, Средней Азии, Средне-Волжском, Горьковском крае, в Ленинградская область, на Северном Казахстане.
В частности, М.Д. Берман сообщает о том, что ясельная сеть не охватывает 100 % детей, а большинство ясельных помещений не приспособлено, нет профессиональных кадров, “отмечена неудовлетворительная постановка промснабжения”. Плохое питание, отсутствие белья, обуви и постельных принадлежностей, высокий процент заболеваемости и смертности, нарушение санитарных требований, размещение детей в непригодных для них условиях (в общих бараках и клубах) – общие проблемы для всех учреждений для несовершеннолетних того времени. В результате, например, в “Полуденовском детдоме Колпашевского района из 108 детей здоров только 1, в Широковском – Карагасокского района из 134 детей больны: туберкулезом – 69 и малярией – 46”. В некоторых детдомах наблюдается “значительная скученность детей. Так, в одном из детдомов при его максимальной вместимости в 170 человек размещено 274 детей”.[362]
Подобные проблемы поднимали также помощник начальника ГУЛАГа Н.Н.Алексеев и временно исполняющий обязанности начальника ОТП ГУЛАГа С.И. Вишневский в Записке в Наркомпрос и Деткомиссию при ВЦИК23 апреля 1935 г.Ими сообщалось отяжелом положении в детских воспитательных учреждениях Казахстана, Челябинской, Омской и Свердловской областях, Западно-Сибирского и Северо-Кавказского краев, Украины – в детских садах, яслях и детских домах, где содержались дети репрессированных родителей. Например, в “детдоме поселка “Кампанейское” обеспеченность детей одеждой, обувью и одеялами не превышает 50% и бельем – 20%; детпитание не налажено (общей столовой нет; кухня не соответствует своему назначению); дети вынуждены жить в недопустимых антисанитарных условиях (покрыты паразитами), причем 140 человек из них больны”. Н.Н. Алексеев и С.И. Вишневский просят “выделить необходимые промфонды, а также ассигнования для улучшения детпитания по указанным краям и областям”.[363]
А.В. Волынская вспоминает следующее о жизни в детдоме, в котором она оказалась после ареста своей матери. В столовой “столы были накрыты, и в каждой тарелке плавало более десятка мух. Тогда никто из нас не мог есть этот суп. Потом ели, даже когда тебе сосед плюнул в тарелку. Мы там постоянно голодали. Пришла как-то комиссия, и всем накладывают полные миски винегрета…Мы были покрыты струпьями…Дома детдома располагались вдоль улицы, где были мельница, маслобойка, бурты сахарной свеклы. На проезжающий обоз с зерном, кукурузой, свеклой, семечками налетали голодные детдомовцы; пока их били кнутом, они успевали насыпать полные карманы съестного…Один раз в месяц нас водили в баню…Не было ни носовых платков, ни рукавиц, нос вытирали рукавами пальто, которые были похожи на задубевшую кожу. Особенно мучительно приходилось выслушивать отказ выдать деньги на марки для писем. Деньги по 3–4 рубля присылала из лагеря мама, но прежде чем получить их, надо было выслушать проповедь о том, что нечего писать врагам народа…”. После того, когда во время войны фашисты захватили территорию, на которой был расположен детдом, все трудоспособные дети были распределены по работам. Мы “вывели советских вшей...Постепенно начали забывать про голод – воровать было некому…Через Новоукраинку трое суток гнали наших военнопленных. Мы свои пайки хлеба отдавали младшим, а те совали их в руку самым больным... Женщины кидали продукты в толпу пленных, начиналась свалка, и немцы тут же расстреливали военнопленных, колонна уходила, а женщины хоронили убитых пленных в овраге. Потом мы с подводой ездили по улицам, читали молитву и просили милостыню для военнопленных. Овощи варили, и маленькие мальчики отвозили еду на повозке в лагерь “Адабаш”. Детей немцы в лагерь пропускали…”. Потом А.В. Волынскую отправили в Германию. “Из тюрьмы чудом удалось вырваться…В Белоруссии встретилась с освободившейся из лагеря мамой…”.[364]
Потрясает, главным образом, то, что, дети, находясь в стрессовой ситуации из-за арестов родителей, часто недоброго отношения работников детдома, постоянной угрозы физической расправы, тяжелой работы и плохих условий жизни, осиротевшие, были способны помогать людям, находящимся в беде – военнопленным. Сердца и души маленьких жертв советских репрессий не утратили вследствие собственной трагедии чувства сострадания, сопереживания к взрослым людям, которые когда-то, частично способствовали, не препятствовали лишению их нормальной жизни со своими родителями, многие из которых никогда не смогли встретиться с детьми.
Отдельные представители разных ветвей власти поднимали проблемы связанные с нарушением законности содержания для детей репрессированных родителей в изоляторах, детских домах, в пенитенциарной системе, пытались исправить трудности в профилактики беспризорности, безнадзорности и малолетней преступности.[XXIV]
Репрессивно-карательные органы, совместно с другими государственными структурами, издавали приказы, распоряжения и инструкции по регулированию деятельности конкретных учреждений для несовершеннолетних, например, Приказ Народного Комиссара Внутренних Дел СССР № 406 от 27 сентября 1936 г. “О результатах обследования трудовых колоний для несовершеннолетних УНКВД Западно- и Восточно-Сибирского краев”[365], Приказание по Главному Управлению Исправительно-трудовыми лагерями НКВД СССР №163 от 8 мая 1939 г. “О недочетах работы детских учреждений Карагандинского лагеря НКВД СССР”[366], Приказ Народного Комиссара Внутренних Дел СССР № 40 от 31 января 1945 г. “О хищении вещевого довольствия и продуктов питания в Юговской детской трудовой воспитательной колонии УНКВД по Молотовской области”[367] и другие. Таким образом, государство пыталось регулировать обстановку в детских учреждениях, где содержались дети репрессированных родителей, в результате некоторые положительные изменения вносились.
Представляется интересным для раскрытия темы диссертации исторический документ – это Приказ Наркома Внутренних Дел СССР № 00309 от 20 мая 1938 г. “Об устранении ненормальностей в содержании детей репрессированных родителей”, в котором говорилось: “…В детских домах системы Наркомпроса, где размещены дети репрессированных врагов народа, имеют место грубейшие политические извращения в деле содержания и перевоспитания детей репрессированных родителей. Извращения эти являются результатом того, что Наркомпросы не занимаются этими детдомами, а НКВД союзных республик совершенно недопустимым образом выпустили из своего поля зрения эти важнейшие объекты. Делу правильного политического воспитания этих детей и сохранения здоровой советской обстановки в указанных детдомах не уделяют почти никакого внимания, в результате чего в ряде детских домов имеет место враждебное отношение к детям репрессированных, переходящее в случаи прямого издевательства над ними. Одновременно в ряде детских домов детям репрессированных родителей создают, в сравнении с остальными детьми детдомов, особые привилегированные условия в части питания, одежды, режима и т. д., выделяя на эти цели дополнительные ассигнования сверх бюджета, что совершенно недопустимо…”. В связи с имеющими место массовыми побегами детей репрессированных родителей, хулиганством, драками, массовыми дебошами, физическими повреждениями, изнасилованиями, плохими обеспечением продуктами и питанием, непедагогическими методами воспитания было приказано: “Первое – немедленно обеспечить оперативное, агентурное обслуживание детских домов, в которых содержатся дети репрессированных родителей. Второе – своевременно вскрывать и пресекать всякие антисоветские, террористические намерения и действия…Третье – одновременно обеспечить правильный режим питания детей репрессированных, своевременно пресекая имевшие место издевательства над детьми, также попытки воспитательского состава детдомов создавать враждебную обстановку вокруг детей репрессированных. Устранить привилегированное положение, созданное в некоторых домах для детей репрессированных родителей в сравнении с остальными детьми. Четвертое – проверить руководящий состав и кадры воспитателей детдомов, очистив их от непригодных работников. Обсудите все вопросы, связанные с содержанием детей репрессированных родителей в ЦК нацкомпартий, крайкомах и обкомах ВКП(б)…”.[368]
Так называемый метод управления и воспитания “при помощи кнута и пряника” использовался и в отношении несовершеннолетних граждан. Необходимо отметить сложные условия работы сотрудников воспитательных учреждений, в которых содержались несовершеннолетние “враги народа”, шпионы, предатели Родины, и дети “социально опасных” родителей. Педагоги, учителя, воспитатели, работавшие с детьми “врагов народа”, молодыми контрреволюционными деятелями, детьми “лишенцев”, вынуждены были работать в очень сложных, социально-психологических опасных условиях, их ответственность перед детьми, начальством, государством и своей совестью была колоссальна. А. Вольф пишет: “Это еще одна тема, которая ждет своих исследователей: нравственный подвиг учителей. В атмосфере доносительства, всеобщей подозрительности многие из них рисковали жизнью, отдавая детям “врагов народа” душевное тепло, проявляя к ним человеческое доверие”.[369] С.В. Журавлев и А.К. Соколов отмечают, что среди архивных документов 1930-х гг. встречается немало фактов самоубийств учителей. “Очевидно, специфика 30-х годов заключается в неимоверных физических и моральных перегрузках, крайних формах вмешательства общества и государства в человеческую личность, в возрастании чувства безысходности, в искусственном утрировании значимости многих идеологических проблем. Впрочем, каждый случай имел свою основу, свои причины, о которых, возможно, мы никогда не узнаем….Случайно ли то, что учителя, измотанные физически до крайности, а еще больше измотанные непосильным грузом политической и психологической ответственности, подчас полуголодные, тоже решались на самоубийства?”.[370]
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 130; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!