Публицистика, художественные произведения, воспоминания 12 страница
В послевоенный период отмечено повышение численности молодежных антисталинских групп и оппозиционеров из числа отдельных подростков и студентов, которые проявляли инакомыслие в разрез с официальной идеологией, однако не отрицали концепцию социализма. Основная часть этих несовершеннолетних была осуждена по 58 статье. Смертная казнь за политические преступления была восстановлена 12 января 1950 г. Президиум Верховного Совета СССР разрешил ее применение в отношении “изменников Родине, шпионов и подрывников-диверсантов”. Длительные сроки лишения свободы стали применяться наиболее активно после отмены смертной казни 26 мая 1947 г., когда расстрел был заменен заключением в ИТЛ сроком на 25 лет.[222] Были случаи, когда на пятом этапе репрессий в отношении несовершеннолетних к подросткам также применялось лишение свободы на длительный период, а к лицам старше 16-ти лет - расстрел.
Во второй половине 1940-1950-х гг. несовершеннолетние, совершившие контрреволюционные преступления, умышленные убийства, умышленные тяжкие телесные повреждения, уличенные в бандитизме, а также несовершеннолетние, допустившие серьезные нарушения режима и дисциплины в трудовых колониях, наказывались лишением свободы на срок более 10 лет.[223]
Проводимое в послевоенное десятилетие выселение семей активных националистов, бандитов и пособников, например, с территории западных областей Украины и Литовской СССР[224], способствовало тому, что от репрессий родителей и родственников снова пострадали несовершеннолетние граждане. На основании Директивы НКВД СССР от 11 октября 1945 г. “лиц немецкой национальности” репатриировали, например, из Германии, вглубь СССР.[225]Спецпоселенцы ограничивались в правах и свободах, основной их обязанностью в “местах обязательного и постоянного поселения” был труд.[226] По достижении 16-ти лет дети спецпоселенцев в обязательном порядке брались на учет в Спецкомендатурах НКВД-МВД.[227]
|
|
|
Благодаря своевременно принятым государственным мерам, по мнению ученых, ситуация с беспризорностью в России к концу 1940-х гг. была практически исправлена. Стала вновь обсуждаться проблема социально-педагогической запущенности детей и подростков, малолетних правонарушений и преступности. Предупреждению детской безнадзорности, беспризорности способствовала деятельность приемников-распределителей, комиссий по делам несовершеннолетних при райисполкомах, детских комнат милиции, созданных во всех столичных областных городах, а также промышленных центрах. Широкий масштаб приняли меры по организации свободного времени несовершеннолетних, контролю за их поведением. Существенную роль в предупреждении детской беспризорности сыграли и другие социально-педагогические методы.[228]
|
|
|
Таким образом, на последнем этапе репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР произошло сокращение случаев использования репрессий и строгих мер наказания. Институт семьи меньше, по сравнению с другими этапами, пострадал от государственного террора. Сокращается масштаб репрессивно-карательного законотворчества государства, направленного на репрессирование несовершеннолетних. Государство определенным образом улучшает положение несовершеннолетних в местах частичного и полного лишения свободы. С 1953 г. начинается реорганизация ГУЛАГа, карательно-репрессивных органов, критика массовых репрессий, в результате, постепенная ликвидация “детского ГУЛАГа” и прекращение репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР.
За весь период существования “детского ГУЛАГа” существовали попытки работников государственных органов различного уровня власти улучшить положение несовершеннолетних, беременных женщин и младенцев.
В целом, с октября 1917 по 1953 гг. в стране функционировала государственная политика, которая по классовым, социальным, национальным, религиозным и иным причинам принуждала миллионы несовершеннолетних к труду, отрывала их от семей, искусственно превращая в сирот, ограничивала в правах, лишала их собственности, свободы, жизни. Тоталитарное государство создавало условия для действия законов, не соответствующих уголовно-правовой ситуации, а подчиненных политической конъюнктуре, которая провоцировала репрессии в отношении всего населения советского государства, в том числе в отношении несовершеннолетних.
|
|
|
Глава II
Материнство и детство
в контексте политических репрессий
К несовершеннолетним жертвам политических репрессий относятся дети, которые были рождены и с первых дней жизни воспитывались в ГУЛАГе. В соответствии с действующим законодательством беременность, грудные или маленькие дети не спасали женщин от политического насилия правящего режима: их репрессировали, избивали, брали в заложники, издевались, расстреливали. Такое отношение к женщинам негативно сказывалось на детях, их дальнейших судьбах. В главе излагаются проблемы детей, рожденных в ГУЛАГе, и тех, которые находились в местах полного и частичного лишения свободы с репрессированной матерью; освещаются законодательные аспекты репрессирования беременных женщин, кормящих матерей, женщин, имеющих малолетних детей; проблемы материнства, рождения, нахождения в ГУЛАГе детей в возрасте до 3-4 лет при осужденной матери; статистические проблемы рождаемости и смертности; медицинское обслуживание и условия содержания беременных женщин, кормящих матерей и детей в домах младенцев; профилактика заболеваемости и смертности маленьких детей в местах лишения свободы.
|
|
|
С самого начала управления страной советская власть юридически закрепляла право использования насилия как политического метода реализации классовых интересов на общегосударственном и местном уровнях. Приведем один из многих примеров, когда советская власть узаконила насилие на местном уровне. В г. Екатеринодаре большевики весною 1918 г. издали декрет, напечатанный в “Известиях” Совета и расклеенный на столбах, согласно коему, “девицы” в возрасте от 16 до 25 лет подлежали “социализации”, причем желающим воспользоваться этим декретом надлежало обращаться в подлежащие революционные учреждения. “Инициатором этой “социализации” был комиссар по внутренним делам…, а равно и другие советские власти, причем на мандатах ставилась печать штаба “революционных войск Северо-кавказской советской республики”. Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц…На основании таких мандатов красноармейцами было схвачено больше 60 девиц – молодых и красивых, главным образом, из буржуазии и учениц местных учебных заведений.” Все они были изнасилованы, в том числе “большевистскими” начальниками, часть из них - освобождена после изнасилований, другая – уведена уходившими отрядами красноармейцев, и судьбы их остались невыясненными. “Некоторые после различного рода жестоких истязаний были убиты и выброшены в реки Кубань и Карасунь. Так, например, ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий подвергалась изнасилованию в течение двенадцатьи суток целою группою красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли”.[229] Эти факты взяты из Актов расследований и сведений Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при главнокомандующем вооруженными силами на юге России.
В результате антигуманной политики репрессий в отношении женщин, миллионы детей не смогли родиться, умерли вскоре после своего рождения в местах лишения свободы матери либо проживали там в крайне неприспособленных, катастрофически плохих условиях, также миллионы детей были превращены в сирот, в связи с отправкой детей осужденных матерей в специальные государственные воспитательные учреждения, часть их которых никогда не смогла познать радость общения с матерью из-за высокой смертности в советской пенитенциарной системе.
Законодатель предусматривал выселение и депортацию “классово-чуждых” и “социально-опасных элементов” вместе с их семьями. Семья была заложницей внутренней и внешней советской политики. Миллионы новорожденных, младенцев и детей младшего возраста вместе со своими родителями и несовершеннолетними родственниками оказались в местах частичного лишения свободы и познали все горести ГУЛАГа и политического насилия. Семьи репрессированных в местах частичного лишения свободы проживали чаще всего вместе, однако, большинству качественные семейные отношения построить не удавалось из-за нищенских условий существования, проживания в одном бараке нескольких семей.
В течение всей истории политики репрессий в отношении несовершеннолетних граждан СССР законодатель не препятствовал “социально неопасным” родственникам брать к себе детей репрессированных родителей, что способствовало сохранению семейных связей. Всеобъемлющий страх перед угрозой за собственную жизнь в тоталитарном обществе людей заставлял отказываться от своих родственников, и маленьких детей отправляли либо вместе с матерью в места лишения свободы либо в детдома.
Отдельной социальной политики охраны материнства и детства для пенитенциарной советской системы период репрессий (до середины 1950-х гг.) не было. В целом политика советского государства была настроена на узурпирование жизни женщины и использование ее в интересах страны. Доклад о деятельности Главного Комитета по трудовой повинности в 1920 г. устанавливал, что “трудовая повинность – обязательная для всех граждан РСФСР обоего пола в возрасте от 14 до 50 лет”.[230] В Постановлении VIII Всероссийского Съезда Советов от 28 декабря 1920 г говорилось: “Признавая, что ударной задачей момента является воссоздание промышленности, транспорта и сельского хозяйства, что более половины населения Советской республики составляют женщины…проведение намеченного единого общехозяйственного плана возможно лишь при целесообразном использовании женских трудовых сил…немедленно преступить к разработке мероприятий, имеющих целью сокращение непроизводственного труда женщин в доме и семье, и этим усилить запас свободной трудовой энергии для воссоздания народного хозяйства и для развития производственных сил трудовой республики”.[231]
Э.А. Васильченко, исследуя женский социум, пришла к выводу, что “сеть социальных учреждений охраны материнства и детства также служила производственным задачам, помогая высвободить из “бытового” плена женщин для производственного труда…В результате целенаправленной государственной политики абсолютное большинство женщин было вовлечено в общественное производство. Под влиянием государственных мер по созданию системы социальной защиты материнства и детства формировалось патерналистское сознание. Протекционизм со стороны государства стал рассматриваться женщинами как необходимый компонент их жизненной стратегии. Ориентация на социальную поддержку со стороны государства подавляла инициативу, снижала уровень суверенности личности…”.[232]
В итоге большинство трудоспособных женщин было вовлечено в производственную деятельность страны, государство взяло на себя ответственность тотальной заботы и общественного воспитания детей. Особенно “социально опасные” женщины были оторваны от семьи. К своим детям, находящимся в домах младенцев, они приходили в установленные режимом часы. Со временем, только в 1940-50-е гг. была разработана государственная система мер, которая создавала более подходящие условия существования маленьких детей репрессированных женщин в местах лишения свободы. Законодательная основа репрессий в отношении женщин, которая не препятствовала брать их в заложники или привлекать с их маленькими детьми в пенитенциарную систему, с самого начала своего существования не предусматривала никакого исключения для беременной женщины, кормящей матери, женщины, имеющей много детей или маленьких детей. После октябрьских событий 1917 г. государственная власть призывала к массовому террору в отношении всех врагов народа без исключения.
Женщины, наряду с детьми и людьми преклонных лет, были заложниками советского режима на протяжении всей истории политики репрессий - законодательство содержало принцип заложничества к семьям врагов народа. Особенно остро население страны могло испытать это на начальном этапе политики репрессий в отношении несовершеннолетних и в период Великой Отечественной войны. Этому способствовали законы, например, Постановления Государственного Комитета Обороны от 24 мая и 24 июня 1942 г. определяют, что к репрессируемым членам семей изменников Родины относятся (помимо других) мать, жена, дочери, сестры, если они жили совместно с изменником Родине или находились на его иждивении к моменту совершения преступления или к моменту мобилизации в армию в связи с началом войны.[233]
Государство брало в заложники также семьи военнослужащих. Об этом говорилось в Постановлении Государственного Комитета Обороны от 24 июня 1942 г. № ГОКО-1926сс “О членах семей изменников Родине”: “1. Установить, что совершеннолетние члены семей лиц (военнослужащих и гражданских), осужденных судебными органами или Особыми Совещаниями при НКВД ССССР к высшей мере наказания…подлежат аресту и ссылке в отдаленные местности СССР на срок в пять лет. 2. Установить, что аресту и ссылке в отдаленные местности СССР на срок пять лет подлежат также семьи лиц, заочно осужденных к высшей мере наказания судебными органами или Особым Совещанием при НКВД СССР за добровольный уход с оккупационными войсками при освобождении захваченной противниками территории…”.[234]
Усиление режима в кризисные моменты – тенденция, характерная для всех стран и времен, однако тоталитарная природа советского режима располагала к крайним, жестким и жестоким методам управления в тяжелые для страны годы. Брать в заложники семьи “врагов народа”, изменников Родине было крайне важно еще и потому, что государство их привлекало к принудительному труду.
На протяжении всей истории советских политических репрессий государство освобождало женщин из мест лишения свободы, когда это было выгодно. Например, в начале своего функционирования советская власть в некоторых случаях пыталась уменьшить количество заложников из числа женщин – жен или родственников “врагов народа”. Так, в Секретном циркуляре № 267 Полномочной комиссии ВЦИК уполиткомиссиям о порядке исполнения приказов № 171/7 и 234 от 20 июля 1921 г. говорится: “Полком ВЦИК ставит в известность, что отправка за пределы [Тамбовской – Е.Ш.] губернии нетрудоспособных элементов из числа заложников очень затруднена…Впредь с особой осторожностью относиться к аресту в качестве заложников нетрудоспособных, особенно беременных женщин и матерей с малолетними детьми, указанных женщин и детей впредь по возможности на время высылки оставлять под ответственностью населения дома, объявляя, что, если в двухнедельный срок бандиты, за которых они взяты, не явятся, он будут высланы, а имущество конфисковано…”.[235]Директива НКВД СССР и Прокурора СССР от 29 апреля 1942 г.: “Предоставить право начальникам лагерей, в случае полной невозможности использования в лагерях освобождаемых в соответствии с настоящей директивой отбывающих сроки заключения (полные инвалиды, нетрудоспособные, старики и женщины, имеющие детей), освобождать вовсе на общих основаниях”.[236]
Следовательно, можно предположить, что государство освобождается от людей, в том числе женщин, которые не могут принести пользу государству, власть снимает их с государственного обеспечения, например, по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 18 января 1945 г. освобождались от наказания осужденные беременные женщины и женщины, имеющие детей дошкольного возраста.[237]
Законодательные документы регламентируют арест женщин с детьми, беременных женщин, их пересылку, условия содержания в местах полного или частичного лишения свободы. Обязательный пункт в этих законах - срок и возрастной предел пребывания маленьких детей при репрессированной матери, процесс отправки детей репрессированной женщины к родственникам или в детские государственные воспитательные учреждения.
Исправительно-Трудовой Кодекс РСФСР от 1924 г. предусматривал, что при приеме в исправительно-трудовые учреждения женщин по их желанию принимаются и их грудные дети; заключенные женщины, “начиная с пятого месяца беременности, не подлежат высылке на работы вне своего постоянного места жительства без их на то согласие”.[238]
С середины 1930-х годов женщин переводили на “легкую работу” (ЛФТ) за 8 недель до и на 4 после родов, если представлялась такая возможность, а коротко до и после родов женщин вовсе освобождают от работы. На рожденного живого ребенка мать получает единовременно несколько метров портяночной ткани”. Срок пребывания детей при заключенной матери в 1934 г. был ограничен до 4-летнего возраста. Для новорожденных и детей младшего возраста устраивались ясли или детские комнаты, дома младенцев.[239]
В 1936-1937 гг. пребывание детей в лагерях было признано фактором, понижающим дисциплину и производительность труда заключенных-женщин, и дети по достижении 1-1,5 лет в принудительном порядке отправлялись в детдома собеса или НКВД. Об отправке детей делалась пометка в личном деле матери, однако без указания адреса воспитательного учреждения, так что после освобождения матери отыскать своего ребенка было трудно.[240] Эта категория “насильственно превращенных в сирот” также пополняла численность воспитанников детских домов, которые находились на территории всего СССР. А.В.Волынская в своих воспоминаниях пишет: “В “Мемориале” есть карта лагерей, но нигде нет карты детдомов, которыми была покрыта вся наша страна. В них росло искалеченное поколение…”.[241]
В годы массового террора тоталитарное государство создало благоприятные юридические условия для осуществления репрессий в отношении женщин, увеличивая тем самым количество детей младшего возраста - жертв репрессий. Так, в Оперативном приказе Народного Комиссара внутренних дел от 15 августа 1937 г. № 00486 “Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родине” говорилось о том, что осужденные жены изменников Родине, не подвергнутые аресту в силу болезни и наличия на руках больных детей, по выздоровлению арестовывались и направлялись в лагерь. Жены изменников Родине, имевшие грудных детей, после вынесения приговора немедленно подвергались аресту и без завоза в тюрьму направлялись непосредственно в лагерь. Грудные дети направлялись вместе с их осужденными матерями в лагеря, откуда по достижении возраста 1-1,5 лет передавались в детские дома и ясли Наркомздравов республик. Дети в возрасте от 3 от 15 лет принимались на государственное обеспечение.[242]
Необходимо отметить большое пренебрежение к людям, семейным связям, к детям: в данном приказе оговариваются примерные возрастные рамки, до которых возможно проживание ребенка с матерью – 1-1,5 года, это при том, что для данного возраста существенно значим каждый день жизни рядом с матерью, так как именно в этом возрасте ребенку, прежде всего, необходима мать, ребенок приобретает первые навыки, первый жизненный опыт, знакомится с этим миром, его физическое состояние постоянно меняется.
В конце 1940-х г.г. продолжительность нахождения маленьких детей при осужденных матерях увеличивается почти в 2 раза по сравнению с периодом массовых репрессий в середине19 30-х гг., и этот возраст – 2 года: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1949 г. “О возрасте детей, которые могут находиться при осужденных матерях в местах заключения” устанавливает, что “женщины, лишенные свободы, могут иметь при себе детей в возрасте до 2 лет”.[243] ВПостановлении Совета Министров СССР от 29 мая 1949 г. №2213 “О сокращении срока содержания при осужденных матерях детей и о передаче детей старше двух лет на одержание близких родственников или в детские учреждения” говорилось: “…1. Обязать МВД СССР содержать в местах заключения вместе с осужденными матерями их детей до достижения ими 2-летнего возраста в специально отведенных для этого организованных детских учреждениях ГУЛАГа МВД СССР. Детей старше двух лет передать на содержание близких родственников осужденных матерей, а в случае отсутствия близких родственников или их отказа принять ребенка на содержание передать этих детей в детские учреждения Минздрава СССР и министерства просвещения союзных республик…”.[244]
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 138; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!