Публицистика, художественные произведения, воспоминания 7 страница
По данным М. Саламатовой, как только человек оказывался в списках “лищенцев”, его увольняли с работы, исключали из профсоюза, могли выселить его семью, повышали налоги, а в 1930-е гг. лишали продуктовых карточек, автоматически поражали в правах членов его семьи, исключали детей из школ и вузов. “Вместе с тем, - заключает историк, - большинство “лишенцев” ни по происхождению, ни по социальному положению не принадлежали к “эксплуататорским классам”. В принципе они не были и политическими противниками большевиков (лишь незначительная часть принадлежала к оппозиционным партиям) и, следовательно, в огромном большинстве не могли считаться “врагами” советской власти. “Лишенчество” несло в себе множество тяжелых последствий: помимо очевидного – разрушения воссоздавшейся в годы нэпа социально-культурной и экономической инфраструктуры, можно выделить главное – происходила маргинализация социально-активных слоев населения. Часть этих людей оказывалась за рамками правового общества, другая часть, вопреки обстоятельствам пытавшаяся адаптироваться к новым условиям, порывала связи с прошлым, с родственниками, меняла занятия, место жительства и, в результате, оказывалась в социальном и психологическом вакууме”.[118] Лишение избирательных прав было важной частью социальной политики большевиков, и особенно негативное влияние “лишенчество” оказало на молодежь и институт семьи в целом. “Члены семей “лишенцев”, - пишет М.Саламатова,- оказались перед выбором: либо сохранить семью, оставаясь без средств к существованию и перспектив на будущее, либо порвать отношения с родителями, супругами и этим обеспечить себе видимость некоторых перспектив. Многие городские семьи решали эту дилемму в пользу второго варианта, тем самым разрушая устойчивые семейные отношения”.[119] Дискриминационный в отношении собственных граждан институт “лишенцев” просуществовал до второй половины 1930-х гг.
|
|
|
1930-е – начало 1950-х годов - период широко практиковавшихся выселений и депортаций больших масс людей и даже целых народов. Подавляющее большинство депортированных направлялись на спецпоселение. Меньшая часть становилась ссыльными (ссылка на срок), ссыльнопоселенцами (ссылка навечно) или административно высланными. История спецпоселенчества берет свое начало в 1929 г., когда впервые партии крестьян (так называемых кулаков и подкулачников) были отправлены на спецпоселение (трудпоселение). Иначе это называлось “кулацкой ссылкой”. В справке Отдела по спецпереселенцам ГУЛАГа ОГПУ под названием “Сведения о высланном кулачестве в 1930-1931 гг.” указывалось, что в этот период было выселено (с отправкой на спецпоселение) 381026 семей общей численностью 1803392 человека.[120] Например, в 1931 г. Вотским Облисполкомом планировалось с 15 марта “произвести из селений, охваченных сплошной коллективизацией, выселение проживающих там кулаков русской национальности, установив общее количество подлежащих выселению семейств в размере 250…”.[121] Все указанные меры принуждения относятся к частичному лишению свободы, при этом условия ограничения свободы, поражение в правах испытывали и дети, и взрослые.
|
|
|
За счет проведения советской власти политики коллективизации численность граждан, используемых на принудительных работах, значительно увеличивается. Семьи кулаков ограничивались в правах и свободах, выселялись в отдаленные районы СССР на принудительные работы вместе с главой семьи - кулаком. Вот один из тысячи исторических документов, который повествует о трагедии того времени. Это - письмо во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, в Отдел частных амнистий гражданина Вотской области Г.И. Гагарина (18 лет) от 20 ноября 1930 г: “В силу…обстоятельств приходиться обращаться с ходатайством о возвращении меня с матерью и сестрами из ссылки, в которой мы находимся с 28 марта с/г без суда и следствия, только за то, что являлись как-бы издивенцами нашего отца Ивана Герасимовича 62 лет причисленного якобы к кулаку…”.[122]
|
|
|
Если семьи кулаков, в частности социально не опасные дети, оставались в родных местах, чему законодательство не препятствовало, то они использовались на общественно полезных работах, им также давались свои особые производственные задания и в местах высылки, спецпоселения. Об этом говорится в следующих документах советской власти.
Законодательная основа коллективизации включает несколько законов, главные из них - Постановление Политбюро ЦК ВКП(б)от 30 января 1930 г. “О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации” и Постановление ЦИК и СНК от 1 февраля 1930 г. “О мерах по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством”.
В первом документе говорилось: “Члены семей, высылаемых и заключенных в концлагеря кулаков, могут, при их желании и с согласия местных райисполкомов, оставаться временно или постоянно в прежнем районе (округе)…Следует использовать такие методы, как собирание ими подписки на газеты и литературу, создание библиотек, организация общих столовых и другие культурно-бытовые мероприятия…Привлечение отдельных групп молодежи к выполнению в порядке добровольчества тех или иных работ для местных советов, для обслуживания бедноты и…создание особого вида производственных артелей и с.х. объединений…Все эти мероприятия должны проводиться под строжайшим контролем местных органов власти…Обязать партийные комитеты…, ОГПУ и НКПросы союзных республик принять более решительные меры по борьбе в вузах и втузах с контрреволюционными группировками молодежи, связанной с кулацкими элементами в деревне…”.[123]
|
|
|
Приказ Объединенного государственного политического управления от02 февраля 1930 г. № 44/21 устанавливал: “В целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям советской власти по социалистической реконструкции сельского хозяйства…[необходимо организовать–Е.Ш.] массовое выселение…наиболее богатых кулаков…и их семейств в отдаленные северные районы СССР и конфискацию их имущества…Семьи арестованных, заключаемых в концлагеря или приговоренных к ВМН[XII], должны быть высланы в северные районы Союза, наряду с выселяемыми при массовой кампании кулаками и их семьями, с учетом наличия в семье трудоспособных и степени социальной опасности этих семейств. Имущество таких семей конфискуется в том же порядке, как и у выселяемых семейств кулаков”.[124]
Пункт III Секретной инструкции пр.№ 27 “Порядок расселения кулацких хозяйств”, утвержденной Президиумом ЦИК Союза ССР04 февраля 1930 г.,говорил о том, что на расселяемых и их семьи возлагаются определенные производственные задания и обязательства по сдаче товарной продукции государственным и кооперативным органам. Окружные исполнительные комитеты должны использовать расселяемых кулаков на разработках, корчевках, лесонасаждениях, строительных, дорожных, мелиоративных, лесоустроительных и других работах.[125]
Таким образом, социальное происхождение по-прежнему играло большую роль в судьбах детей, судьбы младших зависели от старших поколений. Принудительный труд становится важным компонентом политики и экономики. Дети все более продолжали вовлекаться в политические игры, становиться заложниками идеологических целей государства.
Среди так называемых раскулаченных были те, кого лишили имущества, но не депортировали. Г.В. Лукин утверждает: “В 1934 г. на седьмом году от моего рождения, меня с сестрой и матерью, вывели из дома в чем были, и отправили на все 4 стороны. Не забыв забрать имущество и скот. Отец этого не дождался. Предупрежденный….бежал в неизвестном направлении, бросив все, спасая свой живот. И повела нас мать по белу свету…Даже хорошо знакомые пускали с опаской на 1 ночь от силы на 2. Мы были словно прокаженные…“Всю золотую” жизнь нас преследовала кличка “кулачьё”…Не видел детства, юношества, жизни…”.[126]
7 апреля 1930 г. было принято новое положение об ИТЛ, которые стали пополняться за счет лиц, осужденных судом на срок свыше 3-х лет и направленных в них внесудебным порядком. Именно лагеря стали основой исправительно-трудовых учреждений СССР. В 1930 г. ИТЛ переводятся в ведение ОГПУ, создается Главное управление лагерей (ГУЛАГ) во главе с Г. Ягодой.[XIII] 18 июня 1930 г. нарком юстиции РСФСР Н. М. Янсон в докладе о формах и масштабах карательной политики на заседании Совнаркома констатирует факт, что удельный вес приговоренных к принудительным работам вырос с 15,3 до 50,8 %, их труд оказался эффективным.[127]
По мнению Г.М. Ивановой, законодательная база советской репрессивной политики включала нормативные акты, которые современные юристы склонны относить скорее к общеуголовным актам, нежели к политическим. Поддерживая Г.М. Иванову, необходимо сказать о том, что в наши дни этот вопрос имеет особое значение, так как связан с вопросами о реабилитации. По современному российскому законодательству, в частности, не признаются подвергшимися политическим репрессиям, а значит, не подлежит “автоматической реабилитации” лица, осужденные по закону от 7 августа 1932 г. “Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении общественной (социалистической) собственности”. Их заявления о реабилитации могут быть рассмотрены в судебном порядке. Между тем и принятие, и исполнение этого нормативного акта диктовалось не столько уголовно-правовой ситуацией, сколько политической конъюнктурой. Это была юридическая форма политического насилия, которое, по традиции, определялось как борьба с “антисоветскими элементами”, с “бывшими людьми”, с “остатками умирающих классов” и т.д. Государство “игнорировало факт нахождения большинства населения к концу пятилетки в условиях, близких к тем, которые в юриспруденции именуются “состоянием крайней необходимости”. Покушаясь на чужую собственность, граждане инстинктивно пытались устранить опасность, угрожающую их существованию, за что и подверглись уголовному преследованию”. Законом от 7 августа 1932 г.[128], на наш взгляд, авторитарное государство умышленно создавало юридическую базу репрессивной политики, которая позволяла изолировать и привлекать к принудительному труду как можно больше различных категорий населения, главным образом, трудоспособного, в том числе - молодое поколение, также запугивать и держать в страхе все население страны.
Этот закон был первым в ряду аналогичных актов, которые неоднократно принимались в последующие годы. Инициатором принятия закона, устанавливающего за расхищение социалистической собственности жесткое наказание, был лично Сталин. Суровость репрессивных мер усугублялась запрещением применять амнистию к лицам, осужденным на основании данного закона. Это запрещение было отменено только 8 сентября 1953 г.[129] В народе этот закон получил название “закон о колосках” и помнится сегодня старшему поколению из-за своей строгости и жесткости. Расчет советской власти был верным: во времена больших перемен, репрессий, неурожаев, голода, дети, да и не только они, вынуждены были идти воровать в колхозные поля и сады с целью прокормить себя и выжить, а там их ждут “ловушки” режима. Именно данное постановление давало большую возможность советскому руководству буквально брать бездомных, бродяг, сирот в любом месте и привлекать к принудительному труду в специальных детских учреждениях. Солженицын рассказывает о жертвах этих законов: “И за стрижку колосьев этим крохам не давали меньше 8 лет! И за карман картошки - один карман картошки в детских брючках! - тоже восемь! Огурцы не так ценились. За десяток огурцов с колхозного огорода Саша Блохин получил 5 лет. А голодная 14-летняя Лиза в Чингирлауском райцентре Кустанайской области пошла вдоль улицы собирать вместе с пылью узкую струйку зерна, просыпавшегося с грузовика (и все равно обреченного пропасть). Так ее осудили только на три года по тому смягчающему обстоятельству, что она расхищала социалистическую собственность не прямо с поля и не из амбара”.[130]
По признанию министра юстиции РСФСР И. Басавина, в связи с законом от 7 августа 1932 г. “имели место “многочисленные случаи вынесения необоснованных обвинительных приговоров. Например, народный суд Суздальского района Владимирской области приговорил к восьми годам заключения в лагере двух подростков за то, что они, “находясь в ночном (пасли лошадей), сорвали на колхозном огороде три огурца и съели их”. Областной суд отменил этот приговор нарсуда и прекратил дело производством”.[131] Б. Антонов считает, что прекращение дел и снятие обвинений с детей были не следствием гуманности правоохранительных органов, а результатом смены лидеров государства. “Каждая смена правителя карательных органов сопровождалась вакханалией террора. Старые кадры не только разгонялись, но и уничтожались физически....Дела, находящиеся в производстве, спешно пересматривались, так как возникли подозрения, что они специально фабриковались для того, чтобы опорочить славные органы НКВД”.[132] В результате политической борьбы вокруг власти, небольшому количеству детей удалось избежать суровой участи узников ГУЛАГа. Однако законы с каждым годом все более ожесточались по отношению к малолетним преступникам.
22 августа 1932 г. было принято Постановление высших органов государственной власти “О борьбе со спекуляцией”, в котором за указанное преступление срок наказания определялся от 5 до 10 лет без права амнистии. В декабре 1932 г. вводится вновь паспортный режим, отмененный Советской властью в 1923 г., который серьезно ограничивал свободу передвижения для советских граждан, отдельные категории лиц - “социально опасные”, паспортов не получили.[133]
В середине апреля 1933 г. Постановление Президиума ЦИК СССР от 17 марта 1933 г. дополняется нововведением: “дети высланных кулаков, как и находившиеся в местах ссылки, так и вне ее и достигшие совершеннолетия, восстанавливаются в избирательных правах…при условии, что они занимаются общественно полезным трудом и добросовестно работают”.[134]В инструкции ЦК ВКП(б) и СНК от 08 мая 1933 г. № П-6028 говорилось: “…Три последних года…привели к разгрому сил наших классовых врагов в деревне…Мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях…Немедленно прекратить всякие массовые выселения крестьян. Выселения допускать только в индивидуальном и частном порядке…Кулаки, осужденные на срок от 3 до 5 лет, подлежат направлению в трудовые поселки вместе с находящимися на их иждивении лицами…”.[135] Приостановка репрессий “кулаков”была вызвана массовым протестом сельского населения. Однако государство продолжало проводить политику принудительного общественного труда.
Одновременно было проведено реформирование административно-политического аппарата СССР. В начале 1930-х г.г. управление им уже было централизовано, а численность его возросла. Продолжалось совершенствование репрессивно-карательных институтов, в результате в декабре 1930 г. были ликвидированы НКВД союзных республик и НКВД СССР стал союзным органом. ОГПУ СССР вершил не только политические дела, но в его ведение была передана милиция, которая до этого времени находилась в двойном подчинении республиканских НКВД и исполкомов местных Советов, а также дела, связанные с управлением и использованием трудовых ресурсов на принудительных работах.
10 июля 1934 г. Постановлением ЦИК СССР был образован общесоюзный НКВД, в состав которого в качестве Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) вошло ОГПУ. На НКВД СССР возлагалось обеспечение революционного порядка и государственной безопасности, охрана общественной (социалистической) собственности, запись актов гражданского состояния, пограничная охрана. Структура НКВД включала в себя Главное управление исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений (ГУЛАГ), Главное управление рабоче-крестьянской милицией (ГУРКМ), а также ряд других подразделений. В союзных республиках создавались республиканские НКВД, в автономных республиках, краях и областях – управления НКВД, в РСФСР – институт уполномоченного НКВД СССР. В состав ГУГБ вошли основные оперативные подразделения бывшего ОГПУ.[136]
По специальному постановлению ЦИК СССР от 10 июля 1934 г., дела о государственных преступлениях, расследуемых НКВД и его местными органами, подлежали рассмотрению в Верховном Суде СССР, в республиканских верховных судах, а также в краевых и областных судах. В названных судебных учреждениях для рассмотрения этих дел образовывались специальные судебные коллегии. Дела об измене Родине, шпионаже, терроре, взрывах, поджогах и иных диверсиях, то есть о наиболее “распространенных” в этот период видах государственных преступлений, направлялись на рассмотрение Военной коллегии Верховного Суда СССР и военных трибуналов округов.
Судебная практика Военной коллегии незначительно отличалась от внесудебных расправ Чрезвычайных комиссий, “троек”, “двоек”, особых совещаний и т.д. Судебного рассмотрения дел в Военной коллегии, по существу, не было. Военная коллегия, вынося заранее предопределенные меры наказания, механически штамповала материалы предварительного следствия. Все “судебное заседание” Военной коллегии, включая и время вынесения и оглашения приговора, занимало лишь 15-20 минут. Установлены факты, когда Военная коллегия Верховного Суда СССР дошла до вынесения приговоров по телеграфу и телефону.[137]Под чьим руководством осуществлялся судебный приговор? Прямой ответ на этот вопрос содержался в письме В.В. Ульриха, председательствовавший в Военной коллегии Верховного Суда СССР с 1926 по 1948 гг.: “Являясь формально одной из составных частей Верховного Суда СССР, фактически Военная коллегия…представляет учреждение почти самостоятельное…Судебную практику по делам об измене Родине, о подготовках и совершения террористических актов, о шпионаже и диверсиях Военная коллегия осуществляла и осуществляет под непосредственным руководством высших директивных органов”.[138]
Постановление ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. “Об Особом совещании при НКВД СССР” легализовало деятельность еще одного карательно-репрессивного органа. Особое совещание при НКВД СССР в ноябре 1941 г. получило широкие полномочия постановлением Государственного Комитета Обороны, который наделял правом “по возникающим в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасным преступлениям против порядка управления СССР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела”.[139]
Таким образом, НКВД приобретает союзно-республиканское значение, значительно расширяются его полномочия и сферы деятельности. На втором этапе репрессий в отношении несовершеннолетних образуются новые репрессивно-карательные институты – Военная коллегия, Верховный Суд, Особое совещание при НКВД. Продолжали также действовать репрессивно-карательные институты, созданные в 1917-1924 гг. В отличие от первого этапа в 1930-е гг. репрессивно-карательные приобрели централизованный характер, стали частью политико-экономической системы страны.
Значительные изменения в нормативно-законодательную базу политических репрессий внес 1934 г. 8 июня ЦИК СССР утверждает закон “О дополнении Положения о преступлениях государственных (контрреволюционных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления) статьями об измене Родине”.[140] Под изменой закон понимал действия, совершенные гражданами СССР в ущерб его военной мощи, государственной независимости или неприкосновенности территории, а именно: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу. Названная статья предусматривала расстрел с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах – 10 лет лишения свободы. Содержащееся в статье уточнение преступных деяний указывало на то, что их перечень не был исчерпывающим. Последующая репрессивная практика, по мнению Г.М.Ивановой, дала немало примеров расширенного толкования этой статьи.[141]
Дата добавления: 2019-02-12; просмотров: 113; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!